Две недели до Радоницы

– Мило? Про кого ты говоришь?

– Да я так… Сам с собой… – промямлил я.

А сам молниеносно продолжил внутренний диалог. Теперь Мило нельзя было отпускать!

«Мило, какого черта ты не появлялся?!»

«Ты сам просил меня не лезть в свои рыцарские дела, забыл? Ну давай, не буду мешать тебе сдохнуть»

«Я был неправ! Сейчас мне очень нужна твоя помощь!»

«Уже не знаю, хочу ли помогать такому слабаку, как ты. Помню, тогда в Москве, ты горел огнем борьбы. А сейчас… Сейчас ты слизняк мягкотелый»

«Да какая к черту разница!? Когда ты пробуждаешься, я сам другой! Ты разве не видишь? Нам всем конец, если ты не появишься»

«И что с того? Есть много других борцов за свободу, которые не предавали меня. А ты зовешь, только когда тебе это выгодно»

Тут он был прав. Я боялся Мило. Боялся из-за того случая с Димой. И подсознательно знал, что если с помощью Мило все закончится хорошо, то я снова закрою его в чулан и повешу огромный замок на дверь. С Мило у нас могли быть только такие отношения. Я совершенно не мог управлять им, и кто мог дать гарантию, что я не обращусь в хладнокровного убийцу, дай ему полный контроль?

«Ты ведь знаешь, что вот эти слова я тоже услышал? Я так и думал. Борьба с тиранами тебе не интересна. Только собственная выгода»

«Я не убийца, Мило. Ты знаешь, я не могу дать тебе полную свободу»

«Кто сказал, что мне нужна свобода? Чего ты боишься, Андрей? Что я буду проламывать черепа всем встречным? Убивать детей?»

Точно в корень. Именно этого я и боялся.

«Тогда скажи мне вот что. Кто виноват, что ты настолько слаб, что стоит мне взять контроль и в тебе больше ничего не остается? Ты, твоя личность, называй как хочешь, сидит в углу дрожащим щеночком и глядит на зверства, увещевая себя: «Это не я, это не я, это не я»»

«Мило, у нас мало времени. Помоги мне!»

«Тогда дай мне полную волю»

«Нет!»

Ответа не последовало. Мило снова замолчал. Курва, если бы только у меня был скополамин!

«Тебе не нужны таблетки. Только твое желание»

«Хорошо, пусть будет по-твоему! Только спаси нас!»

«Ты говоришь, но в тебе нет желания силы. Ты снова избавишься от меня, когда устыдишься своего монстра»

«Нет, я хочу! Мило, умоляю, пробудись!»

Ответа не было, а дверь рядом со мной уже распахнулась. Пока в моей голове шел напряженный диалог, оказалось, что мы уже приехали. Грубая ладонь схватила меня за воротник и выкинула из кабины лицом в землю. Выплевывая сухую траву, я поднял голову и замер от вида срубленных деревьев. Спутать это место с любым другим было невозможно. В отдалении, за нагромождениями мертвых ветвей, лежал огромный, переломленный пополам гигантский вяз. Мы были на останках Ильмень-рощи. Вслед за этим пониманием моих ушей достиг надсадный вопль:

– Курва, что вы зробили! Как могли?!

В крике Каролины смешались гнев, ужас и вместе с тем внушающая дрожь тоска. Я посмотрел в ее сторону: хозяйка дома в Купавах обратилась в яростную фурию. Локоны дредов развевались на поднявшемся ветру – огненно-рыжий цвет придавал им сходство с языками пламени. А глаза! Если бы сочивший ярость взгляд мог ранить, то вокруг нас лежали бы мертвые тела.

Один из солдат имел неосторожность осадить Каролину: схватил ее за скованные наручниками запястья и стал что-то хмуро говорить в лицо. Она ловко разорвала его хват, вонзила левую ступню в землю и метнула правой ногой ему в челюсть. Ильмень-рощу огласил звук, похожий на хруст раскалываемого грецкого ореха, и солдат грузно упал на землю. Тетя поставила ботинок на его бедро и грозно оглядела солдат Зорана, которые мигом взяли ее в кольцо.

