В поисках Тартарии: Перстень Искандера

План «разгрести вековой слой пыли с разбегу» провалился. Следов разбойника Аль-Аль в архивах не нашлось; никто в городе не помнит визита Верещагина и уж тем более не знает, что таковой визит осуществлялся (скажем так) в свите Императорского дядюшки, держащего путь с особой миссией в Тифлис.

Единственными моими зацепками на утро являлись бредовые слова умалишенного старика в поповской рясе. Присказка, случайно произнесенная о разбойнике, похороненном на Татарском кладбище, пробудила надежду на благополучное окончание поисков. Впрочем, происходившее в ночном лесу казалось туманным воспоминанием. Сонные бредни имели больший смысл.

После поисков в городском архиве я спал крепко. Не смог разбудить даже разлаявшийся в соседнем заброшенном участке прайд собак. Заставил проснуться холод. По утрам в этом дачном домике особенно прохладно. Печка давно погасла, а вместе с ней остыли трубы батарей, работающие с почти нулевым КПД. В купе ко всему, утепление оставляло желать лучшего. Как хорошо, что страницы дневника были мной найдены не зимой. Иначе неделю подобных морозных поисков я бы не пережил.

По начинающей складываться традиции, вскипятил воды и заварил свежего чайку. Мимо моих окон вдоль забора проплыли завсегдатаи улицы – алкоголики ордена «Имени лавочки в конце тупика». Наверное, именно на них и разлаялись собаки. Если придется задержаться в городе, предстоит решить проблему с этими шумными тварями. Не членами ордена, а бродячими собаками. Некоторые из них довольно крупны и пугают. А вот зачем так рано ходят по утрам блюстители лавочки в тупике, для меня было загадкой. Опохмелиться они смогут не раньше десяти, когда кассы начнут отпускать зелье. Что ж, путь ходят, я нацелен на разгадывание задачек посерьезнее.

Растопив вновь печь, я принялся конспектировать все, что нарыл в минувший день поисков. Добыто много интересных фактов. Они не относились к делу моей поездки. Решил отложить этот материал для будущих статей. Поскольку, в случае неудачи данного предприятия, смогу отбить поездку серией репортажей из провинции. Такие повествования в последнее время нравиться столичным хипстерам.

Дождавшись открытия магазин, я, опередив соседей, затарился едой на день. После чего, сел за руль своего «пепелаца», пытаясь вспомнить, где оставил волшебника из Вековечного леса. Вчера я приехал из села «Татарка», поднимаясь по очень крутому склону. Там отсутствовало толковое уличное освещение, отчего я практически не помнил детали поездки. Всю поездку в ночи держался стрелочки на электронном экране.

Деревня на несколько километров протянулась вдоль трассы на Кисловодск, расширяясь вглубь от дороги насколько, позволяли уступы лесных расщелин. Там, в лесу, что отделяет село от городской границы, сокрыт древний город, прототипом которого, по словам Веры Александровны, является Ставрополь. После проведенных в 60–х годах двадцатого века раскопок, места за Татаркой определили, как археологическое наследие, что поставило запрет на любые строительные или хозяйственные работы. Это огромный плюс, поскольку на момент обнаружения городища не хватало средств и археологического интереса разгребать обретенный исторический «Клондайк». Надеюсь, доживу до того момента, когда буду писать статью о сенсационных находках из здешних мест.

Поселение состоит из двух обособленных районов: Верхней и Нижней. Названия, соответственно, обусловлены географически. Путь мой лежал в самую дальнюю, Верхнюю Татарку. Справочник вещал, как туда не заезжает общественный транспорт.

Я проехал мимо заросшего запущенного кладбища, поднялся по очередному холму. Наверное, это – то самое место, куда следует вернуться со стариком в рясе… если, удастся такового найти. Ранее не заметил кладбища, что не мудрено. Из-за темноты не обратил внимания на оползшие края дороги, придающие значительную опасность путнику к съезду с трассы.

Ночью, когда не видишь общего масштаба разрухи пути, ехать в направлении Верхнего не так страшно, как днем.

Взобравшись на пригорок за кладбищем, я оказался на развилке с дорогой, заваленной оползнем. Теперь припоминаю, будучи юнцом я читал в газетах про обрушение дороги. В девяностых все рушилось, не только путь из далекой деревни.

