Революция в стоп-кадрах

Питер Уоттс

Революция в стоп-кадрах

Peter Watts

HOTSHOT

THE FREEZE-FRAME REVOLUTION

GIANTS

ISLAND

Copyright © 2018 by Peter Watts

© Николай Кудрявцев, перевод, 2021

© Владислав Женевский, перевод, 2016

© Михаил Емельянов, иллюстрация, 2021

“Grav Profile” © 2018 by Peter Watts

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Отчаянная

«Пойми: ты сама должна сделать выбор».

Они постоянно говорили, что я могу уйти. Говорили, когда тянули астероиды за Марс; и снова, когда зарылись в камни, как стальные термиты, бурили там пещеры и туннели, создавали леса, трюмы и системы жизнеобеспечения, рассчитанные на срок эксплуатации больше, чем у Солнца. Особенно не унимались после фиаско с L4, когда во время тестирования сингулярность сорвалась с цепи. Никто даже не заикался об отмене проекта – хотя магия, на которой он зиждился, только что съела половину фабричного уровня вместе с четвертью пропульсивной группы – но в результате трагедии АДОН, кажется, решила, что напомнить нам о выходе будет особенно важно.

«Это твое решение. Никто не примет его за тебя».

Я смеялась им в лицо, как только достаточно выросла и поняла всю иронию. Нас тренировали и корректировали для миссии еще до нашего рождения: моих родителей растили так же тщательно, как и меня. За тридцать лет до зачатия я была обречена на путешествие к звездам. Я хотела отправиться в путь, я была так сконструирована; и никакого другого способа жить не знала.

И тем не менее. Мы же цивилизованное общество, разве нет? У нас не забривают людей против их воли, пусть саму концепцию «воли» уже лет сто как считают смехотворной. Мне дают столько возможностей уйти, так как потом отказаться не получится, а полет будет настолько долгим, что времени на сожаления хватит преизрядно. Как только «Эриофора» отправится в путь, дороги назад не будет.

Так что только я могу принять это решение. Только так они будут ни в чем не виноваты.

Восемнадцать лет муштры, оболванивания и сопротивления, почти два десятилетия я то принимала свою участь, то боролась с ней, и все же, полагаю, они не ожидали такого ответа, когда в последний раз открыли этот нужный всем аварийный люк.

«Ты точно уверена?»

– Дайте мне пару месяцев, – сказала я. – Я вам сообщу.

Может, нас и сконструировали для звезд. Сконструировали веселиться в одиночестве, а все плейстоценовые социальные схемы укротили, подрезали и просеяли до основания. Мы родились из племени, но были созданы покинуть его, даже не оглянувшись напоследок. По проекту я могу скучать лишь по горстке людей, а их всех отправят со мной, в глубокий космос.

А вот по Солнечной системе я буду путешествовать одна. Этот полет мне придется совершить в одиночестве. Всего-то небольшой транзит, мгновение ока по сравнению с путешествием, маячащим на горизонте. И все равно по какой-то причине мне хочется попрощаться.

Я едва успеваю на уходящий шаттл. Все верчу в голове возможные сценарии: что я скажу, что – он, какой контраргумент лучше всего выбрать в ответ на его доводы, – а расстояние уменьшается, Луна сжимается за кормой, а прямо впереди расширяется розетта, словно передо мной жонглирует сам Господь Бог. Горы в космосе. Иззубренные крохотные мирки из никеля, железа и кровоточащего базальта, детали поверхности то появляются, то исчезают, пока планетки неторопливо вращаются с массивной торжественностью: посадочные площадки и стыковочные шлюзы; двигатели размером с города, созданные лишь ради нескольких часов раскаленной добела тяги; огромная беззубая пасть перед каждым кораблем, глотка, способная проглотить робкие сингулярности, которые и будут вести нас вперед, когда реактивные движки остынут и умрут.

По левому борту проплывает «Крестовик», его отвесный утес так близко, что, кажется, можно потрогать. По правому – «Мастофора». «Эриофора» не проплывает: она растет прямо передо мной, ее скалистое серое лицо затмевает звезды.

