Ленни Голд в поисках самого себя. Бхуми

Демон, внутри самого наглого типа, управлял его рукой с ножом и, криво усмехаясь, следил за действиями человека. А тот, вонзил нож в грудь кучера несколько раз, склонился над лицом умирающего и с нескрываемым наслаждением наблюдал, как из того вместе со струйкой крови изо рта, вытекает жизнь.

Лошадь увели, а ее хозяин остался лежать на мостовой узкой безлюдной улочки в кровавой луже.

Но Ева и Ленни этого не видели. Вскоре и ночной город скрылся за деревьями.

Теперь добираться до пункта назначения, тупиковой железнодорожной станции, придется пешком и без денег, отданных за перевозку вещей.

Они шли всю ночь и весь день по тропинке вдоль главной дороги и при появлении чернорубашечников прятались в зарослях, останавливались только, чтобы наскоро поесть и немного передохнуть, избегая заходить в близлежащие деревушки. Идти прямо по ней, не таясь, и отдыхать на ее обочине уже было слишком опасно. На ней уже вовсю хозяйничали наци, упоенные безнаказанностью и непротивлением загипнотизированных неариев. Они носились по ней на лошадях или шли небольшими группами, не строевым шагом, но и не как гражданские.

Ева переживала, что сын не сможет осилить столь напряженное передвижение, но Ленни оказался настоящим маленьким мужчиной, не позволяющим себе ни слова недовольства, ни упреков, ни капризов.

– Мама, куда мы идем?

– Мы должны сесть на поезд, который увезет нас из этой страны, здесь для тебя слишком опасно.

– Почему только для меня? А для тебя?

– Для всех опасно, но ты должен остаться живым, даже ценой моей жизни.

– Почему ты так говоришь? Я не понимаю.

– Поверь мне. И смотри под ноги, пожалуйста, у нас нет времени даже на то, чтобы спотыкаться.

Это был чуть ли не единственный диалог за весь путь. Говорить было некогда, это сбивало дыхание, но отсутствие разговоров заменяли нежная забота и участие. Когда мать спотыкалась, сын поспешно протягивал руку, на которую она могла опереться. Когда стало прохладно, мать прижала сына к себе, накрыв своей шалью. Они делили поровну всю еду. По очереди несли чемодан.

Мать вела Ленни куда-то, ориентируясь по только ей известным приметам и слушая ведение ангела.

В конце дня, чтобы переночевать, они свернули с тропинки на еле заметную, заросшую травой колею, которая вывела их к маленькому хуторку из трех домов. Он приютился на берегу небольшой речушки у подножия невысокого холма. Он так густо зарос деревьями и кустарником, что казался сплошной ярко-зеленой массой.

Это место выглядело безлюдным, хотя лаяли собаки, мычала корова, где-то кудахтали куры, мостясь на ночлег. Но когда Ева и Ленни начали стучать во все дома по очереди, то обнаружили, что те действительно пусты. Двери открыты, но внутри ни души. Было похоже, что их покинули неожиданно и в спешке.

Мать, не обсуждая странную ситуацию, но с очень обеспокоенным видом повела Ленни в последний дом, что стоял в отдалении от дороги и вплотную упирался в заросли. Он был настолько поспешно брошен хозяевами, что табуреты грубой работы валялись в беспорядке, а на столе все еще стояла посуда и еда, приготовленные для трапезы.

Сваренный в мундире картофель в котелке, чуть зачерствевший, нарезанный толстыми ломтями хлеб на разделочной доске, кислое молоко в кувшине и растаявшее сливочное масло в миске дожидались своей участи на скатерти из грубой самодельной ткани. Еда еще не испортилась. Можно было поесть и не быть обвиненным в воровстве. Ну, а после отдохнуть, не опасаясь быть выгнанным.

Что случилось, что хозяева бежали, забыв обо всем, кроме своей жизни?

Да, Еве не пришлось никому ничего объяснять, ни упрашивать пустить переночевать и поесть. Им было предоставлено все: и еда, и постель и… страх, и гнетущее ощущение опасности.

Они поели в сумерках, благодарные неизвестным хозяевам, не зажигая света, хотя на столе в глубокой тарелке стояла толстая восковая свеча, и рядом лежали приготовленные спички.

Пока окончательно не стемнело, мать обошла дом в поисках укрытия на случай нежданных гостей, постучала по доскам на полу, заглянула под кровать и в громоздкий шкаф, но единственно возможным вариантом убежища был лес за окном.