Со временем, дорогу расчистили. Земляные ухабы да местами торчащие блоки плит, говорили: я на верном пути.

Позвонил Дима. Надеялся, он в отличие от меня, в московском архиве нашел больше полезной информации. А еще радовала мысль о правильно принятом решении вести расследование совместно, параллельно копаясь в разных источниках. Хороший тендем сколачивается, созваниваясь в оговоренное время для сравнения наработок по расследованию.

– Мне так и не удалось найти список действенных агентов на Кавказе того времени, – голос друга был буднично вял и не выражал радостных эмоций. – К тому же в архиве сказали, подобной информации в принципе нет. В середине девятнадцатого века номенклатура зачинала формироваться. Реестры не додумались вести. Можно сказать, на честном слове строилась работа. В целом, судя по рапортам оперативной обстановки начальника конторы…

– Какой конторы? – зацепился за навязчивое слово, не понимая из-за каких подсознательных мыслей в голове.

– Контора и была «конторой». Не существовало КГБ или ФСБ. Были «конторы», а до них – жандармы. Признаться, шпионаж в царской России велся примитивнее Джеймса Бонда. В сводках конторы числится, как некие работы на границе, или в гарнизоне велись по поиску иностранных информаторов, да агитаторов. В частности, Москва была озабочена чрезмерным влиянием масонских лож на Кавказе.

– Вот те на… – удивился появившейся группировки действующих лиц. – Их ещё не хватало в моей каше…

– Больше! – усмехнулся Дмитрий на другом конце спутниковой связи. – Были агенты по внедрению к ним. В основном все кончалось переходом таких агентов на сторону масонского ложа. Как правило, шпионы вели работу в два конца. Не суть…

– Значит, этим ложам что-то надо было тут?

– Перстень? Вполне правдоподобная гипотеза – тот Федор был одним из таких агентов, внедрённых в ложе.

– Стоит это обдумать.

Перспектива вырисовывалась позитивная. С учетом того, как Верещагин писал про встречи с Федором в Тифлисе несколько раз, то, несомненно, действие шло по их оговоренному плану. Продолжая строить гипотезы в таком ключе, несложно догадаться, как там же, он более тесно работает с Федором. Агентом влияния отправляется на первое задание в Париж. Какое это было задание? Все вырисовывается последовательно. Готов поспорить, они с Федором отправились искать уволоченную масонами первую часть клада – реликвии.

– А сможешь вновь пойти в этот архив? – после долгого раздумья подытожил я.

– Ох… – в голосе Димы повисло тяжёлое молчание.

Чувствовалось, как ему не хочется повторять путь туда, и одновременно подначивало желание свершения новых открытий. После недолгой внутренней борьбы он выдавил: «Если надо, схожу».

– Я сейчас подумал, в Париже наш юный шпион был недолго.

– Это как?

– Картина, в которой мы нашли тайник, «Представляют трофеи», была одна из семи сюиты «Варвары». Ее вместе с рамой художник изготовил в 1871 году, живя в Мюнхене. До этого момента он успевает побывать в Туркестане. Если я верно помню, с 1867 по 1870 года он был прикомандирован к генерал-губернатору Туркестана, Константину Петровичу фон Кауфман.

– Ты даже историю среднеазиатского ханства, по памяти расскажешь?

– Нет. Я помню не все. Верещагин участвовал в обороне осажденного Самарканда в 1868 году, получил орден, запомнил. В 1871 он уезжает в Мюнхен, где пишет "Туркестанскую серию".

– И что ты хочешь этим сказать?

– То, как поиски частей перстня Искандера продолжались нашими шпионами около десяти лет, как в Европе, так и Азии. Получается, в 1872 году наши молодые агенты в Мюнхене выслеживали ячейку подпольного общества, завладевшего Ставропольской частью клада Аль-Аль. Чтобы тайком переправить в Россию, они придумали трюк с тайником. Далее, камень в него вложить не удалось, в тайнике оказались окровавленные листки. Значит, их нашли люди «масоней», силой отобрали камень. Миссия была провалена, Верещагину был вынужден уничтожить все улики. Страницы с упоминанием своего погибшего друга оставил в той картине.

– «Представляют трофеи» … очень значимо, – согласился Дмитрий.

– Это исключительно мои догадки. Ты можешь в архиве спецслужб поискать подтверждение этой теории или что-то в том направлении?