Мы пристыковываемся.

Яспрашиваю Шимпа, где находится Кай: машина кидает прозрачную карту по местному линку и зажигает искорку в лесах. Кай сидит там, как тень в сумерках, чуть ли не парит в слабой гравитации, его озаряет лишь тусклая галактика в синем смещении, галактика биолюминесцентной растительной жизни.

Когда я приближаюсь, он кивает, но не поворачивается.

– Продуктивность на шестьдесят процентов. Если надо, можем отчаливать прямо сейчас. Кислород не кончится.

– Людям нужен не только воздух, – напоминаю я ему.

Он не спорит, хотя понимает, к чему я клоню.

Какое-то время мы сидим молча, задумавшись посреди леса из ветвящихся скелетных рук, тонких и хилых пальцев, увесистых бурдюков, мерцающих чахлым светом от симбиотических бактерий. Я с семи лет могла отбарабанить все цифры об объемах, люменах и интенсивности метаболизма, но где-то глубоко в подкорке по-прежнему отказываюсь верить, что эта тусклая подземная система сможет продержать нас хотя бы неделю, не говоря уж о путешествии до конца времен. Фотосинтез под звездным светом. Только и всего. Тут же и муравью не хватит.

Правда, муравьи свой кислород в запас не списывают. Хватит и звездного света, если за тысячу лет дышишь только одну неделю.

– Ну что, – говорит Кай. – Решила повеселиться на Солнце?

– О да.

– Три месяца. Сто пятьдесят миллионов километров. И все ради дешевого фокуса.

– Два максимум. В зависимости от цикла. И дело не в фокусах, ты и сам прекрасно об этом знаешь.

Он качает головой:

– Что ты пытаешься доказать, Сандей?

– Что они правы. Что я могу уйти, если захочу.

– Ты пытаешься это доказать всю свою жизнь. Ты могла уйти уже миллионы раз. Но факт в том, что ты не хочешь.

– Дело не в том, чего я хочу. А в том, что случится, если откажусь.

И тут я понимаю. «Ты боишься, что моя безумная затея сработает. Боишься, что сейчас у меня все получится».

Его силуэт двигается рядом со мной. Свет от ближайшего фотофора падает Каю на скулу.

– Иногда тела начинают… просто действовать, ну, сама понимаешь. А люди внутри даже не могут сказать почему. Говорят, в них словно кто-то вселился. Синдром чужого тела, – он тихо фыркает. – Свобода воли, как же. Скорее ровно наоборот.

– Это не ТКМС[1]. Это…

– Ты заходишь с одной стороны, нечто иное выходит с другой, но что это доказывает? Если, конечно, хоть что-то выйдет, – Кай решил увеличить количество сценариев. – Если предположить, что корабль не взорвется.

– Да ладно тебе. Как, по-твоему, они бы удержались на плаву, если бы отправляли людей на самоубийство?

– А они еще не так долго на плаву. Мы им когда движок продали, шесть лет назад? И они, наверное, год возились, крутили-вертели, заставляли его работать так, как не было предусмотрено…

Я говорю:

– Вот именно поэтому я и лечу туда.

Он только смотрит на меня.

– Откуда ты вообще знаешь об этом? Я же тебе никогда не говорила о том, что у меня на уме. Может, упоминала раз или два, что мне любопытно, когда они еще только купили прототип. И теперь я прилетаю сюда, а у тебя уже все доводы наготове. И хуже того, я знала, что ты так сделаешь, – я качаю головой. – Тебя не тревожит, что ты настолько предсказуемый?

– В общем, ты взболтаешь себе мозги, на какое-то время станешь настоящей криптограммой, и что это тебе даст? Если перетасовать колоду карт, они обретут свободу воли? Ты так считаешь? – Кай качает головой. – В эту хрень никто не верит уже сотню лет. Пока кто-нибудь не найдет нейрон, который включается сам по себе, мы все просто… будем реагировать и ничего больше.

– Значит, такое у тебя решение? Мы все детерминистские системы, и потому пусть начальство дергает нас за ниточки?

Он пожимает плечами:

– У начальства тоже есть ниточки.

