Мой космос. Моя вселенная

И когда за Аннаис пришли, она была обречена на туже участь.

Никогда она больше не увидит родителей. Теперь, о ней будут заботиться такие же, как она девочки, сестры по дару. Одиннадцать лет она прилежно училась, следовала правилам пансионата, слушала наставниц.

И случился он, неконтролируемый выброс.

Как так получилось, Аннаис сама не поняла. Ведь над академией защитный полог, как раз от таких случаев. Ведь девочки только постигают все грани своего дара, всякое может случиться.

Но, в этот раз он не сработал.

Ее выбросило на планете Зонга, где она свалилась прямо под ноги, не ожидающему такого подарка судьбы, Коршу.

Он же, разглядев кто перед ним, долго не думал.

Пересадил из золотой клетки в металлическую, договорился с покупателем и, в ожидании несметных богатств, мчится на Харук. А чтобы не сбежала, повесил маячок, который создает привязку к месту. И теперь, возможности покинуть корабль переместившись, она не имеет.

Дослушав печальный рассказ, через решетку погладила по бархатной щёчке, утешая:

– Не вешай нос, малышка! Мы обязательно что-нибудь придумаем! Знаешь, в рассказе ты упомянула что, обучалась одиннадцать лет, значит тебе двенадцать?

– Да, а что?

– Там в переулке, ябы дала тебе не больше шести. По меркам моего мира ты выглядишь совсем крохой. Это особенность твоей расы? – мне действительно было интересно это узнать, так как сидящая передо мной девочка максимум тянула на выпускницу детского сада, хотя изъяснялась совсем никак ребенок этого возраста. Взяв мою ладошку, вновь перебирая пальчики, Аннаис ответила:

– Скорее всего, это особенность обучения. Опытные Ходящие для перемещения, используют энергию миров, я же пока могу ее черпать из собственного резерва, – покрутив колечко на моем пальчике, добавила: – Ну или из живых существ, как получилось с тобой. После неконтролируемого выброса, резерв накапливается очень долго, и если не умеешь пользоваться энергией миров, то остается только вариант с кровью, – закончив объяснять, Аннаис вдруг спросила:

– Почему тогда ты подошла ко мне в переулке? Могла же просто пройти мимо или тоже получить выкуп или награду, – а я, приподняв девочку за подбородок, внимательно смотря в её необычные глаза, тихо ответила:

– Я не могла иначе. Так горько плакать, может существо только с чистой душой и помыслами. У нас на Земле мало кто сможет пройти мимо рыдающего ребенка. Если бы я не услышала, услышал бы кто-нибудь другой, и тоже помог. А насчет выкупа, я про другие миры то узнала, только когда здесь оказалась. На Земле большинство думает, что мы во вселенной одни.

– Правда? – удивленно спросила Аннаис.

А я, тихонько засмеявшись, пояснила:

– На Земле пока нет технологий бороздить космические просторы, нет магии или таких одаренных малышек как ты. По сравнению с вами, мы каменный век.

Устав сидеть в одном положении, пересела, поджав ноги по-турецки. Аннаис повторила моё движение, и теперь мы сидели лицом друг к другу. Немного понаблюдав за малышкой, которая явно хотела что-то спросить, предложила сама:

– Спрашивай, что интересно, не стесняйся, – Аннаис облегченно выдохнула и, робко улыбнувшись, спросила:

– У многих рас не принято лезть с вопросами о личной жизни, но раз ты не против, мне очень интересно узнать, как ты жила на своей планете. У тебя есть пара? Сколько тебе лет? А дети есть? Где ты живёшь? – с детской непосредственностью вопросы следовали один за другим, и я поспешила удовлетворить любопытство маленькой собеседницы:

– Родилась и выросла на Земле, воспитывалась в детском приюте. К двадцати трём годам получила вокальное педагогическое образование, и теперь могу обучать деток петь. Именно на работу я спешила, когда встретила тебя. Живу в съемной однокомнатной квартире-студии, одна. Мужа нет, детей тоже.

