Письмо. Серия «Другая сторона»

Наталья Полухина

Письмо. Серия "Другая сторона"

Проверь свою тумбочку. Проверь. Голос в голове повторил это снова. И снова. Не послушаться голоса в голове – превыше любых сил. Я не сомневался в собственной невменяемости, поэтому открыл. Проверь. Справа в углу, смотри, письмо. Вот оно.

Дорогой друг! Дорогая моя высшая сила! Милый Бог!!! Пожалуйста, если ты читаешь это, значит, ты существуешь…

Почерк был детский, девичий, листочек вырван из тетради в клетку, небрежно, скоро, криво, часть страницы оборвана, ещё кусок вырвало из другой страницы. Так рвут впопыхах, когда плевать и всё равно, так рвут, когда стараются изо всех сил, а получается как назло, кошмарно, криво, с дырами и заломами.

…Мама и папа лежат в углу, вокруг всё красное, наверное, это их кровь. Я бы хотел всё исправить, мне так страшно теперь одному…

Боже! Что за бред? Кто это мог написать? Что это?

Читай, читай, а то ты пожалеешь. Голос в голове неумолим. И не возразить. Читаю дальше. Кто же ты, неизвестный малыш? Всё же это, похоже, мальчик. Или девочка, которая хочет казаться пацаном.

…Когда меня заберут? Может быть, кто-то придёт? Мне очень хочется есть. Дорогая высшая сила, пожалуйста – пожалуйста – пожалуйста, приди и исправь всё, я очень тебя прошу! Пусть это всё исчезнет и этого никогда не будет!..

Я зажал лист в руке и побежал вниз по лестнице. Под ногами гудел старый домик моей бабушки, куда я приехал присмотреть за стенами и окнами. Приглядывал здесь за хозяйством, узнавал, не нужно ли чего починить, ремонтировал то, что ломалось. Строение сейчас истошно скрипело и хотело под снос. Трещина по диагонали во всю стену красноречиво рассказала о необходимости это сделать. Зимой здесь стало холодно из-за трещины. Бабушка давно умерла, через много лет после деда, когда всё забылось уже. А дом было жаль и мне, и всем моим родственникам – сестре и младшим братьям. Старенький родной любимый домик моей бабушки, как я по тебе скучал! В детстве я проводил здесь как минимум один месяц в году, обычно это было лето. Иногда я появлялся здесь на Новый Год и в другие памятные даты, и в честь семейных событий. Помню свою страсть к старым странным вещам, частенько откапывал их в шкафах, тумбочках, столах, в ящиках, которые находил под кроватями, в подвале, в погребе и в гараже. Погреб с его запахом червей, гнилой картошки, квашеной капусты и мышей. До чёртиков пугало меня это место в детстве, я всё придумывал себе невесть что! Боялся, что спущусь и увижу в подвале труп. Мертвяка, мы так тогда говорили. Но теперь меня пугают такие письма. Ну что, моя нынешняя находка? Малыш, кто же ты? Что мне теперь с этим делать? Кому письмо? Противный голос в голове притих. Видимо, он выжидал, когда же у меня пройдёт нахлынувший так предсказуемо приступ воспоминаний.

Решил отправиться на кухню. Раз у меня в сумасшедшем доме на плечах тишина, надо пользоваться случаем, а то снова оно там заговорит. Что тогда делать? Пошёл во двор, вытащил из машины пакет со снедью. Всё началось, ещё когда ехал сюда. Тот голос заговорил со мной прямо в машине, не дожидаясь, когда доберусь. Я со смехом подумал, что это что-то вроде GPS-навигатора, наверное. Посещения психотерапевта дали своё. Вам мешают эти ваши голоса в голове? Сейчас мы поработаем над тем, чтобы вас это не напрягало! Не то, чтоб голоса были чем-то обычным, но… в общем, я не удивился. Вот неведомо, почему. Атмосфера дома, дворика, леса за оградой и реки была изысканно сверхъестественной, мистической, сказочной и волшебной. Хотелось шутить о том, что если услышу тут голос в голове, увижу русалку или единорога – не удивлюсь! Когда появился голос, я не удивился, правда. Даже ждал чего-то такого.

И вот открываю я багажник, а пакета нет. Ладно. Хорошо. Ничего удивительного. Итак, по порядку Помню, как вынес пакет из супермаркета и положил его прямо сюда, сзади, в багажник. Помню, как плюхнулся за руль и окатил в сторону дома щебневой грунтовкой. Помню, как укатано, привычно шуршали, скрипели, гудели колёса моего авто о камни. Помню, как приехал. А теперь пакета в багажнике нет.

