Как не обидеть дракона

И, самое интересное, этот паренёк тоже был из Гиоса. Статью опубликовали с сильным опозданием – всё это случилось уже несколько лет назад.

«Надо же, как интересно: судя по датам, это мой ровесник». Мысли перекрыл грохот дверей.

«Вернулся», – сообразил Лиас.

Манера хозяина дома открывать двери являлась поводом для зависти всей графской гвардии. Среди этих со временем ожиревших и отупевших «героев» достойным собутыльником считался лишь тот, кто умел «как следует» заявиться в пивнушку. По их мнению, зайти в зал – особое искусство. Простолюдины могут скромно просочиться внутрь, а настоящий, видавший виды боец долбанёт по препятствию так, что добропорядочные (и не только) обыватели от страха выпустят из рук сосуды с пенистым элисом.

Этчеверрия нашёл в этой традиции какой-то одному ему понятный азарт и захотел принять в ней участие – с некоторых пор в хорошем расположении духа он нет-нет, да и шмякал дверьми, пугая соседей и окрестных собак. Безусловно, не без помощи магии (проще говоря, лукавил и хитрил), но тем не менее снискал широкое уважение в кругах местных гвардейцев. Старый волшебник обзавёлся эксклюзивным непередаваемым тембром – что-то вроде предсмертного визга поросёнка. На эту какофонию равнялись все гвардейцы, она была идеалом, символом успеха в жизни… Практическая же польза эпатажа состояла в том, что и повара изучили манеру прихода Этчеверрии и начинали готовить его любимые блюда задолго до заказа.

Пока Лиас размышлял, учитель успел скинуть дорожный плащ, даже не промокший под проливным дождём, и направился в «комнату мальчукового мальчишки», как он называл обиталище «воспитанного воспитанника».

«Мальчишку» волшебник застал сидящим в кресле с Ксенофонтом на руках. Мастер никому не признавался, но кота страшно ревновал и лелеял мысль завести ещё и кошку, которая в отместку ленивому обжоре принципиально не глядела бы в его (котову) сторону, уж Этчеверрия постарался бы!

– Молодой человек, – начал ещё со ступеней Белый, – хочу тебя радостью обрадовать.

Когда хозяин дома вошёл в комнату, Лиас спустил кота на пол, а сам выкатил из угла второе кресло. Маг рассеянно кивнул и, заняв положенный ему «трон», продолжил:

– О чём я? Ах да. 3автра, – он выдержал паузу, – мы едем к твоим родным родственникам.

Он выразительно посмотрел на Лиаса, стоявшего в трёх шагах. Что-то в лице подопечного показалось ему неправильным.

– Не вижу радости. Ты что, не хочешь увидеться с давно невидимыми родными? – голос Этчеверрии приобрёл неодобрительные оттенки.

– Не-а, – сказал Лиас, затем одумался и добавил поспешно: – Конечно, хочу.

– Тогда к чему эта кислая мина?

– Полагаю, мастер, что вы знаете…

– Опять за старое старьё, – Этчеверрия всплеснул руками.

– Ну сколько тебе внушать? Выкинь чушь, которую ты с таким упорством лелеешь, из головы! Иначе, клянусь Кругом, я тебе помогу! И прекрати своё «не-а»! Какими занятиями они только занимаются в твоей занимательной школе? Садись.

Маг повелительно указал на кресло, и оно, метнувшись вперёд, резко подсекло Лиаса. Потеряв равновесие, ученик зашатался и, нелепо подстраиваясь, рухнул на подоспевшую мебель. Виновник происшествия улыбнулся.

– Прости, не хотел причинить тебе неудобства, так неудобно получилось.

Лиас взглянул на учителя исподлобья, недовольно хмуря брови. Этчеверрия перестал улыбаться.

– Послушай меня, я не могу читать мыслей…

– Не-а…

– Не перебивай! Надо запретить тебе слоги «не» и «а» – представляешь, большой смех будет!