– Но даже если я всего лишь перетасую колоду, что плохого побыть непредсказуемой в кои-то веки?

– Ничего. Я просто считаю, что не стоит принимать самое важное решение в своей жизни, бросив кости.

«Мне страшно, Кай, – вот что я хочу сказать. – Меня пугает одна мысль о жизни, нарезанной на такие тонкие полоски. И с каждой новой полоской мы будем на световые года отдаляться от дома и на целые столетия приближаться к тепловой смерти. И я хочу этого. Хочу так же, как и ты, но полет пугает меня, а еще больше пугает то, что я чувствую страх. Разве меня не сконструировали быть выше этого? Разве у меня не должно быть иммунитета к сомнению? Где еще они напортачили?»

– Считай это, – я тоже пожимаю плечами, – не знаю, пунктом из контрольной проверки перед полетом. Где-то между «синхронизировать поле смещения» и «упаковать зубную щетку». Чистая рутина. Что может пойти не так?

Даже по силуэту Кая видно, как он поморщился.

– Если не считать, что ты испаришься, упав на Солнце? Или в этом…

«…весь смысл?» Он не договаривает, но по неожиданному наклону головы я понимаю, что Кай смотрит на мои запястья. Думает, не решила ли я таким сложным способом смотать удочки, попытаться снова, уже без посторонних…

– Ты же не настолько глупый, – я наклоняюсь, целую его в щеку, а он не отодвигается. Уже прогресс. – Солнце погибнет задолго до того, как мы умрем. Мы переживем всю эту треклятую галактику.

АДМИНИСТРАЦИЯ ДИАСПОРЫ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙОТДЕЛ ПСИХОЛОГИИ ЭКИПАЖАЗАПИСЬ ИНТЕРВЬЮ ПОСЛЕ ИНЦИДЕНТА

КОД ИНТ.: EC01-2113:03:24-1043

СУТЬ ИНЦИДЕНТА: враждебное физическое столкновение

СУБЪЕКТ: С. Азмундин, кор. «Эриофора», Ж, возраст: 7 (хрон), 13 (разв)

ИНТЕРВЬЮЕР: М. Савада, ОПЭ

НАБЛ/БИОТЕЛ: YZZ-284-C04

ПСИХОКОММЕНТАРИЙ: YZZ-284-D11

М. Савада: Две трещины в ребрах и сломанный нос. Если не говорить о подбитом глазе.

С. Азмундин: Не ожидали, да? Думали, что предусмотрели все на ближайшие десять миллионов лет, а не можете предсказать, как поведет себя ребенок через пять минут.

МС: Почему вы напали на Кая, Сандей?

СА: Что, не можете прочесть мои мысли?

МС: Он чем-то вас разозлил?

СА: Так что, выгоните меня?

МС: Сандей, вы этого хотите? Вы поэтому продолжаете так себя вести, провоцируете нас, хотите, чтобы мы вас исключили? Вы знаете, что можете уйти, если вам тут плохо. Вас никто не держит против вашей воли. Я знаю, что ваши родители будут счастливы увидеть вас снова. Удивлены, но… счастливы.

СА: Я не похожа на Кая. Я ни на кого из них не похожа.

МС: Это очевидно.

СА: Он такой, как все вы. Делает то, что ему говорят; ничего не спрашивает, если вы не хотите. А вам больше ничего не надо. Вам нужна кучка счастливых тупых роботов, которые будут строить милые тупые мосты всю свою жизнь, такую же счастливую и тупую. И я даже не понимаю, зачем мы вам нужны.

МС: Вы знаете зачем.

СА: Мы – запаска. Нас даже будить не будут, если только корабль не наткнется на что-нибудь непонятное и не сможет с ним справиться. Если ничего не случится, мы так и не очнемся.

МС: Случится. В таком долгом путешествии…

СА: А что если нет? Да и зачем мы вам в принципе нужны, почему не сделать машины такими же умными, как мы – или еще умнее, – а нас вывести за скобки?

ТИШИНА: 3 СЕК.

