Наследие

– Так куда мы все-таки направляемся?

– Как я уже говорила, на тот берег.

– Нет, это-то я понял, не дурак. Но потом в каком направлении?

– Сначала встречусь с отцом, потом по ситуации. Больших планов у меня нет, так что думаю вернуться дня через два. Ты переправишь меня на ту сторону, потом можешь быть свободен.

«Понятно теперь, зачем так нарядилась», – приревновал Лозарус, хотя и не показал виду.

Энни была недовольна, потому как ведьма всегда может прочитать мысли, и не только мысли, а и то, что этот парень до сих пор не осмелился сказать. Она не станет его торопить. Благородную причину, чтобы она выбрала более достойного претендента, понять наверняка возможно. Только ее всё больше злила его нерасторопность, нежные, но очень короткие взгляды, которые сразу же отводились в сторону, будто его вело что-то более высокое, спрятанное в глубине души. Сейчас они одни посреди огромного водяного поля, и опять ничего, ни намека о чувствах.

«Ну и не надо, подумаешь, он всего лишь воин, хотя странное поведение: в бою – солдат, в любви – просто болван», – Энни продолжала накручивать себя неприятными и порой даже неприличными мыслями по отношению к нему, но остановить этот поток сильных эмоций никак не получалось. Она ловила себя на том, что все уже давно приметили ее необычную краску на лице при его появлении, неконтролируемую грубость и даже порой высокомерие, выражаемое в каждом действии и слове. Только в этот раз всё было словно во сне. Ветер трепал ее волосы, ее лицо уже успело загореть от палящего солнца, нежные белые руки, хоть и были спрятаны под длинными рукавами платья, всё равно не уберегли белизну ее кожи, о которой она так пеклась. Ведьмы часто удивлялись, сколько часов проводила она возле воды, расчесывала свои рыжие кудри, поворачивалась вправо и влево, любуясь своим отражением. И хоть немногие из них были уже в летах, помнили из своего собственного опыта, что только любовь может управлять страстным желанием быть лучше, чем ты есть.

– Да, она красотка, – говорили не только ее слуги, но и подруги. Но ведь ей важно не их мнение, а его любовь, о которой она мечтала, лелеяла надежду, что лед тронется и ей не придется ждать еще сотню лет. Энни ведь бессмертна, а Лозарус, к сожалению, смертен.

Прошло несколько часов. Солнце спряталось, и наступали сумерки. Вода разбушевалась, ветер усилился, на небе появились тучи. Энни накинула на плечи белую мантию, дотронулась, словно невзначай, до своей цепочки, и тут ее начало колотить. Это неприятное ощущение длилось несколько мгновений, будто кто-то схватил за горло и не отпускал. Ей подумалось в эти минуты разное: о любви надо забыть, переключиться на что-то другое или на кого-то другого. Заключение стало однозначным: Лозарус не переступит через свою неуверенность, а она через свою гордость. Но ее дар говорил о другом: не о любви, а о надвигающейся опасности.

На противоположной стороне острова стоял кто-то. Энни не сразу узнала своего брата. Вот это перемена. Паторс отрастил бороду, завязал волосы в хвост, что его совсем не портило, а, наоборот, придавало солидности. На нем был папин плащ, в руках его же белый посох. Он оглядывался по сторонам, высматривая сестру и не замечая остальных девушек. Такое поведение ему было совсем несвойственно.

– Ты не меня ждешь? – Энни улыбнулась.

Паторс обнял ее, что тоже странно. Или он сошел с ума, или действительно изменился. Она почти поверила ему, потому как очень хотелось, чтобы это оказалось правдой. Они же все-таки не чужие люди.

– Я рад, что ты здесь, – он кинул взгляд на Валок, будто ожидал помощи со стороны.

– Что-то не так? Я думала, меня встретит отец с кучей слуг. Тебе было не обязательно приезжать самому. Не подумай, что я не рада, просто удивлена.

– Давай я, – предложила Валок.

– Нет, я сам.

Паторс некоторое время просто молчал, изредка посматривая на сестру, и набирался смелости. Потом он присел на песчаный берег, словно не в себе, и промолвил:

– Отца больше нет.

– Как нет?

На глазах Энни выступили слезы, от боли стало трудно дышать, и она присела рядом с братом.

– Он погиб. Он был не один. Сотни эльфов, демонов положили рядом с ним свои головы.