Они легли на широкую постель, укрывшись грубым самодельным покрывалом. Ленни мгновенно заснул, а к Еве сон долго не шел, хотя она очень устала. А вставать нужно было засветло.

Ветер насвистывал ночную мелодию в трубе, ветви кустов рядом с домом стучали в окна, внутри стояла жутковатая тишина. Далеко за полночь она забылась тяжелым, но чутким сном, готовая в любое мгновенье проснуться.

Вдруг тишина за окнами разбилась вдребезги и вонзилась в их сердца осколками страха. Ангел Евы разбудил ее. Она соскочила с кровати, спросонья напряженно вслушиваясь в происходящее снаружи. Множество голосов, звуки бьющегося стекла, дикий хохот, непристойная ругань и вспышки яркого пламени за окнами. Она затормошила сына:

– Ленни, вставай, надо уходить, быстро. Ленни!

Подвела сонного, теплого и испуганного мальчика к окну, которое выходило в лес, распахнула его и горячо зашептала прямо в ухо:

– Иди вверх по холму, сразу под ним должна быть тупиковая железная дорога с нашим поездом. Он формируется в Швейцарию, отправляется рано утром, ходит два раза в неделю. Если не успеешь завтра, сядешь через пару дней, там же на вокзальчике и заночуй. Но ты должен пробраться в него. Только не садись в вагоны, а иди к паровозу. О нас договорились с машинистом, у него усы, закрученные в колечки. Ему заплатили, поэтому ты ничего не должен говорить ему, ничего не должен платить, только покажи медальон у себя на груди. Он высадит, где нужно, там тебя встретят, все расскажут, дадут жилье, позаботятся. И еще. Не забудь молитву. Верь себе.

– А ты?

– Я… – Она положила руку на сердце и тихо застонала.

В это мгновение дверь распахнулась от сильного удара. Единственная комната ярко осветилась заревом горящего рядом дома.

– Здесь кто-то есть! – Раздался крик. – Стой!

Ева закрыла собой Ленни, при этом вытолкнув его за окно.

– Беги же уже.

– Мама! – С ужасом в глазах и немым криком на губах Ленни выпал, даже не почувствовав удара, и пополз в темноту.

Ева метнулась к столу, на котором лежал кухонный нож. Подбежавший к ней человек, упал на колени, захрипел, задыхаясь, с выпученными покрасневшими глазами, не понимая, что происходит. Ангел Евы схватил того за шею, а она приставила нож к его горлу. Но тут снаружи вовнутрь метнулось черное кнутовище бича и обвилось вокруг шеи ее ангела-хранителя. Чтобы освободиться от удавки, ему пришлось отпустить человека, угрожающего его подопечной. Послышался резкий крик, после которого в комнату ворвалось еще несколько человек.

Подбежавшие к Еве люди с пивным перегаром, в пропотевших черных рубашках заставили ее отдать нож и не шевелиться. Она, понимая, что сопротивляться бесполезно, стояла спокойно, нахмурив брови и плотно сжав губы.

В дверном проеме появился невысокий силуэт мужчины с женственными формами, узкими плечами и широким тазом. Он шел против света, поэтому не было видно его лица и трудно было определить возраст. Но походка и манера держаться несомненно указывали, что он уверен в своей силе и абсолютном превосходстве.

Он не спеша подошел к Еве. Взял ее за подбородок двумя пальцами, внимательно разглядывая в неровном желтом свете огня.

– Красивая, – констатировал он. – Кто был с тобой?

Он знал, что от нее не дождешься ответа, хотя опытный глаз шпиона уже отметил две грязные тарелки и две смятые подушки. Она была в одежде, значит, спали одетыми.

– Где он? Или она? В лесу? – Он на мгновение оставил ее, выглянул в темноту открытого окна, застыл, прислушиваясь и принюхиваясь, повернулся к своим людям, – а, впрочем, сейчас это не важно, – он плотоядно втянул запах молодой женщины, – я так думаю, кто бы там ни был, опасности он не представляет. Выведите ее наружу.

Ленни отполз в непроглядную темень чащи кустов и лежал, стараясь не производить ни звука. Он выждал, пока человек со знакомым профилем отойдет от окна, и бросился бежать вверх по холму, по наитию выбирая дорогу.

