Психотомия

Текелински

Психотомия

Вивисекция

Всякая вивисекция – ущербна. Ибо целостность того, что человек пытается разделить, и обозначить…, дав имена, и отношения частям…, гораздо важнее любых разделений, и выделений…, которые, будто бы, дают правду познания. Но, на самом деле, лишь удовлетворяют «детский ум» человека…, который плохо переносит всякую целостность…, не дающую возможность подступиться, ухватить, взять в руки…, – целостность, ставящую под сомнение обладание собой…, и тем самым, нивелирующую власть над собой.

Целостность всегда ускользает, словно тяжёлый, абсолютно ровный шар. Она не позволяет логическому, рационально-аналитическому разуму, ничего понять…, не даёт овладеть…, пока из этого «шара», не выделена какая-либо часть…, за которую можно ухватить, потянуть, и развалить на части…, с углами, неровностями, и дырами…, – части, которые можно взять в руки, и получить удовлетворение обладанием, удовлетворение собственной властью.

Поэтому целостность, для нашего рационально-аналитического разума, ничего не значит. Он не способен её, ни осознать, ни оценить. На это способен, только идеальный разум…, с его возможностями интуитивно-метафорического, целокупно всеохватывающего созерцания. И если искать на этом свете, нечто простое…, то его нужно искать не там, где его ищут учёные, бесконечно деля формы, и саму материю на составляющие…, но в противоположном месте, – в целостности…, как сфере, не доступной рационально-аналитическим воззрениям…, но такой естественной, и простой, для идеального познания. Подобная простота, пусть и не совсем понимается…, но чувствуется, и познаётся во всяком настоящем искусстве.

Что же есть, в своей сути, вивисекция психологии…, как не психа-анатомическая работа, по разделению его целостности, на составляющие…, для осознания «рационально-аналитическими ганглиями» сознания, его психоделического чрева? Он жаждет овладения, он стремится к власти, по всем направлениям…, как внешнего, так и внутреннего, полей осознанности. Но, для понимания вивисекции психологии, как метафизики сознания, начать необходимо, с физики тела…, с традиционной, биологической анатомии.

Что есть анатомия человека, в широком смысле слова…, в историческом контексте его становления? Здоровье человеческого организма, его физическое состояние, в первую очередь, зависит от того, как его предки выстраивали «генетику своей ветви» …, с какими проблемами сталкивались их физические, и астральные тела, на протяжении жизни. Гармония всех физико-биологических составляющих организма, напрямую зависит, от уходящих в прошлое, корней…, на которых вырастают «стволы», и «кроны» существующих ныне, органоидов. И это, – генетическое здоровье. И во вторую очередь, (не менее важную), такое здоровье основывается на том, как сам человек живёт…, провоцирует ли своё здоровье, на прогресс, или на регресс. Но, самым важным здесь, является именно психическое здоровье…, что, как и физическое, выстраивается предками, и вырастает на корнях психотипа…, уходящих также, вглубь веков.

Цепь, в которой есть ущербные звенья, оставляет желать лучшего в своей прочности…, и способности противостоять напряжениям, коими наполнена наша жизнь. Но если, в такой цепи, превалируют «ущербные звенья», её прочность слаба настолько, что будет необходимо рваться, при малейших нагрузках. Так происходит, тот самый «отбор», что провозглашал некогда, Чарлз Дарвин. И этот «отбор», по большей части, происходит именно на психологическом уровне. Нет более важных «консолей», в человеческом существе, как психологические. Ибо, от того, как ты смотришь на мир, и себя в этом мире…, как ты оцениваешь всё и вся…, зависит твоё общее, целокупное здоровье.

На земле, не существует непреодолимых препятствий…, нет фатальных преград…, и всё, что встаёт пред тобой, приводя тебя, либо к отчаянию…, либо толкая к преодолению…, является, лишь монадой твоего разума. По большому счёту, ты сам, в своём разуме, создаёшь большинство препятствий…, и делаешь их непреодолимыми, только исходя из собственных умозаключений.