У учителя здорово получилось подражание ослиному рёву. Но при этом он потерял нить разговора. Чтобы потянуть время, волшебник по привычке подошёл к коту и погладил любимца.

– Неправда ли, коты и кошки как-то по-котячьи хороши? – заметил владелец кота, кресла и дырявой памяти якобы вскользь.

Лиас не понимал, что от него ждут помощи, и не сводил с учителя огромных покорных голубых глаз.

Пришлось сдаваться.

– Забывчив я стал. Второй раз должен спросить: о чём я речь вёл?

– Вы не умеете читать мои мысли…

– Спасибо. Да, не читаю мысли, но могу различать настроения. И за десять лет, что ты живёшь здесь, не раз пытался разобраться в твоих сложностях. Скажу честно, ничего не получилось.

Лиас рискнул сориентироваться в наболевшем…

– Если вы не умеете проникать смертным в душу, то как можете уверять, что там нет ни капли магии и я не стал причиной той проклятой молнии?

Наставник усмехнулся.

– Видишь ли, если бы ты владел властью, нет, не Силой, но хотя бы ощущением, то не задал бы такого дурацкого вопроса. Понимаешь?

– Не-а.

– Прекрати! – взревел колдун.

Лицо его побагровело, волосы синхронно побелели – признак нерядового волнения…

– Ещё одно «не-а», и вкусишь плетей, клянусь Кругом! Столько лет не могу отучить тебя от этой отвратительной деревенской привычки! Ты мой ученик, а не пастух…

– Простите, мастер… Этчеверрия смягчился.

– Магия мага как воздух: дышишь – не замечаешь, испорти – сразу сообразишь, что кто-то гадко нагадил.

– Да?

– Что «да»?

– А если нос недостаточно чуток? – наивно спросил Лиас и сразу же понял, что допустил ошибку. Губы Белого изогнулись, и кресло с грохотом вылетело из-под зарвавшегося квартиранта.

– Ты позволяешь себе, негодный недомерок, намекать на мою несостоятельность! – ласково зашипел Этчеверрия.

– Не-а, – попытался ответить ученик, но договорить не успел – внезапное падение, и вот он недоуменно трясёт головой, чувствуя, как незримая длань тянет его к стене, где десятилетиями неподвижно висел портрет достопочтенного старца.

– Не-а! – громоподобно заблеял протагонист шедевра, освещённый, словно горящий шар на праздник Круга, яркими злыми лучами, и воздел руки…

– Не-а!

И в тот же миг Лиас ударился о стену.

Тут же потемнело в глазах, и кто знает, что учинил бы разгневанный не на шутку Белый… По счастью, в дело вмешалось провидение. Оно явилосьвобразе вышеупомянутого портрета, который, не выдержав бури страстей, вызванной задетым самолюбием, рухнул, угодив аккурат прямо в темя полуживого ученика.

Империя Кумр

Графство Гиос

Поместье Инвварсена Ильсора

«Тук, цок, цок, цок», – возникли на границе сознания звуки. «Цок, цок, цок, цок…»

Лиас неосторожно пошевелился. Острый приступ боли мгновенно прояснил затуманенный разум. Ученик мага медленно приоткрыл один глаз.

«Так и есть – карета. Всё-таки потащил с собой. Похоже, я переборщил с болтливостью. Голова гудит жутко, и рёбра ломит. Здорово он меня. Ну да ладно, сам виноват. Помню же, что не терпит критики, а лезу».

– Очнулся очно, вот и молодец молодцовый! – громко пропел волшебник. Он сидел в углу кареты на мягком диванчике и не отрываясь глядел в окно.

Лиас обратил внимание, что старик при параде. Бирюзовая хламида, манжеты, отвороты вышиты сложным серебристым орнаментом… Материал при любых обстоятельствах оставался сверкающе-новым, будто только что из лавки. Что скажешь, магия!