– Кто еще цощь хцэ мне поведать? Но ходь!

Эти зычные слова совпали с ударом грома, который обрушился с небес. За ним последовала молния – одна, другая! Тучи скопились над нашими головами. Ветер рвал их, бросая завихрениями. На фоне мрачневшей погоды Каролина казалась порождением самой природы – мстительным духом Ильмень-рощи.

Гнев Каролины дал толчок и нам с отцом. Вот только сил уже не оставалось. Я повернулся в сторону своего охранника, надеясь выбить у него из рук оружие. Однако меня быстро осадили – солдат прытко увернулся от замаха и поставил мне подножку. Я споткнулся, но остался на ногах, а когда распрямился, то увидел перед собой оскал «Калашникова». Отец тоже вступил в борьбу со своим конвоиром, но тщетно: охранник легко поборол батю. Каролина еще долго не подпускала к себе солдат, но в конце концов сдалась и она. Зоран велел солдатам взять нас в кольцо и повел к остовам срубленных деревьев.

Я шел и думал: насколько же цинично со стороны Лукаса было свершить казнь именно здесь! Место, которое имело для каждого из нас особое значение (а для Каролины вовсе священное), теперь становилось нашей могилой. Лукас наверняка знал о его значимости: я вспоминал фотографию из альбома, которую мне показывала Каролина. Он был здесь, в Купавах, в 90-е вместе с отцом. И после этого он дал приказ уничтожить Ильмень-рощу для своей дороги! А сейчас он намеренно хотел пристрелить нас здесь. Как, боже мой, как?! Как можно было совершать такое отвратительное, мерзкое по своей натуре действие?!

Слабость во мне постепенно перерождалась в гнев. Лукас ведь говорил, что хочет уничтожить мою семью. То, что происходило сейчас, было лишь воплощением в действие его слов. А я не верил… Думал, что человек не может пойти на такое. Пасть так низко! И все ради чего?! Ради жалкой мести!

И эта мысль – что я был наивен, что не разглядел злую натуру – не на шутку стала меня распалять. Со мной можно было делать что угодно. Издеваться, угрожать, пытать – все равно! Даже смерть меня особо не страшила. Но если вы что-то сделаете с моей семьей… Я убью. Я убью вас.

И только эти мысли овладели мной, как тело стал охватывать огонь. В его пламени я словно рождался вновь. Слабость и нерешительность, которую я накопил в своем сердце, истлевала. Раньше я просто не понимал на что был способен Лукас, надеялся, что смогу решить все мирным путем. Наивный дурак! Лукас был готов убивать (хоть и чужими руками), и единственный ответ на то был – покончить с ним самим.

«Наконец-то. Момент настал»

Зоран велел остановиться. Нас поставили в ряд перед обрубленными стволами деревьев. Я повернулся лицом к нашим палачам. Пять человек, включая Зорана, все, как по команде, переключали автоматы в одиночный режим. Темные дула поднялись, нацелившись в нас. Зоран молчал, не отдавая команды. Я видел его лицо в тот момент – и совершенно явно видел, что он сомневается. Он не хотел нас убивать.

– Отвернитесь! – срывающимся голосом приказал он.

Как же! Неприятно смотреть нам в глаза!

– Пуля в затылок, да?! – возгласил я в ответ, – Нет уж, Зоран! Если стреляешь в нас, то смотри в лицо. Как ты когда-то смотрел в лицо тех, кто убивал тебя. Тогда, в чистом поле Боснии. Или не помнишь, как рассказывал мне?

Ответа не последовало, но мои слова явно задели Зорана – он отвернул взгляд. Я заметил колыхание деревьев позади него, там, где часть рощи еще сохранилась. В тени листвы будто промелькнула какая-то фигура, хотя мне могло показаться.