Возвращаюсь в холл, он тут совмещён с кухней. Холл у меня как веранда. Его окна во всю стену и состоят из многих мелки окошек, стекло затянуто в сетку сот, а верхний ряд – витраж. Цветные лучи рисуют на стенах, потолке, полу и на всём, что тут находится, цветные волшебные татуировки. В детстве я считал это место лучшим в мире, островком умиротворения и благополучия, куда я прибегал после своих детских приключений, напуганный, усталый, плюхался на старый диван. Диванище, настолько дремучий, что пружины даже не гудели, он был весь в рытвинах, грязный, старая полосатая кошка Мурка, когда ещё была жива, родила однажды там котят. Вхожу в холл, пакет как раз красуется на этом диване. Когда я успел? Странно. Не помню, чтобы я его сюда приносил. Всё же прекрасно помню, всё – как приехал и как бросил авто во дворе перед крыльцом, выбежал, машину не закрывал – зачем? В округе никого, одиноко и пусто. У дома необслуживаемая маленькая подстанция с гудящими проводами, река, лес и пустоши за рекой, степи и это всё. Поднимаюсь на крыльцо, зажигаю свет, выключатель по правую руку всполохнул яркую уличную лампу-фонарь над дверью. Нашёл ключ в портмоне, сунул в скважину, открыл, вошёл… Внутри остро чувствовалось, что не приезжают. Дом стоял голодный и обезумевший от покинутости. Дверь бросил открытую, проветрить, впустить воздух и жизнь. Снова выключатель справа от двери, зажигаю свет в холле. Так я тут и оказался.

*

Голос, так похожий на тот, чьи сигналы я улавливал на пути к дому. И по чьей указке я нашёл письмо, которое теперь лежало скомканным в моём кармане. Этот голос сказал «Найди». Я жадно сунул в рот сосиску и кусочек хлеба, огурец, лист салата. Спонтанно рванул спуститься в подвал. Не зря сегодня вспоминался погреб. Спустился. Холодно. Стоял и думал, состояния было опустошённым, после сильного нервного возбуждение пришло внезапное равнодушие, оцепенение, отсутствовали мысли. Слышу стук. Кто-то пришёл? Не похоже. Стучат во входную дверь. Она же открыта! Могли же просто войти. Чужой дом, заходи кто хочешь, бери что хочешь! Стук шёл будто бы из-за стены подвала. За стеной ничего не было, нечего осматривать. Поэтому я просто поднялся обратно в холл. Тишина. Взял фонарь и решил начать наново, с крыши, с мансарды. Ну какая мансарда? Обычный чердак. Но мне нравилось думать, что это мансарда, так называется, красивое певучее слово, рождённое богемой и роскошью. Я всё детство мечтал там ночевать. Мне нравилось залезть как можно выше, было мечта жить на дереве, но до домика в кроне деревьев, как я видел в кино, мы так и не дошли. Я лазал на чердак часто, меня оттуда гоняли даже соседи, всем казалось, что я сорвусь, но я чувствовал себя там как в гнезде, птицей, нашедшей дом и не желающей своё место покидать.

Выдвижная чердачная лестница, современная, её сюда установил я, потому что старенькая, та, деревянная давно сгнила. Эту я купил в строительном супермаркете, привёз, прикрутил, за неё нужно было потянуть и она раскладывалась гармошкой, выезжала под ноги плавно, красиво. Боковины были спроектированы так, что они же и были перилами. Я обожал эту лестницу. Гордился, что сам её нашёл, выбрал, всё сделал сам. Что было чудом само по себе. Руки же у меня росли вы можете догадаться, откуда, я вам намекаю. Ладно. Лезу наверх. Фонарь. Открываю из маленького холла второго этажа лаз наверх. Слышу звук, возня. Не пугает! Это крысы. К сожалению. С тех пор, как все покинули дом, здесь не стало ни псов, ни котов, ни людей. Пришли крысы. Остались, хотя есть здесь было нечего. Они облюбовали чердак, первый этаж и подвал. Второго этажа избегали, не слышно их там, не видно. Послушал минутку крысиную возню. Поднялся, дотянулся прямо с лестницы до потолка, потянул за верёвочку и зажёг свет. «Лампочка Ильича» на проводе в чёрном, заляпанном белой краской патроне болталась там, где скосы крыши соединялись. Это выглядело так романтично! Вокруг всё в пыли, это просто ужасно! Чихнул. Осветил всё вокруг. В углу увидел матрас старый-престарый, с другой стороны резиновая надувная лодка. Стало больно, внутренняя боль согнула и почти уронила меня вниз. Ещё чуть-чуть и я был бы там. Память. Всё ещё помню. Трудно смотреть на то, что меня связывает с семьёй. Лодка – память о дедушке, о папе. Когда приезжал отец – на ней выходили они со спиннингами рекой.

