От неожиданности я дернулся, прижался спиной к доске и в ужасе обвел глазами класс. Нет, конечно, никто ничего не слышал, все спокойно занимались своими делами. Я попытался взять себя в руки: все нормально, просто Иола никогда раньше не разговаривала со мной, когда я не спал. Значит, вот как она слышит мой голос. Как будто кто-то стоит рядом с тобой и говорит в самое ухо.

Я уставился на свое уравнение, проверил каждую цифру, каждый знак. Нет, кажется, составлено верно. Но на всякий случай быстро стер ладонью последнюю формулу.

– Леша, что с тобой? – спросила учительница. – Ты так уверенно начал. Почему сейчас застыл?

Я потянулся к доске, собираясь вывести окончательную цифру.

«Условие перечитай! – хихикнула Иола. – Или даже читать нормально не научился?»

Я снова отскочил от доски и уткнулся носом в карточку. Но условие, которое только что казалось таким четким и ясным, теперь утратило всякий смысл. Какие-то туристы куда-то идут… навстречу друг другу… или в разные стороны?

«Что, понял, какую ерунду написал? – спросила Иола. – И таблицу умножения ты не знаешь. Ну, сколько будет семь умножить на семь?»

Действительно, сколько? Сорок семь? Сорок девять?

– Отстань от меня, – прошипел я себе под нос. Мне так хотелось, чтобы этот голос перестал звучать в моей голове! Тогда бы я еще смог все исправить.

– Что? – спросила учительница, которая, оказывается, подошла совсем близко. – Что ты там шепчешь?

В классе уже начались смешки. Я на мгновение обернулся и заметил, что все смотрят на меня с любопытством и веселым ожиданием. И от этого растерялся еще больше.

– Ну давай, заканчивай, ты почти решил!

Издевалась учительница надо мной, что ли? Видела, что уравнение записано неправильно, и только ждала, когда я закончу, чтобы разнести мое решение в пух и прах?

Я еще раз попытался взять себя в руки. Перечитал условие. Посмотрел на доску. И твердо вывел решающую цифру.

«Ой, какая чушь! – протянула Иола. – Все, все неправильно!»

– Отвяжись от меня! – крикнул я. И в ужасе зажал рот ладонью.

Но было уже поздно. Класс повалился на парты от хохота, а учительница смотрела странным и даже испуганным взглядом. А потом спросила тихо-тихо:

– Алеша, с кем ты говоришь?

– Ни с кем, – прошептал я.

– Хорошо, садись на место.

– Я еще не дорешал…

– Ничего, с этой задачей все понятно, у нас сейчас будет новая тема, – твердо проговорила учительница. – Иди за парту.

Я сел и до конца урока старался не шевелиться и не привлекать к себе внимания. Меня трясло. Я не понимал, зачем Иола так поступила. Действительно хотела помочь? Но ведь учительница не сказала, что задача решена неправильно, и даже дала классу минуту на списывание моего решения в тетради. Иола ошиблась? Или… сделала это специально?

Когда прозвенел звонок, я не двинулся с места. Даже не забрал свой дневник, который, выходя к доске, положил на учительский стол. Дежурный по классу швырнул его мне. Я осторожно открыл нужную страницу, гадая, какую оценку там увижу. Но там ничего не было.

Глава шестая. Псих

Я хотел просидеть за партой всю перемену, но дежурный нудел над ухом, что все должны покинуть класс для проветривания. Я встал и почувствовал, как подкашиваются ноги. Видно, перенервничал у доски. Вышел из класса и прислонился к стене.

И немедленно передо мной возник Паша Карлов, заклятый враг. Корчась и делая вид, что отрывает от себя чьи-то руки, он завопил тонким, отвратительным голосом:

– Отстань от меня! Не трогай меня!

Я ткнул его кулаком в грудь. Пашка отскочил и завопил на весь коридор:

– Ой, не тронь меня, я тебя боюсь!

Я заметил в стороне нескольких ребят из нашего класса. Они смотрели на меня и о чем-то активно шептались. Наверняка обсуждали происшествие в классе. Невозможно было торчать у них на виду всю перемену, поэтому я отлип от стены и бросился по лестнице вниз, к раздевалкам.

Обычно там дежурила техничка и никого в неположенное время в раздевалки не допускала, но сейчас ее не было на месте, и я быстро забился за самую дальнюю вешалку. Кажется, пришло время кое-что обсудить с Иолантой.

– Зачем ты это сделала? – прошипел я.

«Что сделала?» – От ее невинного голоска меня так и затрясло от злости.

– Сама знаешь что! Зачем привязалась ко мне с этой задачей? Специально, чтобы выставить дураком перед классом?

«Нет, конечно, – хихикнула Иола. – Ты и сам себя очень хорошо им выставляешь. Просто подумала, что ты, как всегда, напутал с решением».

– Не ври! Ты прекрасно видела: я правильно все делал! Сама вечно хвастаешься, что все эти задачки по сто раз перерешала.

«А может, у меня в голове все перемешалось, – вздохнула девочка. – Такое, знаешь, случается, когда падаешь прямо на пол. У меня до сих пор на голове огромная шишка».

– Но я же не виноват! – заорал я.

В этот миг мне показалось, что кто-то заглянул в раздевалку. Я зажал ладонью рот и даже присел от испуга на корточки. Не хватало, чтобы меня кто-нибудь застукал за беседой с невидимкой: точно решат, что я псих. Но нет, все было тихо. Только назойливо звучал в голове голос Иолы:

«Не виноват? А разве так трудно держать себя в руках и не просыпаться каждую секунду? Мне было ужасно больно!»

– Просто я увидел медсестру и испугался! – оправдывался я. – За тебя!

«Он испугался! Ой, какой же ты слабак!»

В этот миг я понял, что ненавижу Иолу. И мечтаю только об одном: никогда больше не слышать ее голос! Ненависть переполнила меня, я стиснул кулаки, затряс головой и заорал что было сил:

– Молчи, молчи, молчи!

– Алеша!

Я вздрогнул и обернулся ко входу в раздевалку. Там стояли техничка и наша классная Маргарита Петровна. Учительница смотрела на меня круглыми от испуга глазами. Техничка – та вообще держалась руками за грудь и лепетала:

– Я думала, поймала воришку, что по карманам шарит! А тут он! Ах ты ж, бедный мальчик!

Учительница подошла ко мне, взяла за плечо и вывела на свет, в коридор. Молча оглядела с ног до головы и сказала:

– Пойдем, посидишь в учительской, Алексей. Я позвоню твоим родителям, пусть кто-нибудь придет за тобой.

– Зачем? – не понял я. Если она хочет отправить меня домой, то я и сам отлично дойду, не маленький.

– Так надо, – уклончиво ответила классная. – Мне кажется, ты не совсем здоров сегодня. Так что, пожалуйста, не спорь со мной.

Я пожал плечами и поплелся в учительскую. Меня очень волновало, что скажет учительница маме. Но та говорить при мне ничего не стала, ушла, наверное, в кабинет директора. Я хотел воспользоваться случаем и улизнуть, а потом понял, что будет только хуже. В класс возвращаться нельзя, а смыться домой – меня туда и так отправляют. Хорошо хоть, Иола притихла.

Мать скоро приехала за мной и долго разговаривала с учительницей в коридоре. Я думал, что по дороге домой мама сразу выложит мне, в чем я виноват, как это обычно бывало. Но она молчала, только время от времени очень странно на меня посматривала.

Дома тоже все пошло как-то не так: после обеда я хотел заняться уроками, но вошла мама и почти вырвала книжки у меня из рук. И сказала, что уроки мне делать не надо, потому что все равно я завтра в школу не пойду.

– Почему это? – изумился я.

Мать посмотрела на меня несчастными глазами и снова вздохнула:

– Ну, Маргарита Петровна считает, что ты немножко переутомился и тебе нужно побывать у доктора.

– Почему? – повторил я.

– Ну как это почему? Маленький, что ли, не понимаешь? И вообще, с каких пор ты не радуешься возможности денек отдохнуть от школы?

Нет, я был рад, конечно, особенно после сегодняшнего случая у доски. Пусть уж лучше ребята его подзабудут. И не делать на законных основаниях уроки было приятно. Только что толку? На улицу меня все равно мать не пустила, компьютер включить не позволила. До самого вечера я тоскливо слонялся по квартире.

Ночью я увидел Иолу в постели. Она лежала, накрыв голову одеялом, так тихо, что казалось, спала. А может, и в самом деле спала? Может, медсестры все-таки начали делать ей уколы на ночь?

После обеда мы с матерью поехали в больницу. Мне было очень не по себе: врачей я побаивался с детства. Хорошо хоть, речь шла не о стоматологе. Самое большое, что мне грозило, – это удар молоточком по колену и множество нудных вопросов. Придется как-то выкручиваться: не рассказывать же врачу об Иоланте.

Еще мама сказала, что в больницу за нами заедет отец и после мы все вместе поедем в парк и немного погуляем. Я обрадовался: в последнее время я видел отца редко.

Нас приняли сразу. Сначала мы зашли в кабинет вместе с мамой, но потом меня попросили немного посидеть в коридоре. Доктор мне понравился: такой добрый седенький дядечка. Так что я спокойно ждал, пока мама расписывала ему мои проблемы. Потом меня позвали в кабинет.

– Ну вот, – сказал доктор и похлопал меня по плечу. – Теперь мы с молодым человеком посекретничаем, а мамочка нас снаружи подождет.

Я быстро оглянулся, отыскивая взглядом того молодого человека, с которым нам предстояло говорить. Но в кабинете никого больше не было. Тут я понял, что доктор имел в виду меня, и даже прыснул. Мама выскочила из кабинета так поспешно, будто ее выгнали из класса. Мне показалось, что глаза ее были красными.

И начались расспросы. Доктор желал знать, нравится ли мне учиться в школе, легко ли я справляюсь с уроками. Много ли у меня друзей. Я отвечал ему, как мог, потому что в тот момент думал совсем о другом.

Я думал: вот интересно, этот добряк доктор поймет меня, если я расскажу ему об Иоле? Или сразу вызовет санитаров и даст команду связать меня по рукам и ногам? Нет, конечно, говорить ему ничего нельзя, не то место, чтобы вылезать с такими признаниями.

Но ведь этот старенький врач, наверное, много разных пациентов принял за свою ужасно долгую жизнь, вдруг он и о чем-то подобном слышал? А потом, ему пара пустяков узнать, в какой из больниц нашего городка лежит Иоланта. Может, рассказать ему все так, как будто это случилось с одним моим знакомым? Меня так увлекла эта идея, что я почти перестал отвечать на вопросы.

– Я еще ненадолго займу ваше внимание, – очень вежливо сказал мне доктор и достал откуда-то стопку бумажек. Он начал показывать мне какие-то странные картинки и всякий раз спрашивал, что мне приходит в голову, когда я смотрю на изображение. Я увлекся и на время даже забыл о своей идее. Разглядывать пятнышки было прикольно.

Наконец в руках доктора осталась только одна: черные капли на белом фоне. Я хотел сказать, что эта картинка напоминает мне следы на снегу. И вдруг в голове моей громко и резко прозвучал голос Иолы:

«Пятна крови!»

От неожиданности я вздрогнул, прижал ладони к ушам и испуганно взглянул на доктора. Мне показалось, невозможно не услышать такой громкий вопль. Доктор смотрел на меня очень внимательно.

– Что случилось, молодой человек? – спросил он. – Устали?

– Нет, – выдавил я.

– Продолжим?

Я кивнул. И снова услышал голос, произнесший ужасные слова:

«Сидишь тут, ждешь, что твой папочка за тобой приедет! А он не приедет! Не жди!»

Тут я, конечно, забыл про доктора, вскочил со стула и громко крикнул:

– Почему?!

«Потому что он только что в аварию попал, вот почему!» – отрезала Иола.

– Ты врешь! Откуда ты можешь знать?

Краем глаза я видел, что доктор перегнулся через стол и что-то говорит мне. Губы его шевелились, но в этот момент я мог слушать только Иолу.

«Не веришь? – тихо спросила Иола. – Выгляни в окно и сам все увидишь!»

Конечно, я бросился к окну. Но мы были на шестом этаже, и из него не было видно дорогу – только сквер напротив. Тогда я мигом вскочил на подоконник и прижался лицом к холодному стеклу. Но все равно видел только тротуар.

Доктор был уже рядом, он обеими руками крепко держал меня за брюки и пытался стянуть с подоконника. И громким голосом звал кого-то на подмогу. Я отпихивал его руки и пытался распахнуть раму. Тут дверь в кабинет распахнулась, вбежал мужчина в белом халате, а за ним – моя мама. Мужчина без лишних слов сгреб меня в охапку и стащил вниз. А мать замерла в дверях, прижала ладони к щекам.

– Ма-ам! – вопил я, извиваясь в чужих сильных руках. – Позвони папе, узнай, с ним все в порядке? Прямо сейчас позвони!

Мама несколько мгновений смотрела на меня так, будто я вдруг заговорил на иностранном языке. Потом расклеила совершенно белые губы и прошептала:

– Сыночек, не бойся, с нашим папой все в порядке. Он уже приехал, поднимается по лестнице.

Я сразу успокоился и повис на руках санитара. Так, понятно, Иола опять меня обманула. Но зачем? Ах да, она же обещала, что испортит мне жизнь. Думаю, ей это удалось: после такого выступления доктор от меня не скоро отвяжется.

Потом я снова сидел в коридоре. Но теперь уже не один, а в компании санитара, который прежде снял меня с окна. Конечно, в его присутствии я не мог сказать Иоле, что думаю о ее последней выходке. А сказать ужасно хотелось.

Родители за дверью разговаривали с доктором. Когда они вышли, у мамы был насморочный вид, а отец показался мне очень сердитым. На меня он глянул как-то странно. А мне так хотелось обнять папку и объяснить, что я ужасно испугался за него! Но когда отец в таком состоянии, к нему лучше не подходить, это я знал точно. Поэтому молча поплелся к лифту, а родители шли по обе стороны от меня, словно боялись, что я еще что-нибудь выкину. Ни в какой парк мы в этот день не поехали. Дома родители сказали, что мне придется немного полежать в больнице.

Ночью Иола снова не пожелала со мной говорить. Она лежала под одеялом, но я понял, что она не спит – по тяжелым вздохам время от времени. Это меня не остановило, и я сказал:

– Я знаю, что ты меня ненавидишь, всегда ненавидела. Хотя я ни в чем не виноват перед тобой! Я, что ли, придумал всю эту фигню? Я всегда хотел тебе помочь, всегда думал, как это сделать. Но теперь все! Выкручивайся сама! Знать тебя больше не хочу! Вот так и лежи все время под одеялом и не показывайся мне на глаза!

Я проорал эти злые слова – и в самом деле почувствовал, как меня захлестывают злость и отвращение. Отвел глаза от Иолиной постели и до своего пробуждения рассматривал ее палату, хотя и невозможно было придумать более скучное занятие.

Утром мама накормила меня завтраком и велела надеть чистую одежду. А потом мы снова поехали в больницу, но не в ту, где я вчера так неудачно пообщался с доктором, а в Питер. Мама сидела рядом со мной на заднем сиденье и всю дорогу молча обнимала меня за плечи. А папа… Мне показалось, он по-прежнему сильно злится на меня, так, что даже смотреть в мою сторону не желает. Это очень мучило меня, гораздо больше, чем страх перед новыми докторами.

Питерская больница была просто огромная. Но оказалось, что в палате я буду только с одним мальчиком. У нас там даже был телевизор! А у моего соседа на тумбочке стоял ноутбук, и я ужасно пожалел, что не догадался прихватить свой. Мне и в голову не пришло, что в больницу можно брать такие вещи. Я умоляюще посмотрел на мать, и она – чудеса! – сказала, что привезет завтра все, что мне нужно. Отец в отделение не поднялся, остался ждать в подземном гараже.

– Мама, – спросил я, когда мы остались в палате одни. – А почему папа злится? Я же ни в чем не виноват… вроде как…

– Ну что ты, Алеша, – перебила меня мама. – Он совершенно на тебя не сердится. Просто очень расстроен из-за твоих проблем со здоровьем.

– Ну ты тоже расстроена, – предположил я. – А не выглядишь сердитой.

– Понимаешь, мужчины иначе выражают свое беспокойство за кого-то. Папе кажется, будто его вина, что ты попал в больницу, он что-то не предусмотрел, вовремя не проконтролировал. Сам когда-нибудь поймешь.

Я немного успокоился. И почти сразу меня повели на прием. Врачиха показалась мне очень старой и очень сердитой и вопросы задавала примерно те же, что и вчерашний доктор. Очень долго, я даже устал.

Один вопрос заставил меня заволноваться. Женщина спросила, какие сны я вижу. Еще вчера я обрадовался бы возможности поговорить о том, что меня волновало, может, даже рассказал бы ей об Иоле. Но сегодня я и не подумал это сделать. Во-первых, я знать не хотел злобную девчонку и не собирался ей помогать. Во-вторых, я смутно догадывался, что только наврежу себе таким рассказом.

И я ответил, что никогда не запоминаю свои сны, – однажды слышал эту фразу от кого-то на улице. Врачиха сразу отстала насчет снов, зато стала задавать множество вопросов о школе: тяжело ли мне учиться, устаю ли я, что делаю на переменах. А потом сказала:

– Ладно, Леша, ни о чем не волнуйся, выполняй, что тебе скажут, и все будет отлично. Мы с тобой станем встречаться каждый день. А сейчас иди на обед.

Вечером в палату зашла медсестра, молодая, с веселым симпатичным лицом. Совсем не похожая на тех ужасных теток, что так ужасно обходятся с Иолой. Я почему-то все время сравнивал свое положение с Иолиным. И думал о том, что она вконец обозлится, когда увидит, как я тут хорошо устроился. Меня немного волновал вопрос: не выкинет ли она еще какой-нибудь номер?

Медсестра принесла на подносе смешные маленькие стаканчики и дала один мне, а другой – моему соседу Илье. В стаканчиках были разноцветные таблетки. Мы проглотили их и сразу запили водой – она была тут же на подносе, в стаканах. Потом медсестра с улыбкой попросила нас открыть рты и показать ей язык. Это меня изумило! С чего она взяла, что я стану ее обманывать? Да и таблетки были совсем не горькие и не противные. А еще я про себя подумал, что снова буду спать спокойно, а не любоваться всю ночь на злобных теток и страдающую Иолу.

Рано утром пришла докторша, подошла сначала к соседу – он тоже был ее пациентом. Они о чем-то поговорили, а потом она поднялась и с улыбкой направилась ко мне:

– Ну, Леша, как спалось на новом месте?

– Хорошо! – отрапортовал я. – Снов никаких не видел.

И это была чистая правда. Не видел, и еще долго не увижу, не один же раз придется пить таблетки. И вдруг мне стало как-то тревожно. А вдруг с Иолой что-нибудь случится, а я даже знать об этом не буду? Так я хотя бы был в курсе, что с ней происходит.

Вдруг меня поразила странная мысль: а что будет со мной, если Иоланта умрет? Ведь мы с ней связаны, это очевидно. И неизвестно, насколько сильно.

Мне вспомнилось, как я однажды читал про сиамских близнецов. Один из них умер, а второй пережил брата лишь на несколько часов. И умер от заражения крови, она ведь у них была общая. Я долго был под впечатлением от той истории. Ночью не мог спать, думал о том, как страшно знать, что скоро умрешь и никто тебе не поможет. А если я теперь уже умираю, но пока не догадываюсь об этом?

После обеда были приемные часы. Ко мне пришла мама, принесла ноутбук, мои диски и целую сумку вкуснятины. Еще вчера я бы прыгал до потолка, но сегодня ничто не могло привести меня в чувство. Мать, конечно, это сразу заметила и очень разволновалась.

– Что случилось, сынок? – спросила она тревожно. – Плохо себя чувствуешь? Вялость, голова болит?

– Нет, – вздохнул я.

– Скажи, что случилось! – настаивала мама.

И тогда я решился. Дело было слишком серьезным, чтобы отмалчиваться:

– Мама, помнишь, я рассказывал тебе о девочке? Ну, о той, которую вижу каждую ночь, когда сплю? Ее зовут Иола.

Мать молча смотрела на меня и ждала, что еще я скажу.

– Ну вот, я сегодня спал, а ее не видел, из-за таблеток. Ну, мы с ней давно знали, что если пьешь таблетки, то ночью другого не видишь. Только я очень волнуюсь, как бы с ней что-нибудь не сделали в той больнице, где она лежит. Мамочка, может, ты бы могла узнать…

Я даже не закончил свою просьбу. Мама вдруг широко улыбнулась, а потом крепко обняла меня и зашептала в ухо:

– Слава богу, Алеша! Не видишь – и замечательно, забудь о ней, пожалей нас с папой.

Я не понимал, чему она радуется. Ведь я же четко сказал, что и раньше знал про таблетки. Да я и после визита к стоматологу Иолу по нескольку ночей не видел! Нет, мама совсем не желала меня понимать. И просить ее о помощи было бесполезно.

Она скоро ушла, почти счастливая, а я остался наедине со своими страхами. Да что же это такое, в самом деле? Видишь Иолу – плохо, а не видишь – еще хуже получается!

Глава седьмая. Даже хуже, чем псих

Потянулась моя больничная жизнь. С соседом Илюхой мы почти подружились и часто болтали. Но ни разу я даже полусловом не упомянул Иоланту и свои сны. И при докторше – тоже. Мать, кажется, ей что-то рассказала, потому что та очень въедливо расспрашивала меня, дружу ли я с девочками, и все такое в этом роде. Даже в краску вогнала. Я ответил, что у моего друга есть сестра, с которой я иногда общаюсь. Пусть знает: я нормальный пацан.

Я вообще решил быть осторожнее, чтобы больше не выглядеть идиотом. И уже через сутки научился ловко прятать таблетки за щеку. Мне нужно было узнать, как дела у Иоланты. Через пару дней я уже так волновался, что не стал дожидаться ночи. Я решил, что моя кровь уже очистилась от лекарств, я смогу поговорить с девочкой.

На этот раз я долго искал укромный уголок. Еще не хватало, чтобы меня застукали за тем, за что я и загремел в больницу, – за разговором с невидимкой. С укромными уголками в отделении было плохо, пришлось прятаться в санитарной комнате, где даже засова не было.

– Иола! – тихонько позвал я.

Никакого ответа.

– Иола, ты слышишь меня? Хватит уже обижаться!

Ничего не происходило.

– Слушай, я все равно тебя увижу сегодня ночью, – зачастил я. – Просто подумал, что так тебе проще разговаривать, не попадешься. В общем, прости меня за те слова. Можешь сказать, что я гад, идиот, трус, ну, все, что ты обычно мне говоришь. Я не обижусь. Хотя ты сама перегнула палку, когда сказанула такое про моего отца. Но это больше не имеет значения. Ты слышишь меня, Иола?

Она молчала. Была ли она вообще жива – я не знал. Мне было так одиноко и жутко, будто у меня отрезали половину тела, а во второй непонятным образом сохранилась жизнь.

Я вернулся в палату, забрался под одеяло и пролежал так до вечера. Я сжимал кулаки до боли, потому что иногда мне казалось, что я вообще растворяюсь в пространстве. Несколько раз ко мне подходила медсестра и один раз – мой лечащий врач. Но я притворялся спящим и не отвечал на их тихие вопросы. А вечером снова проглотил эти дурацкие таблетки. Наверно, я так сильно внушил себе, будто с Иолой что-то случилось, что теперь до ужаса боялся окончательно в этом убедиться.

Через неделю ко мне пришел неожиданный посетитель. Обычно после обеда я всегда ждал родителей. Мама приходила каждый день, специально для этого взяла отпуск на работе, папа – реже. Но в тот день я никого не ждал: мать предупредила, что будет занята. Сестра ко мне не ездила, только приветы передавала. А часа в три в палату ввалился Иван, взъерошенный и красный.

– Здорово! – заорал он, увидев меня. И протянул свою широченную, как у взрослого мужика, ладонь. Я с удовольствием ее пожал и втихаря огляделся: не пришла ли вдруг и Тася вместе с братом?

– Ну повезло тебе! – сказал он. – В школе такая скукотища, каждый день мечтаю тоже в больничку попасть.

Я сочувственно кивнул. Хотя лично мне в больнице уже надоело, я бы с удовольствием вернулся в школу. В школе хоть не до дурацких мыслей.

– А тебя за что сюда упрятали? – заинтересовался Разин. – Может, у меня тоже такая болячка есть? Где болит?

– Нигде не болит, – отмахнулся я. – Здесь с неврозами лежат.

– Типа психи? – простодушно уточнил Иван. – Это тоже подходит. Ты чего вытворял, когда тебя прихватили?

– Ничего.

Не рассказывать же другу, как чуть не выпрыгнул из окна на глазах у доктора.

Иван еще пару минут пытал меня на эту тему и, кажется, всерьез обиделся, решив, что я не хочу помочь другу. А я думал о том, как бы половчее спросить его про Тасю. А вдруг она тоже собирается меня навестить? Я ломал голову, но никак не мог придумать, какой вопрос задать, чтобы Иван не просек мой интерес к его сестре.

– Ладно, я пошел, – сказал через полчаса Разин и вскочил со стула. – Меня вообще-то на пять минут пропустили. Там тетка такая злющая дежурит внизу, наверняка вой поднимет. Я, может, еще к тебе загляну. Если достану деньги на автобус.

– Слушай, а как Тася? – решился я.

Ванька вытаращил на меня глаза:

– А чего Тася?

– Ну, она не собирается меня навестить? Тебе одному, наверно, скучно сюда таскаться. Взял бы ее за компанию, что ли.

<1 2 3 4 5 6...18 >

На страницу:

Перейти

4 из 18