– И еще знаешь! – я кричал, чуть не выплевывая из себя легкие. Воздух вырывался будто даже не из горла, а из самого моего существа. – Стреляй мне прямо в сердце, чтобы уж точно! Что мне голова?!

Зоран не ответил, а вместо того как-то раздраженно махнул рукой своим солдафонам – команда опустить оружие. Они повиновались, бросив на него вопрошающие взгляды. С хрустом давя сухие ветки под ногами, он подошел к Каролине. Схватил ее за руки, выдернул из нашего строя.

– Как благородно! – расхохотался я, – Женщин он не расстреливает! Ты все равно палач, Зоран!

Мгновение, и он стал напротив меня – суровый воин бывшей Югославии.

– Ты должен понять… – медленно, неестественно хриплым голосом, проговорил он. Будто боялся, что сзади его услышат.

«Пусть, пусть говорит. Недолго этому псу осталось»

– Я знаю, что ты хотел спасти своего отца, Андрей, – проговорил Зоран, – И это достойно уважения. Но Лукас тоже стал для меня отцом. Понимаешь? Когда у меня ничего не было, когда мою семью вырезали, Лукас дал мне работу, дал мне дом. Я не могу противиться его воле.

– И потому ты стал марионеткой тирана?

– Что?

Он нахмурился. Не ждал такого услышать.

– Для Лукаса ты всего лишь инструмент. Жаль рушить твою иллюзию, но твоему идолу на пьедестале нет до тебя дела.

Его глаза встретились с моими. Немой вопрос. Он заметил во мне перемену, но не понимал, что происходит. Не знал, что говорит уже не с Андреем.

– Трезвитесь, бодрствуйте…

Я сделал шаг вперед, оказавшись нос к носу с Зораном. Он отшатнулся, почти в испуге. С хищной улыбкой на лице, рокочущим сильным голосом я продолжал:

– …потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить!

Уважаемый читатель, события следующего получаса я буду описывать от третьего лица. От лица Мило, если конкретнее. В момент, когда моим разумом овладевает Мило, у меня происходят провалы в памяти (что многие из вас наверняка уже заметили из моего рассказа). Мне понадобилось опросить Каролину и отца, чтобы достоверно описать, что произошло в тот значимый миг в Ильмень-роще. Мне кажется, они – намеренно или неосознанно – сгущали краски, так что последующее повествование вышло… скажем так, весьма драматичным. Но вам судить.

Мило ринулся на Зорана. Тот принял было боевую стойку, но поздно – Мило оказался ловчее. Одно движение, захват рук, заламывание назад, и вот уже Зоран стоял на коленях – униженный и беспомощный. Мило выхватил ключи от наручников, снял с себя оковы – наконец-то свобода (какая уже по счету)! Он с силой нажал Зорану на плечо, у того аж захрустел сустав и во всю глотку огласил:

– Да начнется бой!

Солдаты оказались в смятении – не палить же по своему боссу? Но тут одному прилетел огромный молот в бок: он упал ничком на землю – выведен из строя. Второй только развернулся – и молот опустился уже ему на голову. Огромная косматая тень била сильно, била нещадно, так, что конвой Зорана разлетался, как щенята. Великан вышел на свет – грудь вздымается под порванной рубахой, а в окровавленной руке – импровизированная булава.

– Григорий! – радостно прокричала Каролина.