МС: Все не так просто. Машину побыстрее, это нормально. Побольше – нет проблем. Умнее, вот тут… Дело в том, что мы не можем предсказать со стопроцентной уверенностью, как будет действовать человек, хотя нам известны все переменные. А если построить нечто умнее человека, можно с уверенностью сказать, что оно взбунтуется и станет действовать по-своему, как только мы это запустим. И мы понятия не имеем, как оно поступит.

СА: Но люди тоже могут взбунтоваться и действовать по-своему.

МС: Люди более… стабильны. У нас есть биологические нужды, инстинкты возрастом в миллионы лет. Но…

СА: Ты хочешь сказать, что нас легче контролировать. А машину нельзя уморить голодом, чтобы она вела…

МС: Но да, Сандей, люди могут взбунтоваться и поступать по-своему. В этом весь смысл. И вот почему нам не нужна кучка счастливых тупых роботов, как вы выразились. Мы хотим, чтобы вы проявляли инициативу. Именно поэтому мы снисходительно относимся, когда кто-нибудь из вас проявляет не ту инициативу. Но только до определенного предела. Поэтому следите за собой, юная леди.

ТИШИНА: 5 СЕК.

СА: Это все?

МС: А должно быть что-то еще?

СА: Вы не станете наказывать меня? За Кая?

МС: Думаю, вы должны извиниться перед ним, если на то пошло. И это должно быть ваше решение. Но вы и Кай – да и каждая спора в программе – все вы должны сами вырабатывать динамику общения со своими товарищами по кораблю. Через пятьдесят тысяч лет мы не сможем вас наказывать.

ТИШИНА: 2 СЕК.

МС: Я бы так хотел увидеть, как ваши социальные системы эволюционируют со временем. Я бы так многое отдал, чтобы отправиться с вами.

СА: Вы… вы знали. Вы точно все знали.

МС: О чем?

СА: Что я изобью Кая. Вы хотели, чтобы я это сделала!

МС: Почему вы так говорите, Сандей? Зачем нам хотеть, чтобы вы напали на своего товарища?

СА: Понятия не имею. Может, он был плохим, и я была его наказанием. Может, вы захотели посмотреть, как наши «социальные системы эволюционируют со временем». А может, вам просто нравится, когда мы деремся.

МС: Уверяю вас, Сандей, никому из нас не нравится, когда…

СА: А может, вы даже не знаете, зачем вам это нужно. Вы же не такие, как мы, да? Мы легкие в обращении, вы нас так сконструировали. Вот почему вы знаете, как мы поступим. Но кто сконструировал вас? Никто. Вы случайны.

ТИШИНА: 3 СЕК.

СА: Вы свободны.

ПРОЧТИТЕ ВНИМАТЕЛЬНО

ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ ОТПРАВИТЬСЯ В ПУТЕШЕСТВИЕ, И ОНО ПРИВЕДЕТ ВАС К КОГНИТИВНОЙ АВТОНОМНОСТИ, КОТОРУЮ ВЫ НЕ ИСПЫТЫВАЛИ НИКОГДА ПРЕЖДЕ. ХОТЯ НЕКОТОРЫЕ КЛИЕНТЫ ОПИСЫВАЮТ СВОИ ПОГРУЖЕНИЯ В СОЛНЦЕ КАК «ЭКСТАТИЧЕСКИЕ», «РЕЛИГИОЗНЫЕ» И «ПРИНОСЯЩИЕ ГЛУБОКОЕ МОРАЛЬНОЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ», КОРПОРАЦИЯ «ПРОМЫШЛЕННОЕ ПРОЗРЕНИЕ» НЕ ГАРАНТИРУЕТ ВАМ ПРИЯТНОГО ОПЫТА. МЫ ПРИНИМАЕМ НА СЕБЯ ЛИШЬ ОДНО ОБЯЗАТЕЛЬСТВО: ОБЕСПЕЧИТЬ ВАШ КОНТАКТ С ФИЗИЧЕСКИМ ОКРУЖЕНИЕМ, ПОЗВОЛЯЮЩИМ ВАМ ОСОЗНАТЬ СОБСТВЕННЫЙ МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС ТАК, КАК ВЫ НИКОГДА НЕ МОГЛИ. МЫ НЕ НЕСЕМ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СОДЕРЖАНИЕ ВАШИХ МЫСЛЕЙ ИЛИ ЗА ПОТЕНЦИАЛЬНУЮ ТРАВМУ, НАНЕСЕННУЮ ИХ ПОЯВЛЕНИЕМ. ЗАКЛЮЧАЯ ДАННЫЙ КОНТРАКТ, ВЫ НЕДВУСМЫСЛЕННО И ОДНОЗНАЧНО ОСВОБОЖДАЕТЕ КОРПОРАЦИЮ «ПРОМЫШЛЕННОЕ ПРОЗРЕНИЕ», А ТАКЖЕ ВСЕХ ЕЕ ПОСРЕДНИКОВ И ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ, ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ЛЮБОЕ НЕГАТИВНОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ, КОТОРОЕ МОЖЕТ ВОЗНИКНУТЬ В РЕЗУЛЬТАТЕ ПОЛУЧЕННОГО ОПЫТА.