– Что такое приют? Ты умеешь петь? А еще ты работаешь! Это невероятно! А почему мужа нет? – ты красивая! У Аннаис вопросов появилось еще больше, и я поспешила уточнить:

– Приют – это воспитательное учреждение для детей, лишившихся родителей или оставшихся без их попечения, а также детей, нуждающихся в помощи и защите государства. У меня нет родителей. Мать отказалась от меня еще в роддоме. Поэтому, до своего совершеннолетия я жила с такими же детьми на попечении государства, и только пять лет назад, я стала жить одна, не подчиняясь правилам детского дома. Этим мы с тобой немного похожи: ты, не зная родителей, живешь в академии, а я жила в приюте. Правда, есть отличие: я смогла покинуть здание детского дома, а вот ты нет. И это ужасно! – Эй, ты чего опять ревешь? – по щекам Аннаис текли соленые дорожки.

– Как могла твоя мама тебя оставить? Я этого не понимаю. Если бы не дар, родители никогда бы со мной не расстались! – торопливо, с жаром почти выкрикнула девочка. Стерев мокрые дорожки, мягко ответила:

– Значит, тебе с ними очень повезло. В нашем мире, если ребенок не нужен родителям, он не желанен, его отдают в приют. Никто и слова не скажет. Это только их решение. И знаешь, я рада, что так произошло. Неизвестно чтобы было, если бы так не случилось. Рассчитывая только на себя, пройдя жесткую школу детского дома, я стала такой, как сейчас.

Передернув плечами, будто сбросив неприятные воспоминания, перевела тему:

– Почему ты удивилась тому, что я пою и могу работать?

– Потому что тех, кто умеет петь называют Управляющими голосом, их мало. И они, в основном, живут во дворцах правителей, услаждая их слух. А насчет работы…в большинстве миров у женщин предназначение быть хорошей женой и мамой. Мало в каких мирах женщина может работать, мужчина является кормильцем семьи.

"Приехали! На лицо социальное неравенство!" – про себя возмутилась и тут же вспомнила высказывание соседа по лестничной клетке: "Мужики сильные и главные, поэтому дело бабы – кормить, ублажать, чесать пятки, создавать им идеальные условия. А сам "мужик" делает что хочет, ибо никто не указ!" И здесь мужской шовинизм процветает во всей красе!

– Солнышко, у нас не совсем так. В стране, где я родилась, девушка или женщина может устроиться на любую посильную ей работу, предварительно отучившись в специальном учебном заведении. Она сама выбирает, строить карьеру или заниматься домом и детьми, хотя чаще всего делает и то, и другое.

– Интересно вы живете! Я бы тоже так хотела…– с неподдельной грустью в голосе, протянула Аннаис.

– Не печалься, золотко, жизнь все расставит по своим местам, надо только верить в себя и добиваться поставленных целей, – приободрила ее. И только я закончила говорить, как датчик на двери в конце ангара загорелся зеленым. За беседой незаметно пролетело два часа, нас пришли кормить.

Глава 5. "Борьба – обязательное условие победы!"

На этот раз Корш не осчастливил нас своим присутствием.

Видно негоже царю с челядью много общаться, прислал помощника.

Пока он шел от двери до наших клеток, я хорошо его разглядела. Мужчина невысокого роста, коренастого телосложения. Низкий лоб, скуластое, покрытое недельной давности щетиной лицо. Нос с горбинкой, глаза мрачного серого цвета, угрюмо зыркающие из-под бровей. Губы сомкнуты в тонкую линию, из-за этого складывалось впечатление, что данный индивид улыбаться не умеет от слова совсем. Одет в костюм по типу комбинезона, грязно-серого цвета, на поясе которого болталось оружие, уже виденное ранее у Корша. На ногах что-то похожее на армейские ботинки. Ни тебе выдающихся мускулов, ни модельного лица.

Хотя, о чем я?

Большинство мужиков во всех мирах наверняка думают, что раз красивей обезьяны, то и так сойдет. Но, честно признаться, в двадцать первом веке на Земле, все больше и больше особей мужского пола следят за собой даже лучше, чем некоторые женщины. Этот же представитель сильной стороны инопланетного происхождения, явно не утруждался. И вообще, если Корш мне напоминал хищного коршуна, то тот, кто принес нам поесть, ассоциировался у меня с падальщиком грифом. Почти лысый, ссутулившийся, а на лбу красной строкой бежит "Чем бы поживиться?"

Подойдя вплотную к клетке, где сидела Аннаис, достал из кармана комбинезона уже знакомый по принципу действия пульт и открыл клетку.

Аннаис вцепилась обеими руками в мои, как утопающий хватается за соломинку. Казалось, еще немного, и пройдя сквозь железные прутья, вывалится ко мне, настолько плотно прижималась к ней.

Мужик же, неприятно ухмыльнувшись, снял с плеча что-то похожее на вещмешок и бросил его внутрь клетки, прям как собаке кость.

Аннаис даже не сдвинулась с места чтобы его поднять. Только когда клетка вновь закрылась, девчушку немного отпустило напряжение. И без слов было понятно, что она до дрожи в печенках боится лысого.

Чуть сместившись, "падальщик" как про себя я его назвала, встал напротив моей тюрьмы и вновь щелкнул пультом.

В напряженном ожидании смотрела, как стальные прутья с тихим шелестом въезжали в пол. В этот момент, моя интуиция просто вопила, что от мужчины напротив меня ожидать можно только плохого, очень и очень плохого.

А ей я привыкла доверять.

Так же небрежно кинув на пол моей клетки второй вещмешок, закрывать ее не спешил. А молча, с похотью во взгляде, которую даже не пытался скрыть, рассматривал.

От омерзительного взгляда кожа покрылась противными мурашками, а дрожь отвращения я вообще сдержала с огромным трудом.

Нельзя показывать, что такое поведение как-то задевает. Поэтому, с каменным лицом и настороженным взглядом ждала следующих действий мужчины.

И они не заставили себя долго ждать.

Противно щелкнув языком, он резко присел на корточки, и склонив по-птичьи свою голову, спросил:

– Красавица, поразвлечься не хочешь? – гнусаво поинтересовался падальщик, продолжая все также облизывать меня маслянистым взглядом.

Понимая, о каком "развлечении" идет речь, четко ответила:

– Нет. В таких развлечениях не заинтересована.

Мужик склонил голову в другую сторону, как бы, между прочим, заметил:

– Я ведь могу и не спрашивая попользоваться, что мне твое разрешение, ты же рабыня. Услышав эти слова, моя выдержка дала трещину, и я буквально выплюнула:

– Никогда ей не была и не стану, я свободный человек! – на мои слова падальщик противно заржал и меланхолично заметил:

– Свободный человек в клетке не сидит. Не рабыня говоришь…но скоро ею станешь. Так какая разница когда начинать? Я не обижу, тебе понравится. Удел девки подол повыше задирать, да ноги пошире раздвигать, – и снова засмеялся противным скрипучим смехом.

А я в который раз подивилась узколобию мужиков.

Что Корш, что этот, все в постель тащат, и главное уверены, что от манны небесной отказываюсь. Правду же говорят – мужчины причинным местом чаще, чем головой думают. Везде одни озабоченные.

Чтобы не спровоцировать на ненужные мне действия падальщика, тщательно подбирая слова ответила:

– Думаю, что твое предложение капитану не понравится. Полезешь ко мне, я бревном лежать не стану. Тебе еще попотеть придется, чтобы хоть что-то обломилось. А попортишь перед продажей товарный вид, Корш вряд ли обрадуется. Как ты думаешь, что он ценит больше: тебя, как работника или лары? Я думаю, ответ ты знаешь.

И действительно в точку попала!

Лицо мужика немного перекосило, видно лары Коршу важнее собственных подчиненных. Резко поднявшись во весь рост, падальщик активировал закрытие клетки и пообещал:

– Мы вернемся к этому разговору позже, сладкая, лететь еще два дня, может и уговорю капитана разрешить мне с тобой разок поиграться.

Отвечать не стала, лишь потихоньку выдохнула сквозь сжатые зубы, когда мерзкий тип отошел от места моего заключения.

Но, расслабляться было рано.

Падальщик направился не к двери выхода, а вплотную подошел к той самой большой клетке с металлическими дверями. И только сейчас я заметила, что за спиной у падальщика еще один вещмешок.

Значит, в этом ангаре нас трое.

Да и Корш упоминал, что у него теперь три товара.

И кто же третья жертва нашего предприимчивого капитана?

Судя по тому, что содержат третьего пленника в укрепленной клетке по типу бункера, его боятся.

Так силен? Или там вообще не человекоподобный гуманоид, а зверь или монстр?

Пока я строила предположения, кто же все-таки внутри, мужик активировал открытие дверей и моему взору предстала ужасная картина…

То, что снаружи казалось большой клеткой, на самом деле оказалась тесной каморкой, в которой сидел пленник номер три. Сидел, это мягко сказано. Стоя на коленях, был прикован металлическими цепями по рукам и ногам. Даже шею охватывал широкий железный обруч, который не давал заваливаться вперед. Все цепи были связаны между собой, спеленали пленника, не давая тому шанса пошевелиться.

За спиной падальщика рассмотреть, как он выглядит, было сложно, но то, что мужчина большой и сильный, видно сразу. Падальщик снял со спины третий вещмешок, а я подумала о том, что со скованными руками, вряд ли у пленника номер три получится поесть.

Но оказалось что кормить его никто и не собирался.

Лысый мерзавец, достал из мешка бутыль с водой и небольшую железную чашку, больше похожую на миску для собаки. Поставил ее на пол, перед лицом, так как голову пленник поднимать не собирался. И медленно, демонстративно, явно наслаждаясь ситуацией переливал воду в миску. А когда та в бутылке кончилась, расстегнул ширинку, помочившись туда же. Закончив, с издевкой поинтересовался:

– Ну как, генерал? Пить хочешь?

А я, смотря на это омерзительное действие, пыталась совладать с бурей негодования, гнева и ненависти в душе, которая становилась все больше с каждой секундой.

Мрази. Просто конченые мрази.

Мало того, что содержат в нечеловеческих условиях, так еще и гнобят и издеваются как хотят!

Так и не дождавшись какой-либо реакции от пленника на свою выходку, падальщик, наклонившись к самому лицу, прошипел:

– Ничего, генерал, через два дня все равно сдохнешь. Корш тебя наемникам сдаст, а те, церемониться не станут. Если учесть, сколько ты из их братии народа положил и отправил в колонии, то еще сам молить о смерти станешь! Досыта своей кровью напьешься!

Закончив говорить, падальщик, коротко и резко ударил мужчину в живот, потом не останавливаясь еще и еще, а я, подавшись вперед, выкрикнула:

– Прекратите! Хватит! Вы трус и мерзавец, раз бьете человека, который вам не в состоянии ответить! – не могла я молча смотреть, как эта скотина избивает скованного мужчину. И как только я это прокричала, произошло два события: первое – падальщик, слава богам, перестал дубасить пленника, и разъярено направился к моей клетке.

Это плохо.

Я бы сказала даже паршиво.

Второе – скованный мужчина резко вскинул голову, в упор посмотрев на меня.

И все. Полный аут.

Как только наши взгляды встретились, во мне будто взорвалась сверхновая!

Ощущение было такое, что меня вот-вот разорвет на миллионы маленьких кусочков, а когда соберет обратно, такой как прежде мне уже не быть. Янтарные глаза смотрели так, как будто я вся, от волос на голове до пальцев ног, принадлежу ему. Вырваться из омута глаз, в котором разгоралось пламя обладания и обожания, не представлялось возможным. Казалось, как только прекращу смотреть, то чувство родства и единения, которые вызывал в моей душе этот неизвестный мужчина, уйдет безвозвратно.

Пришла в себя от непонятных чувств только тогда, когда прутья моей клетки вновь поехали вниз, а я, увернувшись от разъяренного падальщика, метнулась в угол, где лежала сумочка, и быстро вытащила перцовый баллончик и нож. Молниеносно развернувшись к насильнику, выставила впереди себя правую руку с ножом, в левой, до побелевших пальцев зажала баллончик с перцем. Сейчас, каждая клеточка моего тела звенела от напряжения. Я была готова дать яростный отпор, если мерзкий помощник капитана сдвинется еще хоть на сантиметр в мою сторону. Поэтому внимательно следила за падальщиком, который стоял в метре от моей руки с ножом, мерзко ухмыляясь.

– Девочка, неужели ты думаешь, что меня остановит твой игрушечный ножик? – нарушая звенящую от напряжения тишину, спросил падальщик.

– Смотри, как бы игрушечный ножик не добрался до твоих причиндалов, – в тон ему ответила я, и еще крепче перехватила рукоять. Было страшно. Очень. Но без борьбы я не сдамся!

– Угрожаешь? Напрасно. Ты им даже взмахнуть не успеешь, как я тебя уже разложу прямо здесь, на потеху девчонке и генералу, – говоря это, падальщик сдвинулся ко мне на пол шага, от чего мне тоже пришлось сделать шаг назад, почти уперевшись спиной в прутья.

– Я смотрю, про капитана ты уже забыл? – предприняла я попытку достучаться до мужика, – он не обрадуется если ты мне навредишь.

– Скажу, наказал за дерзость, и заметь, не совру. Тебя никто не просил заступаться за вояку, но видно, что держать свой язык за зубами тебя не учили, – притворно вздохнув, продолжил: – знаешь, так даже интересней. Чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее хочется тебя трах…, – не дожидаясь конца предложения, резко выбросила руку с баллончиком вперед и от всей души распылила его в лицо падальщику. Тот даже дернуться назад не успел, истошно закричал, подняв руки к лицу и пытаясь стереть с глаз жгучий перец. Не теряя ни секунды, я выхватила закрепленное на поясе мужика оружие. Поняв, что его разоружили, падальщик зарычал и попытался на ощупь определить мое местоположение. А я, толкнув того ногой в спину, нажала на единственный курок, молясь про себя чтобы это был спусковой механизм.

И молитвы были услышаны.

Сгусток синего пламени прошил мужчину до костей, и тот, как подкошенный рухнул на пол клетки, больше не подавая признаков жизни.

Глава 6. Рука, протянутая в трудную минуту, запомнится на всю жизнь.

Первые несколько секунд после выстрела, еще сжимая пистолет в руке, я пребывала в каком-то заторможенном состоянии.

Смотря на безжизненное мертвое тело, в моей голове билась лишь одна мысль – убила.

Я убила живое существо, мужчину.

И, несмотря на то, что какой-то частью сознания я понимала, что это была вынужденная мера, что мне хотели причинить вред и я лишь защищалась, я все равно была убийцей. Совершила преступление против своей женской природы, которая наоборот должна дарить жизнь, а не отнимать ее.

Дрожащими руками отбросила в сторону оружие.

Поняла, что к горлу подкатывает тошнотворный ком и меня сейчас банально вырвет.

Я только и успела добежать до дальнего угла клетки прилегающего к стенке ангара, где согнувшись пополам, избавилась от содержимого своего желудка. Немного прийти в себя помогла Аннаис, которая тихонько позвала меня из соседней клетки.

Честно, пока на первом плане стояла моя борьба за честь и жизнь, я даже не думала про нее и генерала, что стали свидетелями стремительно разворачивающихся событий и моего преступления.

Утерев рот тыльной стороной ладони, с трудом встала с колен.

Ощущая дикую слабость после пережитого кошмара и его последствия, обернулась к девочке. Она со смесью страха и дикого переживания на лице смотрела на меня, вцепившись обеими руками в стальные прутья. Все так же медленно, ноги были словно ватными и отказывались идти быстрее, я подошла к ней и прямо через прутья обняла малышку. Она, судорожно всхлипнув, стиснула меня в объятьях насколько это позволяла клетка, и заревев, сбивчиво начала шептать, как испугалась за меня, думала что потеряет и она, опять останется одна.

Я же слушая ее, гладила девочку по голове, а сама тихо плакала, выплескивая скопившееся напряжение за последние несколько часов.

Признаться, такого морального опустошения я не испытывала ещё никогда в жизни. Простояли мы так минут пять, и немного поуспокоившись, расцепили объятия. А я, взяв заплаканное лицо Аннаис обеими руками, смотря прямо в глаза, еще раз пообещала:

– Малышка! Я тебе уже говорила, и повторю еще раз, я тебя не брошу! Сделаю все что в моих силах, чтобы выбраться с этого проклятого корабля и вернуться к нормальной жизни, любой ценой, – и кивнув себе за плечо на мертвого падальщика, горько заметила: – даже такой страшной. И сейчас мы с тобой начнем осуществлять наш план спасения. Но для начала, ты должна мне пообещать: ты безоговорочно слушаешься меня и делаешь все что я тебе скажу. Скажу беги – побежишь, скажу прячься – значит пойдешь и спрячешься. А если попрошу меня бросить и спасаться самой, ты без колебаний это сделаешь, – видя, что девчушка открыла рот, чтобы возразить, еще крепче, но не причиняя боли сжала ее лицо и жестко спросила: – Ты меня поняла? Аннаис, только так у нас с тобой есть шанс покинуть это место.

Девчонка положила свои маленькие ладошки поверх моих и дрожащим голосом ответила:

– Хорошо, Оливия. Я сделаю так, как ты скажешь, обещаю.

А я, услышав нужные мне слова, чуть расслабилась и, напоследок, погладив мягкую щечку, отстранилась.

– Так, первое что нужно сделать это вытащить тебя из клетки, – говоря это, понимала, что нужно подойти к трупу и вытащить у него из кармана пульт. Стараясь не смотреть на обгоревшие края раны с кусками плоти, с трудом перевернула тяжеленого мужика на спину. Найдя, то, что искала, ринулась открывать Аннаис. Как только прутья въехали в пол, еще раз крепко, уже по-настоящему обняла малышку.

– Что будем делать дальше? – спросила Ходящая, а я, кивнув в сторону третьего пленника, ответила:

– Так, с тобой разобрались. Теперь давай поможем генералу.

– Он нам не опасен? – осторожно выглядывая из-за меня, Аннаис рассматривала узника.

– У нас на Земле есть пословица: "Враг моего врага – мой друг", – так вот, самое время ее проверить.

Говоря это, вновь провалилась уже в знакомый янтарный омут, где ярко горевший огонь глаз не обжигал, а наоборот, обещал защитить, укрыть от опасностей всех миров.

Под напряженным взглядом генерала, обернувшись к девочке, попросила:

– Стой здесь, – и с осторожностью, подошла почти вплотную к мужчине.

Теперь меня и его разделяло не больше чем полметра.

Сейчас ничья спина не закрывала мне обзор, и я могла хорошенько рассмотреть того, чей один только взгляд проникал в самые дальние уголки моей души.

Высокий, мощного телосложения, с атлетическим типом фигуры. Крепкая шея, мужественный разворот плеч. Накаченные в меру руки с четким прорисованным рельефом. Широкая грудная клетка и спина, с перекатывающимися стальными мышцами, мускулистый торс и крепкие, сильные ноги.

Совершенное в своей природной красоте мужское тело.

Лицо мужественного, волевого человека.

Невозмутимого ничем.

Правильные, но жесткие черты лица. Высокий и широкий лоб с прямыми линиями черных густых бровей, прямой нос с небольшой горбинкой, четко очерченные скулы и немного выдвинутый вперед подбородок, который как бы указывает на сильный, закаленный в боях характер. Губы тонкие, сжаты в прямую линию. Глубоко посаженные, опушенные ресницами глаза необычного, янтарного цвета, зрачок в форме ромба. Взгляд пронизывающий, сканирующий и не упускающий ни единой детали. Волосы иссиня-черного цвета, с причёской спортсмена: выбритые в висках и затылке на минимум, имеет чуть объемный верх.

Одет генерал был в военную форму, по типу нашей, которую носили офицеры. Черная, лаконичная и уже изрядно потрепанная, и изорванная в нескольких местах. Но даже в таком виде, прикованный, генерал излучал мощную энергетику силы и уверенности.

"Вот так вот, Лив", – про себя подумала я. Стоило попасть в другой мир, чтобы найти свой идеал мужчины.

Хорош, даже слишком!

Вот такому мужчине не жалко отдать свое сердце в пожизненное распоряжение.

А внутренний голос ехидненько заметил: "Пора бы уже, а то так в девках и помрем!"

Наверное, мой немой восторг его мужественной красотой, отразился на лице, так как генерал удовлетворенно хмыкнув вопросительно поднял бровь.

А до меня дошло, что я уже пару минут зависла и просто любуюсь мужиком, чуть не капая слюной на пол. Мысленно дав себе подзатыльник, состряпала самое невозмутимое выражение лица и спросила:

– Меня понимаешь? Умеешь говорить? – хм, а голосок-то дрожит. Опустив голову в знак согласия, генерал чуть скосил глаза на сковывающие его цепи.

– Это цепи Кондара, он не может тебе ответить из-за них, – чуть не вскрикнула, когда за спиной раздался тихий голосок Аннаис, подошедшей почти вплотную.