Волосы мастера перехватывал золотой обруч, они свободно лежали на плечах. Ровно, прядь к пряди. Лицо Этчеверрии выражало полнейшую расслабленность и радушие. Борода была аккуратно подстрижена и отливала ровным серебристым цветом, как и глаза, чего-то от Лиаса ожидавшие.

– Добрый день, учитель, – юноша попытался расслабить затёкшие мышцы. – Ой!

«Дела-то хуже некуда».

– Добрый день? И всё?

– Не… Нет, не всё. Простите меня. Я не хотел навлечь ваш гнев. Я признателен за поддержку, оказанную вами моей семье и мне…

– Достаточно, скоро скороговорные извинения извинены, – сказал растроганный с виду волшебник и опять отвернулся к окну.

Мелькали кусты, хлюпала грязь, проплывали деревья

– одинаковые солдаты ненужной армии. Утомлённый ландшафтом пострадавший, ни на минуту не забывавший про страдания, осмелился попытать счастья:

– Господин, а вы точно больше не сердитесь?

– Я повторяюсь: извинения приняты, – буркнул Этчеверрия, недовольно нахмурив брови. – Чего ещё?

– Понимаете, мастер, это… – Лиас замялся. – После вчерашнего. Ведь это было вчера, верно?

– Ну?

– Ну, я неважно себя чувствую.

– Ещё бы, «неважно», – мстительный дед захихикал и, подняв руку, стал по очереди загибать пальцы. – Два ребра поломаны – раз, голова почти долой – два, плечо вывихнуто – три, плюс ушибы… Короче, тебе и должно быть худо. Только, скажи на милость, чем я, немощный, могу помочь?

Лиас понял: маг нарочно тянет время.

– Конечно, я виноват…

– («Конечно, он виноват!»). Пой песни радости, что тот портрет свалился на дурную башку. Если б не он, я бы кому-то по-настоящему всыпал… А так вроде как с меня зло сдуло сразу дуловом. Ничего, научишься уважать возраст. Поболеешь, подумаешь… – старик резко оборвал монолог.

– А зачем тогда домой едем? На посмешище? Бросили бы в городе. Недели через две, аккурат к вашему приезду, оклемался бы. Глядишь, опять рёбра ломать впору.

– Дерзко дерзишь, – спокойно сообщил Белый. – Везу тебя, дурака, не потому что охота любоваться, как ты ползаешь на четвереньках перед родными, а потому что скучают они. Ты же там год не появлялся, хотя сердце рвано рвётся. Дурак, одним словом.

– А кому я дома нужен? Родители меня к вам отправили, особо не сомневались. Эйтр не горевал. Езжай, мол, Кругом тебе путь.

Мягкая голубая подушка сорвалась с дивана, на котором сидел Этчеверрия, подпрыгнула и, погладив Лиасово плечо, упала ему под ноги. Острая боль пронзила на секунду тело. Юноша с вызовом посмотрел на мага. Но тот лишь покачал головой, погрозил пальцем и тихо сказал:

– Темнишь, тёмная бестия.

Дальше ехали молча. Лиас уже видел контуры древней башни, когда лошади, постепенно замедляя шаг, остановились.

Маг пробормотал:

– Ну вот теперь пора лечиться.

Лиас – ему было не до сна – с недоверием смотрел, как старик расстегнул дорожную сумку и, перебирая содержимое, выразительно шевелил губами. Наконец Этчеверрия отыскал нужную вещь: маленький острый кинжальчик из неопределённого тёмного металла. Словно игрушечный, он целиком помещался на обычной человеческой ладони. Длина лезвия насчитывала около полутора дюймов, а эфес венчал небольшой бриллиант.

– Снимай рубаху.

Лиас честно попытался выполнить приказ, но потерпел фиаско. Правая рука слушалась, да вот каждое её движение приводило к резкой боли в боку. Что до левой, то она висела плетью и не отзывалась на команды мозга. Этчеверрия вздохнул, наклонился, легонько дёрнул за край рубахи, и та послушно сползла с молодого хозяина неровными белыми лоскутами.