Базовый лагерь похож на картошку, обернутую в фольгу, ее длина – примерно девятьсот метров, она висит неподвижно, запекаясь в точке Лагранжа внутри зоны Меркурия. По крайней мере, именно там она болтается, когда мы приближаемся для стыковки; мы едва успеваем взойти на борт, когда лагерь, вращаясь, отправляется к Солнцу, словно водолазный колокол, обреченный на погибель.

Они используют один из наших старых прототипов, смещающий двигатель с эксаграммовой квантово-петлевой дырой в сердце. Он не просто размазывает центр масс лагеря по внутренней червоточине; нет, один конец он оставляет позади точки Лагранжа, подвешивает массу Меркурия, как камень на струне. Трудно даже представить, сколько нужно энергии, чтобы стабилизировать такой тип затухания – но в наше лицо дышит Солнце, и тот же самый метаматериал, благодаря которому из картошки получается идеальный отражатель, может столь же легко превратиться в идеально черное тело, если команде понадобится топливо для производства антиматерии.

Нормальный способ рассовать старую технику по новым сосудам. Мы бы и сами выкинули такой трюк, если бы, конечно, смогли потащить за собой Солнце и какую-нибудь планетку.

Экскурсовод – долговязый филиппинец, он представился как Чито – встречает нас в воздушном шлюзе.

– Прежде чем мы отправимся дальше, давайте проверим загрузки; все уже получили архив с ориентировкой?

Я пингую файлы, их нам загрузили прямо в голову, пока мы спали, летя по внутренней системе: нейрофилософия и корпоративная история, космология Смолина, корональные петли и смерть детерминизма. Есть даже изящные спецификации чудотворной технологии – именно она дает возможность поцеловать Солнце и не сгореть – а также полосовых фильтров, пропускающих те самые магнитные поля, но отсеивающих жару и радиацию. (Спецификации, кстати, патентованные, насколько вижу. Нам раскрывают секреты, чтобы успокоить, но сотрут их по пути домой.)

Чито ждет, пока каждый покажет ему большой палец.

– Хорошо. Ознакомьтесь с ними до погружения. Когда мы откроем ставни, ваши инлеи работать не будут. Сюда.

Пока мы идем по туннелю, наш вес увеличивается; сначала с десяток пилигримов плывут, потом подскакивают, а потом лишь качаются на нетвердых ногах. Жилые отсеки лагеря вырезаны где-то в двадцати метрах от дыры, так что тут примерно с четверть «же», когда картошка припаркована. Когда пойдем вниз, будет раза в два меньше, в зависимости от того, как сильно растянут массу.

В вестибюле нас встречает мозг в шаре: крохотное яркое ядро в сумеречном гроте. У него есть свое собственное небольшое гравитационное поле, оно замедляет нас, тянет к себе, пока мы идем мимо к своим койкам. Мы собираемся вокруг него, как свита из орбитальных спутников.

Вблизи я вижу, что это не настоящий мозг. Нет полушарий, выраженных долей, древних лимбических подструктур, которые должны удерживать его на месте. Лишь морщинистый сгусток нейронов, сияющий изнутри: волны мыслей зримо прокатываются по нему благодаря какому-то флуоресцентному протеину, подклеенному в систему ради безвкусных спецэффектов.

У этого маленького отродья сверкает табличка: «Свободная воля. Единственный известный пример».

– Кроме нас, счастливчиков. Если, конечно, мы получим то, за что заплатили.

На сантиметр короче меня; коренастая, налысо бритая, альбинонордический тип.

– Агни Фальк, – говорит она, пингуя мне визитку: младший вице-президент глубоководной шахты на хребте Фарадея. Жительница умирающего фронтира, она все еще возится на дне океана, хотя небо забито астероидами и драгоценными металлами.

– Сандей, – я держу свои параметры и фамилию при себе. Я, конечно, не знаменитость. Возможно, моя судьба – отправиться в полет к границам вселенной, но в проекте пятьдесят тысяч человек, так что наша известность несколько размыта. И все равно, запустить поиск по имени можно за долю секунды, а мне не особо хочется отвечать на бесконечный поток вопросов о том, как это – расти спорой.

– Рада познакомиться, – говорит Фальк, протягивая руку. Чуть поколебавшись, я беру ее ладонь в свою. Она отводит глаза буквально на секунду, смотрит вниз, на наши ладони, замечает мой шрам, выглядывающий из-под рукава, но улыбается по-прежнему.

У сморщенного грейпфрута в ее черепе столько связей: со звуком, прикосновениями, проприоцепцией. Больше двух миллионов каналов только от одних глаз. Не как у этого сгустка в аквариуме. Он глухой, немой и слепой, никаких трубок, если не считать те, что переносят отходы и питательные вещества. Это просто масса нейронов, пара миллиардов мясных переключателей, зависших в стазисе, пока какой-нибудь внешний стимул не заставит их работать.

Я никакого стимула не вижу, подать сигнал на эту проводку невозможно. Но почему-то она активна. Сияние, переливающееся на поверхности, говорит о плененной внутри душе.

Ее нейроны искрятся, хотя в них никто не тыкает. Ты же их хотел увидеть, Кай. Вот они.

Фальк тоже смотрит на мозг:

– Интересно, как оно работает?

– Из-за новизны, – говорит пилигрим, стоящий в тени с другой стороны шара, индиец, судя по голосу. – Так мне рассказывали, по крайней мере. Особая комбинация квантовых полей, ничего подобного раньше вообще не существовало, и потому вселенная не может об этом вспомнить, ей приходится… импровизировать.

– Да это просто разводка, – отвечает какой-то скептик слева. – Могу поспорить, они запустили эту штуку перед нашим приходом. И со временем она отключится.

– Мы все со временем отключимся.

– Квантовые эффекты…

– Эфаптическая передача или вроде того.

– Но что оно делает? – спрашивает кто-то, и все сразу замолкают. – В смысле, это же свобода воли, так? Свобода воли делать что? Оно ничего не чувствует. Не может двигаться. Не знаю, эта штука больше походит на какой-то разумный йогурт или типа того.

Все смотрят на Чито.

– Не в этом смысл, – не сразу говорит тот. – А в демонстрации принципа.

Я снова перевожу взгляд на шар, на интерференционные узоры, извивающиеся на мясе. Странно, но в загруженном архиве эту штуку не показали. Может, компания подумала, что немного тайны нам не помешает.

В наши дни с тайнами напряженка.

АДМИНИСТРАЦИЯ ДИАСПОРЫ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙОТДЕЛ ПСИХОЛОГИИ ЭКИПАЖАЗАПИСЬ ИНТЕРВЬЮ ПОСЛЕ ИНЦИДЕНТА

КОД ИНТ.: DC25-2121:11:03-1820

СУТЬ ИНЦИДЕНТА: аутодеструктивное поведение

СУБЪЕКТ: С. Азмундин, кор. «Эриофора», Ж, возраст: 16 (хрон), 23 (разв)

ИНТЕРВЬЮЕР: М. Савада, ОПЭ

НАБЛ/БИОТЕЛ: ACD-005-F11

ПСИХОКОММЕНТАРИЙ: ACD-005-C21

М. Савада: Сейчас ты чувствуешь себя лучше?