На земле столько путей, сколько ты способен генерировать в своём разуме. И ни одна гора, или стена, не имеет в себе фатальности…, вопрос лишь в том, готов ли ты изменить в своём разуме, подход к этой горе, или стене. Готов ли ты, посмотреть на препятствие, с иного угла…, и насколько в тебе сильно желание преодолеть, созданную тобой же, гору, или стену.

Желание, – есть суть главная консоль твоей воли. И то, чем ты готов пожертвовать, ради достижения своего желания, есть основополагающий вопрос психотипа. То, что даётся просто так…, без напряжения сил…, без жертв, – не имеет ценности. Сама ценность чего бы то ни было, определяется только, исходя из потраченной на неё, энергии…, исходя из тех страданий, которые предшествовали достижению желаемого.

Инфантильный, слабый дух, неспособный на напряжение сил, на преодоление, – не способен, и ценить настоящие вещи в жизни. И даже сама жизнь, становится для него, чем-то не очень ценным…, и только врождённый страх, не позволяет ему расстаться с ней.

Сильная натура, имеющая в душе несгибаемый стержень, укреплённый предками…, не только, не обходит стороной обстоятельства, противостоявшие его желанию, и его воле…, но и ищет такие обстоятельства…, осознавая, в глубине своего сердца, что его счастье, зависит от становления внутренней силы…, которая, не может развиваться, без таких обстоятельств. Для него, самым большим страданием, является ощущение ослабления своих внутренних консолей. И здесь, самую главную роль, играет Убеждение.

Убеждение

Каждый человек, получивший однажды в жизни, хоть маломальское подтверждение наличия у себя таланта, к какому-либо ремеслу…, или какое- либо, пусть мимолётное признание соплеменников…, считает себя особенным…, из ряда вон выходящим…, и начинает расценивать себя, и свою жизнь, как нечто важное, нечто вершащее, и судьбоносное, для всего человечества. Но, на самом деле, он ничем не отличается, от муравья из муравейника в лесу. И его важность, и судьбоносность, всецело зиждется на почве тщеславия, в его воспалённой голове…, в виде иллюзорного контента, – облака самосознания, черпающего свой пар, из атмосферы презрения к жизни, и миру в целом. Некоего апломба…, основанного, на себя идентификации, как самого значительного явления этого мира…, как чего-то выдающегося, неповторимого, самого по себе ценного…, априори важного, для судеб этого мира…, и соответствующей, подспудной оценки внешнего мира, как чего-то второстепенного. Всё это, имеет основание в том неоспоримом положении…, в том интуитивно чувствуемом убеждении…, что именно ты сам, создаёшь этот внешний мир…, включающий в себя, весь эмпирический, трансцендентальный, и психологический…, как и любой иной контент.

С точки зрения самой природы, каким бы ты не казался себе важным, совершенным, и судьбоносным…, ты – суть пыль, крупинка песка…, или в самом лучшем случае, лишь звено, в цепи каузальных последовательностей. И точно также, не представляешь собой ничего важного…, как не представляет подобного, к примеру, отдельная корова из стада…, или единица планктона, на поверхности океана…, исчезновение которой, никак не отражается на общем течении, и общей атмосфере. Как, собственно, и появление ещё одной единицы, в этой мультифационной природной сетке бытия.

И так полагает, и убеждён в том, – всякий мыслящий нигилист. И только тот, кто знает, как безгранично верящий в себя субъект, переворачивает порой, не только сознания окружающих его адептов…, но и способен изменять течение жизни…, – этой огромной полноводной реки…, и направлять её течение, в русло высохших древних рек…, а порой, и создавать новые небывалые русла…, не взирая на практическую невозможность в глазах обывателя, таких колоссальных метаморфоз. Они кричат во всё горло: – Невозможно! Не может один человек – перевернуть мир…, и направить инерцию огромной полноводной реки, в иное русло! Это, ему – не под силу! И только исторические факты, подтверждают такие редкие чудесные явления. («Есть многое на свете друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…» У. Шекспир).