Но внезапная мысль об оставленной, беззащитной матери взорвалась в его мозгу, до этого наполненного только страхом, и заставила остановиться. Чувствуя относительную безопасность, не слыша звуков погони, он медленно повернулся к дому. Холм хоть и был невысокий, но настолько зарос деревьями и кустарником, что даже днем трудно было бы отыскать кого-либо в зарослях, не то, что в темноте.

Ленни стоял уже достаточно высоко над домами, чтобы отчетливо видеть, что происходит внизу. Он видел, как его мать вывели из дома, где они ночевали, как ее повели к небольшой площадке перед горящими строениями.

Здесь группа людей остановилась.

Офицер в штатском, неторопливо шедший немного позади, видно, скомандовал отойти им в сторону. Хотя все были пьяны, его послушались беспрекословно, быстро и четко выполнили приказ.

Сверху хорошо было видно этого молодого мужчину с волевым лицом. Прядь седых волос придавала бы его лицу благородство, если бы не нос хищника, тонкий с еле выступающей горбинкой, нависающий над маленьким ртом с тонкими губами. Кончики рта всегда неудовлетворенно опущенные, сейчас дрожали в довольной ухмылке. Глаза цвета голубой стали, отражая огонь, казались желтыми. Их взгляд был самоуверенным и пронзительным, как у человека, наделенного безграничной властью, однако, не обделенного чувством красоты.

В нем Ленни узнал Адольфа, с которым разговаривал совсем недавно в сквере, в ожидании мамы. Он не видел ни белого воина матери, ни двух черных ангелов нечаянного знакомого незнакомца, которые были намного выше подопечных и более мощного сложения, но напряжение между ними чувствовал хорошо даже со своего места.

Черные ангелы стояли, сложив руки на груди, широко расставив ноги, слегка опустив голову, и оценивающе исподлобья разглядывали соперника. Белый же ангел положил руки на плечи Евы, и готов был защищать ее даже ценой своей собственной гибели.

Адольф смотрел на женщину и видел не только красоту, но и ее решимость пожертвовать собой ради кого-то. Ради кого?

– Ты кто? – Спросил он по-немецки, и не дождавшись ответа:

– Кто был с тобой? – Спросил по-английски.

– Муж? – По-итальянски.

– Ребенок? – По-русски.

Он уже не ждал ответов. Он видел их по глазам, с удивлением осознавая, что она его понимает. Белое крыло заслонило ей лицо. Ева опустила глаза и больше их не поднимала.

– Смотри на меня, – резкий раздраженный голос издал приказ по-французски.

Задавая вопросы, он подходил все ближе и ближе, пока не оказался в шаге от нее. Черный ангел справа протянул руку к Еве. Белый хранитель оттолкнул ее, что воспринялось, как повод начать поединок. И они сцепились друг с другом врукопашную.

Адольф, скопировав движение своего ангела, поднес свою руку к лицу Евы. Почти не касаясь, поправил растрепавшиеся после сна волосы, в точности повторив жест уже своей амазонки, стоявшей у него за плечом слева, и которая по достоинству оценила человеческую красоту. Она зашла за спину женщины и провела рукой по заплетенным волосам. Но тут ей стало не до человека. Белый ангел споро нападал на ее собрата, легко отбивался, и она поспешила к более интересному для нее занятию.

Но Адольфу это нравилось. Он обошел мать сзади, расплел косу, разложил пряди на спине, отдал должное и их красоте. Мать резким движением перебросила волосы вперед, обнажив маленький участок шеи, к которому тотчас же потянулась холеная рука. Он провел тонким указательным пальцем с обкусанным ногтем по гладкой коже шеи, отчего Ева вздрогнула от отвращения, а Адольф едва выдохнул ей в маленькое ушко вкрадчивым, обольщающим голосом:

– Я вот думаю, хочу ли я тебя настолько, чтобы не отдать тем вонючим трусам и посмотреть, кто придет тебя защищать? – Он говорил это уже на иврите, медленно склоняясь к ней для поцелуя в шею, успел вдохнуть запах ее кожи и волос. Запах свежести невинности, как пахнут только девственницы. Но она резко повернулась и оттолкнула его, удивленного своим открытием. Адольф схватил ее, пытаясь притянуть к себе, но встретил сопротивление по-детски отчаянное и безрезультатное.

– Пожалуй, я хочу тебя, – пробормотал он на немецком. Молчаливое противоборство жертвы возбудило его, ее запах манил.