– Не понимаю, что всё это значит?

– Энни, это война. Наш брат Ставрос присоединился к одному из черных магов и выступил против нас. Мы пригрели змею на груди.

– Не понимаю, зачем Ставросу делать это? Это какая-то ошибка.

– Это власть, сестра. Она теперь его подпитывает. Из нас всех он оказался способным на предательство. Вот от кого-кого, а от него не ожидал.

Паторс стиснул зубы от злости, потом по его лицу пробежала слеза, и как ему ни хотелось, чтоб она осталась незамеченной, всё равно он не смог сдержаться. Он смахнул ее быстрым движением руки.

– По-видимому, Ставрос не мог дождаться смерти отца. Кстати, запад твой по праву; нам придется сплотиться вместе и усилить охрану. Я пришлю несколько своих воинов завтра.

– Брат, в этом нет нужды, но всё равно спасибо за заботу.

– Смотри, тебе виднее. Сестра, ты, главное, не расстраивайся, мы обязательно справимся.

– Ты что, хочешь убить его? Он же наш брат.

– А ты что думала, что я буду играть с ним в прятки? Или есть идея получше?

– Нет, – Энни продолжала плакать.

– Если нет, то оставь это мне. – На этом разговор закончился, и они распрощались.

Энни взяла весла в руки и села в лодку. Время было позднее. На небе появилась луна. Ее сердце выпрыгивало из груди от боли. Надо было бы поехать с братом, чтобы его поддержать, но покинуть запад она не могла. Волны качали лодку на мелких волнах. От ее настроения вода окрасилась в темный цвет, и через несколько минут начался сильный ливень с грозой.

Нужно сказать, что Лозарус был уверен, что Энни уедет с братом, поэтому вернулся к берегу, где его ожидали ведьмы. И хотя Энни была далеко, мысли о ней его не покидали. Даже больше: его сердце почему-то сжималось от беспокойства.

– Посмотрите на небо, – сказал Лозарус.

– Странно, но никто из нас не вызывал дождь, да еще и такой холодный, как этот, – удивилась Сатура не меньше.

– Там что-то явно произошло. Я отправлюсь навстречу Энни. Не ждите нас слишком быстро. Из-за непогоды мы сможем вернуться только к утру.

– Она разозлится. Ты же знаешь, ей не нравится, когда кто-то ее опекает, – возмутилась одна из ведьм.

Лозарус положил свой плащ в лодку, снова кинул взгляд на черную воду и не задумываясь начал грести навстречу Энни.

«Что же такое могло случиться? – перебирал он в голове разные варианты. Он знал, дождь закончится через несколько часов, а может, продержится до самого утра. – Только скажите мне на милость, откуда же взялся этот туман или что-то похожее на него? Это плохо, совсем нехорошо. Значит, с ней действительно произошло что-то ужасное».

Лозарус блуждал в темноте слишком долго. Если бы не плач Энни и светящийся невдалеке фонарик, он мог бы искать ее слишком долго, и не факт, что нашел бы. Он все-таки увидел ее. Она промокла, но не это его смутило, а то, что она плакала навзрыд, не обращая внимания, что из-за ее настроения небо скоро сольется с водой, еще немного – и всё превратится в сплошное темное месиво.

– Лозарус, я впервые рада, что ты ослушался моего приказа.

– Энни, перебирайся сюда, – Лозарус протянул ей руку. – Больше я тебя одну не оставлю. Проси сколько хочешь!

– Мне плохо, Лозарус. Как мне больно, если бы ты только знал.

– Что произошло? Кто посмел тебя обидеть?

– Никто меня не обижал, – Энни продолжала всхлипывать. Она достала платок, промокнула слезы. На платке остались капли крови.

– Да, мы не так эмоциональны, как простые люди, поэтому ведьмы редко плачут. Я бы тоже хотела сейчас не плакать, но я не могу. Наверное, во мне слишком много от человека. И слишком мало от ведьмы.

– Поплачь. Не важно, человек ты или ведьма. Если ты льешь слезы из-за обиды, то, значит, тебе больно.

– Это не обида. Папа мертв. Я виделась с братом. Один брат – предатель, другой – деспот, которому нужна только власть, а третий ведет себя так, будто меня нет. Я уже несколько лет не видела его. Вот где его черти носят?

– Энни, будь сильной, – Лозарус пытался найти слова утешения. – Твой отец ведь наверняка знал, что когда-нибудь кто-то позарится на его земли. Ты ведь должна это понимать.

– Нет. Это не должно было случиться. У него не было врагов. Как Ставрос мог пойти войной, предать всех нас? Может, его кто-то надоумил?

– Может, и так. – Лозарус пожал плечами.

– Я совсем одна… – Энни немного успокоилась, перестала плакать, но эти слезы, казалось, застряли глубоко в душе; она тяжело вздыхала, выпуская пар.

– Ты не одна. Я с тобой. – Лозарус опустил весла, прикоснулся к ее распухшим губам. – Я люблю тебя.

Лозарус прижал ее к себе, начал целовать губы и мокрое от слез личико. Он не мог оторваться, не мог контролировать свое желание быть рядом с этой девушкой.

– Ты правда меня любишь? – спросила Энни.

– А ты как думаешь? Кто из нас ведьма – я или ты?

Энни улыбнулась:

– Я, конечно. Ведьмой может быть лишь женщина, в крайнем случае тебе остается стать колдуном.

– Пока я просто мужчина. Успею перевоплотиться в мага.

– Ты же говорил, что хочешь отречься от колдовства?

– Я много что отрицал, и любовь тоже. – Лозарус пуще прежнего прижал ее к себе.

На небе появились звезды. Одна из них всегда освещала будущее Энни, потому как называлась эта звездочка Энос, что в переводе на их магический язык означало «путь к любви». Наверняка поэтому при ее появлении на небосводе все ведьмы погружались в свои мечты. Любить хотелось каждой: и такой сильной, как Юнклида, и такой впечатлительной, как Астор.

Энни утопала в этой самой любви. Она легла на дно лодки и, держа за руку Лозаруса, наблюдала за звездой. Любимый крепко прижимал ее к себе, целовал ее губы. Казалось, что боль потери немного отступила, и в сердце зарождалось новое чувство.

– У нас всё будет по-другому! – говорила она вслух.

– Наверняка.

И как это бывает между двумя любящими сердцами, одна – Энни – оставила свои предрассудки, а другой – Лозарус – слишком сильно пылал к ней страстью и нежной любовью, что переступил все-таки через свою гордость, и они по-настоящему были счастливы. Наверно, именно о такой любви всегда мечтала Энни, когда можно и поговорить, и помолчать в тишине.

Прошло еще несколько лет. От мира, созданного Эриасом, почти ничего не осталось. С каждым днем появлялось всё больше претендентов на трон. Паторс пытался выследить брата Ставроса. Его воины прочесали королевство вдоль и поперек, не оставили ни одного кустика, деревца, поселения, но всё оказалось тщетным. Он словно канул в воду. Понятно, что засел где-то и выжидает.

Паторс понимал: пройдет немного времени, и он снова нападет, поэтому его воины были расставлены везде. Север и юг охранялись солдатами днем и ночью. Всех подозрительных существ, будь они магами или простыми людьми, задерживали. Среди них попался соратник Ставроса, маг Моза. Его тело сожгли на костре, голову закопали в землю, а внутренности отдали на съедение лесным зверям. Так началась война между светлыми и темными сторонами света, в которую были, к сожалению, вовлечены не только сами светлые и темные маги, но и человечество, которое не было готово к неблагоприятным переменам.

4 глава

Соломон. Поселение Сарос

В поселении Сарос, находившемся далеко от холодного севера и жаркого юга, решалась судьба местного шамана Эзара. В его покоях побывали многие лекари, колдуны, ведьмы, но никто не мог излечить его недуг. Само по себе племя существовать не может, поэтому вся надежда оставалась на сына шамана, Геспера, который после смерти отца должен занять его место.

Один из лекарей, Соломон, пришел из дальних лесов. О нем шли разные слухи: поговаривали, что жил он в уединении где-то в горах, далеко от людей, наедине с природой. Кто-то воспринимал его как сильного мага, другие видели перед собой мошенника, для остальных он был просто малознакомым человеком. Но практически все пугались его больших голубых глаз, из которых исходил яркий свет.

Первая встреча с Соломоном оказалась не слишком приятным зрелищем. В свои семнадцать лет он выглядел как зрелый мужчина: отрастил бороду, завязал длинный хвост, который сильно выделялся, когда он снимал свою с круглыми полями шляпу, и в правой руке держал деревянный посох, дополняющий необычность по сравнению с сарийцами. Вот им было на что посмотреть! Один даже расхохотался, увидев его непристойную, по его мнению, внешность, снял небольшой чепец, служивший головным убором, когда наступали жаркие дни, и показал ему лысую голову. Тот ничему не удивлялся. Для племени отсутствие волос было знаком силы, а для него – немыслимой глупостью, но каждому свое.

– Ну наконец-то!

Сариец был зол. Он послал за Соломоном давно, а того заметили только сегодня, и пришел он не добровольно, а благодаря небольшому применению силы. Одно хорошо, что Соломон не сопротивлялся, но его злостная ухмылка раздражала. Хотелось сорвать ее с лица, но приказ был доставить его в целости и невредимости, потому, сделав свое дело, солдат передал его другому воину и сразу же удалился.

Маг был на удивление спокоен.

– Похоже, я не опоздал.

Соломон поставил свой посох у входа, положил на землю котомку, достал сосуд с зеленой жидкостью и уверенно двинулся к входу в шалаш.

– Подожди. Не так быстро. Что у тебя там еще? – спросил сариец, достав из ножен свой острый меч.

– Ничего особенного.

Внутри оказались лесные травы и разноцветные камни разной формы. На взгляд – обычные булыжники, кроме одного, который сразу бросился в глаза воину. Он покрутил его в руках.

– Думаю, он может пригодиться.

– А я вот иного мнения.

Соломон вырвал из его рук свое маленькое богатство. Конечно, только для него этот камень становился значимым и обладал огромной силой, но этого-то никто не знал. Да и Соломон приметил только недавно, когда яркое свечение, исходящее от этого камня, разбудило его от крепкого долгого сна. Но самое главное – самоцвет дорог ему как память близкого человека, и отдавать его он не намерен.

– Ладно, успокойся. Я же просто посмотрел. Нам приказано проверять каждого, кто заходит в шалаш к шаману. Ничего личного. Просто так положено.

Сариец сделал шаг назад, потому как глаза Соломона испугали его до смерти. И хоть снаружи этот человек не напоминал ему мага, но после недовольного взгляда почувствовалась тяжесть на затылке, и хоть воин был не из пугливых, он решил, что лучше не злить Соломона дальше, а просто уступить.

– Забудем!

На лице Соломона снова появилась ухмылка:

– Посмотрим.

– Прошу! – Сариец указал ему на вход.

Соломон вошел в жилище. Ему бросились в глаза некие образы, там же были разбросаны листья дерева шарус. Как не узнать знакомые длинные листья зеленого с примесью темно-синего цвета, имеющие сладкий аромат? Они, несомненно, убивали неприятное зловоние, исходящее от тела больного правителя, который уже давно мучился от своего недуга.

Сам шаман был небольшого роста, с длинными седыми волосами. Он был худощав, по-видимому, от болезни, с бледным овальным лицом. Огромные карие глаза на фоне плюгавого тела казались еще больше, острота пронизывающего взгляда никуда не делась. Он поднял голову, ища глазами своего звездочета:

– Мэртэс, ты где?

Тот сразу же явился, как всегда, имея при себе звездную карту, с которой он никогда не расставался, и захватив два хрусталя (без них, по-видимому, тоже никак было не обойтись).

– Тут я, тут, – Мэртэс поглядел на больного шамана. При этом не обратил внимания на его повышенный голос, так как шаман не отличался добрым нравом, а его плохое настроение по обыкновению никого не удивляло.

– Ну вот он я. Чем могу быть полезен?

– Ты, я вижу, как всегда, очень торопился. Твоя медлительность мне начинает надоедать. Радуйся, что ты мой главный звездочет.

– Как только закончил дела, сразу к вам, – поклонился Мэртэс, не выдавая своего негодования.

Он не считал себя великим волшебником, ничего не понимал в лекарствах, зато обожал читать звезды, и его знания смогли оказаться для него спасением. Раньше ему приходилось служить двум господам. Конечно, он попытался сбежать от короля Мариуса, к которому никогда не испытывал особой симпатии, но и другой правитель, Ставрос, оказался не намного лучше. Пришлось выбирать наименьшее из всех зол (а быть повешенным никак не входило в его планы), применить всю свою хитрость и втереться к шаману в доверие.

Если б только Соломон знал, зачем понадобилось его волшебное зелье. Видимое дело, его изворотливость помогла ему в тот раз избавить шамана от болезни, но ненадолго, так как… одним словом, снова понадобилась помощь друга. Однако нелегко признаться, что он просто его использовал. И не исключено, что Соломон, если ранее не пристыдил Мэртэса за вранье, теперь наверняка сделает это.

Его размышления прервали.

– Ну, представь своего друга, – потребовал Эзар, видя нерасторопность звездочета.

– Да-да, конечно.

Мэртэс оторвался от карты, где только что поставил некую заметку, и поднял голову.

– Это Соломон. Он лучший в своем деле. Вам крупно повезло. Его редко застанешь. Хорошо, что наши его заметили, иначе ушел бы в лес и не нашли бы.

– Ты уж прости моих ребят, если оказались немного грубы с тобой, – извинялся шаман.

– Да уж, методы у вас!

Соломон оправил рукав. Рука всё еще болела от «нежного прикосновения» одного из сарийцев. Может, его и хотели застать врасплох, но так и не смогли, а это небольшое недоразумение не смогло по-настоящему его разозлить. Может, кто и верит в изменение человеческой натуры, только не маг. Ему не привыкать каждый раз натыкаться на эту самую людскую тупость, которая выражает несовершенный характер и слабость.

– Ладно, оставьте нас наедине.

Соломон достал из котомки маленький сосуд, положил рядом хрустальный камень темного цвета. Это был единственный несветлый булыжник такого маленького размера. Эзар не вмешивался в его волшебство, просто тихо наблюдал.

– Вам нужно выпить это до дна, – Соломон протянул шаману зеленую жидкость.

Тот повиновался. Но лекарь не закончил, кидал дикий взгляд, от которого не просто мороз по коже, а ощущение, что тебя вместо исцеления медленно превращают в какой-то овощ. Тело шамана будто замерзало, в голове слышался гул или, скорее, чье-то навязчивое жужжание. Закралось недоверие, правда, успокаивало лишь одно: Мэртэс хоть и ленивый по натуре, но не предатель. Да и зачем ему убивать старика?

– Так ты закончил? – промямлил Эзар.

Соломон не отвлекался.

– Я тебя спрашиваю: ты закончил? Не люблю повторять дважды.

Соломон на мгновение поднял голову и поймал недовольный взгляд шамана.

– Ну, готово? Или колдовать еще будешь?

Маг безмолвно кивнул ему.

– Мэртэс уже приводил колдуна. Его голова оказалась прекрасным украшением для моего храма. Надеюсь, ты не такой, иначе жаль будет убивать такого молодого лекаря, – пробормотал Эзар.

Как объяснить упрямцу, что он делает всё возможное, чтоб не оказаться следующим в списке приговоренных на смерть!

Эзар почти уже заснул, но бормотал себе что-то несуразное под нос.

– Вот, теперь всё, – проговорил Соломон, видя плоды своего волшебства.

В спину прозвучали последние слова почти уснувшего шамана:

– Я убью тебя.

– Да как вам будет угодно, – промолвил громко Соломон и вышел.

На звездном небе показалась самая красивая звезда. Она появляется один раз в сто лет. Многие ожидали ее возвращения, подсчитывали сроки по небесной дороге, некоторые не дожили, ожидая ее яркого появления. Мэртэс рад, что не смог заснуть, пригляделся, и вот она – большая нефритовая царица парит в заоблачных далях.

– Ну как он? Думаешь, поможет твое новое зелье? – спросил Мэртэс, ожидая приговора опытного мага.

– Эзар в порядке. Даже грозился убить. Представляешь?!

– А, это он может. Правда в том, что он не бросает слов на ветер.

Мэртэс сел на мокрую траву. Его взгляд всё еще был устремлен на звездное поле.

– Ты что, не боишься?

– Нет. – Соломон сел рядом с другом. – Страшно другое. Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил Соломон, достав свиток из своей котомки.

– Да, мне нужно было это зелье не для себя, да ты и так всё уже подметил. Разве от тебя что-либо укроешь?

Соломон покосился на друга:

– Я совсем не об этом.

Он сразу вспомнил свои последние наблюдения. Он так старательно пытался себя переубедить, что это не может быть правдой, что спустя недели истина выглядела совсем по-другому. Когда дару всё же удалось переубедить своего господина в обратном, он просто сдался на милость звездам.

Трудно совладать с разумом, если речь идет о верном друге. Правда, тот был болен звездной болезнью, но это до сих пор не мешало им встречаться на этом месте для решения более важных вопросов в области магического искусства. Сейчас Соломон видел перед собой испуганного зверька. Где-то он даже был схож с ним: тоже боялся, но не быть убитым и раздавленным, а умереть с чувством невыполненного долга.

– Мэртэс, я думал, ты умнее. Мы ведь договорились не рассказывать о наших наблюдениях, а ты всё растрепал Эзару.

– Нет, я не говорил. Кто знает, может, нас пронесет или… – Мэртэс замолчал, чуть не сболтнув самое важное, что необходимо было сохранить как козырь. Кто знает, какое расположение звезд к тебе будет завтра…

– Не стоит волновать Эзара глупой болтовней, – продолжил Соломон. Этим он добился лишь холодности и безразличия своего названого брата. – К тому же ты подвергнешь смерти многих людей, которые не заслужили наказания, а о нас, магах, я промолчу. Если небесам суждено дать нам возможность изменить наше грядущее, то я в любом случае буду первым, кто будет бороться до конца. Ты со мной?

– Я был беглецом много лет, тебе ли не помнить! Я останусь здесь и буду надеяться, что ты всё решишь. Я не трус, но устал бежать в неизвестном направлении. Это не для меня. Хватит того, что меня до сих пор ищут. Хорошо, что южному правителю не приходит в голову искать меня среди живых. Предпочитаю числиться мертвецом.

Конечно, Мэртэс помнил, как в первый раз пересеклись их пути. Ему еще тогда показалось, что Соломон находится в своем вымышленном мире, созданном им самим. От взгляда этого человека никак не скроешься, но ему нужно хотя бы попытаться.

– Соломон, ты знал, что его гостья Валок принесла в долину магов беду? Осмотри девушку. Ты в этом один из самых сильных. Впрочем, говорят, она очень красива, могу и я попробовать.

– Даже не надейся. Паторс оторвет тебе голову и скормит своим воинам, – ответил Соломон. На этом они расстались.

Соломону пришлось идти кратчайшим путем через глубокую долину, к подножью гор. Он не обращал внимания на раны от острых шипов колючих растений, впивавшихся в его ноги.

За долгие годы странствования он постарел. В волосах появилась проседь, седина на висках местами прорезалась мелкой паутиной, на его овальном лице выделялись бледные тонкие губы, брови утратили свою идеальную форму, превратившись просто в две небольшие линии, выступавшие высоко над его прямым носом. Наверное, если б не посох – неотъемлемая часть его облачения – и выразительные голубые глаза, которые выделялись из всей простой внешности, его можно было бы перепутать с простым и невзрачным стариком.

Его встретили у ворот и провели в полутемную комнату в левом крыле замка. На окне стояла маленькая клетка, на деревянном небольшом столике – черная свеча, дым от которой сразу же поднялся вверх. Освещения оказалось достаточно, чтобы приметить, что девушка, несмотря на свою бледность, была очень привлекательна.

– Не стоит так беспокоиться, – сказала Валок, увидев заботливый взгляд мужчины, уставившегося на нее, как на диковинку.

На ее лице горел легкий румянец; волосы были распущены до плеч и слегка касались ее шелковистой шеи; глаза, как две большие черные бусинки, пристально уставились на незнакомого человека. Она доверилась ему сразу, не сомневаясь, почувствовав некую симпатию.

– Стоит-стоит. – Соломон потрогал ей лоб.

От него пошло такое тепло и нежность, неописуемое ощущение, которое ее покорило, да и его голос был не таким грубым, как у Паторса, а сладкий для слуха.

– Мне неудобно, что мы оторвали вас от дел. Разве Паторса переубедишь? Я говорила ему, что я в порядке.

– Поглядите-ка на нее! – Паторс вмешался в разговор. – Ты почти не спишь в последнее время, а о ночных полетах и речи вести не надо, я не могу брать тебя с собой, пока ты засыпаешь на ходу.

– Ты только подумай, Соломон, она засыпает во время полетов на огромной высоте. Что, если она просто упадет, и всё тут! Так же дело не пойдет.

– Да нет, ты всё правильно сделал.