bannerbanner
Горькое лекарство
Горькое лекарство

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

– Я точно не знаю, Дамир, но мне кажется, дело в необычном сочетании имени и фамилии. Он Князев, причем, Владимир Всеволодович – как великий князь Мономах.

– Надо же, не знал… Ну, я тогда пойду, да? Если что-то выясню, звякну.

– Идите, Дамир. И спасибо – я ваша должница!

– Да не за что, Алла Гурьевна, какие могут быть счеты!

Алла не зря для столь деликатного дела выбрала именно Дамира: что бы он ни думал о ее отношениях с Мономахом и Негойдой, он точно не станет болтать и обсуждать свои соображения с коллегами. Антон, конечно, человек надежный и вполне лояльный, однако у него слишком доверительные отношения с Негойдой, поэтому очевидно, что выбор Аллы пал не на него, а на рассудительного и добросовестного Ахметова, который по причинам, неизвестным Алле, недолюбливал Дмитрия. Зато теперь она уверена, что судьба Мономаха в надежных руках, а значит, можно полностью сосредоточиться на проблемах Цибулис.

* * *

Дом Ольги Далмановой, пятиэтажное строение на берегу пруда, располагался в Калининском районе. Семья жила на пятом этаже – интересно, как они справляются с инвалидом-колясочником? Неужели таскают вверх-вниз по лестнице, ведь в пассажирский лифт коляска не влезает, а грузового в таких зданиях не предусмотрено. А может, и пассажирского нет?

Действительно, его не было. Поднявшись на пятый этаж, Мономах огляделся: ни на одной из квартир не оказалось номеров. Достав сотовый, он позвонил. Через минуту отворилась дверь однокомнатной квартиры напротив лестничной площадки.

– Так это вы – Мономах? – раздался голос откуда-то снизу. Опустив глаза, он увидел девушку в инвалидном кресле. Ее огромные серо-голубые глаза глядели на него с нескрываемым интересом. Мономах тоже разглядывал сестру Ольги: она оказалась вовсе не такой, как он себе представлял. Хотя чего уж там – он никак ее не представлял, пока не увидел, ведь до этого самого момента она оставалась для него лишь фактом в биографии бывшей сотрудницы… Господи, что он вообще здесь делает?

– Да, это я, – ответил он после паузы, игнорируя то, что столь юная особа, в принципе, не должна использовать кличку, прицепившуюся со студенческих времен, в общении с человеком гораздо старше.

– Извините мою внучку, – раздался надтреснутый голос из коридора. – У нее проблемы с общением – гости к нам редко заходят!

– Да какие гости, ба? – скривилась девушка. – Не помню никаких гостей – вообще!

Бабушка Ольги и Марии, Ольга Сергеевна, с которой Мономах общался по телефону, оказалась высокой, статной женщиной лет семидесяти. Несмотря на возраст, она поражала горделивой осанкой, и даже горе из-за потери старшей внучки не заставило ее прямые плечи согнуться.

Когда все трое прошли (ну, Мария проехала, разумеется) в залитую светом комнату из темного коридора, Мономах получил возможность разглядеть хозяек квартиры как следует. Маше было навскидку лет восемнадцать-двадцать, и она походила на эльфа: светлые кудряшки волос мило обрамляли треугольное личико, а чуть приподнятые к вискам уголки глаз придавали ее взгляду вечно удивленное выражение. Она сидела, но и в таком положении становилось ясно, что она довольно высокая и очень тоненькая. Мономах сделал вывод, что сестры абсолютно не похожи: Ольга была невысокой брюнеткой.

– А Никитка у соседки, – неизвестно зачем сообщила Мария.

– Я решила, что не стоит ему слушать наш разговор, – пояснила бабушка.

Когда Мономах получил адрес медсестры и позвонил по номеру ее домашнего телефона, он не ожидал, что Ольга Сергеевна сразу пригласит его зайти: оказалось, она отлично знает, кто он такой!