– Ух, аж кровь в жилах стынет! Не ожидал, что находка вывернет подобный опасный трюк!

– Смотри, молчи!

– Конечно! – был уверен, что в этот момент Дима кивнул в трубку.

– Как Зоя?

– Кто? – растерялся друг. – А что с ней?

– При моем крайнем с ней разговоре показалось, ей по-своему интересно наше расследование.

– Она расспрашивала про тряпку…

– И ты ей рассказал? – возмутился так, что отпустил руль, в порыве вздымая руки.

– Подумал, ты ей все рассказал! Выходит, она обманула!

– Ладно, проехали. Полагаю, она не будет в этом копаться настолько глубоко.

Попрощавшись, мы договорились продолжать созваниваться каждое утро, сверяясь своими достижениями.

Прикинув по навигатору свой маршрут, я понял, что в разговоре преодолел половину пути. На спуске дороги по возвышенной местности, моему взору открылась вся долина бывшей приграничной зоны. Ночью я видел желтую змейку огней в том месте, где ныне красовалась верхушку горы Стрижамент. Как не удивительно, – французское. Вернее – переиначенное на косноязычный простой русский с французского слова «ретраншемент» – укрепление. Вместе с крепостью «Ставропольской» основаны еще два укрепления в этой местности Азово–Моздокской линии – Стрижамент и Извещательный. От них и редутов до наших дней не дошло, кроме относительно недавно найденных черными искателями, каменных укреплений у одной из гор.

Свою значимость эти пограничные укрепления осуществляли недолго. Вскоре, необходимость в пограничных укреплениях южных границ в этом районе отпала. Близлежащие южные государства присягнули на верность империи, тем самым отодвинув пограничную зону на сотни верст южнее. Такому удачному стечению обстоятельств безопасность государства обязана именно строительством в этих лесах форпоста русских на Кавказе. Как по мне, то связано это событие с воссозданием в этих местах более древней «Нисы».

В своих размышлениях я чуть не проскочил нужный поворот, находящийся перед воссоединением пути с трассой федерального значения по направлению к Невинномысску. Когда направление, по которому я следовал, стало вновь напоминать цивилизованную дорогу, должен с нее сворачивать.

Еще немного, и я начал воссоздавать недавно пройденный путь. Воспоминания привели к синему металлическому забору на угловом повороте с магазином. Либо все еще спят, либо уже никого нет, поскольку с первым лучиком света отправились на работы.

Постучал в металлические ворота. Грохот раздался неожиданно громкий, что отвечало на мой не озвученный вопрос, о нахождении дверного звонка. Обычно в такие моменты начинала подлаивать какая-нибудь собака, отрабатывающая функции звонка. Этого не случилось. Я обернулся и посмотрел на улицу. Ничего не изменилось. Эффект присутствия стороннего наблюдателя. Слышны ли падающие деревья глубоко в тайге, где за ними никто не следит? Вот я также, без присутствующей единой души, стучусь. Звука нет.

Ушли на работу? Вряд ли. С таким хозяйством, скорее всего, работа у жильцов была по месту прописки. Боком к улице, подпирая забор, выстроилось двухэтажное блочное здание. Оно уходило вглубь огражденного участка метров на тридцать, или, попросту говоря, – насколько хватало моего обзора сквозь щелки забора.

На участке виднелись еще подобные блочные строения и разделявшее их виноградное плетение по аркам.

У дальней двери я разглядел сушащуюся рыбу. Не сезон для подобных заготовок, а значит, хозяйствующие тут персонажи должны быть поблизости.

Внутренний голос говорил, что стоит задержаться и еще поколотить в закрытые двери. К тому же, больше заняться на сегодня нечем. На вечер я запланировал одно полукриминальное деяние с общественной пользой. (Если считать успешность моих поисков общественно значимыми). Когда падет ночь на улицы мирно спящего города, хитрый репортер из столицы перелетит, аки сокол, через ограждения краевого музея и примется вероломно светить фонариком в оставленные на крытой парковке камни гробницы. Я должен обязательно осмотреть обратную сторону тех камней! Там должны оставаться следы утерянного артефакта. По моим предположениям, он долгое время находился средь надгробных камней.

Для этого предприятия понадобится: фонарик, веревка, вязаная шапка типа балаклава и что-нибудь, отвлекающее возможных сторожевых собак. А еще позаботиться о стороже, если таковой имеется.