Она собрала у стонущего на земле солдата ключи, сбросила наручники и понеслась к Григорию. Тра-та-та! – раздалось над рощей. Снова кровь, но теперь Григория. Впрочем, это была небольшая рана – пули чуть задели бок великана. Каролина в два прыжка оказалась рядом с солдатом, метко выбросила руку, и автомат прочертил дугу прямо в заросли. Вторая рука уже рубила ладонью по плечу солдата. Он упал на колени, и достаточно было могучего щелбана подошедшего Григория, чтобы отправить его в нокаут. Еще минус один. А где же последний, четвертый? Он спрятался в роще, чтобы дать новую очередь. Промахнулся, на счастье. Слышится торопливая перезарядка, но Григорий делает олимпийский замах гигантским бревном-рукой и – вжуууухххх! – выстреливает молотом в тьму рощи. Бедняга издал короткий вопль, и никаких очередей больше не было слышно. Григорий и Каролина, в окружении тел поверженных врагов, поворачиваются в сторону Зорана. Их взгляды полны воинственного пыла.

– Пусти змея этого, – прогремел Григорий. Потом – Зорану, – А ты… Сдавайся по-хорошему!

Но Зоран сдаваться не собирался. Как раз наоборот! Он завел ступню за щиколотку Мило и сильной подножкой обрушил их обоих на землю. Хватка Мило разомкнулась, Зоран вмиг вскочил на ноги. Григорий пошел на него, накрыв своей тенью. Казалось, у Зорана не было никаких шансов против кузнеца – особенно после того, как он положил всю его гвардию. И вот каменный кулак полетел в лицо прислужника Sun & Son. Но Зоран вихрем увернулся от удара, одновременно повернувшись к Григорию спиной. Тот по инерции повалился прямо на своего противника, и тому оставалось только резким броском перекинуть кузнеца через себя. Словно огромный многовековой дуб упал в роще: с таким грохотом обрушилось тело Григория на землю. Растерянный, он не смог уже подняться: Зоран опустил колено ему на шею и стал молотить по лицу кулаками.

Каролина бросилась Григорию на помощь. С размаха приложила Зорана ногой в плечо. Не ждавший атаки, глава охраны Sun & Son опрокинулся на спину. Тут же перекатился через себя и вновь был на ногах. Каролина приняла выжидающую стойку, сдула заслонившие взгляд дреды. Зоран не нападал, осторожно ходил вокруг женщины – наверно, оценивал уровень опасности.

Так продолжалось около минуты. А потом кипевшая в сердце ярость сыграла с Каролиной злую шутку – увидев, что Зоран подошел близко, она кинулась к нему, схватила за руки, и хотела подножкой бросить на землю. Но Зоран легко вырвался из хватки и теперь уже сам держал ей запястья. К чести Каролины, она разорвала захват, ловко развернувшись вокруг своей оси. Вместе с этим она уже делала замах ногой, чтобы следующим движением приложить Зорана в лицо ботинком – как раньше это удалось сделать с беднягой-солдатом. Но Зоран уже знал этот прием: он припал к земле, так что ботинок прошел над его головой, а сам бросился к опорной ноге Каролины, повалив ее на землю. После короткой борьбы, она была повержена. Зоран надел на обоих наручники, оставив беспомощно лежать на земле. За спиной его раздались громкие хлопки. Мило бил в ладоши и кричал:

– Браво!

Он cмотрел на Зорана оценивающе, но в то же время подчеркнуто снисходительно. Зоран сплюнул на землю, процедил:

– Я не понимаю радости. Ты следующий, Андрей.

– Андрей? Ты все еще ничего не понял?

– Что я должен понять? У меня есть долг…

– У тебя хорошая тренировка, – перебил его Мило. Неторопливым шагом, даже вальяжно двинулся в сторону Зорана, – Я следил за тобой. Дзюдо, тхэквандо, немного от бокса. Очень жаль, что ты ступил на сторону зла.

Зоран развернулся в сторону Мило. Он не понимал перемену в Андрее, и это его сильно раздражало.

– Кто ты? – спросил из-под нахмуренных бровей.

– Ты уже встречал меня ранее, Зоран Брегович. Хотя в другом обличье.

Снова вопрос в глазах Зорана. Он наморщил лоб в попытке вспомнить. Хотя что было вспоминать?! Все происходящее не имело для него никакого смысла. Слабый парнишка в одно мгновение превратился в самоуверенного воина – так не бывает!

