Навсегда

Отчего, когда возникает любовь, слезы появляются – не от того ли, что в момент ее возникновения человек очищается от всех своих грехов и чистым и искренним идет навстречу померещившемуся ему счастью. Что будет, как будет – в этот момент неизвестно, это неизвестно будет и потом, и только через годы, оглядываясь на прошлые события, оцениваешь их, очистив от всего постороннего, поверхностного и суетного, и остаешься с теми мыслями о себе, которые в конкретный миг владеют твоей душой.

Это происходило с Шурой и Федором. Они, сближаясь, как бы освобождались от груза своего прошлого опыта. В такие минуты случается совпадение жизней и создается новая и счастливая поначалу. Это всегда со всеми случается.

Музыка прекратилась, и Федор с Шурой пошли к столику, чтобы расплатиться. Не хотелось оставаться, хотелось двигаться, и Шура предложила поехать к ней. Федор на минуту задумался – вариантов не было, и он согласился.

Когда они на машине подъехали к ее подъезду, как назло, какие-то люди сидели еще около подъезда. Они с интересом посмотрели в сторону подъехавших и, увидев Шурку, демонстративно отвернулись: знаем, мол, опять притащила к себе мужика. Когда вслед за Шуркой в подъезд зашел Федор, дворовые наблюдатели недоуменно посмотрели друг на друга и, пожимая плечами, притихли, чтобы обсудить новость и сделать свои далеко идущие выводы.

Федору было безразлично, что про него скажут, а вот Шурка впервые за много лет смутилась, но делала вид, что не обращает ни на кого внимания.

Они вошли в квартиру, где проходила Шуркина непростая жизнь. Федора удивил порядок – он не подозревал, что у Шурки так уютно и хорошо. Это совсем не совпадало с тем, что рассказывали про ее жизнь. И Федору почему-то захотелось, чтобы все, что ему было известно про Шурку, было неправдой, и он решил сразу поставить точки над “i”.

– Знаешь, – сказал он смущенно, – давай, как будто у нас с тобой впервые.

Она молча ему кивнула и стала снимать кофточку. Он подошел к ней. Они поцеловались впервые, и это было так хорошо, что все, что потом случилось, было действительно как впервые и именно потому, что в самые интимные моменты каждый думал не о себе, а думал о другом. Федор думал о Шуре, а она о нем. Не было прошлого, не было будущего, было сейчас.

Шура была от природы женщиной деликатной, и это нравилось Федору. Она его стеснялась и прикрывала руками свою роскошную грудь или старалась набросить на плечи кофточку, чтобы не быть перед ним голой. Застенчивость Шуры покорила Федора окончательно. Ему она казалась особенной, единственной, и от этого он отдавал себя до конца. Он не оставлял про запас свои силы, он не боялся оказаться слабым, и чувство доверия к ней придавало ему двойную силу.

– Я к тебе перееду жить, – сказал Федор уверенно, зная, что она этого хотела.

Шура молчала. Она была счастлива. То, чего она даже в мыслях не могла себе представить, случилось, и она безропотно опустила голову.

Федор перебрался к Шуре, и все вокруг молча недоумевали, видя их выходящих вместе из подъезда.

Однажды вечером, когда они ужинали, Федор предложил:

– Давай переедем куда-нибудь.

– Куда? – спросила Шура. – А работа?

– Работу можно поменять, квартиру тоже.

На этом разговор прекратился.

В жизни не бывает чудес, бывает напряжение воли и стечение обстоятельств, и для наших героев наступил сложный период переустройства жизни. Первый вопрос встал: куда переезжать, в другой город, в другой район? Профессия Федора, чисто техническая, везде была нужна, но покидать старые места – это всегда потери. И они решили взять кредит и открыть свою автомастерскую. Дело на первый взгляд нехитрое, но, когда начинаешь во что-то внедряться, сразу возникает масса сложностей и с оформлением, и с деньгами.

Шура по-прежнему работала секретарем у какого-то директора, но ревности у Федора по этому поводу не возникало. Он знал, что Шура живет только с ним – она бы по-другому не смогла, он был в ней уверен.

Пить она практически перестала, и это радовало Федора. Шура полюбила Федора всерьез, и эта любовь стала замещать в ней привычку возбуждать себя вином. Происходило это постепенно, были у нее периоды возврата, и она тогда просила Федора купить ей вина, и он ей никогда не отказывал. Он чувствовал, что не может ей запрещать жить так, как она хочет. Со временем потребность в вине совсем ушла, и Шура с некоторым недоверием наблюдала за собой, как бы со стороны.