В процессе размышлений увидел чье-то удивленное лицо, высунувшееся из дальнего окна длинного блочного сарая.

– Я тут! Здравствуйте! – моментально отозвался я, подпрыгивая и махая рукой, чтобы заметили наверняка.

– Сейчас! – услышал с другого конца света.

Навстречу вышел «друг» по имени Виктор. Наскоро одетые в галоши ноги, не доходящие до щиколоток спортивные штаны и вельветовая рубашка в квадратик – антураж Богом забытой деревни чувствовался. Ловко перешагивая дворовые лужи, мужчина неспешно доковылял до меня.

– Здравствуй, – прокряхтел он. – По какому делу?

– Я заезжал к Вам позавчера.

Мужчина поковырялся с замком и отпер дверь ворот. Он выглядел так же, как при прошлой нашей встрече. Не переодевался чтоль?

– Не припомню, тебя. Ты что-то заказывал выточить?

– Я привозил… священника.

Мужчина задумчиво посмотрел на меня. Помолчал, высунул голову на улицу. Вокруг ни души. Единственный различимый шум создавала моя машина, припаркованная в стороне. Она чуть слышно урчала мотором.

Почему-то, припарковавшись у дома, я не стал гасить машину. Подсознательно, идея расспроса старика изначально глупа. С другой стороны, практика подсказывала, что любая, бредовая идея в ходе расследовании порой оказывается весомой.

– Священника, говоришь… – взгляд мужчины не отрывался от автомобиля. – Да, припоминаю.

Повисло неловкое молчание, при котором Виктор все так же, облокотившись на ворота, смотрел за спину, а я напрасно ожидал его рецензии о собственных поисках.

– И чего хочешь?

– Хочу поговорить с ним еще раз.

– С Игорем что ль?

– Если того старика в рясе так зовут…

– Его по-разному зовут, – Виктор выпрямился, запахнул полы рубашки, прикрывая замерзшую грудь в майке, и вздохнул. – Я привык звать его Игорь.

Он сделал шаг назад, и оказался в своем дворе.

– Глуши мотор, проходи!

С улицы убранство двор представлялось более хозяйственным. Бетонные своды предполагали за собой более красивую облицовку при возведении. Огромные блочные емкости для разведения рыб, наподобие бассейнов, зачатки складских помещений, без ворот и окон. Здесь чувствовался творческий размах хозяйственного замысла. Видать, не хватило рабочих рук воплотить все задуманное.

Мужчина попутно снял висящую рыбу и зашел в дом.

– Ноги оттряхни!

Я вошел в узкий коридор. Направо сразу была дверь на кухню. Женщина, хозяйничающая там, удостоила одним лишь взглядом.

– Здравствуйте! Меня зовут Владислав. Я репортер из Москвы, – представился, снимая кепку на пороге.

Женщина еле поклонилась головой и продолжила разливать что-то из кастрюли по банкам.

– Журналист, значит? – буркнул Виктор.

– Публицист, – поправил я. Это более описывало род моего занятия, поскольку рассказ о вещах, произошедших сотни лет назад, репортерской поспешности не требует. – Заинтересовала одна история, поведанная моим попутчиком Игорем прошлой ночью.

Мужчина смотрел, ожидая продолжения пояснений.

– Игорь, которого я сюда привез.

– Ну… – мужчина сложил руки на груди.

– Я могу с ним поговорить?

– Он здесь не живет, – мужчина разочарованно потряс головой. Ожидал более важной цели визита, как-то: заказ аналое или ставня в алтарь. – Проходи, чайку попьем!

Гостиная комната, в которую меня завел Виктор, поражала своим контрастным уютом: полностью выполненная из резного дерева, обильно застланная коврами. Длинный стол и двенадцать стульев из богато украшенного резцовыми рисунками дерева. Меня посетила мысль, что изначально дом, как и само хозяйство, задумывалось для проживания большой семьи. Таких многодетных семей на Ставрополье множество, земля предрасполагала своим обилием. Для семьи Виктора планы пошли не так…

– Белль, принеси чаю! – крикнул он в противоположную от входа комнату. После, обернувшись ко мне, добавил: – Или чего покрепче?

– Спасибо, с утра не употребляю.

– Не употребляет он… А мне вот уже нужно!