– Дай я освежу твою память, – вкрадчиво сказал Мило, – 95-й год, Босния. Оборванец бегает по терзаемой головорезами стране, ища приюта в каждом доме. У него убили семью, близких нет. Он доверяет незнакомцам, и пока ему удавалось выжить. Но вот он попадает к злым хозяевам. Они ненавидят боснийцев и хотят выдать его надвигающейся армии. Хотя, впрочем, зачем выдавать? – думает хозяин дома. Мы прирежем его прямо здесь, когда он заснет в подвале, куда мы заботливо положили его спать. Но паренек спит чутко, слышит как его пришли резать будто свинью. Он кричит во все горло, его хватают за шею. Шансов на спасение почти нет, но его слышат солдаты, случайно проходившие снаружи. Солдаты отряда, имени которого не осталось в истории.

– Стой, – прервал его Зоран. Он изумленно, но в то же время с недоверием, смотрел на Мило, – Откуда ты знаешь эту историю?

– Я был главой того отряда. Мы сражались против сербов, но мы были и не на стороне боснийцев. Мы боролись против самого зла в человеческом сердце.

– Одред неподобан… – прошептал Зоран.

– Именно так, – кивнул Мило, – И после того, как мы спасли этого паренька и преподали урок хозяевам, он рассказал нам свою историю. Ту историю, которую ты поведал Андрею несколько дней назад. И маленький Зоран тогда, в тот далекий 95-й год, захотел примкнуть к нам. Конечно, я отказал. Возиться с ребенком в условиях войны – глупая затея. Однако мы помогли ему покинуть Боснию на грузовике с солдатами ООН. Они как раз трусливо бежали в безопасный Евросоюз. Все было так или я ошибаюсь, Зоран Брегович?

– Так, так, – проговорил Зоран. Он все еще был поражен происходящим, но постепенно приходил в себя, – Потом, из Германии, я искал ваш отряд. Но все говорили, что вас уничтожили. Всех, кроме главы – человека по имени Мило. Он бежал, но никто не мог сказать, куда. И все звали его «Многоголовая гидра». Теперь я вижу, почему… Но как?

– Я думаю, на этом месте самое время покончить с сантиментами. Теперь, когда я официально представился, мы можем перейти к самому главному.

Голос Зорана надломился, словно он не мог поверить тому, что слышал:

– Ты… ты хочешь драться?

– Не вижу другого способа решить наш конфликт. Никаких автоматов, только кулаки. Это будет честная битва. Одно условие – мы будем драться насмерть. Я выигрываю – сворачиваю тебе шею. В конце концов, чего стоит воин, если он не готов отдать свою жизнь? Кроме того, я буду знать, что ты дерешься в полную силу, если на кону твоя жизнь.

Раздался голос Каролины. Она лежала на сухих ветвях, скованная наручниками, и истошно кричала в сторону Мило, думая, что говорит с Андреем:

– Что ты молвишь такое?! Прошу, не надо убивать никого! Хватит смертей!

– Не могу этого обещать, – покачал головой Мило, – Посмотри на Содом и Гоморру, которые устроил в безвинном крае этот безумец. Таких чудовищ нужно уничтожать решительно.

– Андрей, ты с ума сошел! Не надо!

Зоран тем временем обдумывал слова Мило.

– Из того, что ты сказал… Это звучит безумно, но я верю тебе. Нам не надо драться. Мы можем вместе служить…

– Оставь пустую болтовню, – отрезал Мило, – Я никогда не примкну к Лукасу. Все мое существо противится таким уродам, как он. И я не хочу слушать твоих жалких оправданий, почему ты на его стороне. Он держит тебя на поводке денег, играет в твоих глазах роль погибшего отца – не важно. Переубедить тебя уже поздно – ты слепец, верящий только в сладкую лесть своего покровителя. Говорить с тобой можно только на языке воинов.

– Добре, – проговорил Зоран, сжимая кулаки.

Растерянный взгляд его теперь стал суровым и твердым. Он сбросил с плеч куртку, откинул ее в сторону. Под темно-серой рубашкой выделялись рельефы накачанных мышц груди и кряжистые горы плеч. По сравнению с ним, Мило выглядел узником концлагеря после недели без еды и воды (что, впрочем, было недалеко от истины). Всякий, кто взглянул бы на них со стороны, наверняка поставил на победу Зорана в грядущей схватке.

– На смерть? – спросил Зоран. Из тона голоса можно было заключить, что волновался он не за себя.

– Что, боишься, в рай не попадешь? – насмешливо бросил Мило. Потом, с деланной досадой в голосе, – Давай же, последний выживший! Докажи, что не зря я тебя из того подвала вытащил!

Эти слова возымели желаемый эффект. Хотя Зоран старался этого не показывать, но в его действиях появилась некоторая поспешность, словно он хотел поскорее расправиться с назойливым оппонентом. Он недооценивал Мило. Точнее, он недооценивал Мило в этом теле.

Первый удар был мимо цели. Зоран только выбросил вперед кулак, а Мило уже был позади него. Мгновенный разворот, защитная стойка – но перед ним лишь насмешливый взгляд. Зоран снова сделал выпад – и снова Мило увернулся. Скорость реакции была невероятной: казалось, он просто исчезал, а потом появлялся с другой стороны противника (по крайней мере, так это описывала Каролина). Казалось бы – ну теперь атакуй! Но Мило ничего не делал, а только наблюдал, как Зоран крутится вокруг своей оси, стараясь поспеть за ним. Будто для него это была какая-то забавная игра. А возможно, этим он хотел Зорана вымотать.

Глава охраны Sun & Son понял эту тактику и вскоре сменил подход. В ход пошли подсечки – но Мило лишь подпрыгивал. Последовал резкий выпад вперед ногой – а Мило крепко схватил ступню ладонями и крутанул вокруг оси. Зоран не растерялся: подбросил вторую ногу, опрокинул корпус и, раскрутившись в воздухе юлой, приземлился на ладони. Встал на ноги – перед ним опять улыбающееся лицо Мило.

– Ты знаешь много приемов, – одобрительно произнес он, – Но что толку, если в тебе нет страсти?

Лицо Зорана покраснело от вспыхнувшей ярости. В конце концов перед собой он видел тело парня, который был немногим моложе его. Рощу прорезал нарастающий вопль гнева, а тело Мило прорезал первый удар. Сокрушительный снаряд кулака врубился в солнечное сплетение, сложил Мило пополам. За ним последовал еще один выстрел, сильнее прежнего, теперь кулаком в лицо. Мило упал на землю и судорожно стал хватать ртом воздух. На щеке его уже зрел огромный синяк. Несмотря на это, он обернулся на Зорана и, отхаркивая кровь, хрипло рассмеялся, почти в экстатической радости:

– Наконец-то! Ярость, страсть! Теперь мы можем драться на равных! Сравним, чей огонь в сердце пылает ярче!

– А тебе не хватит? – спросил Зоран.

В его взгляде читалось сожаление, смешанное с отвращением, когда он глядел на поверженного (по его мнению) соперника.

– Хватит?! – закричал Мило, – Мы только начали! Сейчас я покажу тебе, как мы делали в Москве!

– А?

Мило поднялся на ноги, как ни в чем ни бывало. Казалось, его не смущала ни капавшая с лица, из губ кровь, ни невозможность отдышаться. Несмотря ни на что, он стоял на ногах!

– Ты думаешь, достаточно помесить это хлипкое тело, и все? – спросил он Зорана, – Что достаточно угнетать плоть врагов своих, и их дух погаснет сам по себе? Нет! В этот момент дух и разгорается сильнее всего! И я.. я не сдамся, даже если из меня будут валиться кишки. А ну иди сюда!

И Мило рванулся вперед – чистая энергия, чистый дух. В его действиях на первый взгляд не было никакого направления, его удары не следовали никакому вычурному стилю – это был выброс дикой, примитивной ярости. Зоран пытался уворачиваться, отбиваться, ставить блоки, но он никак не мог предсказать хаос атак Мило. Удары сыпались безостановочно, с разных сторон – ногами, руками, с разворота, в подкате, с прыжка. А Зоран только отступал перед лицом этого шторма. Это не были слабые, в пол-силы удары, рассчитанные на измождение противника – каждая атака была выверенным силовым толчком, призванным смять оппонента, поставить его на колени. Зоран держался как мог, но вскоре он стал выдыхаться. Мощный удар с разворота по задней стороне бедра повалил его на землю. На слабеющих локтях он едва поднял торс, но Мило ступил ему на грудь башмаком.

– Но как? – прохрипел Зоран, – Ты же… ты же так слаб…

– Все потому что ты веришь в превосходство тела. Что есть тело? Инертный кусок мяса, если его не поддерживает пламя духа! А твой дух слаб, потому что вера твоя основана на лжи, Зоран.

Впрочем, не сказать, что победа далась легко и Мило. Он тяжело дышал, со лба его катились, падая на землю, крупные капли пота.

– Но за что, за что ты сражаешься? – продолжал Зоран, – Почему твой дух так силен?

– За то, чтоб не было на земле таких, как ты!

Мило схватил с земли камень и занес его над головой врага. Зоран покорно закрыл глаза. Все было совсем как тогда, с Загребайло…

– Стоп!

Камень остановился в считанных сантиметрах от головы Зорана.

– Нет, это не совсем верно, – сказал я, – Я не дерусь с ним просто, чтобы убить. Я дерусь с ним, чтобы защитить свою семью.

– Называй как хочешь! Мы боремся со злом!

Зоран глядел на меня как на умалишенного. Действительно – с его точки зрения выглядело, будто человек говорит сам с собой. Да, впрочем так оно и было. Но для меня это был момент невероятного озарения. Я смог забрать у Мило контроль над собой! Впрочем, не до конца, и мы спорили. Но все-таки! Я больше не закрывал глаза в неведении, ужасаясь его действий. Я активно оценивал их.

– Я порву любого, кто сделает хоть что-то матери, брату, отцу, – продолжал я, – Но я не…

– Ну тогда прибей его, не стой истуканом! Смотри, сейчас он встанет!

– Нет, Мило, – покачал я головой, – Мы не будем убивать. Несмотря на то, что он совершил… Да, черт! Несмотря на то, что любой человек совершил, он имеет право на раскаяние!

Я даже не знаю, что двигало мной в момент, когда я это говорил. Слова будто сами шли из глубин моей сущности. Огонь в моем сердце, как называл его Мило, активно противился убийству и говорил о прощении.

– Раскаяние?! Боже, ты до сих пор так наивен. В этом мире есть овцы и волки, ничего посередине! Смотри, что стало, когда я пожалел бедную овечку? В какую пучину страдания погрузился этот край из-за взращенного мной монстра?

– Человек имеет право на прощение, – твердо повторил я, – Зоран должен признать свою вину. Признать, что был неправ, доверившись Лукасу.

Я повернулся к Зорану и сказал уже в его сторону:

– Я знаю, что у тебя были сомнения. Ты не хотел стрелять в нас, ты не хотел нас убивать. Тебе не нравился приказ, который тебе дали. Так почему ты все еще поддерживаешь Лукаса?

Зоран, видимо, уже смирился с моей странностью (или просто устал удивляться). Он отвел в сторону башмак, пригвождавший его к земле, и медленно поднялся на ноги. Он мог броситься на меня, снова вступить в драку – но этот солдат опустил голову и произнес: