Две недели до Радоницы

– На серио?! – взвизгнул из толпы Януш.

– Но и это еще не все! – разрывался со сцены Собепанек. В его голосе появились почти маниакальные нотки. – Мы воздвигнем банк! Да, банк! В центре Бойкова! Ведь вам нужны будут деньги на покупки, деньги на путешествия, словом, деньги вообще! И в нашем банке вы сможете взять…

– ЗАМКНИСЯ, БЛАЗЕНЬ!

Залитую светом сцену пронзила тень. В толпе зашептались. Кто-то закричал: «Там, на Смоке!», и глаза хором устремились вверх. Собепанек, теперь скрытый во тьме, тоже медленно перевел взгляд над собой.

Широко расставив ноги на лапах-гребнях застывшего чудовища, над ним нависла ослепительно белая фигура. Кто это, было не разобрать, а потом – вжух! – белый занавес распахнулся. Огненно-желтый круг солнца, отраженный в лучах прожекторов, разлетелся по площади, ослепил глаза изумленной толпы. И когда зрачки постепенно привыкли к яркому отблеску, я смог, наконец, разглядеть человека, стоявшего на драконе. На груди его висела кольчуга с изображением солнца, за спиной развевался длинный белый плащ. Лицо скрывалось под железным шлемом с узкими прорезями для глаз. Стоял он таким образом, что скрывал морду дракона, а луч света выгодно освещал его фигуру. Площадь утонула в тишине – все ждали, что произойдет дальше. И тут Собепанек захлопал в ладоши.

– Потрясающе, брат-сонце – медленно произнес он, – Просто потрясающий цирковой номер. Должен признать, я впечатлен. Как только ты забрался туда в этом… гхм… одеянии. Оно тяжелое, точно. Интересно, как слезешь?

Вместо ответа Брат-сонце ловко нагнулся, обхватил лапу-гребень, на которой стоял, и одним движением опустился вниз. Скользнул, придерживаясь смочьей спины, вдоль туловища зверя и в следующее мгновение оказался напротив Собепанка. Все тут же смогли оценить, насколько герой был выше директора Sun & Son – макушка последнего доставала только до верхушки знака солнца на его груди.

– КОНЧАЙ БАЛАГАН! – прогремел брат-сонце.

Говорил он странно – голос был чуть хрипловатый, даже старческий. Он напомнил мне дедушку – как интонацией, так и манерой речи. Неужели дедушка Витольд был братом-сонце?! «Ха-ха, вот это поворот» – подумал я про себя, но тут же отбросило идею как сумасшедшую фантазию.

– Разве герои так общаются? Я рассчитывал на диалог, – вкрадчиво произнес Собепанек.

– В НАГОРЕ ЗЛОДЕЯМ НЕ МЕСТО! УБИРАЙСЯ!

– Я знаю, что ты меня не любишь. А ты считаешься преступником, между прочим. Ты знаешь?

– КОНЧАЙ БАЛАГАН!

– Ну ладно, – микрофон усилил глубокий вздох Собепанка, – Говорить ты не хочешь, так что я позову…

В этот момент по площади разнесся гласный голос.

– Директор Собепанек!

Толпа расступилась, пропуская говорившего в направлении сцене. Я вытянул шею, стараясь высмотреть, кто это был. Он вновь заговорил, и теперь уже по голосу я узнал Бориса.

– Не двигайтесь, директор Собепанек. Милиция вас сейчас арестует.

– Жартуешь22, Борис? – в голосе Собепанке будто что-то сломалось на конце слова.

– Есть серьезные обвинения против вас.

На сцену выскочил Фагас.

– Борис, что за нонсенс?! – раздраженно прокричал он в микрофон.

– Никакого нонсенса. Я созываю Большой совет, чтобы доказать вину… или невиновность директора Кацпера Собепанка. Разве это против законов?

– Престань, престань! – чуть не брызгая слюной, вопил Фагас, – Что еще за вина?!

– Хочешь, чтобы о том ведал весь Бойков? – с улыбкой в голосе спросил Борис, – Недобрый помысл.

– Все нормально, все нормально, – вступил Собепанек, – Борис имеет на то право – как никак, он занимается охраной края. Итак… Когда это собрание, пан Борис?

– Завтра рано. С моей стороны будет также свидетель и толмач, уведомляю.

– Безусловно, безусловно, – ответил Собепанек. На лице – парадная улыбка, будто это он сейчас был на месте Бориса.

