Вопросы мастеру

С этими словами Мастер зашел в открывшиеся перед ним двери:

– Ну, чего же ты ждешь?

Энж несколько мгновений не решалась войти, ведь каждый шаг делал ее все ближе к воспоминаниям, воскрешать которые в памяти было для нее болезненно. Она вспомнила вид разбитого полотна, «друга», как ни в чем ни бывало лежавшего перед ним в его осколках, а позднее переставшего существовать, вспомнила стон, с которым полотно обрушилось, и решительно сделала первый шаг навстречу новому. Впрочем, этот шаг был для нее самым тяжелым из всех последующих.

Полотно стояло прямо перед ней, сверкая золоченой рамой.

– Ну, встречай старого знакомого, – Мастер попытался шуткой разбавить повисшее напряжение.

– Что… что я должна сейчас делать?

– Подойди к нему… ближе, еще ближе, не бойся… Сейчас оно должно открыться тебе. Закрой глаза, постарайся найти для себя ответы на свои вопросы. Спроси сначала себя, кто этот человек, чем он сейчас занят… И когда судьба начнет свой рассказ, не пугайся.

И она увидела!

6

Весеннее утро. Генрих задумчиво смотрел в окно, за которым еще вчера стояла ненастная погода, а сегодня весеннее солнце сияло так, что приходилось жмурить глаза. Когда глаза закрывались, невольно вспоминался вчерашний день, а когда он вспоминался, Генриху хотелось напиться еще больше. Но на этот раз он сдержал себя.

Все, хватит. Сегодня закончен отсчет календаря. Сегодня приезжает друг, брат, человек, с которым жизнь связала его еще в детстве. Семейные дела разлучили друзей на неделю и вот, наконец, пришел долгожданный день разговора по душам, а ожидание его всегда волнительно, будто что-то внутри ждет освобождения, накапливается энергией поздних рассказов и споров.

Генриху было слегка за 30 лет, хотя выглядел он старше. Высокий брюнет, он был физически развит и мог бы показаться красавцем, но не был красив, скорее, его можно было назвать необычным, чем красивым. Кривая, однобокая улыбка, смеющиеся зеленые глаза и угловатые линии лица, которые обычно говорят о строгости характера, имели популярность у женщин, но влюблялись дамы не в его внешность, а в его голос. Именно голос был потрясающим, в нем слышался унисон церковного пения, шепот весеннего ветра, смех и глубина.

Растрепанные, непослушные волосы, словно являли собой олицетворение свободолюбивой души своего хозяина: они торчали в разные стороны на макушке, сначала из-за шрама, который с детства «украшал» его голову, а с годами из-за того, что их обладатель возымел привычку трепать их рукой.

Генрих обладал одной способностью, о которой не рассказывал никому: он видел некоторые не видимые для остальных людей вещи. Когда возникали ситуации, требующие его незамедлительного вмешательства, то разум играл с ним злую, как казалось на первый взгляд, шутку. Он видел нити, связующие людей, он видел предметы, олицетворяющие ситуацию, с помощью которых впоследствии мог понять саму суть проблемы и исправить то, что мог исправить. Он чувствовал опасность не на подсознательном уровне, как большинство людей с развитой интуицией: опасность возникала перед его глазами в виде предмета. Надежда, страсть, влюбленность, разочарование… Он видел, как они выглядят и какого они цвета и формы.

Эту способность он обнаружил у себя еще ребенком, просунувшись однажды утром после очередных отцовских побоев, и впал в депрессию, подобно человеку, осознающему, что на его голову свалилась серьезная напасть. Тогда он стал думать о наступающей смерти, ведь в молодости непонятное и таинственное всегда непременно имеет оттенок смерти… Но смерть не наступала, а непонятно откуда возникающие предметы стали больше походить на знаки, на указатели, понять которые он мог легко. Обдумав все снова, он решил, что сходит с ума, но позднее понял, что с приходом материализации чувств не теряет способность здраво мыслить, что наверняка должно было бы произойти в случае потери рассудка.

Вскоре он привык к этой способности и научился пользоваться ей, а чуть позже возблагодарил судьбу за то, что эта способность есть.

7

– Энж! – Она услышала оклик отца, видение исчезло.

Пытаясь объяснить себе самой происшедшее, она кивнула в знак того, что все в порядке. Но находясь под сильным впечатлением, не могла вымолвить ни слова.

