Мокрое волшебство

– Ты понятия не имеешь, какие они забавные – песчаные замки, Фрэнс, – ласково добавила девочка, – ты же раньше никогда не видел моря.

Итак, после этого они рыли все вместе, складывали песок в кучу, прихлопывали и лепили с помощью своих ведерок башни замка, выкапывали подземелья, туннели и мосты. Только крыша в конце концов всегда проваливалась, если песок заранее очень плотно не утрамбовывали. То был великолепный замок, хоть и не совсем законченный, когда до него добралась первая тонкая плоская волна. Дети принялись работать вдвое усерднее, стараясь удержать море снаружи, пока все не стало безнадежно. Тогда строители сгрудились в замке, а море постепенно смывало его, и в конце концов остался только бесформенный островок. Все промокли насквозь, и им пришлось полностью переодеться, как только они вернулись домой. Теперь вы понимаете, как они были довольны.

После жареного кролика и запеченных в тесте яблок мама отправилась в экспедицию по добыванию шляп и встрече папы. Фрэнсис пошел с ней на вокзал и вернулся слегка грустным.

– Мне пришлось пообещать, что я не прикоснусь ни к одному животному, – сказал он. – А вдруг русалка – животное?

– Она не животное, раз умеет говорить, – ответила Кэтлин. – Слушай, тебе не кажется, что мы должны надеть свою лучшую одежду? Я лично надену. Из уважения к чуду глубин. Ей понравится, если мы будем выглядеть красиво.

– Я не собираюсь ни для кого наряжаться, – твердо заявил Бернард.

– Хорошо, Мишка, – сказала Мавис. – Только мы с Кэти переоденемся. Помни, это волшебство.

– Эй, Фрэнс, как думаешь, мы должны переодеться?

– Не знаю, – ответил Фрэнсис. – Я не верю, что русалок заботит, как ты одет. Видишь ли, сами они не носят ничего, кроме хвостов, волос и зеркал. Если нужно навести красоту, они прекрасно справляются без помощи одежды. Но это не значит, что тебе повредит еще раз вымыть руки и попытаться вычесать песок из волос, а то они смахивают на метлу.

Сам Фрэнсис зашел так далеко, что надел синий галстук, подаренный тетей Эми, и начистил серебряную цепочку часов, которые носил в кармане жилета. Это помогло ему скоротать время в ожидании, пока девочки будут готовы. Наконец сестры закончили наряжаться, надев свои лучшие вещи, и все двинулись в путь.

Овсянка продолжала говорить о себе – эта тема никогда ее не утомляла.

– Птица как будто потешается над нами, – сказал Бернард.

– Думаю, ничегошеньки мы не найдем, – заметила Кэтлин, – но в цирке все равно будет весело.

Пустырь раскинулся сразу за Бичфилдом, с самой неприглядной стороны этого городка – там, где стоят лавки с плоскими фасадами и желтые кирпичные дома. В более привлекательном конце Бичфилда у магазинов есть маленькие выпуклые эркеры с зеленоватыми стеклами, сквозь которые почти ничего не видно. На плохой стороне Бичфилда торчат заброшенные афишные щиты, оклеенные потрепанными, уродливыми цветными плакатами, где красными буквами призывают носить настоящие ботинки Рамсдена, а синими буквами – проголосовать за Уилтона Эшби. Некоторые уголки плакатов вечно отклеиваются и уныло хлопают на ветру. В этом конце городка всегда полно соломы, рваной бумаги и пыли, а под изгородями, где положено расти цветам, валяются грязные тряпки, старые сапоги и жестянки. А еще там очень много крапивы и колючей проволоки вместо милых разноцветных изгородей.

