Полная версия
Кража на Весенней улице
– У него были плёнки?
– Только одна, и он её не уничтожил вовремя. Так вот, её обвинения задели меня. Да это ничего по сравнению с тем, что она сказала про мою семью! Да это удар ниже пояса – оскорблять ни в чём не повинных родственников! Разве она сама не живёт за счёт этих самых работяг? Я-то хотя бы защищаю наш народ от зарубежного экранного разврата, а она только выступает в пьесах раз в месяц. Это не паразитизм?
– Что вы планируете предпринять в отношении леди Ауэр?
– А что я могу сделать? К сожалению, не дают штрафы за публичные оскорбления или клевету, как это делается в других немногих странах. Я только хочу сказать: в деле Гирша я чист, хотя и придётся платить штраф, а вот леди Ауэр за клевету должно быть стыдно. Я всё сказал.
Не смотря на протесты и вопросы журналистов, я сел в машину и поехал на работу.
До конца рабочего дня оставалось полчаса. Я сидел и смотрел испанский фильм, пока не понял, как зазвонит телефон. Я услышал только голос Вольфа:
– Вам кого?.. Кёлера? Извините, как вас зовут?.. Вы его супруга, да? Извините, но он сейчас занят… Фрау Кёлер, он не… Ладно, хорошо…
Он открыл дверь в зал, и я словно по сигналу вскочил, зашёл в смежную комнату и взял трубку. Вольф остановил плёнку.
– Что такое?
– Милый, Лисл показывали по телевизору.
– Да ну? И?
– Она вместе с этим Йенсом… на митинге возле своей фабрики.
Глава 9
Едва Вольф успел и слово сказать, как я выбежал из кабинета и ринулся к выходу. Новенький охранник перегородил мне дорогу:
– Герр…
Я грубо толкнул его в сторону и выбежал из здания, сел в машину. Руки тряслись, и я вцепился в руль.
Ткацкая фабрика, в которой во время учёбы подрабатывала моя дочь, находилась в восьми кварталах от здания Министерства. Подъезжая к седьмому, я услышал ругательства и крики, а также голос полиции:
– Прошу вас, разойдитесь!
Я подъехал ещё ближе, к ограждению, вышел из машины и побежал. Вдалеке я увидел большое серое пятно – словно слившуюся в единую биомассу толпу с плакатами и лозунгами, и их окружали синегвардейцы с дубинками в руках. Они выталкивали одного из толпы, пинали и заталкивали в грузовики, которые отъезжали в полицейский участок. При мне так поступили с один молодым рыжиком, и я узнал в нём Йенса Даммера.
Грузовик уехал, и я обошёл здание, оказавшись поближе к серой толпе. Не в силах совладать с собой (мою дочку уже арестовали?) я встал на цыпочки и закричал:
– Лисл!
Сзади меня кто-то схватил за руку и оттащил в сторону.
– Что ты тут делаешь, папа?! Уходи!
Мы выбрались из самой гущи толпы, оказались почти за её пределами. Я отдёрнул руку.
– Что ты здесь делаешь?
– Не хочу больше и дольше горбатиться за ту же зарплату.
– Это тебя Йенс надоумил, да? Это его идея, участвовать в митинге? А своих мозгов у тебя нет?
Лисл надулась.
– Это была моя идея, а он её поддержал. Папа, уходи!
– Нет, милая, пошли вместе. – Я дёрнул её на себя, но она даже не сдвинулась с места. – Я кому сказал…
– Нет, я не уйду!
– Да тебя же арест…
В этот момент на меня налетел один из синегвардейцев и повалил на землю. Я упал, стукнувшись головой, и перед глазами появились искры. На долю секунды мне показалось, что сейчас на меня наденут наручники, но он схватил Лисл за руки и достал их из кармана. Она попыталась его укусить, но он резко дёрнул её, и она чуть не упала.
Я приподнялся на локтях.
– Эй, не трогай её, тварь!
Он надел на неё наручники и, достав одной рукой дубинку, угрожающе помахал ею перед моим носом.
– Ох, как я вам не советую вмешиваться, герр Кёлер! Вы и так влипли!
– Да я тебя…
Я вскочил на ноги, и он меня толкнул, но сильнее. Я снова повалился. Пока пытался подняться, он уже уводил мою Лисл к грузовику; она пнула его в колено, а он один раз ударил её дубинкой по спине. Она ссутулилась. Я снова поднялся на ноги, подбежал к ним, схватил Лисл за руку и начал вырывать её.
Подбежали двое других и увели меня в сторону.
Лисл посадили в грузовик и увезли, а меня отпустили.
Глава 10
Я приехал в здание Министерства и начал обзванивать всех прокуроров – всех, кого можно было обзвонить. Фредж бегал вокруг меня со стаканом воды, пытаясь усадить в кресло, но я не выдержал и облил его лицо водой.
Наконец мне удалось узнать, где её держали, и я поехал туда.
Я знал дорогу, потому что там уже был по делу Гирша.
Едва я зашёл в полицейский участок, как столкнулся с инспектором Мюллером. Вид у него озадаченный.
– Герр Кёлер, как хорошо, что вы пришли! Я хочу сказать, что вы теперь проходите по делу Гирша в качестве свидетеля…
– Да плевать я хотел на это!
Глаза у него расширились.
– Что-то случилось?
– У вас моя дочь!
– А-а, Лисл Кёлер. Я её уже допросил.
– Где она? Где?!
– Придержите коней, герр Кёлер. Она в камере.
Я схватил его за грудки. Ко мне подбежал один полицейский и оттолкнул в сторону. Мюллер отряхнулся.
– Вы с ума сошли, герр Кёлер! Да вы не имеете права поднимать…
– Сукин ты сын, освободи мою дочь!
– Я-то здесь причём? Она нарушила закон и пошла против правительства.
– Да вы так говорите, будто она покушалась на президента!
Он усмехнулся.
– Слава богу, нет, но она пошла против его законов, а это – тюрьма от четырёх лет.
– За то, что она участвовала в митинге? Только за это?! Она даже никого не тронула, о чём вы, мать вашу, говорите?!
Лицо Мюллера сделалось каменным.
– Не забывайтесь, господин Кёлер. Кстати говоря, она тут сказала пару слов о своей пьесе и знаете, про что там? Нет? Там про пожилого джентльмена, который прожил в Третьем Рейхе, а после войны отправился сюда, в Арбайтенграунд. И знаете, что? Он беседует со своим новым другом, и они обсуждают, как схоже в некоторых отношениях наше государство с Рейхом! Это недопустимо, герр Кёлер, никак нет! Поэтому после обыска в её квартире пьесу, которую, скорее всего, найдут, уничтожат.
Примерно эти слова я и ожидал услышать. Всё равно было неожиданно. С гордо поднятой головой он развернулся, но, прежде чем уйти, бросил через плечо:
– Когда будут судебные процессы по делам вашей дочери и Гирша, я или прокурор вам сообщим.
Я взвыл, словно раненый зверь, бросился к выходу.
Глава 11
Дома ко мне на шею со слезами на глазах бросилась Анели. Рядом стояла Хедвиг, нервно теребя подол платья.
– Папа, её арестовали?
Я сглотнул.
– Да, малыш, арестовали.
Она уткнулась мне в плечо и заплакала; Хедвиг прикрыла лицо рукой и отвернулась.
Пришёл я домой рано – я отпросился, как только пришёл с полицейского участка. Я чувствовал себя обескураженным и опустошённым; от последних событий просто руки опускались. Стоя посреди гостиной, обнимая дочку и приглаживая жену, я плакал.
На следующий день во время завтрака я раскрыл свежую газету, быстро побежал по ней глазами. Митинг блистал на всех страницах; там упоминалось о моей дочери и сыновьях министра социального обеспечения. Также я нашёл слова леди Ауэр об этом:
«Я прекрасно понимала, что этим и закончатся волнения из-за пустых слухов.
Но то, что там была дочь этого Кёлера… Шок! Не то, что шок – ужас! А тут ещё выяснилось про эту самую пьесу, которую скоро сожгут. Ужас, а не девочка!
Что тут сказать? Вся в своего папашу, чтоб ему… А что касается этих его слов в мой адрес, то он по большей части неправ. Я не паразит, я не позволю так говорить в свой адрес!
Уверяю вас: он донёс на Орэля, ОН! Ну теперь Бог ему отомстил…»
Дальше я не мог читать; я разорвал газету пополам и выбросил в мусорное ведро.
…По дороге к зданию меня опять встретили журналисты. Я вышел из машины и, откашлявшись, сказал:
– Эта Ауэр… Она сыграла на моём горе. Молодец она, сукина морда!
Я снова сел за руль.
Глава 12
Состоялся судебный процесс над Орэлем. За несколько часов я с ним встретился возле зала суда; вид у него был очень печальный.
– Сочувствую я тебе, Гоц… Это насчёт дочери.
– Спасибо, но я был бы тебе больше благодарен, если бы ты убедил свою эту Ивон…
– Я знаю, Гоц, но… Я пытался, поверь, много раз! А она считает, что я тебя как друга до последнего прикрываю.
Я закатил глаза.
– Что за бред!
– Во-во, и я также ей говорю во время свиданий, а она… Понимаешь, она женщина очень упёртая и…
– Нет, не понимаю, – отрезал я, и ушёл.
Суд вынес такой ему приговор: три года тюремного заключения, а мне – штраф в размере 15000. Хоть что-то… На судебном заседании Ауэр плакала и искоса смотрела на меня, а когда вынесли приговор, она выбежала из зала. Перед тем, как Орэля вывели, он посмотрел на меня: его глаза были полны сожаления и ужаса. Я едва заметно ему кивнул.
А от Ауэр несколько дней не было вестей. Это даже и к лучшему – мы готовились к судебному процессу над Лисл; я заплатил штраф. Мне удалось её встретить на следующий день после приговора Орэлю. Она сидела в камере и тупо смотрела в противоположную стену. За нами наблюдал один из полицейских.
Увидев меня, она оживилась и подошла к решётке.
– Папа!
Мы немного всплакнули, и я сказал:
– Зачем всё это? Теперь тебя посадят, а я ничего не смогу сделать!
– Пап, просто… Надоела такая жизнь, надоела. Когда ты горбатишься на работе и получаешь по несколько пфеннигов в неделю…
– Да ты всегда жила в достатке! А пошла работать по своей воле, хотя я могу тебя обеспечивать.
– Я не хочу быть от кого-то зависимой, пойми! Да, я живу в достатке, а как же большая часть населения страны? Они именно так и живут!
– Лучше о себе думай. И вообще, ты говоришь словами Йенса!
– С чего ты…
– Да потому, что при каждой встречи он мне это заливал в уши.
Она помолчала.
– Я пошла на это по своей воле, и он здесь не причём…
– Но он помог тебе, подтолкнул к этому.
– В какой-то степени да, и всё же…
– Что?
– Он не внушал и не заставлял, и у меня был выбор… И ещё: я начала писать эту пьесу задолго до знакомства с ним.
– Кстати, а о чём ты думала, когда писала её?! Её сожгут, понимаешь? А тебя, так как ты совершеннолетняя, помимо срока припишут штраф до 45000 марок!
– А я и не собиралась опубликовывать её.
– Тогда зачем спрашивала меня насчёт Рейха?
– Сначала хотела, но потом поняла, что… Нет, ничего не выйдет. Я… я хотела просто показать это, может, даже копии сделать для своего окружения: друзей, коллег…
– Да это до пятнадцати лет тюрьмы! – Я нагнулся к её лицу и заговорил тише: – Твоя пьеса… послужила этому митингу?
– Я её дала только Йенсу, но он ничего не кому не говорил и не давал.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Потому что он после прочтения копии сжёг её при мне.
Со вздохом я выпрямился.
– Мы по тебе скучаем: я, мама, Анели… Не пойму я тебя, милая, не пойму. Прости.
На её глазах появились слёзы. Я не выдержал и отвернулся, подумав:
«А сам прикрывал преступника несколько дней! Ещё легко отделался…»
Состоялся суд, и её посадили на пять лет. Сердце у меня сжималось при виде её бледного лица! Я прекрасно знал, что день назад судили Йенса, и его посадили на шесть лет. Возможно, он был даже инициатором митинга, но ничего не известно насчёт этого. Со мной была Хедвиг, а Анели просто не впустили. Но они обе обливались слезами.
Когда заседание закончилось, я только тогда оглядел присутствующих в зале и заметил среди них… Ауэр!
У меня сердце в пятки упало.
«Ну, всё, сейчас побежит к журналистам».
Выйдя из зала, я нагнал её и больно схватил за руку, отвёл в сторону, к стене. Она повернулась ко мне: на её лице застыл ужас.
– Что вы…
– Только попробуй, слышишь?! Только попробуй что-нибудь сказать журналистам, попробуй! Я из тебя все потроха…
– Да успокойся, не буду я ничего говорить!
Она отдёрнула мою руку. Я застыл, как вкопанный.
– Да. Мы оба поквитались: наши близкие в тюрьме, поэтому… смысл продолжать?
Я побелел от ярости.
– Да не сажал я твоего Орэля!
– Не ори. Не хочу ничего про это слышать, понял?
– Да я не…
– Он тоже так говорит!
– Да это…
Она нахмурилась и махнула рукой.
– Послушай, я пришла сюда, в зал суда, с миром, ясно? Я даже посочувствовала этой бедной глупенькой девочке, которая уже всё перечеркнула в своей жизни. Я пришла с миром. С миром.
Меня трясло, но мне каким-то чудом удалось сдержать себя. Я набрал побольше воздуха в лёгкие.
– Что ж, надеюсь, вы меня больше не тронете.
– Взаимно.
Я направился к выходу, где ждала меня Хедавиг.
– Ну что?
– Она нас больше не побеспокоит. Хе, сделала одолжение!
Мы вышли из здания суда и поехали домой.
На следующий день я узнал, что нашли её пьесу и сожгли.
Оно и к лучшему.
Цветочная выставка
Клайнсланд, Арбайтенграунд. 1958-1959 год.
1
Часы показывают шесть часов, а я уже сижу за столом и пишу. Светает; сквозь туман пробиваются первые лучи солнца, но окно я пока не открываю – не люблю утреннюю прохладу.
В комнате тихо: радио отвлекает меня, а телевизор пока ещё не приобрёл. Да и зачем? Я могу и в кинотеатрах посмотреть на людей – в этом-то вся его прелесть и ценность, а с телевизором и одно и второе угасает.
Пишу письмо тёте Фредже. Я на подработках здесь, в Арбайтенграунде, а она одна в Клайнсланде. Но нет, за прилавком она не следит – такую ответственность точно не возьмёт. Этим занимается София, которая провалила вступительный экзамен в институте и приехала к ней.
Ей не впервой делать корзиночки с цветами.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.