Хранитель Евы после упорного сопротивления двум искусным воякам был повергнут. Черный ангел навис над ним, приставив острие меча к горлу, как бы размышляя, что делать. Параллельно с ними Адольф в борьбе повалил мать на землю. Она лежала на спине, упираясь ему руками в грудь, тяжело дышала и бесстрашно смотрела ему прямо в глаза.

– Но не здесь, – он быстро встал, порывистыми движениями поправил костюм. – Отведите ее в дом.

Два человека молча отделились от группы людей, стоявшей неподалеку, не смея ни хихикнуть, ни отпустить пошлые шуточки, подошли к распростертой на земле, растрепанной матери и грубо, рывком подняли ее. Белый ангел извернулся, оттолкнул черного и бросился к подопечной, пытаясь закрыть ее собой, но его удержали за крылья. Амазонка взвилась над ним и с улыбкой превосходства резким и сильным движением отрубила их. Ангел, упал ничком и пополз в сторону горящего дома. В это время Ева внезапно с неожиданной силой вырвалась из рук тащивших ее молодчиков и исчезла в импровизированном погребальном костре.

«Мать, береги его», – были ее последние слова. Белый ангел протянул к ней руки и застыл на одном месте, становясь все более прозрачным, пока не исчез совсем.

– Мамааа!!!

Все повернули головы на голос отчаяния, долетевший с холма.

– Понятно, с ней был ребенок, – пробормотал Адольф, – хотел бы я посмотреть на плод невинности.

Адольф имел много женщин, он видел много смертей, но эта женщина и эта смерть его впечатлили. Он пробормотал про себя:

– Я буду искать ребенка? Зачем я буду искать ребенка? Я отвечу на этот вопрос только тогда, когда найду его.

Черный воин уже стоял у него за спиной, сложив на груди руки. Амазонка, вставила меч в ножны, откинула назад растрепавшиеся в битве волосы и встала в ту же позу. Адольф повторил их жест. Так они и стояли, глядя на огонь. А тот удовлетворенно потрескивал и постанывал, фейерверком выбрасывая в ночной воздух яркие искры.

Горе и отчаяние Ленни были до того велики, что он ни о чем не мог думать, только тяжело дышал и твердил одно и то же слово, пульсирующее у него в голове: «Мама». Когда он настолько успокоился, чтобы идти, на ум сама собой пришла молитва, выученная только ради матери. И он начал автоматически ее проговаривать: «ОМ ТВАМЕВА САКШАТШРИ МАХАЛАКШМИ МАХАСАРАСВАТИ МАХАКАЛИ ТРИГУНАТМИКА КУНДАЛИНИ САКШАТШРИ САХАСРАРА СВАМИНИ МОКША ПРАДАИНИ САКШАТШРИ НИРМАЛА ДЕВИ НАМО НАМАГА».

Десять, сто, тысяча раз, быстро, без остановки, не думая.

Хотя весь день было пасмурно, и тучи ни разу не позволили ни самому солнцу, ни даже лучику, поприветствовать землю, сейчас как будто специально для него одного открыли другое светило.

Полная луна осветила ему то, что трудно было бы назвать дорогой, но что вело его в верном направлении. И звезды воспользовались возможностью показаться земле во всем своем блеске.

А одна из них, особенно большая и яркая, сорвалась с места и начала быстро приближаться к Земле, становясь все больше и ярче. Когда она соединилась с Землей, никто ничего не почувствовал, не последовало ни взрыва, ни землетрясения, ни цунами, но маленький городок в самом центре Индии, место куда она упала, озарилось светом, подобным радужному северному сиянию, не свойственному южным широтам.

В момент соприкосновения из спины Ленни расправились крылья, поднялась голова, а потом от него отделился белый ангел. Он потянулся, сделал несколько разминочных движений головой, руками, крыльями, как после долгого пребывания в одной позе. Догнал быстро идущего мальчика и пошел чуть впереди, изредка помогая ему легким прикосновением, то нацеливал в нужную сторону, указывая дорогу, то раздвигал ветви кустарников, то отпугивал ночных хищников, которые уходили нехотя, недовольно скаля зубы и рыча, но мальчика не трогали.

Ленни нужно было добраться до поезда во что бы то ни стало. Так говорила его мама. Каким образом, ведь он не знал дороги? Он просто шел туда, куда вел его ангел. И даже сделал свое первое открытие: оказывается, слушать себя очень легко, просто идешь туда, куда тебя как будто бы направляют. Как будто тебя ведет мать, а она всегда знает куда идти. Главное не думать.