Вы никогда не задумывались, кто виноват в том, что места, которые могли бы быть такими красивыми, настолько уродливы? И не хочется ли вам потолковать с виновниками и попросить их больше так не делать? Возможно, в детстве им никто не говорил, как нехорошо разбрасывать апельсиновые корки, обертки от шоколадок и бумажные пакеты из-под булочек. А самое ужасное – дети, разбрасывающие мусор, эти маленькие шалопаи, вырастают законченными монстрами и строят отвратительные желтые кирпичные коттеджи, ставят рекламные щиты, продают настоящие ботинки Рамсдена (красными буквами), страстно голосуют за Уилтона Эшби (синими буквами), и им плевать на поля, некогда зеленые-презеленые, и на живые изгороди, где раньше росли цветы. Такие люди есть, и они не понимают, за что можно ненавидеть уродливый пустырь за этим непривлекательным концом города. На этом пустыре и открылась ярмарка в тот незабываемый день, когда Мавис с Кэтлин в своих лучших нарядах и Фрэнсис с Бернардом отправились спасать русалку, потому что русалки «умирают в неволе».

На ярмарке не было ни одного из старомодных ларьков и киосков, украшавших былые ярмарки – тех, где продавались игрушки, позолоченные пряники, кнуты для возчиков, чашки и блюдца, пироги с бараниной, куклы, фарфоровые собачки, шкатулки для ракушек, подушечки для булавок, игольницы и перьевые ручки с видами острова Уайт и Винчестерского собора, которые так ярко и четко видны, если поднести глаз к маленькому круглому отверстию на верхушке ручки.

Паровые карусели на ярмарке были – но едва ли на худых спинах пятнистых лошадей кто-нибудь катался. Там нашлись качели, но никто на них не качался. Ни шоу, ни зверинца, ни боксерских палаток, ни марионеток. Никаких балаганчиков с дамой в блестках и толстяком, бьющим в барабан. И никаких лотков. Здесь торговали только розовыми и белыми бумажными хлыстами и мешками с мелкой резаной разноцветной бумагой – английским заменителем конфетти, а еще маленькими металлическими трубочками с мутной водой, чтобы брызгать людям в лицо. Но если не считать этих грубых приспособлений, созданных для того, чтобы заставить кого-нибудь почувствовать себя неловко, на ярмарке ничего не продавалось. Честное слово, ни одной вещи, которую можно было бы купить – ни пряников, ни конфет, ни фарфоровых собачек, ни даже апельсина на полпенни или пакетика орехов. Да и пить там было нечего – ни единого прилавка с лимонадом или ларька с имбирным пивом. Гуляки, без сомнения, пили в другом месте. И здесь царила гробовая тишина, которую только подчеркивали отвратительные гудки паровой карусели.

Мальчик с очень грязным носом, подслушав торопливые переговоры детей, сообщил, что цирк еще не открылся.

– Ну и ладно, – сказали они друг другу и занялись аттракционами.

Все здешние развлечения были на одно лицо – такие, где надо что-то бросить или покатить в цель, а если попадете, вам выдадут приз вроде тех, что продаются в Хаундсдиче по девять пенсов за упаковку.

Большинство этих аттракционов устроены так, что приз получить невозможно. Например, оскорбительный ряд масок с разинутыми ртами, в которые воткнуты трубки. В золотые стародавние времена, если вы попадали по трубке, она ломалась – и вы получили «приз» ценой… Хм, у меня плохо с арифметикой… Короче, в сто сорок четвертую девятипенсовика. Но дети обнаружили, что когда их деревянный шар ударился о трубку, она не сломалась. Почему? – удивились они. А потом присмотрелись повнимательней и увидели, что трубки сделаны не из глины, а из раскрашенного дерева. Их невозможно было сломать – жестокая насмешка над надеждой.

Аттракцион «Брось в кокос» тоже стал не таким, как раньше. Раньше бросали палки, по три броска за пенни. Теперь за пенни разрешали сделать всего один бросок – легким деревянным шариком. Кокосовый орех выдавался только тогда, когда игрок случайно попадал в орех, не прикрепленный к подставке. Если вам действительно хочется выиграть один из этих нелюбезных фруктов, лучше немного постоять, понаблюдать и не целиться в кокосы, при попадании не падающие с подставок. Приклеивают их, что ли? Остается надеяться, что нет. Но если приклеивают, что толку удивляться или упрекать? Зарабатывать на жизнь нелегко.