– Так вот, мой милый, – начал маг, – за свою жизнь я врачевал целую тьму увечий и хворей. Причём хочу вам доложить, что все из них лечил разными методами. Как ты и сам прекрасно знаешь, способ способу рознь. Возюкаться мне некогда – твоё исцеление будет быстрым.

Закончив тираду, Этчеверрия присел рядом с Лиасом, ощупал его, добавил:

– Хорошо, бицепс рабочий, – и, коротко размахнувшись, вонзил сталь в тело ученика.

Юноша резко дёрнулся, напрягся – и ощутил собственную бледность.

– Да, да. Очень неприятно, – проворковал новоявленный хирург, делая пассы руками.

Лезвие кинжала понемногу выходило из раны, края которой моментально затягивались. Последнее движение, крик – и генезисный амулет исчез в сумке мастера.

– Вот и всё. Ну?

Лиас проверил подвижность ладоней. Сначала левую, затем правую, повертел корпусом.

– Спасибо! Вы гений.

– То-то, не забывай этого, – довольно произнёс старик и добавил: – Оденься-ка в одежду, как подобает. Твои вещи сзади, в коричневом сундуке.

Поздно вечером в гостиной Ильсоров состоялось шумное застолье. Душой компании был волшебник. Он сидел на почётном месте главы семьи.

– А недавно ещё такой случай случился, – тостовал изрядно подобревший маг, лишь изредка повторяя слова, что придавало истории неожиданную точность и лаконичность, но здорово смущало слушателей. – Приехал ко мне человек, отрекомендовался как господин Бочар и подал записку от графа. А там его сиятельство просит: мол, так и так, помоги другу, в долгу не останусь. И что, думаете, он хотел?

Этчеверрия многозначительным взглядом обвёл собравшихся.

– Чудик велел напугать собственную жену! Да, идиотское поручение. Ну, я вначале не понял – говорю: зачем и всё такое. Но граф, не откажешь… В общем, согласился. Ехать пришлось далеко, почти до Триполи. Посредник оказался купцом, официальным поставщиком двора. По дороге он поведал, что его сиятельство подозревает свою благоверную в измене и, чтобы выяснить правду, готов на любые расходы. Ну и вот, сижу в родовом имении, жду греха. Муж, само собой, уехал устраивать насущные дела деловые, а меня представил как нового садовника.

– Садовника? – звонко засмеялась Уин.

Рассказчик изобразил смущение.

– Ну, я сразу ему пояснил, что в звонкую монету это влетит, а тот бровью не повёл, хотя сто золотых даже для графа немало…

Маг кашлянул, сделал глоток брина и, внутренне философствуя, размышляя, какой ущерб нанесла подопечному потеря сотни золотых, поковырял вилкой в жарком.

– И что было дальше? – вмешался Эйтр. Этчеверрия встрепенулся и энергично продолжил:

– Так вот, прошёл день, затем другой – ничего. Думаю: обознался его сиятельство, а вот на третью ночь чувствую: не одна дама. Я наспех скомпоновал инструменты – и бегом в хозяйский дом, как договаривались. Подозрения оказались не напрасны, вот я и принялся за чудеса. Сделал по высшему разряду: оценил Ауры, добавил в них беспокойства и ужаса, чтобы дозрели, создал фантомов, а потом вдарил по полной программе.

– Здорово, – с восхищением произнёс Инвварсен. Мастер гордо придвинул к себе тарелку с салатом.