– Кто он? – Не унимался Мастер. – Энж! Отбрось все мысли, они тебя запутают, а у нас совсем мало времени. Я отвечу на твои вопросы сам, задавай же!

– Почему… почему я его знаю?

– Это чувство возникает часто. – Мастер говорил быстро, – Чувство дежавю. Словно когда-то вы виделись и даже общались. Но это не так. И этого не может быть. Самое разумное объяснение этому то, что, погружаясь в судьбу, ты в какой-то степени чувствуешь человека, ее носителя. Ты словно думаешь его мыслями, смотришь его глазами, говоришь его языком, чувствуешь малейший отголосок в его душе. На какие-то моменты ты – и есть он. Но я сказал «словно», потому что это не совсем так. Но очень похоже… Ты привыкнешь.

– Кто он? – после объяснения Мастер повторил свой вопрос.

– Он… мужчина, молодой. И у него черные волосы! – воскликнула она, вспомнив. – Его мир не похож на наш! Он полон цветов и белого там очень мало. Его мир ярок, как и полотно.

Мастер рассмеялся. Да, в первый раз это кажется необычным, а он и забыл уже, как много нового несут в себе судьбы для начинающего мастера.

– Ничего удивительного в этом нет. Что он делает сейчас?

– Ждет. Думает.

– Ждет чего-то определенного?

– Не знаю, не поняла, чего именно.

– Так. Ты увидела, где он и кто он, теперь тебе нужно просмотреть его прошлое, чтобы понять его настоящее. На этот раз погружение будет дольше, намного дольше, – предостерег он, – просматривай его жизнь, кусочек за кусочком, скользи взором по самым судьбоносным событиям, пока не поймешь, чем он живет сейчас. Не уходи далеко и не погружайся вглубь, какой бы интересной тебе не показалась его жизнь, иначе можешь потеряться. Да и времени у нас нет совсем. Это очень смешно, но слова «нет времени» обычно произносят люди, у которых оно, хотя бы фактически есть. Вот у кого его действительно нет, так это у мастеров… Приступай.

– Я не смогу… – запаниковала она.

– Сможешь, настройся на то, что как только поймешь его до конца, будешь с ним на одной волне, как мы с тобой, то вернешься сразу. И постоянно думай об этом: что нужно вернуться для того, чтобы помочь.

Паникуя, но испытывая захватывающее чувство погружения во что-то доселе неизвестное, она шагнула к полотну и закрыла глаза…

8

Едва Генриху исполнилось десять лет, как в семье де Бурье начались проблемы. Пьянству отца не было предела, что отнимало жизненные силы у матери Генриха, пока, в итоге, не отняло их совсем.

Каждому из людей нужно что-то нести за пазухой сквозь жизненные невзгоды, какое-то чудо, которое грело бы и придавало сил, когда они заканчиваются. Этим чудом для молодого человека и стала любовь к матери, она давала ему силы жить и быстро успокаиваться после отцовских побоев. С детства безответный и терпеливый, Генрих не мог ответить отцу злом.

Все перемены к лучшему приходят в нашу жизнь через страдания и боль. Чтобы чего-то дождаться, нужно страдать, иначе никак. Важные перемены всегда приходят в жизнь, ступая по ранам.

Так и произошло: настал день, когда удары были сильнее, чем обычно, обида сильнее, чем всегда. День, который изменил многое и расставил точки там, где положено. Он был летним и солнечным, он был днем, с которого начиналась новая жизнь.

Этим днем лекарь, уже неоднократно перевязывающий раны Генриха, после наложения очередных швов задал измученному ребенку вопрос:

– Не надоело ли вам, молодой человек, так жить? Побои постоянные.

Генрих молчал, слезы жгли лицо.

– Я лишь что сказать вам хочу… Пора бы научиться отвечать на такие действия, пока не остались калекой.

– Как… Где и кто меня научит? Вы? – Истерически расхохотался Генрих в ответ. Он и сам знал, что так долго продолжаться не может, но ничего не мог поделать. Чувство безысходности подкатило к горлу и стало трудно дышать, в глазах потемнело, в ушах раздался шум…

Генрих очнулся лишь поздним вечером, и увидел, что пожилой человек по-прежнему сидел на краю кровати. Его лицо светилось от пламени свечи, что придавало оттенок заговора его словам:

– Я могу вам помочь.

– Помогите! – Тихий шепот сорвался с сухих губ обессиленного ребенка.

– Я приду завтра, мы все обсудим, хорошо? Сейчас надо поспать. Ваш разум не способен пока воспринять трезво то, что я хочу сказать вам.

– Только обязательно приходите! Не оставляйте меня! – Когда придете? Мне отправить за вами? – Вопросам Генриха не было конца.

– Завтра утром загляну, хорошо? – Лекарь улыбнулся, укрыл больного одеялом и распрощался.

Он приходил каждый день утром и рассказывал, рассказывал… о школе фехтования, кулачном бое, о мальчишках, которые в свои молодые годы могут дать отпор даже бывалым солдатам, о силе, и как ею управлять, о благородстве и чести… Молодые люди впечатлительны и порывисты и Генрих, как любой юноша в его возрасте (а ему на тот момент было всего двенадцать) был впечатлен чрезвычайно. Благодаря нетерпеливому желанию быстрее окунуться в это приключение, он уже через неделю явился по указанному адресу. Позднее, чтобы не отвлекаться от занятий, Генрих временно жил в школе. Ему нашлось место в каморке библиотекаря. Так, днем были занятия, а вечерами чтение книг и перевод латыни.

И вот, когда добрая половина библиотечных книг была прочитана, а на теле не осталось синяков и ссадин, шов на голове зарос черными, как смоль, волосами, в его душе установилось умиротворение, и он был готов к тому, чтобы вернуться домой.

Но сложилось так, что встречи не случилось. Вернувшись домой, Генрих узнал, что отца нет больше в живых: случайная уличная драка унесла жизнь последнего его родителя.

Он остался один в большом, родном, но по большому счету совершенно чужом доме, где не осталось ни одной родной души, но жили призраки прошлого. В отличие от страха унижения и физического насилия, страх одиночества был намного сильнее, потому что теперь, когда он знал, как защитить себя от взрослого человека, по иронии судьбы он не имел ни малейшего представления о взрослой жизни. И этому мастерству нельзя было хотя бы плохонько научиться за две недели в отличие от кулачного боя и мастерства фехтования.

Итак… Генрих стал делать первые осторожные шаги своей новой взрослой жизни. Для начала и не без помощи друзей и покровителей, он привел в порядок расходные дела. Старый дом ждал вложений и забот. От окон до ворот, от сада до конюшни – все было запущено и ждало руки хозяина.

Со временем молодому человеку понравилось узнавать родовое гнездо заново. В доме было много комнат, вход в которые ранее для него был закрыт. Сейчас же, вооружившись связкой ключей, он был полон душевного трепета. За каждой дверью открывалась своя история, ее шептали книги, зеркала, старые пыльные шторы, старые светильники с огарками свечей… Он нашел много вещей, принадлежавших его матери. Собрав их все до одной, он соорудил своего рода алтарь ее памяти, где практически каждый день, хоть на несколько минут, но устраивал молчаливый диалог с ней.

Генрих не смирился с ее уходом. Даже могилу не посещал часто, потому что для него матери там не было, там было только ее имя, высеченное в камне. А сама она была здесь, рядом: в ее вещах еще был ее запах.

По отцу он не скучал. Но, как насмешка судьбы, он видел его каждый раз, как смотрелся в зеркало… Не желая быть похожим на него, Генрих сменил белозубую улыбку на кривую усмешку, взял за привычку чуть прищуривать глаза… и вот уже воспоминания об отце приходили не так часто, а со временем практически исчезли вовсе.

Взрослая жизнь его представляла терпкий коктейль приключений и здравого смысла, дружбы и чувства долга, бесконечных любовниц и увлечений с легкой изюминкой бесшабашности… Но прошлая ночь заставила вспомнить все.

9

Энж открыла глаза и услышала похвалу отца:

– Ну надо же! А ты молодец!

– Я уже здесь? Но я не делала никаких попыток вернуться, мгновение назад я была там и возвращаться не собиралась!

– Ты все время была здесь, Энж. Представь, что ты погружаешься в судьбу, как в сон. Ты засыпаешь, а причина пробуждения тебе не ясна. У каждого есть тоненькая ниточка сознания, именно она-то и возвращает его в реальность тогда, когда нужно… Что ты видела?

– Маленького мальчика… и уже взрослого мужчину.

– Теперь посмотри на судьбу. Что нужно туда добавить?