– А теперь… Андрейка! Андрей Бончик! Ходь!

Дарья и Дорота взяли меня в перекрестье удивленных взглядов. Я нырнул в толпу, надеясь пробраться незамеченным. Но нет – когда добрался до Бориса, чувствовал как спину сверлят сотни любопытных взглядов. До меня доносились обрывки фраз – бурные обсуждения молниеносных событий – народ поочередно смотрел на сцену, затем на Бориса и никто понятия не имел, что сейчас разворачивалось у них перед глазами. Я чувствовал себя точно так же.

– Собепанка взяли, – довольно сказал Борис, кивая на сцену. Двое парней в форме милиции провожали директора Sun & Son вниз по ступеням.

– А где брат-сонце? – я посмотрел по сторонам, но герой в белом плаще словно испарился.

– Какой такой брат-сонце? – интонация Бориса была слишком уж удивленной.

– Ладно, – я понял, что по какой- то причине об этом он не хотел говорить, – Поведай, зачем я здесь. И что случилось с отцом?!

– Будешь завтра толмачем на суде, – Борис будто не слышал последнего вопроса, – По закону, должен быть толмач на три главных языка Нагоры.

– Что?? Мог раньше уведомить! Я не готов к такому…

– Так ты же молвил, что хочешь знать про отца.

– Тогда расскажи мне сейчас!

– Я бы рад, но сам не знаю этого, – Борис развел руками.

– Ты хочешь сказать, что…

– Именно. Ты здольный хлопак, Андрейка, все розумешь, – Борис хлопнул меня по плечу и добавил, теперь в видимой спешке, – Завтра в десять, на горе Совета. Чекаемы23 на тебя.

Могучим жестом открыл лазейку в стене людей и, пригнувшись, нырнул внутрь. Я обнаружил себя внутри кольца пытливых глаз и тоже поспешил прочь. «Я узнаю, что случилось с отцом завтра!» крутилась в голове ошалевшая мысль, когда я проталкивался через тела, – «Завтра все разрешится». Но это было завтра, а сегодня меня еще ждал гриль, фритюрница, столы и огромные мешки с мусором.

На том кончился первый фестиваль Смока.

Глава седьмая. Великий совет

Суд над Кацпером Собепанком проходил в самом вычурном здании Бойкова. Раньше я его никогда не видел. Выросло на месте заброшенного пустыря как из-под земли. Барочные волюты на стенах, фасад с рустиками, маскароны на окнах в обличьи не то зверей, не то людей – всем своим видом здание кричало: «Я уважаемая старина! Глядите на меня и восхищайтесь!». Какое барокко имеет отношение к правосудию, я не понимал. Скорее, подошел бы классицизм. Плашка на двери гордо сообщала, что здание было построено на деньги Sun & Son. Пфф, как же иначе.

Я поднялся по широкой лестнице на второй этаж, где ждали главные действующие лица. За трибуной в конце просторного зала стоял Фагас в богатом одеянии. Под красным контушем с небольшими оборками и отворотами на рукавах, выглядывал жупан, опоясанный слуцкой лентой со вставными украшениями. Рядом с ним за столом сидел Собепанек, в той же черной куртке и с вылизанными до блеска черными туфлями. За длинным высоким столом, стоявшим вертикально к трибуне, сидели трое мужчин. Только я вошел, как меня встретил Борис в парадном мундире. Пропыхтел, обняв за плечи:

– Андрейка, рад, что пришел. Маэшь диктофон?

– Диктофон? – вопрос озадачил, – Ты не говорил принести диктофон.

Борис поскреб лоб в задумчивости.

– На смартфоне есть функция, если что, – ответил я, – Борис, скажи правду, зачем я здесь? Ведь тебе не нужен толмач. Тут все по-нагорски говорят.

– Тихо, тихо, – Борис понизил голос, повернул нас спиной к трибуне. – Мне нужна запись суда. Можешь зробить?

– Зачем тебе запись суда?

– На всякий случай. Розумешь… – Борис запнулся, шумно вдохнул, – Мы судим очень опасного преступника. Нужно побольше доводов.

– Борис! – раздался голос Фагаса. Глава Совета показательно посмотрел на часы, – Уже пора начинать.

– Ну что, Андрейка, зробишь? – быстро спросил Борис.