– Не хочу хвастать, но был и вой замогильный, и черепа над головами, ну и всё в том же духе. И отмечу, что девица ничего держалась, а вот полюбовник её оплошал, задрыгался, даже на помощь звать начал. Тут я и кумекаю: а чего ж недоумок так орёт в чужом доме? Прям ошалел: кричит, Рика зовёт. Сначала я не понял, кто это, а потом меня осенило: Рик – здоровенный детина, который за хозяйскими собаками ухаживает, убьёт же чужого, если явится. Присмотрелся я к орущему, ну, не глазами, а как умею, да так в слёзы и бросило от веселья. Полюбовник, выяснилось, сам муж! Мы с ним столковались, что он, пока я у него дома, в гостинице поживёт. Два дня всё шло нормально, а на третий клиент неплохо погулял. Явился прям супруге про любовь втирать и всякие глупости делать…

Ильсоры дружно рассмеялись.

– Вот так-то! – волшебник довольно улыбнулся. – Не пейте питьё, дети, а на старика старого не ориентируйтесь: я своё пожил, мне нестрашно.

– Да, чего только с людьми не делает эта зараза, – вздохнула Альдарина и погрозила кулаком мужу, подобно гостю, тоже изрядно окосевшему.

– Кстати, брат, – Эйтр улыбался, – как развивается твоё имя? Мы же стали старше – заслужили привилегии по четыре буквы иметь. Какую ты осчастливишь? Только без «не-а».

– «А», – смущённо ответил ученик мага, который давно уже себя величал по-новому.

– Ну и что получается, сын? Алис, Лаис, Лиас – или Лиса? Надеюсь, не последнее, – оживился скучавший до этого момента Инвварсен.

– А получается третье, – невпопад встрял в разговор Этчеверрия. – То есть Лиас. Так я вам скажу…

Над столом повисло молчание. Домочадцы внимали гостю, ожидая чего-то необычного и значительного. Но мастер сосредоточился на поедании мяса и продолжал чавкать в полной тишине до тех пор, пока Уин не кашлянула, словно поперхнулась.

– А я потом возьму «о», – сказал Эйтр, очнувшись от звука её голоса, – и буду Эйтор.

Лиас улыбнулся.

И тут разошёлся Этчеверрия:

– Вообще, парень – прорва. Учителя дурня этого хвалят, да и я не в обиде – помогает, рассудителен не по летам. Вот и сейчас, – маг нехорошо улыбнулся, – трясётся, разболтаю я наши маленькие тайны или нет?! А мне-то что? Конечно, разболтаю. И не про считалочки речь пойдёт, которые очень сомнительны… Как там у вас?

Белый маг на твоём пороге,Чёрный священник просит денег,Серые люди протянут ноги,Зелёные эльфы все бездельники,Жёлтые гномы копают землю…Выходи – тебе я внемлю…

Он хихикнул, встал, покачнулся, неровной походкой подошёл к братьям и занял позицию за ними.

– Вот Эйтр меня уважает, а ты, – гость хлопнул своего протеже по плечу, – дерзишь иногда.

– То есть как? – поднял голову Инвварсен. – Мой сын дерзит вам?

– Стоп, стоп, стоп, – промямлил маг и, указав на хозяина жирным пальцем, добавил: – Договорились же на ты тыкать.

– Извини, друг, забыл, – глава семьи тоже встал и, облокотившись на спинку кресла, пригрозил сыну кулаком. – Ух, если что!

– Вот-вот, – согласился «друг».

Он повелительно щёлкнул пальцами и педантично проследил, чтобы ближайший полный бокал, а именно бокал Альдарины, послушно промаршировал к нему в руку:

– А то пытается задурить мне ума моего палату. Ишь ты, чародей выискался, не по зубам, видите ли, моему носатому носу.

– Чушь получилась!

Все с удивлением таращились на Уин, снова позволившую себе вмешаться в беседу за столом без разрешения.

– Не понял… Дитя, разъясни.

Этчеверрия по кругу обошёл присутствующих, напряжённо переживавших момент, занял пустовавшее место и внимательно посмотрел на девочку, не привыкшую к такому пристальному интересу. Самая младшая из Ильсоров густо покраснела, но объяснилась с достоинством аристократки:

– Я хотела… ну… Лиас не может быть по зубам вашему носу. На носу зубов нет.