Отвернулся прочь вместе с фонарём. И тут увидел её, ту коробку. Полез посмотреть, что там. Она была старой, в такой папа хранил киноплёнку. Серо-коричневый цвет бортов корабля, судна, в котором в дальнем плавании во времени находилось содержимое. На бортах нашего судна – бурые пятна. Приоткрыл, свечу фонариком. Вижу верёвку из пеньки, жёсткую и тонкую, небольшой кусок. Верёвка тоже в бурых пятнах, испачкана была во что-то давно. И ворох конвертов их разных времён, белых, серых, жёлтых и нежно-молочного цвета. Письма. Бумаги, сложные листочки в несколько раз, обрывки фотографий и газет. Снял, понёс вниз. Осторожно спуститься по этой лестнице, узкой и шаткой. Всегда боялся лестниц. Они, конечно, не кусаются, но сбрасывают оземь. В детстве, прямо здесь, в этом доме, я грохнулся с лестницы у старой яблони. Точнее было бы сказать, я упал в тот раз вместе с лестницей. Забрался туда яблочек поесть, ага. Лестниц боюсь любых теперь.

Спускаюсь. Снова этот стук, скрип пола под ногами продлился несколько дольше, чем я топтался. Помните старые полы из обычных досок, плохо подогнанных? Их красили красной половой краской цвета кармина и сангины, я всегда удивлялся, почему именно в эти цвета. Вы если представите синие полы или бутылочного цвета, лиловые, поймёте. То-то же. Замираю. Делаю ещё один шаг, пол скрипнул теперь послушно ровно в такт, дверь покорно взвизгнула в унисон, когда я её трогаю едва. Наш дом всегда славился байками, которые мне сочиняла бабушка она ночь. После её безумных сказок я не спал ночами, порой до рассвета, мне чудились герои и явления из её таинственных рассказов, волки, заблудившиеся путники, шаровые молнии, грозы, дожди и бураны, вещие сны, святые и убийцы, страшные трагедии, в которых никто не виноват, и всё это вперемешку с кошками, собаками и козами, братьями и сёстрами, друзьями и соседями, сплетнями, родами и смертями. Дед тоже любитель был поболтать, когда выпьет, его не удержать. У него существовала своя мифология. Ужасы, привидения, проклятья, нападения, преследования, маньяки, демоны, потусторонние существа и коридоры между версиями реальности. У деда с бабкой было негласное соревнование: кто больше запугает внуков. Думаю, из-за них у меня чердачок и тютю. Хотя. Может быть, это у нас семейный дар какой-то, видеть и знать того, что не существует, а порой и слышать, и осязать, и творить. Ну. На скучную жизнь я никогда не жаловался, вселенная любила удивить меня чем-то новеньким и сложным.

Сейчас предстояла сложная задача, тем более, я не знал, что делать. Стащил ящик в холл второго этажа. Снова услышал стук.

*

Лежу ночью под стареньким бабушкиным стёганым одеялом, почти сплю. Здесь никого. Только я и голос. Когда я разобрал сегодня этот ящик, то не нашёл там ничего, что подсказала бы мне, как быть с этим детским письмом. Нашёл ещё письма, старые, какой-то семьи, не нашей. Верёвку, о которой уже было. Куски газеты, похоже, попали туда случайно, в них была завёрнута верёвка. Какая-то семья на газетном чёрно-белом фото, никого на снимке не узнал. Мужчина, женщина и ребёнок улыбались своим неприкрытым счастьем. Заголовок что-то там о трагической их гибели в собственном доме. На верёвке высохла кровь или что-то похожее. Почему-то стало нехорошо, когда смотрел – вспомнил страшные фильмы и сказки, повешенные кошки, удавки, брр, неприятно. Ощущения от этого предмета, от всего ящика было премерзкое и тревожное. Ящик явно был не наш и нашей семье не принадлежал. Откуда взялся? Чужеродное тело. Судно, что заплыло сюда издалека, из других мест и из другого мира. Я тогда не знал ещё, насколько угадал.