Ангел был доволен: малец не сопротивлялся, стало быть, с так называемой на человеческом языке, интуицией, способностью чувствовать не просто присутствие ангелов, но их ведение, у него все в порядке. Людей с таким чутьем очень мало, и поэтому хранителям приходится подолгу ждать внутри каждого своего пробуждения.

Исцарапанный, но не обращающий внимание на боль, не чувствующий усталости, Ленни быстро двигался вперед. Он просто шел и все твердил и твердил неизвестные ему слова, которые вдруг стали родными и как будто понятными. Будто мама снова была рядом, вела его за руку, грела, прижимая к себе, и, время от времени, ерошила ему волосы на макушке.

И вот он уже стоит на вершине. Совсем немного отделяет его от поезда с долгожданными безопасностью и отдыхом, нужно просто спуститься, что по умолчанию всегда быстрее. Отсюда уже можно было видеть пути с составами. Один из них был тем самым товарным поездом с единственным пассажирским вагоном с ярко освещенными окнами и снующими вокруг и внутри него людьми.

Но «вдруг» Ленни поскользнулся и скатился вниз. Собрав последние силы, так как уже было довольно светло, он опять пополз наверх.

Но чего Ленни не знал, так это то, что ему туда никак нельзя. Опытному разведчику, каким был Адольф, особенно с такими помощниками, как его ангелы, нетрудно было вычислить цель и маршрут движения двух беглецов. Он знал, как сюда быстро добраться. У него имелись все средства, люди, а главное было неудовлетворенное любопытство.

Поезд уже проверяли. И ангел Ленни подставил подножку, чтобы мальчик хоть ненамного сбавил скорость. Но тот был упорным малым, несмотря на возраст, и ангел с удовольствием это наблюдал. Он видел, как изможденный, начинающий отчаиваться мальчик, поднялся и, тяжело дыша, опять начал карабкаться наверх. Мысль о том, что он может не сесть в поезд, остаться без помощи и средств к существованию, придавала ему сил. Опять он уже видел огни состава. Теперь не только луна освещала его лицо, но и надежда.

На вершине холма, не такого поросшего деревьями и кустарниками, вроде специально для него, оказался кусок не то забора, не то настила из неплотно сбитых досок, неизвестно как там очутившийся. И Ленни, обрадовавшись, решил, что нет ничего лучше этого, чтобы спуститься вниз не на своих двоих. Это импровизированное средство передвижения было бы гораздо сподручнее, чем его усталые и дрожащие ноги.

Ленни протянул одну руку, другую, подтянулся, и тут ангел решил окончательно пора вмешаться. Сначала он попытался удержать подопечного за ноги, и тому казалось, что вместо ног у него два неподъемных бревна. Но он упорно вскарабкался на настил. Тогда ангел легонько подтолкнул сбитые доски, но не в сторону поезда, а в противоположную.

«Боже!» В широко раскрытых глазах последний раз мелькнули огни, и Ленни с шумом покатился вниз. Хлипкое сооружение налетело на первый же куст, Ленни отбросило. Он упал на спину, сильно ударившись головой, застонал и потерял сознание. Он уже не видел и не слышал, как на него сверху свалились сколоченные доски.

Ангел сел рядом, поправил настил так, чтоб не было видно ног мальчика, вытащил торчащий гвоздь, чтоб не царапал. Он был доволен тем, что не случилось того, чего не должно было случиться. Удовлетворенный он постучал пальцами по доскам, мол, отдыхай. Встал рядом, сложив руки на груди.

В поезде Ленни, действительно, с нетерпением ждали. Двое.

Один из них, машинист, тот самый, с усами, закрученными в колечки, ожидающий двух нелегальных пассажиров, женщину с 10-летним мальчиком.

Второй: Адольф. Позволивший себе совместить работу с любопытством и жаждущий обнаружить необычного ребенка, мать которого так его поразила, раззадорила, но предпочла ему сожжение заживо.

При его появлении молодчики, упоенные вседозволенностью, кричали странно-лающее, восторженное и пугающее: «Хайль!» и резко вскидывали вперед прямую правую руку.

Адольф Гитлер имел право, как офицер немецкой разведки, вести обыски и производить аресты. Он пользовался им и для государственных нужд, и для своих собственных. А с момента начала открытых действий его национал-социалистической партии, он стал волен практически во всем.