Она молчала минуту, а потом посмотрела на отца так невинно, что это заставило его рассмеяться от души:

– Ну, конечно же, что я спрашиваю? Конечно же, ты хочешь добавить любовь!

– Я хочу согреть его, хочу, чтобы он ожил. Он в растерянности сейчас!

– Опять ты хочешь дать ему «счастье»! Энж, это тебе не под силу. И его растерянность легко объяснима: ты недавно разбила его судьбу, и, что он испытал при этом, один Всевышний знает. Но это должно быть болезненно, где-то на грани реальности, потому что многие люди сходят с ума от этого. Пережив это, он, конечно же, чувствует пустоту. Ибо всегда после такого сильного чувства приходит пустота. Будь это боль или радость, любовь или ненависть, всегда взамен ему придет пустота, запомни это.

– Разве не любовью можно ее заполнить? Посмотри на его полотно, как мало розового цвета было в его жизни! Один, – она стала их пересчитывать, – второй, меньше намного…

– Зато много красного! – Проворчал Мастер. – Слишком много страсти…

– А ведь он молод! Когда еще добавлять любовь, если не сейчас!

– Много ты знаешь! Вот дай девчонке распоряжаться чьей-то судьбой, как она тут же окрасит все в розовые тона!

Энж, поджав губы, молчала.

– Добавляй, но только помни! Он взрослый мужчина, и поэтому в его возрасте любовь может означать, скорее всего, любовь к женщине. – Мастер указал на полотно, акцентируя внимание на каждом розовом кусочке. – У нас нет времени проверять, но вот этот, самый ранний и большой: Это наверняка любовь к матери.

– И он несчастен, потому что она умерла! – выпалила Энж в свою защиту.

– Он счастливец, хотя бы из-за того, что знал ее! – воскликнул Мастер и продолжил. – Вот эти, поменьше, скорее имеют оттенок дружбы… Хорошо, добавляй любовь, -одобрил он.

Энж радостно подпрыгнула и осторожно опустила руку в стеклянную емкость с разноцветными кусочками, пытаясь найти среди всевозможных чувств то самое, единственное, которое всей душой хотела подарить судьбе… И она его нашла! С торжествующим видом Энж извлекла из емкости с чувствами великолепный, огромный розовый осколок.

Глаза ее снова загорелись розовым свечением, в цвет кулона на шее.

– Теперь поднеси к полотну. – Был приказ Мастера. – К верхней части, туда, где конец его жизни…

Что она и сделала, и вскрикнула от неожиданности, когда кусочек сам, словно магнит, выскочил из ее рук и пристал к полотну, где изменил форму, сливаясь с соседними чувствами.

– Ты довольна?

– Да, – она улыбнулась и задала мучивший ее вопрос, – Это ведь осколок от его прошлой судьбы, значит, эта любовь уже была в его жизни до того, как я разбила полотно?

– Была, – Но это не значит, что он переживал ее. Вернее, в судьбе была, но в жизни не обязательно.

– Он ее узнает?

– Ты разбила целое полотно. Оно не побелело еще, но его сбор был окончен. Сможет ли он узнать ту любовь, которая была у него в судьбе, пусть даже, может, еще не прожита? На подсознательном уровне – да. Разбив полотно, ты наделила этого человека сильной интуицией. Не только любовь он может узнать, но и все остальное тоже, ведь когда полотно было достроено, у него уже было будущее, он его чувствовал, а потому сможет узнать. Он будет легко угадывать, где его поджидают опасности, где прячется ложь, а где – предательство. Он будет, словно кем-то ведомый, обходить плохое стороной, заранее предугадывая его. Ты наделила его чутьем в явной форме… Хорошо ли это? Как-нибудь я расскажу, но сейчас нужно продолжать…

– Что теперь?

– Ты же Мастер, – он развел руками. – Но экономь светлые тона, Энж. Просто подумай о том, что тебе придется выставить все осколки, которые перед тобой, а среди них есть и темные.

– Да, я помню, – успокоила она его.

– Тогда приступай, он ждет.

Она колебалась.

– Энж, ты должна! Приказываю тебе! – прикрикнул он на нее.

Так быстро, как сама от себя не ожидала, она схватила два темных кусочка из вазы и вставила в полотно… Принимая их, полотно вздрогнуло.

– Не бойся, оно всегда дрожит, когда в него вносишь темное.

– Я хочу посмотреть, к чему привела моя работа.

– Разрешаю тебе посмотреть тогда, когда ты закончишь ряд. Но ты это сделаешь уже без меня. Мне сейчас предстоит много работы. Я ухожу, но буду приглядывать за тобой, не наделай ошибок, Энж.

– Я боюсь оставаться одна, не уходи!

– Это нормально. Успокойся и приступай.

Мастер потрепал дочь по щеке и развернулся, намереваясь уйти.

– Отец, стой!

Он не обернулся.

– Я хочу твою музыку! Я хочу, чтобы играла твоя музыка! Пожалуйста!

По-прежнему не оборачиваясь, Мастер чуть замедлил шаг, поднял правую руку и громко щелкнул пальцами…

Музыка заиграла.

10

Решив прогуляться по городу, дабы убить время и немного развеяться, Генрих направился на довольно безлюдную улицу, единственной достопримечательностью которой была оружейная лавка. Здесь он мог часами разглядывать шпаги, ножи, мечи, стилеты… Впрочем, к радости хозяина, который всегда был рад постоянным клиентам и знал, что сегодня точно будет доставлять оплаченный товар по уже давно знакомому адресу.

О, какие там были стилеты! Острые, как ничто другое, красивые. А шпаги! Они просто были созданы для него – в каждой он узнавал свою вещь. Как свистели они, разрезая воздух!

Словно мальчишка, представляя перед собой невидимого противника, Генрих сделал пару выпадов, остался доволен качеством оружия и уже представлял кое-что из увиденного в своей коллекции, как внимание его привлек смех, доносящийся с улицы. Смеялись молодые парни, шедшие довольно большой компанией мимо оружейной лавки.

Вдруг, Генрих увидел, но лишь на мгновение, как от их компании отделилась женская фигура в голубом плаще.

Он отложил в сторону оружие, вышел на улицу. До его ушей донеслись шутки по поводу красоты женщины и куча непристойных предложений, сопровождавшихся громким смехом.

– Да вы посмотрите на ее руки, может быть, у нее есть муж?

– Давайте снимем с нее перчатку и посмотрим, как следует! – Снова раздался громкий хохот.

Кто-то хотел схватить женщину за руку, но Генрих опередил его. Буквально выдернув незнакомку из пьяной компании, он закрыл ее от присутствующих своей спиной.

– Э! Ты кто такой! – послышались возмущенные возгласы. – А ну, отойди! Жить надоело? Ступай своей дорогой!

– Кто первый? – Среди пьяных голосов раздался спокойный голос Генриха.

Девушка вскрикнула от испуга.

– Не надо, пожалуйста, – Послышался ее голос за спиной нашего героя. – Не нужно!

Нежный и испуганный голос. Этот голос необычайным образом добавил ему сил и веры в то, что он делает все правильно.

Противники бросились на него все разом. Удары наносились со всех сторон, но он ждал. Ждал, пока наступит болевой предел, пробуждающий здоровую ярость, необходимую для боя. И почувствовал ее спустя всего лишь несколько секунд, после чего рука будто сама выхватила нож из-за пояса…

Ножом он действовал умело, каждодневные тренировки с холодным оружием сдружили его с ним и теперь холодный металл резал там, где это было нужно, отражал удары всех, кто посмел покуситься на жизнь хозяина, не подводил ни разу… Первый, второй, третий… В уме Генрих уже привычно вел счет отраженным и нанесенным ударам, и как всегда при виде крови соперника думал, что не сможет остановиться…

Из оружейной лавки выбежал хозяин с двумя заряженными мушкетами и выстрелил в воздух, чем отвлек внимание дерущихся, и в наступившей секундной паузе, смог передать оружие Генриху. Завидев пистолеты, молодые люди стали отступать, драка была прекращена, и вскоре на пустынной улице наступила тишина.

Генрих повернулся к спасенной женщине. Черные волосы обрамляли светлое личико. Голубые глаза смотрели на него со страхом: в его руке все еще был нож, испачканный кровью.

– Я напугал вас? – он спрятал нож за пояс, -Простите меня, ненавижу преследователей.

Девушка присела в реверансе и развернулась, собираясь покинуть злополучное место.

– Постойте! Позвольте проводить вас. Вы же сами видите, что тут не безопасно.

– Не нужно, – последовал ответ.

– Я буду следовать за вами на расстоянии нескольких шагов.

Они быстро шли по мостовой и молчали. Она старалась идти быстрее, но не бежать, чтобы не выдать своего страха, а он-не хотел отпускать ее, терзаемый предчувствием чувства, но не желающий, чтобы все походило на сцену преследования.

Генрих первым нарушил молчание.

– Вы немного растеряны, не знаете здешних правил? Молодая леди вашего возраста не должна ходить одна по безлюдным улицам без прислуги. Но вы ведь недавно в нашем городе?

– Откуда вы знаете? -Вздрогнула она и позволила ему догнать себя, а когда встретилась с его взглядом и увидела улыбку, то не смогла сдержать свою, зарделись очаровательные ямочки на бледных щеках.

– Вы правы, впредь я буду осторожна, – произнесла она, как заметил наш герой не из-за того, что действительно так решила, а из-за того, что нужно было что-то сказать.

Теперь они шли рядом.

– Осторожной? Не надо, право. Просто чуть больше благоразумия. Кто вы? Как ваше имя?

– Вам незачем знать мое имя, я здесь недавно и надолго не задержусь. Я благодарна вам, но у меня нет желания заводить знакомства в этом городе. Вы… вы же помогли мне не для того, чтобы самому меня преследовать?! – она остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.

Погружаясь в них, словно в омут, Генрих поддался безумной игре фантазии, уносящей его навстречу придумываемым на ходу событиям. Они всплывали яркими цветными картинками одно за другим. Дежавю…

Голубые глаза, черные волосы и слегка вздернутый носик… а кожа… Он почти почувствовал ее сейчас на своих губах, он определенно помнил ее запах… Внезапно до боли знакомое чувство ее присутствия завладело им, к горлу подступил комок счастья, Генриху захотелось улыбаться от всей души.

– Оставьте меня, – в повисшей минутной паузе раздались ее слова.

– Я не могу, -он развел руками.

– Почему?

– Я влюблен.

– Мне надо идти. – Она вздрогнула, увидев в конце улицы силуэт. – Это за мной! Пожалуйста, уходите!

– Скажите мне ваше имя.

– Не могу, прошу вас! Умоляю, уходите!

– Всего лишь ваше имя.

– Прощайте!

Позже, обрабатывая раны и ссадины, Генрих вспоминал эту встречу с улыбкой и печалью. Странное чувство дежавю, которое возникло у него тогда при взгляде голубых глаз незнакомки, он уже признал странным, а потому глупым. Сделал вывод, что прочитал слишком много романов и возомнил себя героем одного из них. Как же! Настоящий рыцарь обязательно должен полюбить даму, которую спас от злодеев. Этот постоянно повторяющийся эпизод из книг и сыграл с ним злую шутку. Вот так все банально и глупо.

Генрих уже забыл, что еще совсем недавно был готов разыскать незнакомку всенепременно.

Сегодня он уже почти смог ее отпустить и забыться.

11

Мастер с удивлением смотрел на дочь. Еще никогда эти стены не видели такого: грациозно, временами импульсивно, Энж танцевала. Под его музыку. Сколько же раз Мастер слышал ее! Знал каждую ноту, каждое созвучие, она всегда помогала ему творить, открывая двери в личное вдохновение.

Сейчас же, смотря на танцы дочери, он думал о том, как же удивительно, что два Мастера по-разному воспринимают музыку. И почувствовал легкий укол ревности, подобно человеку, наблюдающему за тем, как кто-то другой обращается не должным образом с его любимой вещью… Мастеру казалось, что танцы здесь не к месту, и он хотел забрать музыку обратно. Она его, и обращаться с ней так не стоило точно!

Но как Энж танцевала! Кружилась, вскидывала руки вверх, разводила их в стороны. Ее босые ноги словно не знали покоя: то вышагивали вперед, то назад, то осторожно ступали, словно крадучись.

Вскоре она заметила отца, наблюдающего за ней и, смутившись, перестала танцевать.

Мастер рассмеялся:

– Я помешал?

– Нет… Это я забылась.

Ему не нужно было подходить к полотну, чтобы понять, что ряд был закончен. И дочь уже наверняка просмотрела свою работу и осталась довольна результатом, чем и объяснялись ее неудержимые танцы.

– Давно ты была там?

– Недавно.

– Любовь не осталась незамеченной? – он усмехнулся.