Но один аттракцион возмутил детей – главным образом потому, что его владельцы были чисто одеты, не похожи на полуголодных, а это отбивало всю жалость к ним, оставив лишь неприязнь. Аттракцион представлял собой круглый стол, понижающийся к центру. На столе были разложены всякие штуковины. Заплатив пенни, вы получали два обруча. Если бы вам удалось накинуть обруч на какую-нибудь штуку, она стала бы вашей. Но, похоже, никто из местных посетителей ярмарки не мог этого проделать или не захотел. С виду задание было совсем не трудным. Да оно таким и оказалось. С первой же попытки кольцо было наброшено на маленький подсвечник. Колеблясь между гордостью и стыдом, Мавис протянула руку.

– Неудача, – сказала одна из двух молодых женщин, слишком чисто одетых, чтобы их жалеть. – Нужно, чтобы кольцо легло плашмя, понимаешь?

Потом сделал попытку Фрэнсис. На этот раз кольцо легло вокруг спичечного коробка, «плашмя».

– Неудача, – повторила дама.

– А теперь-то почему? – недоуменно спросили дети.

– Обруч должен лечь красной стороной вверх, – сказала дама. И снова осталась в выигрыше.

Тогда дети перешли на противоположную сторону стола и получили еще на пенни обручей от другой слишком чистой молодой женщины. И произошло то же самое. Только после второго попадания та сказала:

– Неудача. Обручи должны лечь синей стороной вверх.

Тут Бернард завелся. Он твердо решил очистить стол.

– Хорошо, синей так синей, – мрачно сказал он и взял обручей на пенни.

На этот раз он попал в жестяной подносик для булавок и в маленькую коробочку, в которой, надеюсь, что-то было. Девушка немного поколебалась, затем вручила призы.

– Еще обручей на пенни, – входя в раж, сказал Бернард.

– Неудача, – ответила девушка. – Мы не даем обручей больше чем на два пенни одному и тому же лицу из одной и той же компании.

Призы были не такими, какие захотелось бы сохранить, даже в качестве трофеев – особенно тем, кому предстоит спасать русалку. Дети отдали их маленькой женщине, наблюдавшей за игрой, и отправились в тир. Там, по крайней мере, все должно было быть без дураков. Если прицелиться в бутылку и попасть, она разобьется. Ни один жалкий корыстолюбивый смотритель не мог лишить вас приятного звона разбитой бутылки. Даже если оружие плохое, возможно прицелиться и попасть в бутылку.

Так-то оно так, но проблема со здешним тиром была не в том, чтобы попасть в бутылку. Бутылок было так много, и они висели так близко друг к другу… Дети сделали четырнадцать выстрелов и услышали тринадцать звонких ударов. Бутылки были подвешены в пятнадцати футах от них, а не в тридцати. Почему? Места на ярмарке хватало с избытком. Может, жители Сассекса настолько плохо стреляют, что тридцать футов для них – запредельное расстояние?

Они не бросают шарики в кокосовые орехи, не катаются на карусельных лошадках и не взлетают на головокружительную высоту на качелях. У них не осталось азарта для таких приключений. А кроме того, все на ярмарке, кроме самих братьев и сестер, маленькой женщины-зрительницы и девушек, выдающих кольца, были невообразимо грязными. Полагаю, в городке имелся водопровод. Но если бы вы побывали на бичфилдской ярмарке, вы бы в этом усомнились.

Здесь не слышалось ни смеха, ни веселых разговоров, ни дружеского праздничного перешучивания. Глухая тяжелая тишина висела над этим местом; тишина, которую не могла разогнать натужная фальшивая веселость паровой карусели. Смех и песни, музыка и дружеское общение, танцы и невинные пирушки – ничего этого не было на ярмарке в Бичфилде. Музыку заменяли доносившееся с паровой карусели звуки, похожие на эхо низкопробной позапрошлогодней комедии. Ни смеха… Ни веселья… Только угрюмо сгрудившиеся грязные смотрители приспособлений для выманивания пенни, да несколько групп подавленных девочек и мальчиков, дрожавших на холодном ветру, который поднялся с заходом солнца. На ветру плясали пыль, солома, газеты и обертки от шоколада. Единственные танцы этой ярмарки.

Большой шатер, в котором размещался цирк, стоял в самом конце пустыря, и люди, суетившиеся среди веревок и колышков, между опиравшимися на оглобли яркими фургонами, казались веселее и чище, чем хозяева мелких аттракционов, созданных для того, чтобы люди не выигрывали призов.

Но вот наконец цирк открылся; полог шатра откинулся, и похожая на цыганку женщина с маслянистыми черными локонами и глазами, как блестящие черные бусины, вышла и встала сбоку, чтобы принять деньги у тех, кто хотел посмотреть представление. Теперь люди тянулись к шатру по двое и по трое. Наша четверка успела прежде остальных, и цыганистая женщина взяла четыре теплых шестипенсовика из четырех рук.

– Входите, входите, мои милые крошки, и посмотрите на белого слона, – сказал тучный черноусый человек в зеленоватом, с лоснящимися швами, вечернем костюме.

Человек с шиком размахивал длинным бичом, и дети, хотя уже заплатили по шесть пенсов, остановились, чтобы послушать, что они увидят, когда войдут.

– Белый слон! Хвост, хобот, бивни – весь целиком белый, всего за шесть пенсов. Посмотрите также на верблюдов, которых называют кораблями арабов или кораблями пустыни! Верблюд пьет в три горла, когда есть шанс, но ничего не пьет во время перехода через пустыню. Входите же, входите! Посмотрите на дрессированных волков и росомах, исполняющих великий национальный танец с флагами всех стран. Входите же, входите! Посмотрите на дрессированных тюленей и на единственную в своем роде Лотос из Хиста: она исполнит свой знаменитый трюк сразу на трех неоседланных лошадях – предмете восторга и зависти королевской семьи. Войдите и посмотрите на знаменитую русалку, пойманную у ваших берегов только вчера – такой нигде больше не сыщешь!

– Благодарю вас, – сказал Фрэнсис. – Думаю, мы войдем.

И все четверо прошли за брезентовый полог, в царивший внутри квадратного шатра приятный желтый пыльный полумрак. За пологом был проход, в конце которого виднелся посыпанный опилками манеж со скамьями вокруг; два человека только что закончили покрывать передние ряды красными хлопчатобумажными полосами.

– А где же русалка? – спросила Мавис у маленького мальчика в трико и шапочке с блестками.

– Там, – мальчик показал на маленькую парусиновую занавеску сбоку. – Но лучше вам к ней не лезть. Она жуть до чего злая. Так и хлещет своим хвостищем… Забрызгала старую Мамашу Ли с ног до головы, вот чего сделала. И она опасна: наш Билли вывихнул запястье, пытаясь ее удержать. А еще надо заплатить трехпенсовик, чтобы увидеть ее вблизи.

Все мы знаем, что порой лишние три пенса являются серьезным препятствием, жестокой преградой для исполнения желаний. Но, к счастью, не в этот раз. У детей было много денег, потому что мама дала им две полкроны – пусть тратят, на что захотят.

– Все равно у нас останется еще два шиллинга, – сказал Бернард, намекая на дополнительные траты в три пенса.

Итак, Мавис, их казначей, заплатила лишние три пенса девушке со светлыми, как конопля, волосами и смуглым, круглым, как пирог, лицом – девушка сидела на кухонном стуле у занавески, закрывающей путь к русалке. Потом дети друг за другим вошли в узкий проход и, наконец, оказались в маленькой комнатке с брезентовыми стенками и с резервуаром, в котором держали… Ну, большая табличка, явно написанная в спешке, потому что неровные буквы стояли вкривь и вкось, гласила:

«НАСТОЯЩАЯ ЖИВАЯ РУСАЛКА. СЧИТАВШАЯСЯ СКАЗАЧНОЙ, НО НАСТОЯЩАЯ. ПОЙМАНА ЗДЕСЬ. ПРОСЬБА НЕ ТРОГАТЬ. ОПАСНА».

Маленький Мальчик с Блестками, последовавший за четверкой, показал на последнее слово и гордо спросил:

– Ну, что я говорил?

Дети переглянулись. При свидетеле ничего нельзя было сделать. По крайней мере…

– Возможно, если начнется волшебство, – прошептала Мавис Фрэнсису, – посторонние его не заметят. Иногда они не замечают… Мне так думается. Положим, ты просто прочитаешь кусочек из «Сабрины», чтобы началось волшебство.

– Это будет опасно, – так же тихо ответил Фрэнсис. – А вдруг он не «посторонний» и заметит?

Итак, они беспомощно стояли, глядя на большой цинковый бак с табличкой – вроде тех водяных баков, что находятся на крышах домов. Вы, должно быть, часто видели, как лопаются трубы в морозную погоду, и тогда ваш отец поднимается на крышу дома со свечой и ведром, и вода капает с потолка, и посылают за водопроводчиком, который приходит, когда ему вздумается.

В цинковом резервуаре было полно воды, а на дне виднелась какая-то темная масса, отчасти похожая на коричнево-зеленую рыбу, отчасти – на зеленовато-коричневые водоросли.

– Сабрина прекрасная, – вдруг прошептал Фрэнсис, – отошли его.

И тут же снаружи раздался голос:

– Руб… Рубен… Черт бы побрал этого мальчишку, куда он запропастился?

И маленькому незваному гостю с блестками пришлось уйти.

– Ну разве это не волшебство? – спросила Мавис.

Возможно, так и было, но темная рыба и куча водорослей в баке не шевельнулись.

– Прочитай до конца, – попросила Мавис.

– Да, давай, – подхватил Бернард, – тогда мы точно узнаем, тюлень там или нет.

Итак, Фрэнсис начал:

– Сабрина прекрасная,меня услышьиз глубины, где ты сидишь,из-под прозрачной прохлады вод…

Дальше он не успел прочитать. Стало слышно, как вздымаются и шевелятся водоросли, как двигается рыбий хвост. Мелькнуло что-то белое, раздвинуло коричневые водоросли… Их раздвинули две белые руки, а потом на поверхности довольно грязной воды появилось лицо и – в том не было сомнений – существо заговорило:

– Тоже мне, «прозрачная вода»! Как тебе не стыдно произносить заклинание над этой жалкой цистерной. Ну, чего вам?

Каштановые волосы и водоросли все еще скрывали большую часть лица, но дети, оправившись от первого потрясения, снова подались ближе к резервуару и увидели, что лицо чрезвычайно сердитое.

– Мы хотим, – сказал Фрэнсис дрожащим голосом, хотя снова и снова повторял себе, что он не ребенок и не собирается вести себя как ребенок, – мы хотим тебе помочь.

– Помочь мне? Вы? – Русалка приподнялась чуть выше и презрительно посмотрела на ребят. – Разве вы не знаете, что я – владычица всей водной магии? Я могу поднять бурю, которая сметет это ужасное место, моих отвратительных похитителей и вас вместе с ними и унесет меня на гребне огромной волны вниз, в глубины морей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Дети воды» – сказка английского писателя Чарльза Кингсли.

2

Джон Мильтон, «Сабрина».

3

Мария Корелли – английская писательница. Ее книги, полные мистики, были очень популярны в Англии в конце 19 века.

4

«Эрик или Тихоня» – книга богослова и писателя Фредерика Уильяма Фаррара. Тетя Энид предпочитала давать детям нравоучительные книги.

5

Стеклянные капли принца Руперта, или «батавские слезки» – застывшие капли закаленного стекла, имеющие форму голвастика. По такой капле можно бить молотком, и она не разобьется, но если сломать «хвостик», капля разлетится на мелкие осколки. В Британию капли привез принц Руперт Пфальский, который преподнес их королю Карлу II.

6

Троянская принцесса Кассандра была наделена даром пророчества, но Аполлон покарал ее, сделав так, что хотя она говорила правду, ей никто не верил.

7

Брат и сестры иногда называют Бернарда Мишкой, потому что начало его имени созвучно с английским словом «bear» – «медведь».