  Жизнь, порой настолько проворачивает все наши представления о ней…, нивелирует относительности, и разрушает всякие стереотипы…, превращая наше сознание, в «аморфное тело», с отсутствием всяких ориентиров. И истина, как нечто сверх стабильное, стоическое и монолитное, перестаёт существовать в плагинах космоса нашего разума. И в силу стремящейся к общему равновесию природы, возникают такие якоря, колосья, и платформы удержания, как религиозные системы, с теологическими консолями убеждённости, для которых не может существовать никаких подозрений, сомнений и противоречий. Искусственно создаётся некий «буй в океане», некий «атолл», или оазис, в котором всё расставляется на свои места, и определяется общий порядок мировоззрения, выход за который – заказывается, с помощью «колючей проволоки страха». Да, любовь здесь выставляется на первое место. Но любовь, замешанная на страхе и подобострастии, имеет малую ценность. И тот колос одержимости, что необходимо вырастает на этой почве, создаёт искусственный порядок в наших головах, подводя под него и весь внешний бушующий мир. Наше историческое стремление подчинить мир себе, подогнать под собственные лекала, получить абсолютную власть над ним, никогда не увенчается успехом. Но, тем не менее, мы никогда не откажемся от этого соблазна. И пока мы существуем, и пока существует этот мир, нам суждено идти по этому пути.

Без барьеров для ума, не существует разумности. Всякий порядок определяется лишением свободы. Жизнь – не возможна без границ и ограничений. Судьба мира и жизни заключена в «резервациях», в самом широком смысле слова. Но креативность, присущая всякой жизненности, всегда и всюду стремится нарушать порядок, ломать препятствия и преодолевать ограничения. И выходя на эту стезю, ни один живущий не в силах попасть в область полной свободы, ибо таковая возможна – только в смерти. Только за пределами жизни, а значит и за пределами этого мира, возможна такая вот, полная свобода. Только в царстве смерти, царстве абсолютного хаоса, где не существует порядок, где невозможны ориентиры, где нет движения, ибо нет пространства и времени, возможна абсолютная свобода. Там нет мысли, нет сознания, нет оценки, а значит, и нет барьеров, нет ограничений. И всё и вся находится в полном хаосе инертной стоической вечности, в забвении и безвременье, – в Великой стезе пустоты запределья!

Словно материальный мир, балансирующий между гравитацией и антигравитацией, между центробежными и центростремительными силами, наша разумность, со всеми её психологическими и психоделическими аспектами, всегда находится на натянутом канате между пропастями. Всегда балансирует между свободой и ограничением, между противно направленными пантемидами бытия, – материализуясь, активируясь в точке, где сталкивается прошлое и будущее его бытия. И одномоментно, как симбиоз, так и невозможность их слияния, определяется жизнью, которая и есть собственно та «точка водораздела», в которой разряженное поле бытия, не позволяет ни заглянуть в себя, ни определить своё естество, ни идентифицировать свою материальность и объективность. И только перспективы прошлого и будущего, словно два бескрайних крала птицы летящей между двумя пропастями, вызывают убеждённость в существовании этой бестелесной точки, не имеющей в сути своей продолжительности ни во времени, ни в пространстве.

Наша психоделика такова, что мы всегда и всюду находимся в некоем трансе, и не в состоянии выйти из него. И даже Великие практики Индокитая и Ближнего востока, будто бы дающие такой выход, ну или хотя бы указывающие на дверь, на самом деле не дают ничего, что выходило бы за рамки существующих плагинов мироздания, лишь расширяя уже завоёванные прежде территории. Ограничение – мать жизни, стремление к свободе – отец. Потеря хоть одного «родителя», неизбежно приведёт к потере и второго, и как следствие, либо не рождения «дитя», либо разрушения уже существующего, олицетворённого в нашем мироздании, и превращения его в хаос – царство смерти, царство пустоты. Тот, кто хочет жить, не должен стремиться к упразднению ни одного из своих «родителей», а значит, как бы ни хотелось, не должен и стремится к упразднению всякого зла на земле. Ибо случись такое, и мир, и жизнь – исчезнут, растворившись в тумане, и принеся лишь разочарование.

И так, убеждение. Вообще, с моей точки зрения всякое убеждение есть суть завёрнутое в «золотой халат веры» завуалированное заблуждение. Мало того, в процессе эволюции, одно часто перевоплощается в другое, переодеваясь порой на ходу. Ибо в этом мире ничего не стоит на месте, и каким бы не казалось окончательным и стоическим, всякое убеждение, либо развивается, и превращается в одержимость, (словно вино в уксус), либо стагнирует, и тем самым превращается в недоразумение. И тот и другой путь, так или иначе, приводит всякое убеждение к своему «оксиду», и как следствие к тому же заблуждению. Собственно, как и заблуждение, в своём поступательном развитии, в своей жизни, часто превращается в неумолимое убеждение. Игра нашего разума, как и игра самой природы, – непредсказуема.

Человек живёт своими заблуждениями, и, называя их разными именами, наделяя регалиями и вешая ярлыки, варится в этом котле, не имея никакой возможности вылезти из перемешанной кипением суспензии жизни. Вся наша жизнь, как и весь мир – суть «одно великое заблуждение!» И истины, что словно недосягаемые звёзды на небе, лишь светят своим тусклым светом над котлом, и искушают своей, будто бы реальной действительностью, но на самом деле никогда не падают на нашу обетованную землю. И всякая убеждённость всегда противоестественна. Ибо в нашем мире нет, и никогда не было никакой истинны, а значит, всякая убеждённость…

Противоестественность убеждённости заключается прежде всего в том, что она суть стоицизм, суть зацикливание, – суть попытка закрепить развивающийся, балансирующий мир в рамки, а значит, попытка по сути его остановить своей запечатлённостью с её фатальной иллюзорной непогрешимостью, – убить его произвольные олицетворения. Сделать Гербарий или Энтомологическую коллекцию, конечно надёжнее и проще для изучающего разума, но всё же лучше – Инсектарий, а правильнее всё же естествознание из нетронутого природного опыта.

Убивать произвол можно по-разному. И одна из таких возможностей заключена в убеждённости, как апологете иллюзорного представления о мире, в котором будто бы может существовать одновременно нечто и живое, и инертно стоическое. – Истина.

Я знаю, что должно быть так…. Или, – я знаю, что есть так…. – Эти определения имеют явную недоразумность. Но существуют и менее явные недоразумения, но это не мешает им быть на «вершине правды» социального учёного, и неучёного контента. К примеру, всякий обыватель убеждён в том, что именно его ремесло является наиболее важным в жизни. И чем выше на относительной социальной лестнице находится это ремесло, тем сильнее убеждённость в том, что именно оно выступает краеугольным камнем всей нашей жизни. Убеждённость в самом порядке социального устройства, в градации ценностей, в моральных аспектах, и прочее, держится прежде всего на том, что говорит об этом опыт. Результат, взгляд из нынешнего – в прошлое, соотношение и оценка качества жизни, и иллюзорная шкала достижений, – вот тот главный архилейтмотив заблуждения, на котором стоит вера в прогресс.

Вся наша социальная жизнь пронизана петлями убеждённости, и через всё это «полотно» красной нитью проходит Вера, непоколебимая убеждённость в существование Истины, как апологета совершенства, будто бы должного существовать на полях мироздания. Все процессы исторического становления человечества, не отходят ни на йоту, от процессов самой природы. А природа никогда не достигает никаких целей, и в своём развитии всегда идёт по круговой спирали. В ней есть лишь сам процесс, и никогда нет достижения. Почему же вы думаете, что для человека должно быть иначе?

Парадокс здесь заключается в том, что человек, приобретя свой парадоксальный разум, иначе жить не может. Ибо, чем была бы наша жизнь, без убеждения, без веры, без повсеместных платформ заблуждения? – Хаосом, беспорядочным, бесцельным и аморфным телом. Наши убеждения, наши заблуждения удерживают «ковёр жизни» сотканный веками на «столе земного шара», от рассыпания на нити, от превращения этой жизни в кучу мусора.

Появление в нашей жизни чего-то до того не существующего, выявляет один из главенствующих психологических аспектов нашей воли. Нам кажется, что мы беспрестанно сталкиваемся с чем-то новым, чем-то небывалым, и что пред нами открыт целый мир непознанного. Что там, за горизонтом нашего эмпирического познания, срыта бесконечная чреда новых открытий. И это действительно так. Но дело в том, что вся эта чреда, вся эта бесконечная лента непознанного, и потенциально освящённого, вся эта Великая Вселенная, на самом деле лежит в наших головах, за черепной коробкой открывается весь этот небывалый прекрасный и ужасный мир! И главной основой здесь, является – Ассоциация.

Ассоциация

Ассоциация, есть та полисфера сознания, в которой разум питает свои главные мотивационные корни для мышления, и на которых зиждется его органическая организованная структурность. Без ассоциаций, не мыслится ничего, что могло бы, так или иначе, удовлетворять наш разум. Ассоциация основа всякой мысли, она есть пространственно-временная креативная константа, в воли которой пребывает, как вся сфера искусства, сфера политики, так и весь научный пантеон.

Мысль, словно течение в океане, неотделима от среды, в которой она образовывается, от водного бассейна и суспензии общего наполнения среды её обитания. Её отделяет от неё лишь некая креативность, некое стремление, заставляющее создавать движение, некие пути и дороги, а, следовательно, и обочины, и овраги. Я называю это агрессивностью, но не в том смысле, которое несёт этот термин благодаря его нарицательному значению, но в том, что только эта агрессивность способна на создание новых плагинов действительности, и открытии на теле инертной реальности небывалых миров, а точнее новых граней этого мира.

Течение в океане, это лишь увеличение скорости движения водных пластов. И в этом контексте мысль, есть некий выход из инертного состояния материи, то есть трансформация материи из менее живого, в более живое состояние, с необходимым в таких случаях, увеличением агрессивности. К примеру, всякая суспензия в химии, имеющая наиболее живое состояние своего «тела», является одновременно и наиболее агрессивной. Впрочем, как и в физике; – электрический ток, поток фотонов, нейтронов и т. д. Мысль же есть наиболее живое состояние материи в нашем организме, где иерархия от относительно менее живого, к более живому, очевидна во всех сферах физики и психотомии нашего органоида. И агрессивность мысли не имеет себе равного в этом теле. Кто не обременён моральными, теологическими и этическими наростами на киле корабля своего сознания, тот обязательно придёт к выводу, что агрессивнее мысли в нашей жизни, нет ничего. Точно так же, как в нашей эмпирической действительности, нет ничего агрессивнее солнца, чья «разумность» находится за пределами нашего понимания. На поверхности же нашей планеты, пальма первенства в этой области, не принадлежит более никому, только нашей мысли. Ведь именно она подчиняет всё вокруг себе, она выстраивает архитектонику не только социума и его урбанистического контента, но и всего мироздания, объясняя природу, заманивая её в сети, разлиновывая и распределяя, вивисектируя и сочленяя, накладывая на природу свою психологическую сетку, свои лекала, используя в полной мере как «прокрустово ложе», отрезая всё, что не вписывается в «резервации» нашей мысли, так и возможности «фантазийных парников», где мир расширяется искусственно с помощью привязывания к нему фантомных прививок. Наш разум, с его армией мыслей, по сути, всё время пытается поработить окружающий мир, перманентно и целенаправленно завоёвывая его «земли», его пространства и «материальные ресурсы», в том числе и благодаря своей способности к ассоциациям, как одному из мощнейших полевых орудий.

Ассоциации возникают в сети наших нейронов, в коробке головного мозга. Кстати сказать, роль спинного мозга во всём этом процессе, несколько нивелирована, но об этом позже. И так. Что в своей сути есть ассоциация? Её главной константой служит соотношение, сравнение, идеальный и рациональный анализ, и выстраивание линий, перекрестий, сетей и суперсетей – вовне, по образу и подобию внутренних. Ассоциации направленны на создание системы вовне, которая удовлетворяла бы нашу внутреннюю систему. Вся наша психологическая полисфера имеет в себе доминирующим мотивом – владеть. И в какие одежды не наряжался бы этот мотив, какие маски не надевал на своё чело, в каких образах не представлялся, его тело выдаёт себя фигурой, и мы понимаем, что скинь он свои одежды благородного или не очень, покроя, сбрось маски, и он встанет голым пред нашим взором, во всей своей красе. Владеть – во всех смыслах. Как в явных, и даже пошлых, так в наиболее завуалированных.

К примеру, владеть умами – как самая простая и даже пошлая консологема, так и самая завуалированная, эфемерная и наиболее тонкая, и сложная. Некий апофеоз сознания, форпост его возможностей. К ней стремятся наиболее утончённые, наиболее высокоразвитые умы, и примеров тому в истории – масса. Привести разумность толпы к собственным лекалам разумения, настроить музыку разумности обывателей на свой лад, поработить волю и разум соплеменников, и привести их состояние к анабиозу, либо к взрыву соматического заряда, к наркотическому опьянению собственными эндорфинами, – такова константа владения умами. И здесь так же вырисовывается некая градация. От политических аспектов бытия, до поэтических и философских.

Психоделическое бытие

Человек, на протяжении всей своей жизни, перманентно находится в некоем опьянённом состоянии. Будь он абсолютно трезв, то есть случись такая невероятная ситуация, ему бы не перенести реальности этого мира. Прошу прощения за такую грубую параллель, но ему не выдержать настоящей реальности мира, как не выдержать какой-либо серьёзной операции без наркоза. Та боль, необходимо сопровождающая, как первое, так и последнее, захлестнула бы его сердце, и он сгинул бы, не имея ни единой возможности для собственного выживания.

И весь вопрос здесь, лишь в интенсивности боли, и соответственно, интенсивности опьянения. К примеру, наши мечты, наши «хорошие мысли», провоцируют выброс в кровь порций эндорфинов, серотонина, и других наркотиков, заставляющих чувствовать подъём всех консолей, чувствовать силу, надежду и обостряющееся чувство любви. Все обмены веществ в нашем организме, секреторные и психофизические метаболизмы ускоряются и гармонизируются, и мы чувствуем благостность мира, расположенность жизни, – мы чувствуем перманентное наслаждение этой жизнью.

Человек думает о плохом, только когда в его крови, уменьшается концентрация эндорфинов. Она может быть спровоцированная извне, но, как правило, это происходит от общего ослабления тонуса. Ибо, какими бы не были невыносимыми внешние обстоятельства, при достаточной концентрации эндорфинов, всякие невзгоды жизни видятся в свете лишь необходимых испытаний, и не являют собой чего-то критического. Человек лишь начинает искать выхода из ситуации, и не впадает в отчаяние. В моменты же опасности, мнимой или реальной, не суть важно, чтобы пережить стресс, ему необходим самый мощный наркотик, который способен выделять его организм – адреналин. Но как только он находит выход, как только опасность сдаёт, как только всё более-менее уравновешивается, он возвращается к хорошим мыслям, кои приносят ему чувство радости или отдохновения. Благодаря таким естественным наркотикам, как эндорфины и серотонин, у человека всегда есть надежда на лучшее. Их концентрация в организме постоянно меняется. Но абсолютно трезв, – человек не бывает никогда! Помимо того, что в его распоряжении имеются множество собственных внутренних фантазийных провоцирующих концентрацию этих веществ, аспектов, он всюду окружает себя внешними, провоцирующими опьянение, (музыка, и все виды искусства), как, впрочем, и любые игры, в которых сам процесс вызывает такие провокации. А главное – потенциальная победа, как нечто схожее с оргазмом, провоцирует такой мощный выброс эндорфинов, что человек даже может потерять на время сознание.

Так вот, именно химия определяет состояние нашего психофизического состояния. Лишь усиление, увеличение в крови стимулирующих веществ, либо их уменьшение, определяет на самом деле, чувство счастья, или чувство несчастья человека. И человек беззаветно влюбляется в того, кто стимулирует в его организме увеличение подобных веществ, и люто ненавидит того, кто становится провоцирующим фактором их уменьшения. Такова психофизика всякой любви, включая и любовь к искусству, или к природе.