*

Утром я готовлю себя кофе с молоком и сахаром. Сижу, болтаю ложкой и читаю письма. Голос в голове разбудил меня рано. Я совсем не смог выспаться, хотя вырубился вчера предательски быстро, вечер почему-то наступил как-то внезапно, неожиданно. Чувствовал, что спал пару часов всего, глаза были красные, их жгло и они чесались, так бывает у меня, когда работаешь по двенадцать часов в день, а спишь по два. Кофе привык пить с ложкой в чашке, да, я знал, что это не по этикету и некрасиво, меня бабушка учила так не делать, другая бабушка, не эта. О той бабушке у меня воспоминаний осталось мало, мы там редко бывали, а когда я там оказывался – внимание больше уделял своим друзьям.

Кофе остывал, а я открывал конверты. Вчера я уснул под шуршание крыс, они что-то грызли в стенах и под полом, или где там принято считать, они обитают. Стуки тоже были, но вся эта возня с голосами и письмам меня так выбила из колеи, что мне было уже плевать. Дом всегда был буйным местом, что уж, не привыкать. Сейчас на меня смотрели кусочки бумаги из чьей-то жизни. Переписка людей, которых я не знал. Вот переписка мужчины и женщины, это пара. Она о любви, о скорой встрече, здесь они молоды, а в других письмах они уже старше, прошло лет десять, в те времена писали на бумаге, сейчас такого достояния и не найти.

И тут этот голос. Спустись в погреб. Немедленно. Сейчас. Можно я кофе допью? Конечно, я подорвался как ужаленный. Просто взлетел на стуле, я прямо услышал это шшш – как в мою кровь впрыснулся адреналин лошадиной дозой. Пулей слетел вниз. Погреб. Боже, как я туда не хочу. Полез, темно, свет не работает. Лампа перегорела или прохудился провод. Забыл фонарь, вернулся и осветил сначала лестницу. Вот где лестница не менялась лет сто, и это не преувеличение. Старые гнилые ступеньки древней драбыны, как её называли бабушка и дедушка. Ноги соскальзывают, всё в плесени, беловатый грибок. Мерзко трогать скользкие и липкие поверхности. Драбына, рама входа в погреб, обрамляющая квадратную дырку в полу подвала, всё это воняло землёй, скользило, прилипало и дышало ледяным духом чего-то пугающего, страшного. Я боялся соскользнуть и переломать все кости. Меня тут никто не найдёт. Мобильный тут не берёт, да и забыл я его на кухне. Каждый раз в своей жизни, когда я лезу сюда – вот в этот момент, когда половина меня находится внизу в темноте, а половина ещё цепляется за раму, каждый раз до того, как полностью занырнуть, я думаю: «Зачем я туда лезу? Больше никогда! Ни ко гда!» Что я здесь делаю? Поскользнулся на последней ступеньке, больше потому, что так разволновался. Отвлёкся на свои мысли и тревоги. Подвернул немного ногу. Ну вот, я так и думал! Осветил фонарём пространство. Оно было маленьким, тесным, похожим по размеру на могилу, какой её роют на кладбищах, когда вы им несёте какого-то родственника. Лестница упиралась в земляной пол, утоптанный и сухой. Влага была везде, кроме пола. Со всех стен смотрели деревянные чёрные полки, больше пустые, стояли банки, часть из них изнутри была покрыта серой мглой. Увидел керосиновую лампу, такую, что с ручкой и плетением на стекле. А вот зажигалку я взял, ура! Таскаю её с собой с тех пор, как бросил курить. Себе объяснял, что для хозяйственных целей. Она ни разу для хозяйства и не пригодилась. Но вот теперь оказалась нужна. Попробую зажечь эту керосинку, о чудо, она горит! Свет от неё имеет особенный оттенок, вынимает из тьмы рельеф, как ничто, ни один фонарь не придаст такую чёткость и красоту рисунку светом. В углу будто что-то булькнуло или раздался шорох, я не понял, что, звука как бы не было, но я его услышал, больше почувствовал его кожей, как ощущают звуковую волну. Обернулся туда. Там стояла проржавевшая затянутая паутиной железная бочка.

*

Бочка была накрыта крышкой, сбитой из полусгнивших досок, с поперечными планками. Ручки не было, я отодвинул крышку. Внутри было что-то чёрное и вязкое, похожее на смолу или кисель. Засунь руку туда. Засунь руку. Гул в голове, обозначавший слова, облечённый в головную боль, толкал меня вперёд и был настойчив. Я поморщился. Наклонился, закатал рукав и сунул руку внутрь. Фу! Вязкая жижа мерзко воняла, как на бойне на мясокомбинате, где я бывал часто в детстве, здесь недалеко заброшенное здание бойни, оно не работает уже 20 лет. Рука ухватила что-то твёрдое и я потянул. Это оказалась кость и чёрный ботинок на ней, с полусгнившим шнурком. Я бросил обратно эту гадость и побежал вверх. Побежал это слишком, дважды я поскользнулся на лестнице. Рука, скользкая от трупника, соскальзывала, жижа капала на ступеньки. Я бежал внутри себя, как заяц через лес, моё нутро скакало то ужасом через всю тьму, вспышкой в ней, то рвался выпрыгнуть из тела прочь от кошмаров. Их мой лихорадочный мозг писал в моём воображении сейчас отчаянно и хаотично. Подтянулся на руках на раме погреба, опасаясь свалиться в эту гадкую темноту, выдернул ноги, лёг на пол и начал дышать. Так. Что это было. Трупник. Может быть, это кости животных? А обувь? Это месиво вполне могло быть когда-то человеческим. Память подсказывала, что в бочке плавали ещё детские сандалики, всё это я не успел осознать внизу, но память моя услужливо поставляла материал. За мной никто не гонится. Что дальше? Впервые я задаю голосу вопрос. Тишина. Он не отвечает. Я лежу, дышу, отхожу. Поднимайся и иди. Я уж решил, что снова одинок в своём трясущемся от страха теле. Голос не имеет интонаций. Однако в нём что-то такое, механически-живое, что заставило вслушиваться и ждать приказов, советов, указаний, подчиняться. Я сел. Подтянул ноги. Заглянул. Темно. Керосинку я не гасил. Так почему темно? Ладно. Пора уходить. Хочу вымыться. В висках стучит, перед глазами янтарные сполохи. Страх, стресс, адреналин. Меня недюжинно напугало! Давно я так не боялся. Поднимаюсь наверх, сначала в холодный сухой подвал, оттуда дальше небольшая лестничка к первому этажу, в холл, нормальная, человеческая. С удобными ступеньками и перилами. Открываю дверь и…

*

– Мама! Мама! – малыш лет пяти пробежал по коридору перед моим носом. За ним прошёл молодой тридцатилетний парень. Ещё зелёный – подумал я. Из кухни был слышен шум воды, наверное, мыли посуду. Там его мама. Уходи. Уходи. Вернись, – сказал голос. Да пошёл ты знаешь куда? Я вышел в коридор и не узнал дом, он был совсем другим. Рядом с выходом из подвала дверная ручка, белая красивая дверь. Толкнул, попал наружу. Вымыл руки из дворовой колонки. Умылся. Присел на корточки и задумался. Так. Приехали. Куда я попал? Когда я всё пропустил? Сошёл с ума и не заметил! Может быть, это сон? Как ответ на мои сомнения и страхи – голос и смех ребёнка в доме, потом голоса его родителей. Совпадает. Вот ребёнок, это он написал записку, может быть. Вот его родители и они живы.

Может быть, я сместился куда-то во времени или пространстве? Фантастический фильм. Можно предположить. Мне вдруг стало всё равно. Я с облегчением решил, что двинулся, свихнулся, спятил, сбрендил, рухнул, повредился или помешался. Всё это мне прямо сейчас снится, ничего на самом деле не происходит и я вижу плотненькие добротные галлюцинации. Видения, фантомы, миражи. Бум. Приехали. Уходи. Тот голос – самое реальное, что сейчас было здесь для меня. Я уцепился за него, как за своё спасение. Он настоящий.

*

Мальчик открыл дверь, увидел открытый кран колонки, выбежал и закрутил его. Вода, которую я бросил течь, перестала. Малыш оказался старше, чем мне показалось вначале. Серебристо-русая отросшая за лето витая шевелюра сияла на солнце, мерещился нимб над его милой головкой. В этом юном человеке было чудесно много света, который он излучал каждым своим движением. Мальчишка развернулся и побежал обратно, и шестым чувством я понял точно: вот он, автор моего письма. Вблизи парнишка показался старше. Лет семь-восемь, взгляд полон ветра и осмыслен. Не так, как обычно у детей. Всё вокруг него сияет. Малыши смотрят любознательно, чутко, проницают, а здесь я увидел взгляд постороннего, казалось, что его душа не была местной, земной. Она жила воспоминаниями о другой стороне, о космических далях, о своём доме, откуда она родом, о незнакомых мне явлениях, ощущениях и картинах.

*

Я подождал, пока они позавтракали и ушли наверх, по обрывкам разговоров понял, что семья сегодня куда-то едет. Обхожу дом вокруг. Красивое и простое белое строение в три этажа ничем не напоминает дом мой бабушки. Во дворе зеленел свеженький и ухоженный газон, сад причёсан заботливо, внимательно. Возле въезда во двор почти сразу за воротами стоял аккуратный маленький флигель, беленный, как в старину, с деревянной кровлей и окрашенным низом у земли в тёмно-бутылочный. Вокруг флигеля росли жёлтые и рыже-коричневые чернобрывцы. Дух во дворе другой, я через забор и за ворота. Внизу текла моя речка, моя! Та же самая, что и у дома, где я был час назад.

Вернулся и задумал войти в чужой дом через гараж, гаражные ворота были открыты, семья собиралась в дорогу. Прислушался и уловил такие же шорохи и стук, что были и у меня в доме. Толкнул двери, ведущие из гаража в дом. Не поддалось. Толкнул посильнее, ещё сильнее и ещё. Я толкал и толкал, ничего не получалось. В момент, когда меня затопило отчаяние, рванул ветер, где-то очень далеко залаяли, завыли псы, их голоса смешались с криком порыва ветра, двери поддались и я оказался неожиданно у себя на кухне, в холле, выпав туда из подвального выхода.

Прежде, чем свалиться лицом в старый палас, я завис над полом на пол секунды. Это хватило. Я успел вытянуть вперёд руки, после чего грохнулся. На дворе стояла ночь, в комнате тоже было темно, из окон в холл попадало совсем мало света от серого ночного неба. Я снова сажусь, снова поджимаю ноги. Сижу так долго, переживаю случившееся. Весь перепачкан грязью, слизью, плесенью, пылью и содержимым трупника, я дрожу. Трясёт. Начиналась серьезная паника внутри меня, и я не самом деле не знал, что делать. Закружилась голов и я лёг, закрыл глаза и вдруг уснул, ненадолго. Просыпаюсь от того, что снова в стенах что-то скребётся, стучит и, как мне кажется, даже топает. Я лежу в серой мгле, в неоконченных сумерках комнаты и молчу. Слушаю своё дыхание, прихожу в себя. Попытался встать и тут понял, что моё тело парит в воздухе недалеко от пола. Нежно и бережно, аккуратно нечто подняло меня в воздух. До пола было рукой подать. Я потрогал пол. Ничего не произошло, я продолжал парить.

*

Когда я раньше попадал в неприятные ситуации, у меня против них в запасе было волшебное средство. Я закрывал глаза и засыпал. Впервые оно не мне помогло. Я попытался пошевелиться в своей воздушной подушке. Дотрагиваюсь до земли рукой и ногой и аккуратно медленно встаю. Это было так, как если бы я встал с гамака. Прошёлся по холлу, зашёл умыться в нашу ванную, а когда вышел, из окон бил свет уходящего солнца. Я устремляюсь к двери и попадаю в свой собственный двор. Здесь было знакомым всё и это оказалось сейчас целебным. Запущенный дикий сад, в углу двора собачья будка из битого рыжего глиняного кирпича, пса давно нет, он зарыт за малинником, зато двое котов, переплетая хвосты, прохаживаются в саду под деревьями. У крыльца, скрипучего, получившего от старости асимметрию, растут нежные анютины глазки лимонно-жёлтого, пурпурного и густо фиолетового цветов. Их высадила моя тётка, она, как и я, приезжает сюда присмотреть за хозяйством и накормить и наших, и бродячих кошек. Когда-то здесь обо всём заботились и ухаживали умелые руки моих любимых близких, но те времена далеко позади. Я скучаю по дням, что помню! Дом не продан с тех пор, как опустел. Строение очень старое, в трещинах, расколоты окна, растрескались витражи, тесный погреб, куча пыли, выродившиеся плодовые деревья в саду и ветхий дырявый низенький забор, выдававший окончательно степень упадка и запустения. Многого за этот дом и участок не ожидалось получить. Мне это семейное гнездо было жаль, хотя я всегда считал, что прошлое не вернуть, его надо отпускать. Сейчас я был исцелён, вдохновлён и одновременно пойман этим домом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.