– Оля много рассказывала о вас, – сказала она, словно прочитав его мысли. – Особенно в последнее время.

– И что же она рассказывала? – поинтересовался он.

– Что вы были самым лучшим ее начальником. И что она совершила ошибку, сменив место работы.

– Зарплата у вас маленькая, в этом вся проблема! – встряла Маша. Мономах подумал, что, видимо, у девчонки и впрямь проблемы: она уже взрослая, а ведет себя, как подросток. Наверное, все дело в том, что она из-за своего состояния заперта в четырех стенах, не имея возможности выходить на улицу и встречаться со сверстниками.

– Мария! – нахмурилась бабушка, и девушка широко раскрыла глаза, не понимая, что она такого сказала.

– Все в порядке, – усмехнулся Мономах. – Зарплата у медсестер и вправду несправедливо мала.

– Вот! – победно выпятила подбородок Маша. – А вы ничего, не такой уж и старый! – добавила она, отчего лицо Ольги Сергеевны, и без того длинное, вытянулось еще сильнее.

– Мария! – с нажимом произнесла она. – Лучше поставь чайник, не болтайся под ногами!

Когда Маша, обиженно поджав губы, укатила на кухню, Ольга Сергеевна предложила Мономаху присесть и, понизив голос, сказала:

– Знаете, Владимир Всеволодович, мне иногда кажется, что Никита, которому всего восемь, гораздо старше нашей Машутки! Внешне она выглядит на свой возраст, но… Только вы не подумайте, что она умственно отсталая: в школе она училась на одни пятерки!

– Сколько Маше лет? – спросил Мономах.

– Восемнадцать. Вот, не знаю, что с ней делать! Оля говорит, что ей нужно в техникум поступать, а я считаю, она бы и в институт смогла…

От Мономаха не укрылся тот факт, что бабушка говорит о внучке в настоящем времени. Оно и понятно, ведь она погибла совсем недавно, а к такой мысли привыкнуть непросто.

– Я заметил, что в доме нет лифта, – сказал он. – Как вы справляетесь с коляской?

– Да никак! – развела руками бабушка. – Иногда Оля приводит… приводила, то есть, ребят, и они помогали спустить и поднять коляску, но, вы же понимаете, такая зависимость… У нас жилье муниципальное, я много раз просила предоставить нам такую же квартиру на первом этаже, и ведь была возможность, даже дважды, но каждый раз почему-то нам отказывали!

– Не почему-то, ба, а из-за того, что у нас ремонта нет, – вставила Мария, возвращаясь в комнату: похоже, у девушки слух компенсировал отсутствие двигательной активности, как случается у слепых – она, оказывается, отлично слышала их разговор, даже находясь в кухне. – В санузле – просто караул, а люди ведь в комфорте жить хотят!

– И правда, – вздохнула бабушка, – все как-то руки не доходили! У нас ведь только моя пенсия и зарплата Олина… была, то есть, а в доме двое иждивенцев, понимаете? Столько дыр приходится затыкать: вот, холодильник сломался, пришлось купить новый в кредит – как же без холодильника-то? Стиральной машинки у нас не было, Оля купила, самую дешевенькую, но я уже и не понимаю, как мы без нее обходились… Ой, да вам, наверное, не интересно про наши проблемы слушать!

– Я бы хотел вам чем-то помочь, – ответил на это Мономах.

– Да что вы, как тут поможешь! – махнула рукой пожилая женщина. – Спасибо, что хоть зашли проведать нас, ведь вы не обязаны: Оля давно у вас не работает! Я всегда была против того, чтобы она бросала государственную службу и уходила к частникам…

– Ба, но ведь платили ей в два с половиной раза больше, чем в больнице! – резонно возразила Маша. – Кстати, чайник вскипел.