Вместо ответа я достал телефон и нажал кнопку диктофона. Мы подошли к столу прямо напротив трибуны Фагаса и сели на стулья. Суд над Кацпером Собепанком начался.

Дальнейший текст представляет собой транскрипцию записи судебного заседания на диктофон. Речь участников полностью переведена на русский (в последнем мне помогали мама и брат): Борис сказал, что планирует связаться с российским правительством и предоставить им запись вместе с остальными доказательствами. Кроме того, я стремился к ясности изложения фактов. Особенности речи нагорцев имели второстепенное значение.

***

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Вальдемар Фагас, глава Великого совета и Судья

Кацпер Собепанек, глава господарства, обвиняемый

Борис Марков, воевода Нагоры, обвинитель

Богдан, cтароста Подхалы

Петр, cтароста Паленицы

Симон, cтароста Купав

Андрей Бончик-Рублевский, толмач на русский

Свидетели со стороны обвинения пожелали остаться неизвестными до начала суда

АКТ I. Обвинение

ФАГАС:

Добрый день всем присутствующим. Я прошу прощения – обращаюсь прежде всего к нашим старостам – что так поспешно выдернули людей из привычной жизни. Однако правила Нагоры требуют того. Как вы наверняка помните, в случае, если безопасность страны находится под угрозой, воевода имеет право созвать Совет в течение суток.

СТАРОСТА КУПАВ:

Ну ничего, ничего. Сегодня Олька все равно должна коров пасти.

СТАРОСТА ПАЛЕНИЦЫ (в ответ СК):

Кстати, как Ола поживает? Сто лет у вас, за горами, не был.

СТАРОСТА ПОДХАЛЫ (Фагасу):

У меня крестины племянника в обед. Уже и свинью закололи. Надолго это собрание сегодня?

ФАГАС:

Я надеюсь, все разрешится быстро. (читает с листа бумаги) Воевода Борис Марков обвиняет главу господарства Кацпера Собепанка в… (удивленно) в подаче ложной информации? Борис, верно то, что я сказал?

БОРИС:

Абсолютно верно.

Громкая мелодия прерывает собрание. Звонит телефон Андрея.

ФАГАС (раздраженно):

Разве не ясно, что нужно выключать телефон на суде? И, кстати, почему он у тебя на столе лежит? Ты случайно не записываешь это собрание?

АНДРЕЙ (судорожно меняет настройки на вибрацию):

Нет-нет, конечно, нет.

ФАГАС:

Запись собрания Великого суда на диктофон или на камеру запрещена законом. Все, что здесь сегодня произойдет, останется в пределах этого зала.

АНДРЕЙ:

Я прошу прощения. Я никогда раньше не был на собраниях Великого совета. Тем более, на судебных. Есть еще какие-то правила, о которых мне нужно знать?

ФАГАС:

Борис тебе ничего не рассказал? (недовольный взгляд на воеводу) Конечно, правила есть, но объяснять их для одного человека? (обращается ко всему залу) Кто-нибудь еще хочет услышать правила судебного заседания?

СТАРОСТА КУПАВ:

Да, пожалуйста. Я вот вообще ничего не помню. Даже не знаю, зачем тут сижу.

ФАГАС:

Ейку, Симон, ты же присяжный. Все старосты – присяжные! Вы должны будете голосовать, виновен обвиняемый или нет.

СТАРОСТА ПАЛЕНИЦЫ:

Ты его пойми, Вальдемар. Память совсем не та, когда тебе за девяносто. Да и последний суд был в 2000-м, как «Чорно сонце» выгоняли.

СТАРОСТА ПОДХАЛЫ:

Вот я все прекрасно помню. Давайте быстро пробежимся, поднимем руки да я поеду.

ФАГАС (терпеливо):

Я бы рад, Пётрек, но вижу, придется объяснять. Прошу внимания! Вот основные правила судебного заседания. Правило первое – никто не говорит, пока Глава суда, то есть я, не даст ему слова. Правило второе – никакой еды во время собрания. Даже если завтрака не было, есть нельзя! И третье правило – запись на диктофон или камеру запрещены. Точка.

Таковы правила. А теперь я оглашу порядок заседания. Обвинитель – в данном случае Борис Марков – выдвигает обвинение. После этого обвиняемый – Кацпер Собепанек – оглашает, согласен он или нет с обвинением. Если не согласен, обвинитель выдвигает доказательства и призывает в зал свидетелей. Когда все доказательства и все показания свидетелей будут озвучены, голосуют присяжные – наши уважаемые старосты. И, наконец, в конце заседания я вынесу вердикт и решу, виновен обвиняемый или нет. Надеюсь, повторять не придется.