Конечно, ее травмировали косые взгляды соседей, и вопрос переезда стал во всей очевидности. Шурина квартира стоила двенадцать тысяч долларов, и нужно было добавить шесть, чтобы купить другую, более им подходящую. Деньги они копили на машину – но квартира была важнее, и они решили переехать.

Новая квартира была двухкомнатной и с красивым видом из окон на старый парк. Солнце с полудня поселялось в их комнатах – и это тоже было ими предусмотрено, чтобы квартира была солнечной. Евроремонт был сделан, и им оставалось только расставить свою мебель и подкупить кое-что для ванны и кухни. Занавески Шура выбирала особенно старательно. Они должны были быть одного цвета и полностью закрывать стену. Вечером, сидя в кресле около телевизора и задернув светло-розовые шторы, они чувствовали себя дома особенно счастливо.

Федор взял в долг деньги, и они купили недорогую иномарку светлого цвета, купе-“фольксваген”. Теперь все выходные они проводили за городом у друзей.

Потом Федор с выгодой продал автомастерскую и перешел на совместное предприятие и зарплату получал в “баксах”. В общем, этого им хватало. Иногда удавалось заработать еще какие-то деньги, что было всегда кстати.

Однажды Федор предложил Шуре: “Давай поженимся”, на что Шура ему ответила, что согласна при одном условии, что он ей в качестве свадебного подарка подарит трусики с мехом. Она рассказала, что ее приятельница-интеллектуалка прочитала у одного известного писателя про какие-то трусики с мехом, которые в той повести принесли счастье герою, и она хочет такие. Федор недоуменно посмотрел на Шуру, а та подошла к нему и, обняв, сказала:

– Ну, пожалуйста.

– А где их брать? – спросил он.

– Знаешь, есть такие специальные магазины – секс-шопы. Там, говорят, всякое есть, – весело сказала Шура, и они пошли на кухню, где все было готово к ужину.

Они любили сидеть за столом у окна и смотреть, как закатное солнце высвечивает вершины деревьев. Сколько они уже вместе? Они стали вспоминать старую жизнь и всякий раз делали это с радостью, так как были счастливы сейчас, и все плохое было им в подтверждение, что все в жизни меняется к лучшему, и, если захотеть, все можно в жизни изменить. Их опыт им казался универсальным, они сейчас не могли себе представить, если бы все в их жизни было как раньше. Им еще нет тридцати, а кажется, прожита огромная жизнь, и что там будет, они не загадывали.

“Трусики так трусики”, – подумал про себя Федор и набрал по мобильнику телефон приятеля.

– Коль! Слушай, тут проблема. Что это за секс-шопы? – спросил Федор, и приятель ему объяснил, как туда лучше проехать, и дал номер телефона.

На следующий день после работы он прямо поехал по указанному адресу. Магазин “Нарцисс” находился недалеко от их дома. Дверь в магазин была закрыта, и сквозь стекло ничего нельзя было увидеть. Он уверенно позвонил. Ему открыла женщина в парике с ярко накрашенными губами. “Что желаете?” – уверенно, грубым голосом спросила женщина, и тут только Федор догадался, что это мужчина. Федор, не теряя ни минуты, сразу заявил, что хотел бы приобрести трусы с мехом. Продавец не удивился, а придал своему лицу значительность, от чего женщина в парике еще больше стала похожа на мужчину. “Для чего этот маскарад?” – подумал Федор и прошел в магазин за продавцом. Продавец – женщина в парике, он же мужчина – подвел Федора к витрине, и то, что предстало перед глазами Федора, достойно подробного описания. Тут лежали трусы всех размеров, всех расцветок, и самое интересное, что мех был всех видов, начиная от норки и лисицы и кончая песцом и зайцем.

– Вам для кого? – спросил продавец женщина-мужчина.

– Для невесты, – не задумываясь, ответил Федор.

Женщина-мужчина хитро улыбнулся, как бы не понимая до конца, что, собственно, имеет в виду покупатель. И неожиданно спросил: “Для друга? Или для подруги?” Тут только Федор сообразил, что обслуживание “голубых” является основным направлением данного секс-шопа и, возможно, ему придется поискать другой магазин. Видя замешательство Федора, женщина-мужчина сказал: “У нас магазин широкого профиля. Мы работаем со всякими ориентациями. В последнее время участились случаи однополых браков, и, конечно, мы всегда готовы удовлетворить любые просьбы наших клиентов. Вы можете выбрать сейчас или сделать заказ. Подойдите к этому стенду”. Федор подошел и, устав от многословности продавца, сразу выбрал трусики из легкого шелка, с парчовым рисунком и отороченные норкой. Цены не были указаны, и, когда он попросил завернуть ему понравившиеся, в ответ услышал: одна тысяча триста. Федор еще не привык к ценам на столь экзотические вещи и поэтому, чтобы скрыть волнение, сразу вынул деньги, отсчитал нужную сумму и протянул продавцу, который предложил ему подойти к кассе, где симпатичный мальчик ловко упаковал экзотический товар в коробку, перевязав шелковой ленточкой.

Федор решил, что не будет сразу дарить Шуре экзотику, и спрятал ее в шкаф подальше. Были проблемы поважнее и поинтереснее, и главное, что он не был у родителей уже несколько месяцев. И он решил к ним поехать с Шурой и пригласить на свадьбу, о которой они уже между собой договорились.

И тут он вспомнил, что не знакомил родителей с Шурой, которую они знали с детства. Ему стало как-то не по себе: он понимал, что родители его не одобрят, и не знал, как избежать неприятных для Шуры слов, но не ехать к ним было бы с его стороны трусостью, и он решил этот вопрос обсудить с Шурой.

Как только он об этом подумал, то сразу вспомнил, как и при каких обстоятельствах он сошелся с Шурой, которая теперь была его гражданской женой. В этот момент он не признавался себе, что его все время подспудно что-то угнетало в их такой, казалось бы, благополучной жизни. И тут он вспомнил, как однажды, еще в юности, они с ребятами обсуждали девчонок и он, такой категоричный, заявил, что никогда не будет дружить с девчонкой, если у нее был кто-то до него. При этих воспоминаниях Федор даже покраснел. Кровь прилила к сердцу, когда он представил себе, сколько их, этих других мужчин, было у Шуры. Он сидел и не знал, что делать. Эта мысль о мужчинах Шуры ему и раньше не давала покоя, но раз они решили, что пусть у них будет как в первый раз… “Что же думают родители про их жизнь с Шурой?” Вдруг ему показалось, что этими мыслями он предает Шуру, которая это не заслужила. “Только бы она не догадалась об этих тайных мыслях”, – подумал Федор и переключился на более приятное и интересное, на его намечающиеся отношения с Викторией Михайловной, которая занимала ответственную должность в администрации губернатора. Федор с ней познакомился на одном из заседаний, где обсуждались вопросы приватизации, и они уже встречались с ней несколько раз по делам.

Его мужское самолюбие тешил образ высокопоставленной женщины, им интересующейся. От нее много зависело в его дальнейшем преуспевании как бизнесмена. И кое-что эта самая Виктория ему уже посоветовала. Для начала она предложила ему купить акции одного предприятия, которое пришло в упадок, но когда-то было ведущим в отрасли, в которой сейчас работал Федор, и порекомендовала опытного брокера, ее знакомого.

Шура пришла с работы, как всегда, в семь, и, когда она приготовила ужин и они сели за стол, он прямо ей сказал:

– Шурочка, я решил вместе с тобой поехать к родителям и пригласить их на свадьбу.

Наступила пауза. Федор не смотрел на Шуру, но почувствовал, как она вся напряглась. Он понимал, чего ей стоит услышать эти слова, но ждал.

– Знаешь, я лучше не поеду, не хочу их расстраивать. Я же знаю, что они тебя не одобрят, и я их прекрасно понимаю. Кто я? Я для них осталась той Шуркой, которую они знали, и я такой для них буду всегда. – Она замолчала, и слезы появились у нее на глазах.

Федор обнял ее, поцеловал и сказал: “Прости”.

Решили послать родителям официальное приглашение: пусть сами выбирают, как им лучше поступить. А свадьба будет скромной. Ближний круг, шампанское во дворце, фуршет и потом на неделю поехать к родственникам Федора в деревню. Так им казалось естественно. Деревню любили оба: все детство летом каждый из них ездил в деревню. Друзья советовали съездить за границу, но у Федора были крепкие крестьянские корни, и его патриотизм нельзя было ничем поколебать, он был наш парень, свой и смотрел по-прежнему на заграницу с некоторым недоверием. В нем не было нездорового интереса к жизни в других странах, ему и дома было хорошо. Хотя он и был городским, но знал, что деревня – это то место, где ему всегда было хорошо, и посетить старые места в новом своем самоощущении было интересно, взглянуть на себя прежнего и теперешнего можно только среди своих, а не среди иностранцев. Он этого никому не объяснял, но чувствовал именно так.

Свадьба, кольца, шампанское, поздравления друзей и родителей – все это позади, и вот они собираются на машине ехать в свое экзотическое свадебное путешествие.

Жизнь в деревне хороша своим спокойствием. Людей мало, природы много, и так приятно поваляться на солнце на траве, где-нибудь под кустом около речки. Вода холодная, течение быстрое, и все проблемы города кажутся такими мелкими, незначительными, и в этот период Шура с Федором окончательно поняли, что для них любое место на земле хорошо, когда они вместе.

Они много не разговаривали между собой и только иногда обменивались незначительными фразами – все разговоры, казалось, остались в прошлом, и сейчас спокойно и размеренно шла жизнь под крышей родного дома.

Неделя пролетела быстро, и вот уже Федор прощается с теткой Настасьей и дядей Петром. Шура садится в машину и чувствует, что привыкла к этим людям, которые ее воспринимают по-доброму и открыто.

Свою жизнь в городе молодожены устроили так, что старые связи потихоньку распадались, и они не старались их поддерживать, а новые знакомые относились к этой благополучной паре именно так, как она себя заявляла.

Однако постепенно что-то стало сбиваться в размеренном ритме жизни. Федор стал часто задерживаться на работе, а выходные дни они не всегда проводили вместе. Подспудно он чувствовал, что постепенно центр тяжести его жизни перемещался в сторону, но для Шуры там как бы места не было. В жизни Федора наступал новый период, о чем Шура, возможно, догадывалась.

Однажды произошел эпизод, который неожиданно задел Федора: он оказался свидетелем разговора Шуры по телефону с приятельницей. Это был разговор женщины с улицы и весь пестрел словами, значение которых Федор иногда не понимал. Шура не знала, что Федор слышит ее разговор, и дала волю своему языку. Она так смачно обсуждала ситуацию подруги, называя вещи своими именами, и это была не его Шура, а та, о которой они оба, казалось бы, забыли. Когда Шура перешла на мат, Федор не выдержал и ушел в другую комнату, где ничего не было слышно. Ему вдруг стало стыдно, что Шура привычно употребляет такие слова, и когда она их произносила, то у Федора было чувство, что его бьют по голове чем-то твердым. “Ведь это все в ней осталось”, – с ужасом подумал Федор.

Когда Шура вошла в комнату и увидела Федора, она остановилась на пороге и как-то неестественно произнесла:

– А я не знала, что ты пришел. Я не слышала, как ты дверь открыл.

– Ты с кем-то разговаривала по телефону, – как ни в чем не бывало ответил Федор, смотря в книгу и не видя ничего перед собой. От Шуры не ускользнуло, что он озабочен.

– Неприятности на работе? – неуверенно переспросила она.

– Да нет. Немного устал, – Федор врал, не желая выдать себя.

Сейчас он оказался свидетелем того, какой была Шура когда-то. И это в ней осталось навсегда. Жизнь не исправляет людей, она просто ставит их в другие ситуации, и нельзя измениться внутри только от перемены внешних обстоятельств. Так получилось и с Шурой.

Как-то, когда Федор вышел на улицу, вдруг зазвонила трубка. Слышно было плохо, но Викторию он узнал. Ему удалось услышать, что она его приглашает к себе завтра к девятнадцати.

– Хорошо, – взволнованно ответил Федор.

На следующий день он заехал за ней на работу – с этого вечера жизнь Федора изменилась. С Викторией они стали встречаться два раза в неделю у нее на даче.

Шура сердцем чувствовала, что в ее жизни с Федором что-то происходит – как будто червь точил изнутри их такую на первый взгляд счастливую жизнь. Но она не имела привычки что-то выяснять – она тихо переживала, когда Федор возвращался поздно, казался каким-то слишком оживленным и уходил к себе. В такие дни он был неразговорчив.

Однажды они шли с Шурой по супермаркету, и вдруг какой-то мужчина обратился к Шуре как к старой знакомой: “Привет, Шурка! Не пригласишь на чай?” Он был явно пьян, и Шура, вспыхнув, отошла с Федором в сторону. Этот эпизод они не обсуждали, но Федора оскорбил тон и напоминание о прошлом Шуры. Через день он вроде бы все забыл, но кошка пробежала между ними. Шура все последние дни была грустной. Федор не знал, чем ей угодить, и вспомнил про свой свадебный подарок. Он открыл шкаф, нашел сверток и положил его на стол перед Шурой.

– Это тебе, как ты просила, – ласково сказал он.

Шура сама развязала ленточку и увидела экзотические трусики. Федор внимательно на нее смотрел. Он ждал. Шурка изменилась в лице, и вместо радости на нем появилось страдание. Она разрыдалась, выбежала из комнаты и заперлась в ванной. Федор кинулся за ней и стал стучать в дверь, как бешеный. Она не откликалась. Тогда он попытался силой открыть дверь. Она не поддавалась. Он побежал за инструментом, и в этот момент в ванной что-то упало с грохотом. Он обомлел. Он кинулся к двери и с силой ногой со всего маху толкнул дверь. Она не открывалась.

Федор выбежал на лестницу и стал звать на помощь. Из соседней квартиры выскочил сосед Сергей, и они вместе взломали дверь ванной. Прошло каких-нибудь семь минут. На полу ванной лежала Шура, в руках у нее была зажата коробка. Федор бросился к телефону. “Скорая” приехала быстро. Шура была еще жива, ее положили на носилки. Федор поехал вместе с ней. Он всю ночь промучился в приемной, когда наутро медсестра сообщила, что ничего не смогли сделать, слишком сильная доза. Федор, не помня себя, бросился в палату. Врачи преградили ему путь и попросили взять себя в руки.

Когда он вошел в палату и подошел к кровати, где она лежала, врачи открыли ее лицо. Оно было как живое. Федор упал на колени и разрыдался. Ему дали успокоиться и проводили до двери. Он посидел в приемном покое и перед уходом спросил, когда можно забрать тело. “Позвоните по этому телефону”, – сказала дежурная и протянула Федору бумажку.

Жизнь Федора закончилась, он шел, не помня себя, и ноги привели его в тот самый двор, где они с Шурой познакомились. Он вспомнил, что тут живут его родители. Он прямо пошел к ним, и, когда мать ему открыла дверь, увидев его, она вскрикнула:

– Что случилось?

Он, ничего не говоря, пошел к себе комнату и, плюхнувшись на диван, зарыдал. Мать подошла к Федору и, погладив по голове, сказала: “Все успокоится”.

Потом пили чай, и Федор рассказал про Шуру. Мать молча на него смотрела и не могла вымолвить ни слова.

Похоронили Шуру рядом с ее матерью. Народу никого не было. Еле упросили, чтобы похоронить не за оградой, как обычно поступают с самоубийцами.

Зачем она это сделала? Этот вопрос не давал Федору покоя. Он слышал, что дочери повторяют судьбу матерей, и не верил этому. А теперь поверил. Как должна была страдать Шура, чтобы решиться на такое, но она никогда ничего не говорила. Крепко держало прошлое ее в своих тисках, а кто бы мог подумать. Чудес в жизни не случается, нам только кажется, что они возможны. Все в жизни обусловлено нашим рождением, нашей жизнью, и память управляет нашими поступками, и только кажется, что прошлое ушло, – оно в нас, с нами, мы каждую минуту этим прошлым становимся.

Время шло. Федор изредка навещал могилу Шуры и содержал ее в порядке, и вот однажды он почувствовал, когда в очередной раз был на кладбище, как будто кто-то ему очень тихо сказал: “Женись, Федор, женись, Федор”. Чей это был голос, Федор не знал. Он оглянулся вокруг – никого, тишина. Он поспешил покинуть это, как ему показалось, страшное место, зашел в церковь, помолился и уже со спокойной совестью поехал домой.

Жил он в той же квартире, в которой они с Шурой были счастливы. Вернувшись домой с кладбища, он выпил коньяку, и на душе у него стало легче. Он вспомнил непонятно почему Веру с юга. Стал искать ее телефон и очень разнервничался, когда его не сразу нашел. Он набрал номер. И вдруг почувствовал, как сердце его заколотилось, забилось, комок подступил к горлу, когда рядом с собой услышал голос Веры, которую оставил с ее любовью к нему. Тогда ему казалось, что ничего у них не получится. Вера не могла скрыть радости, услышав голос Федора.

– Ну, как у тебя? – спросил Федор, явно волнуясь.

– Много перемен. Я развелась, живу с дочкой. В основном все в порядке, – ответила смущенно Вера. – Ну а ты?

– Я одинок, – начал флирт Федор, и вдруг что-то пришло ему в голову, и он спросил: – А дочь – моя?

Вера молчала.

– Моя дочь? – повторил Федор.

Вера ничего не отвечала.

– Можно я к тебе приеду?

Вера спросила:

– Надолго?

И Федор, недолго думая, ответил:

– Навсегда.

4.

Как только он произнес это слово, ему стало не по себе, он вспомнил, как он ее фактически бросил, неинтеллигентно, грубо и с тем же словом “навсегда”, было ли сказано, или оно только внутри где-то осталось осадком неудобства, чего-то нехорошего, чему этим словом он как бы положил конец тогда… А теперь? Ему оттого стало нехорошо, что он понимал, что говорит неправду, и в этом была какая-то театральность, в этом его слове “навсегда”, и отголосок прошлого больно кольнул его в самое сердце. Он резко повесил трубку и понял, что это его очередной трюк с Верой, которую он фактически не помнил, и эта его грубость была естественна, и это почувствовала Вера, и, конечно, как всегда с ней случалось в жизни, на этот раз луч надежды осветил ее скучную, одинокую, интеллигентную жизнь. А вдруг? Может быть, что-то произошло за эти годы, раз так неожиданно отец ее ребенка, любимый ею когда-то мужчина вдруг захочет действительно приехать, повидать ее, познакомиться с дочерью, которая заканчивала школу. А если он привяжется к ней той разумной силой, которая годами удерживает людей друг около друга? Она горько заплакала от полной уверенности, что в очередной раз жизнь поманила куда-то, а ничего не будет и все как прежде останется: она останется одна со своей истомившейся одинокой плотью, о существовании которой она уже перестала думать как о чем-то вещественном. Эти мысли нашли ее сразу, и неожиданно, так прочно, казалось, стоявшая на ногах, она почувствовала свою полную беззащитность перед своим прошлым, всю ее теперешнюю жизнь окрасившим в мрачные серые тона.

Мы не признаемся себе всякую минуту, что проживаемая нами жизнь не та, которую мы себе представляли. Не всякий осмеливается признаваться себе, что полностью утратил связь со своей настоящей сущностью, что потерял себя на тернистой дороге, не нами выбранной, но нами проходимой с видом гордым и независимым, и не всякий может с этой ему выпавшей судьбой поспорить всерьез.

Федору было неловко, когда он почувствовал ту прошлую зависимость от него, которую с годами Вера не смогла преодолеть. А что если это его судьба? И он, не думая уже ни о чем, решил, как он всегда делал, когда ему было одиноко, развлечься.

Мест для развлечения было предостаточно. Ему захотелось женщины, но незнакомой, и он отправился в ближайший от него бар. Когда он вошел, швейцар, глядя на него в упор, прямо спросил: “Девочку надо?”

– Да! – хмуро ответил Федор. Он сел за ближайший столик и закурил, глядя в окно на проходящих. Мимо проходила женщина и как-то внимательно на него посмотрела. “Неужели Лариса?” – подумал Федор и, потушив сигарету, вышел на улицу. Женщина скрылась в толпе, но он видел ее, мелькающую среди прохожих. Он прибавил шагу. Когда он поравнялся с ней, она обернулась, и он увидел, что это не Лариса. Женщина посмотрела на него весело, и он спросил, не хочет ли она с ним куда-нибудь пойти. Он не ожидал, что она согласится, и даже огорчился, что она сразу его пригласила к себе. “Путана”, – подумал Федор. “Сколько?” – уверенно спросил он. Женщина не обиделась и ласково ответила, что там видно будет. Как быть? У Федора было только двести долларов, и он прямо сказал об этом. Женщина ответила, что для ужина им этого хватит. “Неужели ошибся? – подумал он. – Но почему так сразу и к себе?”