Все трое проследовали на кухню. Ольга Сергеевна достала старенький сервиз – Мономах помнил эти красные чашки в белый горох, которые лет сорок назад были, наверное, в каждом доме, а теперь остались только там, где жили не самые богатые люди, не имеющие возможности приобрести новую посуду. Принимая у хозяйки квартиры свой чай, он почувствовал на себе пристальный взгляд и едва не обжегся: Маша смотрела на него, не отрываясь, как будто бы изучая. Интересно, что у нее на уме? С одной стороны, она ведет себя, как подросток, а с другой…

– Она что-нибудь сказала? – внезапно спросила девушка, и, если бы Мономах уже не водрузил чашку на стол, он непременно бы выплеснул часть ее содержимого при этом неожиданном вопросе.

– Сказала? – переспросил он.

– Бросьте, вы же понимаете, о чем я!

– Мария! – возмутилась Ольга Сергеевна, но Мономах остановил ее, взмахом руки попросив позволить внучке говорить.

– Оля же при вас умерла, так? – продолжала Маша. – Буквально у вас на руках? Она должна была что-то сказать!

«У нее было перерезано горло от уха до уха, поэтому она вряд ли имела возможность членораздельно выражаться!» – хотелось сказать ему, но он сдержался и вместо этого ответил:

– Нет, к сожалению, Оля не произнесла ни слова. А откуда ты знаешь, что я при этом присутствовал?

– Так следак же приходил, – пожала худенькими плечами девушка. – Он сказал, что это вы ее обнаружили. По-моему, он считает, что вы ее и убили!

– Маша, что ты несешь! – воскликнула бабушка, беспомощно глядя на Мономаха.

– Я же не говорю, что я сама так думаю – это он, следак… Помнишь, как он пытался заставить тебя признаться, что у Оли были с Мономахом близкие отношения?

– Да вовсе он не…

– Ну ба, я тебя умоляю, не будь занудой: ты же сама сказала, что так подумала, когда за ним только дверь закрылась!

– Но я ничего подобного не говорила! – пробормотала Ольга Сергеевна. – Правда, Владимир Всеволодович!

– Я вам верю, – мягко сказал он. – Фамилия следователя была Никифоров?

– Да, точно!

– Ну, тогда все ясно: он и в самом деле полагает, что я виновен в гибели вашей внучки. Патруль застал меня на месте преступления, мои руки были в ее крови…

– Он очень хочет вас посадить и поскорее закрыть дело, – спокойно констатировала Маша. – Это же так удобно!

На этот раз бабушка промолчала.

– Я впервые услышал Олин голос по телефону вчера, за пару часов до убийства, – пояснил Мономах.

– А Оля часто вас вспоминала, – заметила Ольга Сергеевна. – Особенно в последнее время…

– Неужели? – удивился Мономах.

– Только мы ничего такого Никифорову не сказали, так и знайте! – опередив бабушку, выпалила внучка. – Иначе он бы точно решил, что вы с Ольгой любовники!

– Что-о?! – Мономах едва со стула не свалился.

– Владимир Всеволодович, тут Маша права, – закивала Ольга Сергеевна. – У нас действительно создалось впечатление, что следователь… ну, что он пытается вынудить нас признать, что у вас с Олей были какие-то особые отношения, а не только рабочие.

– Но это же вранье! – воскликнул Мономах.

– Мы-то в курсе, – усмехнулась Мария, и в этот момент он понял, что она вовсе не маленькая девочка, а вполне себе сформировавшаяся молодая женщина, способная к трезвому анализу событий. – Только это не меняет того, что Никифоров уже составил мнение, как все должно выглядеть, и теперь пытается подогнать факты под свою схему.

– Мы пытались донести до него абсурдность этих предположений, – поддержала внучку Ольга Сергеевна, – однако мне показалось, что наши заверения не имеют для него значения: он уже все решил и займется поиском доказательств!

– Доказательств чего?!

– Вашей с Олей любовной интрижки. Несуществующей, само собой.

– Мы просто хотим предупредить, – добавила Маша, глядя в глаза Мономаху своими прозрачными глазищами. – Чтобы вы не удивлялись, понимаете?

Он не знал, что и думать. Выходит, Никифоров пытается состряпать против него дело об убийстве, причем планирует строить его на том, чего не было и в помине? Мономах, конечно, читал о таком в криминальных романах, горячим поклонником которых являлся с юных лет, но он предполагал, что в реальной жизни все-таки должны присутствовать хоть какие-то доказательства!

– У вас обеих есть мысли, зачем Оля могла мне звонить в день гибели? – спросил он. – Проблема в том, что она ничего толком не сказала, но дала понять, что дело серьезное!

– Честно говоря, я сперва подумала, что она намеревалась поговорить с вами насчет возвращения в больницу, – неуверенно проговорила Ольга Сергеевна. – С другой стороны, по здравом размышлении, я прихожу к выводу, что ради этого не стоило вызывать вас куда-то для встречи, ведь можно было просто прийти в больницу, верно? Или даже по телефону поинтересоваться, есть ли в отделении свободные ставки…

– Оля намекнула на возможность возвращения, – кивнул Мономах, – однако она не для этого назначила встречу. Меня смутило, что она не хотела рассказывать о своей проблеме по телефону. То ли разговор предстоял длинный, то ли…

– То ли она боялась, что кто-то подслушает, – закончила за него Мария.

– Ты что-то знаешь? – спросил он.

– Видите ли, Владимир Всеволодович, – ответила за нее бабушка, – я уже говорила, что в последнее время Оля часто о вас вспоминала с теплотой. Когда она у вас работала, я редко слышала, чтобы она говорила о вас – в основном о других медсестрах или о пациентах. Потом она перешла в медицинский центр – подружка позвала, сказав, что медсестер не хватает, а платят хорошо, не в пример госучреждениям. И хоть я не была уверена в таком выборе – ну не доверяю я частным шарашкам, понимаете? – но внучка казалась счастливой, и я смирилась. Поначалу мы вздохнули с облегчением, ведь наше финансовое положение улучшилось – вот, смогли кое-какую технику приобрести… На ремонт, правда, все никак насобирать не могли, ведь начинать следует с самого дорогого – простите, с ванной и туалета, а там… Но в целом стало полегче, это правда. Оля стала обращать внимание на свой внешний вид – слава богу, теперь она могла себе это позволить, ведь раньше все уходило на еду и лекарства, сами понимаете! А в медицинском центре прямо-таки требовали, чтобы работники выглядели презентабельно. В принципе, оно и понятно, ведь пациенты должны видеть, что они платят деньги людям красивым и здоровым, а не замученным жизнью и бытовыми проблемами! У Оли даже появились поклонники…

– Поклонники – прям во множественном числе? – уточнил Мономах.

– Олька красивая была! – надулась Мария, снова нацепив на себя личину малолетки. – Скажете, нет?

Честно говоря, Мономах почти забыл, как выглядела медсестра: для него она теперь навеки останется изувеченным телом, залитым кровью, а в глазах – ужас и неверие в то, что ей пришел конец.

– Мария! – строго произнесла Ольга Сергеевна, качая головой.

– Я не это имел в виду, – сказал Мономах, с трудом отгоняя от себя страшные воспоминания. – Был кто-то… особенный, что ли?

– Я только Леху знала.

– Леху?

– Мария, не Леху, а Алексея, Алешу, – поправила бабушка. – Хороший был молодой человек!

– Был? – переспросил Мономах.

– Нет, вы не подумайте, с ним все в порядке… По крайней мере, я так думаю.

– Леха… Алеша то есть, улетел в Гонконг, – с готовностью доложила Маша. – Он и впрямь был отличный чувак…

– Мария! – нахмурилась Ольга Сергеевна.

– Парень то есть, – тут же поправилась девушка. – Работу имел хорошую, по командировкам ездил… Вот, глядите, что у меня есть!

Маша дотронулась до висящей на груди цепочки, на кончике которой болтался тюбик губной помады. Мономах еще раньше заметил странный аксессуар – он никогда раньше не видел, чтобы помаду носили на шее, как кулон или очки.

– Вы, конечно, думаете, что это помада, да? – широко улыбнулась Маша. – А вот и нет, это – флешка, глядите!

Она взяла тюбик в руки и нажала на колпачок, сняв его. Внутри и в самом деле оказался разъем электронного устройства.

– Он Ольке две таких притаранил из Гонконга, и я выпросила одну, – продолжала Маша. – Он часто туда ездил, а еще в Китай, Сингапур, Куала-Лумпур… – в ее глазах появилось мечтательное выражение. – Он и ее звал, но она отказалась.

– Почему?

– А что, непонятно? Из-за Никитки. И из-за меня, наверное, – как бы бабушка с нами двумя управлялась?

Все умолкли, так как им одновременно пришла в голову одна и та же мысль: теперь ведь придется как-то справляться без Оли, и вовсе не потому, что она уехала искать счастья за границей, а из-за того, что кто-то лишил ее жизни. И это – навсегда!

– Оля была слишком ответственная, – нарушила молчание Ольга Сергеевна, тяжело вздыхая. – Сейчас я думаю, что надо было ее убедить ехать, ведь тогда она была бы жива!

– То есть этот Алексей хотел на ней жениться? – уточнил Мономах.

– Ну да, хотел.

– А почему было Никиту с собой не взять?

– Надо было сначала устроиться на новом месте, – пояснила бабушка. – Ребенку ведь столько всего нужно – школа, кружки, язык выучить, опять же… Так что в любом случае пришлось бы его оставить как минимум на полгода. Но дело не только в этом: Оля ни в какую не желала бросать Машу, она надеялась поставить ее на ноги, деньги копила… Так что она сказала Алеше, что никуда не поедет, а его отправляли по работе, надолго…

– Значит, он сейчас в Гонконге?

– Да. Звонит иногда, спрашивает… ой, я же ему не сообщила о гибели Оли! – вдруг спохватилась Ольга Сергеевна. – Надо бы…

– Ба, я напишу ему на «мыло», – мягко сказала Маша, положив крохотную ладошку на морщинистую руку бабушки. – Прям сегодня, ты не переживай!

– Вряд ли Оля хотела обсудить со мной своих ухажеров, – покачал головой Мономах после недолгой паузы. – Обычно о таком с бывшими работодателями не говорят!

– Мне кажется, дело в ее работе, – сказала Ольга Сергеевна. – Оля стала частенько плохо отзываться о самом центре, понимаете? Она говорила, что им там важны только деньги, а цель вылечить пациента даже не стоит – главное обобрать, высосать досуха, а там хоть трава не расти!

– Прямо так и говорила?

– Ну, может, помягче слегка…

– Она же в онкологии работала, я правильно понимаю?

– Правильно. Медицинский центр многофункциональный, но там довольно крупное онкологическое отделение.

– Это большая редкость, – заметил Мономах. – Обычно частные медицинские центры не имеют собственных онкологов, а пользуются услугами приглашенных! В лучшем случае там можно получить консультацию специалиста, но непосредственно лечением все равно занимаются государственные медучреждения.

– А в Олином медцентре, как я уже сказала, дело обстоит иначе: у них даже есть собственный стационар, где проводятся операции, а также лучевая и химиотерапия. Туда очередь стоит, несмотря на высокие цены, особенно к врачу, с которым Оля работала.

– Ага, – снова встряла Маша, – Инга ее зовут. Фамилия такая сложная, не помню… Крутая врачиха вроде бы.

– И все же Ольга планировала уйти?

– Похоже на то, – вздохнула Ольга Сергеевна. – Как-то раз, незадолго до… случившегося, она пришла в особенно расстроенных чувствах. Ворвалась в квартиру, словно фурия, вещи разбросала, мимо сына просвистела, как пуля… Все, говорит, пора с этим кончать!

– С чем – с этим?

– Я так и не поняла. Оля потом успокоилась, сказала мне не забивать голову ерундой – как говорится, меньше знаешь, крепче спишь…

– А до этого она с парнем каким-то разговаривала, – встряла Маша.

– С каким еще парнем? – удивилась Ольга Сергеевна.

– Не знаю, – пожала плечами девушка, – только я видела, что они долго у подъезда стояли – я из окна наблюдала. Эх, жаль, не слышала, о чем они болтали! Видать, парень тот здорово ее разозлил.

– Тоже поклонник? – предположил Мономах.

– Он-то? Да вряд ли!

– Почему?

– Так он молодой совсем, лет на десять, а то и пятнадцать Ольки моложе!

– Ты смогла разглядеть?

– У меня стопроцентное зрение! А потом, мне было жуть как интересно, кто это сестру довел до белого каления: они руками размахивали, только что не дрались…

Они допили чай в полном молчании. Через некоторое время Ольга Сергеевна голосом, не допускающим возражений, отослала Машу в спальню. Та нехотя подчинилась, все время оглядываясь через плечо на Мономаха, словно в надежде, что он позволит ей остаться. Он не сделал такой попытки.

– Ольга Сергеевна, как давно Мария в таком состоянии? – поинтересовался он, убедившись, что из коридора больше не доносится скрип колес инвалидного кресла. – Помнится, когда Оля работала у меня, она не упоминала об инвалидности сестры, только после ее ухода до меня дошли слухи об аварии.

– Верно, Владимир Всеволодович, – кивнула пожилая женщина. – Маша попала в ДТП через пару месяцев после Олиного увольнения. Она ездила к подружке на дачу. Туда ее отвезли родители девочки, а обратно пришлось добираться на автобусе. Он не доходил прямо до города, приходилось делать пересадку, а до маршрутки еще идти пешком… Я предупреждала Машу, чтоб не задерживалась, ведь в темноте, да еще и одной, страшно и опасно! Честно говоря, я рассчитывала, что ее хотя бы до маршрутки доставят, но что-то у них там не срослось, вот Маша и отправилась в одиночестве.

– Ее сбила машина?

– У водителя, как позже выяснилось, случился сердечный приступ за рулем. К тому же было темно – он и так мог ее не заметить…

– Получается, не он оказал первую помощь?

– Что вы, он прямо там и скончался! К счастью, мимо проезжала грузовая фура, и два парня помогли и мужчину того из машины вытащить, и «Скорую» вызвали.

– Маше потребовалась операция, я правильно понимаю?

– И не одна!

– Их сделали в медицинском центре?

– Первую – во Всеволожской больнице. Сами знаете, какой там уровень… По крайней мере, жизнь они ей спасли – и то спасибо! Только вот потом выяснилось, что нужно было все делать не так, а время-то упущено…

– Это кто сказал?

– Хирург из центра, куда устроилась Оля. Спасибо ему и ее начальству – для сотрудников существуют скидки. Маше провели целый ряд операций, но гарантий никаких не давали. Мы надеялись, что удастся поставить ее на ноги, но напрасно! Хорошо еще, сильные обезболивающие удавалось в центре доставать, ведь это такая проблема! Что теперь делать будем, ума не приложу…

– У Маши боли?

– Да еще какие – она криком кричит иногда!

– Получается, ноги она чувствует?

– Даже и не знаю, что сказать – болит все, от ступней до позвоночника!

– Могу я увидеть ее снимки? Все, что есть – рентген до и после операции, КТ, МРТ?

– У меня есть только то, что Оля из Всеволожска забрала. То, что в медицинском центре делали, у них и осталось.

– Ну, хоть это давайте.

Когда Ольга Сергеевна принесла два рентгеновских снимка и больничную выписку, Мономах какое-то время изучал их, а женщина сидела рядом, почти не дыша, словно боясь нарушить священное таинство. Наконец, он поднял на нее глаза.

– Жаль, что больше ничего нет, но это можно исправить: вы имеете право затребовать все данные в медицинском центре. Сделайте это. Если не выйдет, я сам им позвоню.

– Вы… вы думаете, Маше можно помочь? – недоверчиво, но в то же время с надеждой спросила Ольга Сергеевна.

– Трудно сказать, не видя результатов всех хирургических вмешательств, – уклончиво ответил Мономах. – Но иногда наличие болевого синдрома – это плюс, а не минус. Я не говорю, что Маша снова будет ходить – такого прогноза вам никто не даст, но, даже если и нет, мы, по меньшей мере, избавим ее от постоянной боли.

– Ох, Владимир Всеволодович, если бы только получилось, а? Это… это было бы просто прекрасно!

– Почему Оля не пришла ко мне с этой проблемой? Она же знала, чем мы занимаемся!

– Думаю, побоялась.

– Чего?

– Того, что вы… ну, что вы на нее в обиде.

– За что?

– За то, что выбрала деньги, ушла в другое место, хотя вы к ней хорошо относились…

– Какая ерунда – это-то тут при чем?! Речь же о чисто медицинском вопросе!

– Я говорила Оле, но она посчитала, что в ее медицинском центре врачи справятся не хуже… Правда, пришлось заплатить, но ведь дали большую скидку – почти семьдесят процентов!

– А мы бы сделали все то же самое бесплатно… Да ладно, чего сейчас-то говорить, – оборвал он сам себя. – Добудьте все материалы по лечению Маши, ладно? Потом мы ее обследуем, прикинем, чем помочь.

Он поднялся, собравшись уходить.

– Владимир Всеволодович, – уже на пороге тихо проговорила Ольга Сергеевна, – вы не знаете, когда нам Олю выдадут? Ну, тело, то есть…

– Речь ведь об убийстве, понимаете? – покачал головой Мономах. – Нужно время, чтобы все исследовать… Но это ненадолго, ведь известно, как именно погибла Оля, поэтому, думаю, через несколько дней.

– Спасибо вам!

– За что?

– За Машку нашу… да и за то хотя бы, что вам не все равно! Одна я теперь осталась, считай, с двумя детьми, ведь от Маши толку – с гулькин нос. Что делать станем, как выживать – ума не приложу!

– А с работы Олиной с вами связывались?

– Начальница ее звонила, выразила соболезнования и обещала материальную помощь. Сказала, что похороны организует медицинский центр – спасибо ей большое, ведь это так дорого… Господи, что я несу?!

– Все в порядке, Ольга Сергеевна, похороны и в самом деле влетают в копеечку. Вам сейчас очень тяжело, но будет легче, правда… Время должно пройти.

Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул пропитанный весенним дождем воздух. Свежая завязь зелени на деревьях, отражающаяся в прозрачной с виду воде пруда, радовала глаз, но на душе у Мономаха кошки скребли: визит к родне убитой медсестры оставил после себя тяжелое впечатление. Действительно, что им теперь делать без основной кормилицы – бабушке, инвалиду и ребенку? Жить придется на две пенсии и детское пособие, а они ведь мизерные! Неужели Маше придется сидеть в четырех стенах постоянно, без надежды выйти на улицу, прогуляться, подышать воздухом? Как вообще решают такие вопросы, Мономаху было невдомек, но он предполагал, что для этого нужно пройти не семь, а все десять кругов ада… Да и его собственное положение незавидное: что, если Никифоров и впрямь решит закатать его на нары по одному только подозрению?

На страницу:
3 из 6