Мы сели за стол друг напротив друга. Виктор приглушил пультом телевизор и наконец вернулся к сути моего визита.

– Спасибо тебе, что помог ему на днях! Дурной он, Игорь, в последнее время стал… Дождь, а он пешком сюда пошел!

– Игорь не тут живет?

– А пес его знает, где он живет…

В гостиную вошла женщина намного моложе Виктора, в традиционном коричневом платке и серой юбке. Умело держа поднос, она маневрировала между стульев и аккуратно расставила передо мной посуду и угощение.

С первого взгляда не сказать, что гостеприимные хозяева из южных народностей. Казацкая, обычная для этих мест внешность, особо не отличимая от жителей Поволжья, разве что оттенок кожи чуть загорелый.

– Спасибо! – неловко от неожиданного гостеприимства вымолвил я. Отвык уже от кавказских традиций.

На мое удивление, Белль не осталась чаевничать с нами, сохраняя молчание ушла на кухню.

– А где его подобрал в прошлый раз? – Виктор откупорил графин с мутной жидкостью и плеснул себе в рюмку. После протянул графин мне, предлагая присоединиться.

Я помахал головой. Предстояло ехать по делам расследования. За руль не сажусь даже подвыпившим.

– В лесу за Белым городом. Наверное, с монастыря шел? После его проезжали…

– Нет. Он туда носу не сует, – отрезал Виктор, после чего закинул в себя мутную жидкость.

«Мы ведем речь о разных персонажах?» – подумалось мне. Человек в рясе избегает монастыри? Мой оппонент не чувствовал себя растерянно, да и машину мою вроде узнал.

– У него нет постоянного жилья. Пару лет ночует в одной квартире, потом съезжает под другую крышу – кто приютит. Сейчас даже не знаю, где он обитает.

Посмотрел на Виктора с некоторой грустью, понимая, что лишаюсь важной ниточки в расследовании. Его взгляд, напротив, был безразличен, будто и я, и этот ночной гуляка Игорь – просто пыль его бренных сельских дней. День пройдет, он покопается в своем дворе и ляжет спать. И так до зимы, когда придут ветра и туман, в котором он будет вновь ждать весну.

– Мы предлагали Игорю поселиться у нас, – Виктор обвел руками гостиную. – Хозяйство у нас с женой одинокое. Строили, строили, а оставить некому стало.

После этих слов он вновь налил себе мутной жидкости и приподнялся.

– Нет, говорит, Витька. Тебе нужно селить не меня, а того, кто о вас с Белкой (так он ее называет) заботиться будет, – мужичок подошел к полке у телевизора и поставил на нее графин с жидкостью. – Хватит за утро. Лекарство должно быть в меру.

– Вы давно его знаете? – я провожал его взглядом, не упуская каждого слова.

Виктор вновь сел напротив и принялся помешивать сахар в своей чашке, так и не тронув наполненную рюмку. Я заметил, что молчит он не для театральной паузы, а чтоб перетерпеть наплывшие воспоминания. Не стал торопить с ответом, а заметив проблески в уголках глаз, деликатно отвернулся к телевизору, давая возможность мужику потереть нос.

– Я был мальчишкой, когда впервые встретил Игоря. Седина коснулась его головы. Как знать, он и вовсе так ходил с белыми висками от рождения. Шут его разберет.

Голос Виктора все ускорялся и насыщал рассказ красками и интонацией. Это нужно было ему для подавления дурных мыслей. Хорошая история смягчает плохие воспоминания.

– Не было этого дома. Стоял сруб, в котором мы жили. Родители мои, покойные, да нас четверо братьев.

Виктор был самый малый из них. Утром явления старика в деревне он, как всегда, выгонял скот со двора. Вот-вот должен появиться с соседней улицы пастух с набранным выгулом и забрать его коров. Овец семья казачка держала на дальнем загоне, а коров ближе к дому. Так по утрам удобнее доить молоко.

Тень незнакомца, широкой спиной загораживающая восходящее солнце, покрыла глаза Вити. Он поднял взор на мужчину лет пятидесяти с длинной русой бородой и приятной улыбкой. Тогда Игорь был выше. С годами спина иссохла.