Она смущённо улыбнулась.

– А это как знать! – захохотал маг, и на глазах у всех благородный облик почтенного лица стал преобразовываться: тридцать две пластины прорезали старческую кожу и выглянули стройными рядами по сторонам носа.

– Ой! – вскрикнула от неожиданности Альдарина.

Испуганная хозяйка, возраст и внешний вид которой ещё давали повод любому, даже неуклюжему движению казаться кокетливым, выронила вилку и закрыла глаза руками. Пожилой шутник театрально поклонился, и его нос приобрёл привычные очертания.

– Лишь иллюзия, но она многое объясняет. Вот так-то, юная леди, не уподобляйтесь своему братишке. Да и что за слово такое словарное – «чушь»? – Этчеверрия покачал головой. – Вам, право, не к лицу. А то выйдете в свет и будете, как мальчуган этот мальчуковый, лепить всякие небылицы про молнии и колдовские сети. Я ещё понимаю, когда придумывают дети!.. – маг беспомощно пожал плечами.

И вот тут Инвварсен, сам того не желая, произнёс фразу, навеки изменившую жизнь семейства Ильсоров:

– Конечно, на правду не похоже.

– Правду? – взъярился подвыпивший Белый, который эти слова воспринял на свой счёт. – Что десятилетний недомерок сумел провернуть заклинание высшей сферы, да притом так, что мне, дотянувшему до полутора сотен циклов природы, и пощупать нечего? Или правда, что я ни на что не годен?

Судорожные попытки дворянина оправдаться ни к чему не привели – скорее раззадорили гостя.

– Ну, удружили, ребята, честь имею! – он кивнул сразу всем, резко отбросил бокал, со звоном разбившийся о стену, и при полном молчании Ильсоров (правда, у Уин радостно горели глаза) направился к выходу.

Лёд тишины разбил старший сын оплошавшего аристократа.

– Мастер, простите нас, – поспешно вмешался Эйтр. – Очевидно, насчёт магии Лиаса – это глупость, но если дело не в нём, а в артефакте?.. Может, народ не зря холм Ведьминым называет? И потом, с нами был тот мальчишка…

Волшебник, как вкопанный, остановился у двери. Последующие фразы он говорил не поворачиваясь, упёршись взглядом в дорогую картину, изображавшую то ли охоту, то ли рыбалку.

– И ты с ними… Ладно, собирайтесь, едем. И Каха зовите.

– Куда? – не понял Инвварсен.

– На холм, гоблин его унеси, а не то вы меня в гроб вгоните своими догадками и подозрениями и сами в беспокойстве рядом ляжете! Едем!

– Да куда же? Ночь на дворе! – всплеснула руками Альдарина. – Утра дождёмся, и все…

Но разбушевавшийся гость решительно отверг робкие возражения.

– Утром протрезвею и забуду – для такого дела лихость нужна. Ну, ребята, идёте? Или мне вести вас силой?

Лиаса, давно мечтавшего о такой поездке, дважды приглашать не пришлось. Ученик неоднократно упрашивал своего покровителя посетить холм, тем более что было это по дороге в Ильр, куда Этчеверрия наведывался всё чаще и чаще. Мольбы не приносили успеха – маг высмеивал его:

– В округе существенной Ауры нет.

Впервые за много лет подвернулась такая удача, и юноша, любопытный от природы, никак не хотел упускать синицу из рук. Он тихо, чтобы лишь они двое могли слышать, сказал:

– Не бойся, так лучше.

Эйтр поднял голову и впервые за долгие годы встретился с Лиасом глазами.

А во дворе творилось нечто невообразимое.

Выйдя из дома первым, господин Этчеверрия проследовал на середину двора, где, заняв удобное место, торжественно произнёс заклинание животной покорности. Только вот спьяну он что-то напутал, и домашняя скотина рванула из сараев, спеша на эзотерический зов, как на цирковое представление. Скрипели затворки, в воздухе вращались, описывая замысловатые круги, перья, наседки бежали, клювами подталкивая редкие уцелевшие яйца… Действо напоминало падение наковальни на курятник.