ТИШИНА: 6 СЕК.

Почему ты это сделала, Сандей?

С. Азмундин: Как думаете, наш разговор когда-нибудь начнется по-другому?

МС: Сандей, почему…

СА: Я этого не делала. Я вообще ничего не делаю. И никто из нас не делает.

МС: А, понимаю.

СА: И потом, когда они удалили опухоль из его мозга, заключенный перестал ебать все, что движется. Из его личности исчез даже намек на гиперсексуальную педофилию. И его, разумеется, отпустили домой, ведь он не нес ответственности: опухоль заставляла его делать все эти ужасные вещи.

МС: О, ты решила вновь обратиться к классике. Это хорошо.

СА: И все поздравили друг друга с озарением, порадовались чудесам современной медицины, и никому не хватило яиц задать вопрос: разве опухоль должна иметь хоть какое-то значение? Разве здоровые люди несут больше ответственности за то, как смонтирован их мозг? Разве они могут отредактировать или подрезать собственные синапсы так, как больным не дано?

ТИШИНА: 3 СЕК.

МС: Можешь не верить, но ты не первый человек шестнадцати лет, который задает подобные вопросы. Даже неускоренные подростки, насколько известно, время от времени борются с парадоксом человеческой природы.

СА: Да неужели.

МС: Конечно, обычно они подходят более зрело к проблеме. Например, не прибегают к фальшивым попыткам самоубийства.

СА: А с чего ты подумал, что она фальшивая?

МС: Потому что ты достаточно умна, чтобы все сделать наверняка.

СА: Я изучила материал. Что поперек резать, что вниз. Никакой разницы.

МС: Хорошо. Ты достаточно умна и знала: мы успеем вовремя, и неважно, как ты режешь.

ТИШИНА: 4 СЕК.

МС: Сколько раз я должен говорить, Сандей? Весь этот… театр… не нужен. Ты можешь просто уйти. Просто скажи нам и уходи.

СА: И что мне делать? Я – план Б. Резерв на случай, если команда А не решит какую-нибудь тупую проблему с энным количеством тел. Меня для этого сконструировали.

МС: Мы тренировали тебя быть инициативной. Давали образование, чтобы ты могла решать задачи общего характера. И если ты не знаешь, как продуктивно использовать этот навык в Солнечной системе, тогда продолжай в том же духе. В следующий раз попытайся выпрыгнуть из воздушного шлюза.

СА: Я такая, какая есть. Я сойду с ума, если буду заниматься чем-то еще.

МС: Так почему ты постоянно с нами борешься?

СА: Я такая, какая есть, не просто так. Вы меня такой сделали.

МС: Ты действительно думаешь, что я контролирую свои способности и желания лучше тебя? Всех… формируют, Сандей. Разница только в том, что нас сформировал слепой случай. А тебя мы сформировали с определенной целью.

СА: С вашей целью.

МС: Получается, опухоль все-таки имеет значение?

ТИШИНА: 2 СЕК.

МС: Стволовые клетки еще не прижились. Будешь расчесывать – останутся шрамы.

СА: А я хочу шрамы.

МС: Сандей…

СА: Пошел на хуй, Маморо. Это мое тело, даже если жизнь не моя. Можешь вычесть из залога на убытки, если не нравится.

МС: Постарайся отдохнуть. Симы Керра-Ньюмана завтра в 8:45.

На таком расстоянии от Солнца инерционных двигателей нет. Нет петлевой квантовой гравитации, нет волшебных червоточин. Рядом с такой массой любые реактивные движки дохнут сразу. А потому Базовый лагерь, чья привязь растянута до предела, запускает новый корабль для этой последней, кульминационной фазы нашего паломничества. «Автономность для людей»: экранированный кристалл, обрамленный скользящими зеркалами – полмиллиарда защитных осколков, концентрически выложенных, точно выровненных и постоянно подстраивающихся под окружение, чтобы уберечь нас от фотосферы.