«Здравствуй, малец!» – чуть с хрипотцой позвал тот. Он опирался на кривую, отчищенную от коры ветку бука. Текстуру этого дерева Витя хорошо определял с детства, научившись держать рубанок в руках. Грозный у него был кулак, описывающий шею самодельного посоха и строгий взгляд видавшего виды Баяна. Этот грозный вид испугал Витю, отчего мальчишка крепче взялся за плетку, которой выгонял скот на улицу.

«Не гони коней, казак молодой! Отца позови!» – развеселившись мальчишеской воинственности, отозвался мужчина с бородой.

Сколько лет прошло! А Виктор все помнит тот день, как наяву. Вышел на крыльцо отец и оторопел: «Ты ли это?!». Позже семья узнала, что появившийся на пороге бородач – тот самый мужчина, что спас жизнь отцу. И видел его глава семейства до этого единственный раз, когда в 1943 освобождали Ворошиловск от оккупации. Игорь выволок его раненого к санитарам из-под обстрела.

Надолго он не остался. Пожил с недельку, пока не обзавелся какой-то работой, да ушел. Только Виктор теперь знал, насколько одинок его друг. Ни семьи, ни жилища, в котором она бы смогла ютиться, у Игоря не было. Ни тогда, ни после. И вот уже более полувека живет так, скитаясь от дома к дому.

Умер отец, Игорь приходил, провожал в последний путь. Женился подросший Витька, он приходил, пел на свадьбе. Ох, голос у него! Как завоет… Как дьякон под Пасху. Долго потом не видели Игоря в деревне.

А лет десять назад вновь появился в Татарке. В рясе. Виктор к тому моменту овладел в мастерстве рубанком и стамеской. Плотником стал знатным. Сам губернатор заказывал бильярдный стол выточить! С годами руки устали. Резьба получается криво, за большие заказы не берется. Вот, появился в рясе Игорь и говорит, помоги, мол, Витька, аналой справить для церковки. Помог. Денег с него не взял, хоть и предлагал он. Их у Виктора хватало, мастерство в те годы еще ценилось. Реклама была в делах, а не красивых картинках в сто граммах.

Игорь о себе много не рассказывал. О расспросах, куда подевался на столько лет, махал рукой и говорил про далекие дали. Он захаживал и к другим жителям деревни. Так со временем поползли слухи (кому-то Игорь рассказал), что в самом Иерусалиме Татарского пропойцу с буковым посохом постригли в священнический сан под именем Иеремия. Пристроился он монастырь в Татарском лесу восстанавливать. Так потом и приходил, то оклад для иконы починить, то рамки для образов вырезать.

– Вот и позавчера он пришел с просьбой, спустя года. Икона, говорит, есть старинная. Размеры ее указал, рамку для нее просил. «Да руки уже не те…» – говорю, а он не унимается. «Как сможешь, сделай. Больше не потревожу».

– А что за икона? – забыв о мотивах своего приезда, я зачарованный слушал рассказ о жизни Игоря.

– А я почем знаю, – пожал плечами Виктор и взялся за рюмку. – Он немногословен всегда.

Мужчина влил в себя остаточную долю «лекарства». Он совсем не похож на человека, пропащего в вине. Эти граммы жидкости действительно его спасли от чего-то дурного. И в нем чувствовалась воля держать тягу к страстям в узде.

Это с виду Виктор был хилым работягой с прокуренной душей. Его глаза, смотрящие на московского журналиста, скрывали многое. И то, что потерял, и то, что пытается забыть. А память его давнишних стремлений видна вокруг.

Плотник он очень талантливый. Это подтвердит каждый, кто побывал в резной гостиной, что и я. Гладко подогнанные друг к другу доски на скамейках вдоль стены и стульях у стола. Стол с добротной опорой в дубовых ногах, широкой столешницей, покрытой чистой узорчатой скатертью. Спинки стульев, как и фасады полок по стенам, украшал одинаковый орнамент, навеянный мотивами восточной архитектуры. Все ручной работы мастера.

– Он заказал одну единственную рамку… Так и не садился за работу. Диск затупился, новый нужен, да клей обновить.

– И когда он придет вновь?

– Зачем он тебе так нужен? – мужчина нахмурил брови.

Начало складываться неприятное ощущение, что-либо меня дурят, либо пытаются развести на что-то, говоря о нехватке инструмента. На мошенников они, конечно, не похожи. С пустыми руками остаться не хотят.

– Я уже представился в начале. Повторюсь: журналист, репортаж веду по краеведению.