К товарному поезду был прицеплен один пассажирский вагон. И при проверке в нем оказалось несколько разновозрастных детей, но все они были с родителями или с родственниками. Эти дети никак не могли быть отпрыском той зеленоглазой красавицы, чье лицо все еще стояло у него перед глазами.

– Это ваш ребенок? – Держа в руках документы очередной мамаши, спрашивал Адольф, когда его ангел повернул голову к холмам и потянул носом воздух, пристально вглядываясь в темноту. Насторожился и Адольф. Он медленно повернул голову туда же, пытаясь понять, что там привлекло его внимание. Именно в это мгновение белый ангел Ленни толкнул мальчика, чтобы тот скатился вниз с противоположной стороны холма. Ангел Адольфа успокоился и перевел свой взгляд на проверяемых. Адольф также вернул внимание на перепуганных пассажиров, с усилием вспоминая, о чем они говорили. Вспомнил, усмехнулся, наслаждаясь волнами страха, колышущимися в вагоне.

– Хорошо, – обратился он к подчиненным, протрезвевшим, сонным и злым, но пластилиново-послушным. – После осмотра поезда и его отбытия, обыщите тот холм.

– Кого или что искать?

– Ребенка, идиоты, ребенка. Думаю, мальчика. Достаточно большого, чтобы ориентироваться на местности, судя по голосу, который мы слышали, еще даже не подростка. Возможно, у него зеленые глаза и светлые волосы.

Потом взглядом указал на богатую еврейскую чету, заставленную со всех сторон множеством чемоданов, баулов и узлов, многозначительно кивнул в направлении выхода. Не дожидаясь окончания крикливо-слезливой сцены выдворения их на перрон со всем багажом, он быстрым шагом двинулся к единственному здесь строению и исчез за дверью.

Чету зарезали недалеко от поезда, даже не постаравшись скрыть трупы. С них сняли золото, не побрезговав выбить золотые зубы, вещи перерыли и забрали все самое ценное. А потом со спокойной совестью до света забылись сном, источая вокруг себя зловоние перегара.

Поезд ушел в Швейцарию по расписанию. Когда клиенты не появились, машинист вздохнул с двойным облегчением: есть деньги, но ни за кого не надо нести ответственность, да и чернорубашечникам не было повода его трогать.

Уже после обеда началась похмельная облава. Молодые, здоровые, небритые мужики с больными от перепоя головами прочесали всю окрестность около путей. Это их раздражало, но сопротивляться они не смели, им затыкали рты демоны внутри них, а тех понукали ангелы, стоявшие за спиной их обожаемого предводителя.

Проходили они и мимо настила, но под него не заглянули: Ангел Ленни предпочел стать невидимым, чтобы не привлекать внимания к себе превосходящих по числу свирепых противников, битва с которыми могла стать для него последней, но самое главное, могла стоить жизни его подопечному. Но когда один из будущих гестаповцев подошел слишком близко к нему, и даже протянул руку, чтобы заглянуть под настил, подставил подножку. Тот выругался, чуть не упав, а когда он уравновесил свое тело, ему приспичило помочиться, и он с облегчением пустил струю на доски и наблюдал, как она брызгалась во все стороны. А после этого он уже не захотел поднимать мокрые от мочи подмостки и заглядывать под них.

Когда все удалились, и звуки шуршащих листьев и голосов затихли, ангел с облегчением вздохнул и сел рядом, опершись спиной на дерево, и стал ждать пробуждения мальчика. Так минули сутки.

На следующее утро, когда солнце уже взошло, и было белым от полупрозрачной облачной дымки, послышался треск ломающихся веток под чьими-то ногами. Ангел насторожился и повернул голову в сторону шагов, потом встал, готовый к действиям. Звуки приближения человека к месту их расположения, слышались все отчетливей и громче.

И тут возле них появился белый ангел. Он резко остановился, потом улыбнулся и поклонился ангелу Ленни, сложив руки на груди в приветствии на восточный манер. Тот ответил поклоном, приложив правую руку к сердцу. Ангел Ленни, отвечая на молчаливый вопрос, указал на настил, и новоприбывший нагнулся, чуть приподнял доски. Ленни все еще был без сознания, но начинал уже приходить в себя. От того, что на его лицо упал свет, он зашевелился и застонал. Тут шаги, производящие шум, затихли. Кто-то прислушивался к стону. Ленни снова застонал. К месту, где стояли ангелы, явно заспешили.