Вслед за этим, не к ночи будь упомянуто, нашествием, с удивительной быстротой вынырнув из тени, явились и крестьяне. Они шли в тишине, явно испытывая неприязнь по отношению к старику в белом, и тащили на всякий случай кто косу, кто вилы, а некоторые могли похвалиться даже странными орудиями, напоминающими палицы. Достигнув границы дозволенного, то есть пункта, откуда было безопасно смотреть на пьяного мастера, они пока что ничего не предпринимали.

Этчеверрия нетерпеливо ожидал прибытия неосёдланной конницы. Завидев, помимо собственной Маиры, каких-то посторонних скакунов, целый табун, несущийся от перелеска, маг зычным голосом заорал:

– А ну, стоять, отродье!

«Отродье» проигнорировало устный приказ и как ни в чём не бывало продолжало мчаться, чтобы поступить в услужение разгорячившегося колдуна.

Затуманенный разум принял единственно верное решение: виновник беспорядка воздел руки к небу и со словами:

«Сейчас я вам…» – метнул в лошадей сноп огня, к которому приревновала бы добрая сотня драконов. Это помогло. Животные погибали десятками.

Инвварсен, опомнившись, бросился к Этчеверрии, умудрился обхватить его сзади и повалить, чем отвёл беду от двух-трёх кобыл. Из дома выбежали наконец Эйтр с Лиасом.

– Что случилось?

Маг, отрезвлённый не столько приёмом Ильсора-старшего, сколько появлением своего ученика, вскочил на ноги. Он оглянулся вокруг, пробормотал что-то про извинения, дряхлость, ту, что хуже гоблина, и громогласно пообещал кому-то привести всё в порядок.

Обыватели конюшен и загонов отреагировали незамедлительно: прекратили бесцельно носиться и, построившись в ровные ряды, народным фронтом отправились восвояси. Направляли это шествие, конечно, свиньи и петухи

– кому же ещё?

Толпа крестьян после лёгкой потасовки, оставшейся вне поля зрения благородных, выплюнула на первый план переговорщика. Он, явно не по своей воле получивший должность оратора, робко обошёл Белого и, остановившись на подчёркнуто уважительном расстоянии от присутствующих, промямлил, обращаясь к Ильсору:

– У вас всё хорошо?

– Кажется, да, – неуверенно ответил владелец замка.

– Я Джил, плотник. Мы… это… за скотинкой.

– Вон! – подал голос отдышавшийся маг. – Позже, дорогой, завтра. Уезжаем!

Экипаж выкатила на середину двора Маира, ошалевшая оттого, что неожиданно и без посторонней помощи оказалась в него впряжена. В её глазах светилась вся глубина лошадиной философии.

– Прошу всех, – волшебник поклонился, указывая на приоткрытую дверцу, и первым занял лучшее место.

Как же удивился Этчеверрия, когда обнаружил, что карета не пуста! Не был бы он Посвящённым, испугался бы. В правом углу, ковыряясь в носу, восседал Ублизнюкавру Ках, заметно выросший. Прежний невзрачный подросток исчез – на лице его читалась решимость защищать своё мнение, если надо – жёстко. Он ростом на голову обогнал Этчеверрию, волосы чёрные, давно не стриженные и не мытые, большой нос, который словно вот-вот сорвётся с лица и упадёт, мускулистые руки, скрещённые на груди, веснушки…

– Быстро, – присвистнул мастер и, не получив ответа, шлёпнулся на сиденье.

Следом, по очереди изумляясь столь скорому прибытию Каха, в карету вошли и прочие путешественники. Альдарина и Уин остались дома. Эйтр, перед тем как сесть в экипаж, обернулся и крикнул оратору: