Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siècle до Вознесенского. Том 2: За пределами символизма

Alles Vergaengliche

∪∪∪ –′– ∪∪

                       вот уж 2

–′– ∪∪ –′– ∪∪

То, что Вы называете “качеством” ритма, не есть 2/4, 3/4 и т.п., а только своеобразное пользование этими метрическими фигурами. В едином ритме, в мировом пульсе качества уж нет. Я вполне понимаю, что молния, сочетавшая у Вас понятия “вечного возвращения” и “ритма” осветила Вам необъятные созерцательные горизонты. Но слишком невелик духовный мистический опыт человечества, чтобы можно было после этой молнии не только ощутить радость, но и что-то знать. │ –′– ∪ │ – нам известно; мы думаем, что это хорей, а вдруг это только часть дактиля?337

Этот фрагмент большого письма нуждается в еще более существенных комментариях. Прежде всего, это относится к музыкальным именам и явлениям времени. Коля – конечно, брат Э.К. Метнера композитор и пианист Николай Карлович (1880–1951), который был для него идеалом музыканта. Гофман – знаменитый пианист Иосиф Гофман (1876–1957). Никиш – один из лучших дирижеров того времени Артур Никиш (1855–1922). «Мысль изреченная есть ложь» – строка из стихотворения Ф.И. Тютчева «Silentium!». Цитата из Розанова точно звучит: «Я – бездарен; да тема-то моя талантливая»338. Знаменитые Гётевские строки – из второй части «Фауста». Но не менее существенно было бы выяснение музыкального понимания соотносительной пары «ритм – метр». Не будучи музыковедом, автор не решается выяснять этот вопрос в полном его объеме, ограничиваясь лишь цитатой из книги почитаемого Метнером автора: «Значение слов ритм и метр – собирательное. Под ритмом разумеют все, что касается длительности и отношения длительностей между собою. Под метром – все, что касается такта и отношения тактов между собой (такт есть соединение 2-х или более длительностей в одно целое)»339. Вместе с тем не исключено, что при разговоре о ритме Метнер опирался на работу Р. Вестфаля340, где сравниваются ритмы музыкальные и поэтические, причем в качестве образца разбираются «Ода к радости» Шиллера, звучащая в финале 9-й симфонии Бетховена, а также стихи Гете (хотя и не те, что в рассуждениях Метнера).

Получив это письмо, Белый откликнулся на него большим посланием, написанным 14 февраля. В нем он, как легко заметить, пользуется рассуждением Метнера лишь как одним из дополнительных аргументов в изложении своих идей.

Я никогда не удовольствуюсь Символом. Всякое религиозное событие для меня “само по себе” т. е. воплощено. Выражение “объективация этого воплощенного на степень идеи” означает: я не принимаю никакого участия в воплощении религиозных истин; я не теург; но я извне созерцаю эти волевые движения, призывающие магически “божественные вибрации” (простите!); созерцаю их идею: ибо воля и идея, хотя глубоко не совпадают друг с другом, но лежат на одной плоскости по отношению к “сократическому человеку”, о котором Ницше говорит, что его время проходит. Если же принять во внимание все то, что В. Соловьев почти гениально говорит о классификации идей в “Чтении о Богочеловечестве”, то Мировая Идея (София) будет почти у порога сущности (метафизической воли). Равнодействующая между теософией и теургией будет заключаться в расширении идейности в вещах до степени родовых и т. д. идей. А так как идея по существу своему символична (во временном вневременное – σύμβολον), то в расширении и углублении символа и будет заключаться это слияние теософии, как начала и теургии, как конца. Скажу далее: эзотеризм эзотеризма, т.е. символ символа уже близит к воплощению. Узел между символическим и воплощенным заключается в том, чтоб найти меру между этими оттенками сокровенного. Между теософией, понимаемой символически, и между теургией, понимаемой окончательно и буквально (т.е. соединенно до конца) есть узел, но не пропасть. Эта пропасть была бы в том случае, если бы теософия только занималась аллегориями. Но я верю, что она глубже, т.е. что она символична. Здесь касаюсь о четырех стадиях 1) как таковое, 2) как аллегория, 3) как символ, 4) как воплощение т.е. опять-таки как таковое, но иною, истинной реальностью. Как будто здесь на четвертом понимании отпадают несовершенства первых трех стадий (придатки и отягощающие хвостики) и действительность является законченно цельной. Это опять-таки возвращение (везде возврат). При таком естественном последовательном переходе от образа сквозь символ (т.е. музыку, ибо самый совершенный символ – музыкальное сочетание звуков, вопиющее к Вечности) к новому образу (“Новая земля, новое небо”) уничтожается бездна между феноменальным и нуменальным Канта. Между тем отсеченность нуменального как вневременно-внепространственного создает весь тягостный ужас, зной без исхода кантовской философии, понимаемой формально, т.е. логически. Вы понимаете – тут крышка, грозно нависающая – в этих априорных формах познания, не высвеченных символом. Это все еще только вторая стадия аллегорическая, завершаемая гносеологией, как наиболее совершенной и наиболее безнадежной философской формой изыскания. Отсюда – или 1) ужас отчаяния, 2) или последовательное умерщвление самого себя – разложение души с атрофией чувства и воли, 3) или выход к символам. В символизме мы уже стоим по ту сторону даже гносеологии; гносеология – это уже оставленная нами оболочка; мы имеем право на это всей историей философии. В символизме к пяти чувствам прибавляется и шестое – чувство Вечности: это коэффициент, чудесно преломляющий все; тут после душного замкнутого пространства, ограниченного временем, пространством, причинностью, раздается радостно-освобожденный и вместе недоумевающе-испуганный возглас: “Вижу, знаю”. Тут впервые появляется язык вершин, не боящийся противоречий, – тут танец веков, тут уже не метр мира, тут чистый, божественный ритм (ах, как вы чудесно писали Ал. Серг. о ритме и метре. Только с одним я не согласен: с необходимостью тысячелетий для уловления ритма мира). Да и кроме того: при логических формах (аллегориях) оставаться нельзя еще и потому, что ведь помимо ужаса гробовой крышки – кантовского ужаса в истории философии дан теоретический выход отсюда еще Шопенгауэром, который различием форм познания мыслящего от откровенного (интеллектуального) обосновал и предоставил для потомства право пользоваться так называемым “психологическим методом” – выдал патент на него. Ницше этим пользуется с правом. Ницше не философ, но он и философ, ибо и теоретически кровно связан с Шопенгауэром – этим достойным продолжателем Канта. Ницше связан с Кантом. Да. Это так341.

В этом сложном и нередко достаточно произвольном соединении философских понятий с личным опытом Белого как человека и как оккультиста появляются имена тех авторов, которые в первоначальном споре задействованы не были: Кант и Шопенгауэр как предшественники Ф. Ницше. В ответном письме Метнер переводит их образы во вполне конкретный, даже чувственный план, связывая в то же время с весьма занимавшим его в то время вопросом о национальной специфике «русскости» и «германизма». Особенную остроту этот вопрос приобретет для него через год, когда начнется Русско-японская война и он окажется потенциальным мобилизованным; но уже и сейчас, еще очень мягко, эта тема возникает на фоне рассуждения все о тех же метре и ритме. Вот как это звучит:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Мальмстад Дж., Марков В. [Комментарии] // Кузмин М. Собрание стихов: В 3 т. [Т.] III. München, 1977. С. 737–741; Ботт Мари-Луизе. О построении пьесы Михаила Кузмина «Смерть Нерона» (1928–1929 г.): Тема с вариациями от Мандельштама до Булгакова // Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin / Ed. by John E. Malmstad. Wien, 1989 (Wiener slawistischer Almanach. Sonderband 24); Kalb Judith E. The Politics of an Esoteric Plot: Mikhail Kuzmin’s Smert’ Nerona // The Soviet and Post-Soviet Review. 1993. Vol. 20, No. 1. P. 35–49; Тимофеев А.Г. Театр нездешних вечеров // Кузмин М. Театр: В 4 т. (2 кн.). [Oakland, 1994]. Кн. 1. С. 412–416; Он же. [Примечания] // Там же. Т. 2. С. 375–380; Толмачев М.В. Бутылка в море: Страницы литературы и искусства. М., 2002. С. 82–102. Отметим, что в последней работе дана весьма схожая с нашей оценка художественного уровня пьесы: «…конечно, очевидно, что Кузмин-драматург намного уступает Кузмину-поэту. Мы готовы были бы даже сказать, что пьесы Кузмина принадлежат к околичностям истории русской литературы, если бы… если бы не было “Смерти Нерона”» (С. 84–85). Из работ недавнего времени назовем размещенную в интернете: Панова Лада. К 90-летию пьесы М. Кузмина «Смерть Нерона»: не пора ли ее поставить? // https://www.colta.ru/articles/literature/23483-o-nezasluzhenno-zabytoy-piese-mihaila-kuzmina-smert-nerona (дата обращения 3.05.2020). С работой, препринтом которой является данная публикация, нам удалось ознакомиться благодаря любезности автора. В этом варианте она называется «Убить в себе Нерона: драма художника и власти в последней пьесе Кузмина» и входит в книгу: Панова Л.Г. Зрелый модернизм: Кузмин, Мандельштам, Ахматова и другие (в печати).

2

См.: Тимофеев А.Г. М. Кузмин в полемике с Ф.М. Достоевским и А.П. Чеховым («Крылья») // Серебряный век в России: Избранные страницы. М., 1993. С. 211–220. То же (с подзаг.: «Литературная предыстория центрального героя “Крыльев”») – Russian Literature. 1997. Vol. XLI. № 1. С. 51–60. Отчасти итоги традиционного восприятия отношения Кузмина к Достоевскому подведены в работе: Бурмакина Ольга. М. Кузмин и Ф. Достоевский: Творческие со- и противопоставления. Диссертация на соискание ученой степени magister artium по русской литературе. Тарту, 2003.

3

Kalb Judith E. Russia’s Rome: Imperial Visions, Messianic Dreams, 1890–1940. Madison, 2008 (Chapter Five: Emperors in Red: The Poet and the Court in Mikhail Kuzmin’s Death of Nero).

4

Кузмин М. Театр: В 4 т. (в 2 кн.). Кн. 1. С. 346. Далее страницы этого издания указываются непосредственно в тексте. О неточностях текстов данной книги см.: Дмитриев П.В. М. Кузмин: разыскания и комментарии. СПб., 2016. С. 187–190.

5

Достоевский Ф.М. Полн. cобр. cоч.: В 30 т. Л., 1973. Т. 8. С. 30. Далее страницы этого издания указываются в тексте.

6

Третье действие пьесы открывается картиной пожара в отеле, устроенного Павлом, который теперь стоит на крыше и провозглашает: «Благовестие! Благовестие!» (С. 365). А в конце пьесы последняя фраза монолога Тюхэ гласит: «Как мог умереть Нерон, одно имя которого звучит для меня как благовестие?» (С. 380).

7

Отмечено в комментарии Дж. Мальмстада и В.Ф. Маркова (Собрание стихов. [Т.] III. С. 740).

8

Не оставляющим сомнения образом это оценено в стихотворении «Не губернаторша сидела с офицером…»

9

Литературная газета. 1933. 17 мая. См. также: Морев Г.А. Советские отношения М. Кузмина (К построению литературной биографии) // Новое литературное обозрение. 1997. № 23. С. 78–86.

10

Кузмин Михаил. Дневник 1929 года / Публ. С.В. Шумихина // Наше наследие. 2010. № 95. С. 82. Приведем эту запись: «Вскоре пришли и гости. Без мол<одого> чел<овека>. Багрицкий уже седоватый, толстый, уютный и артистический человек».

11

Багрицкий Эдуард. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1964. С. 55.

12

Там же.

13

Обратим внимание, что «золотой» и «желтый» здесь уравниваются, становятся одним и тем же.

14

Стихи Кузмина цитируются по изд.: Кузмин М. Стихотворения. СПб., 2000.

15

Ср. хотя бы «И станет сад как парадиз» в «Лазаре» с явлением Павлу его сводного брата: «…вот он идет по саду. <…> это ангел идет по газону», т.е. и в «Смерти Нерона» сад становится раем.

16

В этой фразе нетрудно заметить парафраз евангельского «встань и ходи» (Мф. 9: 5; Лк. 5: 23), связанного с исцелением расслабленного, но весьма напоминающего «Лазарь! Иди вон» (Ин. 11: 43).

17

Тимофеев А.Г. Театр «нездешних вечеров». С. 413–414. Укажем также отмеченную М.В. Толмачевым реплику Нерона в саду при доме Фаона (ср. Гефсиманский сад): «О, если бы меня миновала эта чаша!» (С. 376).

18

Толмачев М.В. Бутылка в море. С. 88.

19

Нам представляется, что несколько разочарованные оценки А.Г. Тимофеева («Заключительная встреча Павла со своим младшим <…> братом <…> не слишком хорошо вписывается в продуманное до мельчайших штрихов произведение» [Театр нездешних вечеров. С. 415]) и М.В. Толмачева («Та магия поэтического внушения, которая не вполне проявила себя в аналогичной сцене приезда к выздоравливающему Павлу его брата Феди, здесь <в конце> присутствует ощутимо и действенно…» [Бутылка в море. С. 89]) основаны на недоразумении. Кузмину нужно было не описание встречи и даже не ее конкретное сценическое воплощение, а смысл имени брата и его уподобление ангелу.

20

См.: Кузмин М. Дневник 1934 года / Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 2007. С. 103.

21

Толмачев М.В. Бутылка в море. С. 101–102.

22

Раз уж зашла речь об этом издании, хотелось бы внести ясность в утверждение библиофила: «Я сделал ошибку: некоторые вещи Кузмина отдал для публикации, когда создавалась “Библиотека поэта”. <…> После того как рукописи были напечатаны, я не получил не только каких-то денег, но даже ни одного экземпляра, не говоря уже о благодарности. <…> А профессор Богомолов, главный составитель (тоже хороший человек, и мы с ним в добрых отношениях), не соизволил дать мне ничего. Когда я встретил его, он сказал: “Ну, вы знаете, мне никто не сказал, что я должен вам дать экземпляр. Вы предоставили документы, и я эти документы использовал”» (Луценко Арк. Опаленный серебряным веком. СПб., 2010. С. 51–53. За возможность ознакомиться с этим библиофильским изданием (тираж 100 нумерованных экз.), а затем и приобрести экземпляр № 51, равно как и за разнообразную помощь, приносим благодарность К.В. Сафроновой). Ну, во-первых, благодарность редколлегии серии легко обнаруживается на с. 685 книги. Во-вторых, я не видел этих автографов, а пользовался только их фотокопиями. И, наконец, при нашем первом разговоре в букинистическом магазине, принадлежавшем А.М. (о чем я даже не подозревал, будучи москвичом, а не петербуржцем), в ответ на его попрек я должен был ответить, что представители редколлегии отказались давать мне какие-либо координаты А.М., утверждая, что я не должен никак вмешиваться в отношения между издателями серии и коллекционером. Пусть простится мне это воспоминание: действительно несколько разговоров с А.М. Луценко оставили у меня самое благоприятное впечатление.

23

Каталог его см.: Каталог антикварно-букинистического аукциона «450 любимых книг из собрания библиофила А.М. Луценко». 27 октября 2012 года, 12:00. Центральный дом журналистов, Белый зал. Москва, Никитский бульвар, 8а / Про Книги: Журнал библиофила. М., 2012. 244 с. Тираж 300 экз.

24

Про книги. Каталог антикварно-букинистического аукциона № 4. М., 2012, 4-я страница обложки.

25

Луценко Арк. Опаленный серебряным веком. С. 51–53. Упоминаемая здесь Марина – третья жена Ракова Марина Сергеевна Фонтон (1912–1986). Первой его женой была Наталья Владимировна Султанова (урожд. Шумкова; 1892–1975), второй – Александра Ильинична Вощинина (1905–1974). Геннадий Григорьевич Шмаков (1940–1988) – искусствовед, переводчик, один из первых собирателей материалов о жизни и творчестве М. Кузмина. София Викторовна Полякова (1914–1984) – филолог-классик, параллельно занималась творчеством полузапретных в СССР писателей, в том числе С. Парнок, Кузмина, Ходасевича, Н. Олейникова и др. Теплые воспоминания о ней см. в названной книге Луценко (С. 41–44).

26

Лев Львович Раков: Творческое наследие. Жизненный путь. [СПб.], 2007. С. 373.

27

Часть речи: Альманах литературы и искусства. Нью-Йорк, 1980. [Вып.] 1. С. 98– 101. Кажется, ныне, после описания Луценко, не остается сомнений, что источником для публикации Шмакова являлось то же собрание.

28

Родник (Рига). 1989. № 1. С. 19. Видимо, источником публикации была «Часть речи».

29

Точная дата – по дневнику Кузмина, где в этот день записано: «Дописал стихи. <…> Юр. страшно обиделся на стихи и попало мне вообще, и Ракову, и гомосексуализму и т.д.». Далее дневник Кузмина цитируется нами по тексту, приготовленному для печати.

30

Луценко Арк. Опаленный серебряным веком. С. 54–55.

31

Богомолов Н.А., Малмстад Дж. Э. Михаил Кузмин: Искусство, жизнь, эпоха. СПб., 2007. С. 423.

32

Лев Львович Раков. С. 28–29; в сокращенном виде повторено на с. 377.

33

Отметим, что автограф данного стихотворения не был выставлен на аукцион 27 октября 2012 г.

34

Лев Львович Раков. С. 373.

35

См. пояснение: «…известна переписка М. Кузмина с Л.Л. Раковым. <…> Он был очень известным человеком в городе, и когда вернулся из тюрьмы, естественно, его реабилитировали. После всего пережитого он был очень подавлен, и первое, что он сделал (рассказала мне Марина), – сжег все письма Кузмина к нему. Эти письма были написаны с явным любовным уклоном. Л.Л. Раков, будучи уверен, что это может быть инкриминировано ему как гомосексуализм, уничтожил их. Я очень переживал по поводу того, что все письма уничтожены, но, однако, кусочек одного я нашел у Марины. Сжигая письма, Раков обнаружил в одном из них стихотворение, которое Кузмин ему написал. На одной стороне был текст письма, на другом – стихотворение. У Льва Львовича не поднялась рука сжечь его» (Луценко Арк. Опаленный серебряным веком. С. 51–52). Насчет известности переписки автор явно ошибается. Отметим также, что от письма остался только один лист, тогда как было их больше: первая часть первоначально двойного листа оторвана.

36

На аукционе представлено не было.

37

Также не было выставлено на аукцион.

38

Помимо записей автора, использованы данные из интернета (http://www.aboutbooks.ru/auction/17/?page=2; http://www.aboutbooks.ru/auction/17/?page=3; в настоящее время страницы не открываются).

39

Частые встречи с актрисой М.М. Астафьевой (1881–1920) отнесены в дневнике Кузмина к апрелю 1912 г. (Кузмин М. Дневник 1908–1916. СПб., 2005; по указателю).

40

С Э.С. Гефтером (1896–1955) Кузмин встречался в конце сентября и начале октября 1923 г. В каталоге указано, что на книге есть еще дарственная надпись 1933 года (ни автор, ни адресат не названы).

41

Мы предполагаем (это предположение отражено и в тексте каталожного описания), что адресатом дарственной надписи был довольно известный сразу после революции книжный деятель А.И. Имнаишвили (встречаются также и другие написания его фамилии).

42

Книга сплетена с первым изданием романа «Плавающие путешествующие».

43

Я.Л. Сакер (1839–1918) – соредактор журнала «Северные записки», дядя Л.И. Каннегисера.

44

М.Я. Лукин – сотрудник издательства М. и С. Сабашниковых; некоторые письма Кузмина в издательство обращены к нему лично. На третьей странице обложки карандашом написано (имеется в виду, конечно, название книги, а не адресат автографа): «Потерял девственность после встречи с автором».

45

Содружество: Из современной поэзии Русского Зарубежья. Вашингтон, 1966. С. 528.

46

Аполлон. 1915. № 10. С. 49–50.

47

Ю. Д. В «Ладье аргонавтов» // Тифлисский листок. 1918. 10 декабря, № 226. Цит. по: Никольская Т. Фантастический город: Русская культурная жизнь в Тбилиси (1917– 1921). М., 2000. С. 14.

48

Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 107. Впервые – Русская мысль. 1916. Кн. XII. С. 27 2-й пагинации.

49

Биржевые ведомости. 1916. 11 ноября, утр. вып. № 15917.

50

Жизнь искусства. 1920. 7 октября. № 576.

51

См.: Богомолов Николай, Малмстад Джон. Михаил Кузмин: Искусство, жизнь, эпоха. СПб., 2007. С. 448.

52

Помимо своевременно опубликованных, см. также: Жирмунский В.М. Метафора в поэтике русских символистов / Публ. В.В. Жирмунской-Аствацатуровой; примеч. В.В. Жирмунской-Аствацатуровой и Е.Ю. Светликовой // Новое литературное обозрение. 1999. № 35. С. 222–249.

53

См.: Шуточные стихи М.А. Кузмина с комментарием современницы / Подг. текста и примеч. Н.И. Крайневой и Н.А. Богомолова; вступ. заметка Н.А. Богомолова // Новое литературное обозрение. 1999. № 36. С. 195, 198, 202–203.

54

Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. С. 381; комментарий этот восходит к примечаниям автора для первого издания книги

55

Письма К.В. Мочульского к В.М. Жирмунскому / Вст. ст., публ. и примеч. А.В. Лаврова // Новое литературное обозрение. 1999. № 35. С. 176–178.

56

Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. С. 169.

57

Письма К.В. Мочульского. С. 180.

58

Там же. С. 181.

59

См.: Тименчик Р.Д. Из поздней переписки Н.В. Недоброво // Шестые Тыняновские чтения: Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига; Москва, 1992. С. 150–152. Ср. также во вст. статье А.В. Лаврова к письмам К.В. Мочульского (С. 125–126).

60

См.: Переписка Б.М. Эйхенбаума и В.М. Жирмунского / Публ. Н.А. Жирмунской и О.Б. Эйхенбаум; вст. ст. Е.А. Тоддеса; примеч. Н.А. Жирмунской и Е.А. Тоддеса // Тыняновский сборник. Третьи Тыняновские чтения. Рига, 1988. С. 301.

61

Письмо М.А. Кузмина к Я.Е. Эльсбергу от 21 сентября 1935 г. // РГАЛИ. Ф. 629. Оп. 1. Ед. хр. 16. Л. 116. См. также в нашей книге далее.

62

Они перечислены в примечаниях к следующему разделу нашей книги, который также специально посвящен работе над «Дон Жуаном».

63

9 февраля.

64

Ю.И. Юркун (Юркунас; 1895–1938), возлюбленный Кузмина, живший вместе с ним.

65

Речь идет о событиях, предшествовавших Февральской революции 1917 года, начавшейся как раз в этот день, 27 февраля. Они вошли в историю под названием «Хлебный бунт».

66

Вторая часть книги была посвящена только брюсовским «Египетским ночам» – окончанию незавершенной поэмы Пушкина.

67

Перечисление Жирмунского практически полностью совпадает с рубрикацией (иногда явно выделенной, иногда лишь подразумеваемой) будущей книги.

68

В тексте: примером.

69

Четверг приходился на 2, пятница на 3 марта. Однако, судя по следующему письму, Кузмин собирался зайти (но не зашел) к Жирмунскому в субботу 4 марта.

70

См. письмо 3, примеч. 4.

71

Суббота приходилась на 22 апреля. О названном кружке профессор Семен Афанасьевич Венгеров (1855–1920) писал: «…осенью 1915 г. оканчивающие курс пушкинисты, желая продолжать товарищеское общение и после оставления университета, пришли к мысли основать историко-литературный кружок, посвященный как изучению Пушкина, так и вообще истории литературы XIX века, а также вопросам теории литературы. <…> Пушкинский кружок в течение начальных 1 ½ лет своей деятельности устроил целых 22 заседания. К сожалению, с осени 1917 г. неудобства вечернего трамвайного движения приостановили деятельность кружка. Заседания проходили при большом стечении публики, а главное, создавая, по общим отзывам, какую-то совсем особую атмосферу литературно-научного возбуждения. Чувствовалась живая энергия молодости и в рефератах, и в возникавших по поводу их прениях, и в общем настроении молодой аудитории. Это живое внимание возбуждало охоту и у более старых исследователей выступать в студенческом кружке с разного рода сообщениями» (Венгеров С.А. [Предисловие] // Пушкинист. Историко-литературный сборник под ред. проф. С.А. Венгерова. Пг., 1918. [Вып.] III. С. VI-VII; см. также: Фомин А. С.А. Венгеров как профессор и руководитель Пушкинского семинария // Пушкинский сборник памяти профессора Семена Афанасьевича Венгерова. Пушкинист IV / Под ред. Н.В. Яковлева. М.; Пг., 1922 [на обл. 1923]. С. XXVII–XXVIII).