СТАРОСТА КУПАВ:

Как-как? После правил плохо расслышал.

СТАРОСТА ПОДХАЛЫ (раздраженно):

Симон, просто поднимешь руку вслед за всеми, ясно? Вальдемар, давай начинать.

СОБЕПАНЕК (поднимает руку):

Прошу прощения, могу я что-то сказать, Судья?

ФАГАС:

Всенепременно, глава господарства.

СОБЕПАНЕК:

Ха-ха, как любезно. Но разве это в духе судебного заседания? Сейчас следует называть меня «обвиняемый». Неважно. Борис, я обращаюсь к тебе. Если это единственное твое обвинение, то я признаю вину.

ФАГАС (ошарашенно):

КАК?

СОБЕПАНЕК (не обращает внимания на судью):

Я подал ложную информацию о террористах в горах – это твое обвинение? Сто процентов правда. Признаю. Следующий твой вопрос – зачем, верно?

БОРИС (с интересом):

Не совсем. Но раз уж ты хочешь объяснить – я внимательно слушаю.

СОБЕПАНЕК:

Я ведь отвечаю за экономику, помнишь? Террористы в горах – отличная реклама для туристов.

АНДРЕЙ:

Как это?

ФАГАС (стучит большим молотком):

Тихо! Сейчас говорит обвиняемый. Борис, если твой толмач снова перебьет, я удалю его из зала суда.

СОБЕПАНЕК (с усмешкой):

Действительно: террористы в стране, зачем туда соваться? Еще пристрелят, не дай Бог, верно? Ха-ха, нет, нет и еще раз нет! Люди в Европе устали от стерильных развлечений, друзья! Поехать посмотреть на банальности вроде Лувра, Берлинской стены, Колизея, потолкаться в толпе туристов, наделать кучу фотографий – это скучно. Гораздо интереснее поехать туда, где опасно, где случиться может что угодно, где приключения и азарт. Разбойники, стерегущие сокровища в горах – завязка для приключения. И ради этого приключения люди поедут в Нагору.

БОРИС:

Неужели?

СОБЕПАНЕК:

Посмотри доходные отчеты парка – посещаемость за последние полгода выросла на сто процентов. Это при том, что большая часть парка закрыта. Не знаю, сколько заработали в музеях и торговом центре за это время, но думаю немало. Ты сам вчера видел, какая толпа собралась на площади. Народ идет, еще как идет, ха-ха!

ФАГАС (хлопает в ладоши):

Великолепная идея, глава господарства, просто великолепная!

БОРИС:

Вальдемар, как ты можешь такое говорить? Как Глава совета, ты должен был знать об этом так называемом «плане». Выглядит, будто Собепанек сам все решил и не поставил никого в известность.

СОБЕПАНЕК (всплескивает руками):

А никто и не мог знать. Разве бы ты делал свою работу, Борис, если знал, что угроза пуста? Признаю, это было против правил, но в конце концов это обернулось выгодой для Нагоры. А значит мои действия были оправданы.

БОРИС (качает головой):

Неважно, выгода была или не было. Так раньше в Великом совете дела не делались. Собирались старосты деревень, собирались простые жители, садились в круг – и давай спорить. Если что-то на повестке дня, то будь готов терпеть бесконечные разговоры в течение нескольких часов или даже дней. У каждого свое мнение, и каждый его хочет высказать. Глава ничего не решал, пока не услышал голоса всех. Так было. Что я вижу сейчас? Мы делаем так, как нам говорит глава господарства. Даже не Глава совета, а глава господарства.

ФАГАС:

Борис, мы не на собрании Совета, мы на суде. Если тебе не нравится, как сейчас принимаются решения, будь добр, подожди собрания. Сегодня в этом зале мы обсуждаем вину главы господарства. И, честно говоря, я не вижу вины. Уж точно никакой угрозы безопасности краю.

БОРИС (с легкой усмешкой):

Но я еще не закончил. Кацпер, если ты признаешь, что пустил слухи о террористах, то ты также признаешь, что специально подослал своих людей на границу? Мы задержали несколько человек, которые на допросе заявили, что причастны к националистической группе, а их тайное логово находится в горах.

СОБЕПАНЕК:

Все верно. Я заплатил паре человек, чтобы они сыграли роль. Дал им побрякушки – якобы украденные сокровища.

БОРИС:

И эту побрякушку тоже? (Протягивает вперед руку, показывая присутствующим маленький серебряный портсигар)

СОБЕПАНЕК (всматривается, потом пожимает плечами):

Наверно. Сейчас трудно вспомнить.

АНДРЕЙ (обрушивает кулак на стойку, гневным голосом):

Вспоминай! Откуда твои люди его взяли?!

ФАГАС (хмуро):

Я предупреждал. Это второй раз, когда толмач вступает без разрешения. Борис, удали его из зала суда. Тебе все равно не нужен никакой толмач.

СОБЕПАНЕК (внимательно смотрит на Андрея):

Постой, Вальдемар. Такой гнев, такие эмоции! Как будто жизнь и смерть на кону. Очень интересная реакция (меняется в лице) А я вспомнил, где тебя видел! Хостел «Джинжер паппи». Ты был на стойке. Андрей Бончик. Это имя не забудешь. Как же – сын Збигнева Бончика, героя Нагоры! Пусть останется, Вальдемар, пусть останется!

ФАГАС (растерянно):

Ну хорошо… Пусть толмач останется!

СТАРОСТА ПАЛЕНИЦЫ (старается шепотом на ухо соседу, но его слышно):

Что за фарс тут творится? Фагас как ошалевший, а ведь должен быть судья. Разодет в сармата, совсем не по обычаю. Сидим, не пойми где. Это вообще не здание для суда, вроде музей хотели сделать из этого балагана.

СТАРОСТА КУПАВ (в ответ):

Куррче, сколько этих музеев настроили.

ФАГАС (оскорбленно):

Молчать! Я Судья, и я все решаю! (К Борису гневно) Обвинитель, как этот предмет относится к делу? Кацпер Собепанек уже признал свою вину. Однако его преступление настолько смехотворно, что никакого…

БОРИС (громогласно):

Но это ложь! У Кацпера была другая причина, по которой он распустил слух о банде. По этой же причине закрыли часть парка. Ему нужно было отвлечь мое внимание.

ФАГАС (устало):

Отвлечь внимание от чего? Борис, у меня ощущение, ты что-то выдумываешь. Прекрати этот нонсенс или суд закончится прямо сейчас.

БОРИС:

Как раз напротив: только сейчас он начнется. Обвинений против Кацпера Собепанка у меня много. С чего начать? Подкуп членов совета?

В зале суда воцаряется тишина на добрые несколько минут.

ФАГАС (слегка растерянно):

У обвинения есть доказательства?

БОРИС:

Я бы хотел вызвать в зал первого свидетеля. Перед вами выступит бывший глава господарства Нагоры Григорий Лысыганич. Именно его сменил на этом посту обвиняемый Кацпер Собепанек.

АКТ II. Долг, который нельзя выплатить

Бориса сменяет за стойкой Григорий.

ФАГАС:

Здравствуй, черный кузнец. Давно мы с тобой не виделись. Как хозяйство, как дочь твоя?

ГРИГОРИЙ (отстраненно):

Ты знаешь, где я живу, Фагас. Если правда интересно, приглашаю в гости. За десять лет мог бы и приехать раз. Может, тогда и знал бы, как мою дочь зовут.

ФАГАС (мрачно):

Пусть свидетель начнет свою речь.

ГРИГОРИЙ:

Здравствуйте, уважаемые старосты. Я хотел бы начать с небольшой притчи. В наших горах однажды жил баца. Он владел большим хозяйством, и всего у него было в достатке. Люди из деревень уважали его и каждое лето доверяли ему выпас своих овец. Баца был ответственным пастухом и заботился о стадах. Он всегда вовремя рассчитывался с пастухами и делал для них осцыпки и сметану. Никогда у него овцы не болели и не пропадали, а сыры были – объедение.

Однажды весной, перед новым сезоном, пришла к нему группа крепких молодых людей. Баца их не знал и никогда не видел раньше. «Будем с тобой работать, старик» – сказали они. Он удивился: «Но мне не нужны помощники». А они будто не слышали. «Твои методы устарели. Доить руками – брррр. Сыр ты делаешь долго. Так не годится». И не успел баца ничего сказать, как они взялись за дело. На выпас приехали грузовики с рабочими и начали строить фабрики. Одна – для автоматического доения, другая – для сыров. Как обычно, жители деревни пригнали ему свои стада, только принимал их уже не баца. Работники оттеснили его и повели овец на выпас.

К концу лета хозяева стад вернулись, чтобы забрать свое хозяйство. Все как одного, их переполнял гнев. «Ни осцыпков, ни сметаны, ни молока за все лето!» бушевали они. Но баца только разводил руками. «Отдай нам наших овец! Больше не доверим тебе ничего!» кричала толпа. Но только они увидели свою скотину, все до единого испустили вопль ужаса. Овцы едва держались на ногах, а сквозь шерсть проглядывали кости. Хуже того – от пышного стада каждого хозяина осталось только две-три овцы. Тут к ним подошли работники. «Старик, мы уходим», – сказали они, – «Но радуйся – фабрики теперь твои». Но баца совсем не знал, что ему делать с фабриками. Он всегда работал по старинке, а теперь, когда жители деревни ему не доверяли, им овладело отчаяние. Работы больше не было, а значит не было еды.

Спустя несколько дней после отъезда работников, на пороге его дома появился высокий человек в элегантном костюме. Он бесстрастно протянул хозяину расписку, на которой значилась сумма с шестью нулями. «Это что?» спросил баца, в непонимании уперев взгляд в бумажку. «Как что? Ваш долг» сказал неизвестный гость с заметным акцентом. «Но я не брал ни у кого деньги» – ответил баца. Тогда человек кивнул на фабрики и сказал: «Вы взяли деньги на строительство вот этого. Мы хотим их назад. Если не заплатите, то мы заберем всю вашу землю». Давая понять, что разговор закончен, он развернулся и покинул хижину.

Делать было нечего. Баца спустился с гор и стал ходить по деревням, объясняя старостам, как поступили работники. Сначала с ним и разговаривать не хотели. Однако баца не сдавался: ходил из деревни в деревню, бывало по несколько раз, пока, наконец, его не стали слушать. «Плохо дело» задумались старосты, «Если не заплатим, то станем невольниками у этого немца». На общем совете решили, что долг будут платить потихоньку, своими силами. Родились новые овцы, молока с каждым годом становилось все больше. Баца договорился с заграничными торговцами и стал продавать молоко и сыры в другие края. Шли годы, долг постепенно уменьшался. Конечно, деревням доставалось меньше молока, чем раньше, но все думали, что делают благое дело. Каждый понимал, что терпит тягости во имя свободы.

И все было хорошо, до тех пор, пока не наступил голодный год. Лето выдалось холодное. Овцы болели и дохли, молока почти не было. Запасы сыра быстро иссякли, и люди в деревне стали питаться одним хлебом. Старосты жаловались на злодейку-судьбу. В глубине души они начинали жалеть о своем выборе. «С немцем, может, так бы не голодали» думали они. И тогда в крае появился богатый купец. Увидел он, как тяжко приходится жителям, и пошел к старостам с предложением. «Я возьму на себя долг», сказал он, «А взамен построю у вас магазины для заграничных товаров. Тогда вы можете забыть о голоде». Посмотрели старосты на него (а выглядел купец роскошно – с красивыми перстнями на ладонях и в дорогой одежде) и задумались. Но в желудке у каждого урчало, а дома сидели жены с детьми, у которых животы урчали еще сильнее, и тогда они согласились на предложение купца.

Прошло лето. Хозяева овец не приходили к баце, и тогда он сам спустился в деревню. Какого же было его удивление, когда он увидел на каждом шагу магазины, а в центре деревни стоял большой и сверкающий торговый центр. Он пошел к старостам за разъяснениями. Каждый из них теперь жил в большом новом доме со сверкающей черепицей. «Нам больше не нужны твои услуги, баца» качали головами старосты, «Пасти овец ради молока и сыра? Это долго. Да и надоели нам твои сыр и молоко. У нас сейчас всего в достатке. Какую хочешь еду выбирай». И рассказали ему про чудесного купца, который согласился взять на себя долг. «Так что бросай свое дело в горах и приходи к нам жить» – наставляли они. Но баца молча развернулся и ушел. Он вернулся к себе в горы и жил в достатке до конца дней своих. В деревне к тому времени не осталось ни одного жилого дома, а покуда хватало глаз, до самого горизонта тянулись торговые центры.