Олух Царя Небесного

А дальше – вместо Сияния Чистой Правды, нас одарили историей становления некоего неизвестного и непонятного нам народа. Рассказав, между прочим, что народ этот не просто так – он избран самим Господом Богом. Здесь вновь я даю слово новому своему знакомцу Марку Ильичу. Он так восхитительно беззастенчив, что некоторые товарищи засомневались в подлинности этой личности. Но тут уж я вступлюсь за биографа и филосОфа. По мне так, это естественное желание уставшего от жизни и мудрости победителя расставить все точки над «ё». Прошло два тысячелетия, а несмышлёным гоям нужно рассказать и даже втолковать, как их грамотно развели в своё время. Так они ещё и упираются – не верят…

«Мы сделали вас добровольными и бессознательными носителями нашей миссии в этом мире, посланцами варварским расам Земли, и бесчисленным ещё не родившимся поколениям. Без ясного понимания, как мы вас используем, вы стали агентами нашей расовой традиции и культуры, неся наше Евангелие во все уголки света.

Наши племенные законы стали основой вашего морального кодекса. Наши племенные законы стали основой всех ваших конституций и законоположений. Наши легенды и миф стали истинами, которые вы напеваете своим младенцам. Наши поэты сочинили все ваши молитвенники и книги. Наша национальная история Израиля стала основой вашей собственной истории. Наши цари, государственные деятели, воины и пророки стали и вашими героями тоже. Наша малюсенькая древняя страна стал вашей Святой Землёй! Наша мифология стала вашей Священной Библией! Мысли и идеи наших людей переплелись с вашими традициями до той степени, что у вас не считается образованным человек, который не знаком с нашим расовым наследием». (Конец цитаты).

Ну, что тут скажешь, – беда. И здесь я абсолютно серьёзен. Хотя Раваж пишет только о следствии той экспансии, однако само Крещение было замешано на страшной крови, и вылилось в глубочайшую трагедию Руси. Историю вымарали (историки у нас пугливые и послушные), а пропагандисты (всё те же красавцы) умные, организованные и циничные – оказались на высоте. Пропаганда и шельмование всегда были неотъемлемой частью этой религии. Память вытравливали тщательно и жестоко. Но и Русь не сдавалась. Русь уходила в леса, сжигала себя целыми селениями и молчала. И сейчас молчит. Однако. Вопреки. Где и как – непонятно. Но в глубине глубин глубоких сохранились ещё сакральные знания – нечто волнующее и раздражающее нас. Сияние Чистой Правды остаётся нашей грёзой, тайной мечтой и единственной религией. И Христос между нами.

7. Так что же я? А вот…

Я художник. И это не профессия – это бытие мое. Я не живу жизнью, я живу вечностью и бессмертием. Впрочем, пафос этой фразы, отдающей надгробной речью, боюсь, уничтожает саму мысль. Однако моя «вечность» и моё «бессмертие» не про то, не про «вечную память творцу». Они именно про ВЕЧНОСТЬ, в понимании её данности как условия существования. Нет тут пафоса, а есть понимание невозможности другого пути. И я хочу, чтобы меня поняли именно в этом контексте «невозможности другого пути».

Я живу только так. Даже в обыденной жизни я нахожусь в параллельном мире, то есть ТАМ. Я всегда, хоть краешком сознания, но – ТАМ. Я интуитивно ощущаю свою принадлежность к вечности. Для меня потусторонний мир так же естественен, как мир реальный. Более того, инобытие – моя постоянная среда обитания, моя кухня, если хотите. Тот мир для меня ближе и понятней, чем этот. Там – высшая правда, а это мой камертон подлинности и путеводитель в горние миры. Поэтому вопроса, верую ли я в загробную жизнь, в вечную жизнь – не существует. Как можно не верить в то, в чём живёшь. На этом и тормознём…– пока не разобрало окончательно.

Так что же я? А вот: читаю… в основном себя, слушаю себя, мыслю о себе, думаю… над собой. Думать же можно по-разному: можно думать непосредственно думу, то есть мыслить как бы изнутри лабиринта оной мысли. А можно быть над мыслью – подняться в выси и посмотреть оттуда, на себя, на мысль свою, и оценить всё это хозяйство. Это я определил как «надприродное сознание», которое не раз уже поминал. (Даже целую теорию вывел, но это тема отдельная). Короче, объясниться пора. Назрело.

Так вот, оценивая себя, так сказать с высот и вершин, возникают вопросы. Вернее один, но самый главный – Вопрос Вопросыч – вопрос всея жизни. Вот что это ты? – спрашиваю я себя. – Что пристал к себе? Чего докопался? Что ты всё выискиваешь внутри, писака? Графоман, всю жизнь пишущий один единственный роман о себе. Хотя роман уже пятый, но всё о себе, горячо и предано любимом. Что ты хочешь найти там? Впрочем, с жанром ты так и не определился – роман ты пишешь или развёрнутое эссе, или… это просто трёп, что больше всего, кстати, подходит к этому словоизвержению. До этого, впрочем, и дела никому нет. Потому как существуешь ты, если не в полной изоляции, то приближенно к этому. Полтора читателя, один из которых ты сам, не станут спорить о жанре. Да и ни о чём другом спорить не станут.

Ладно. Пусть в стол ты пишешь, типа будущим поколениям завещаешь свои бессмертные строки. Были такие понятия в советские времена: рукопись – «в стол», фильм – «на полку». Но тогда это было актуально и даже почётно, мол, есть такие «узники совести», которые не в силах молчать, но и под чужую дуду не поют, не пляшут. Вот и писали, и даже кое-чего написали. А сейчас? Пиши что хочешь, издавай себя сам, и радуйся. Вернее не так. Возрадуйся и возликуй, творец – настали твои времена! Никакой цензуры, никаких тебе запретов, твори, родной, во благо и во имя!

И чё?.. Оказывается нельзя с нами так. Не по-людски это. Мы без внешнего сопротивления разлагаемся и вымираем. Впрочем, и это не мой вариант. У олуха свой мир, в котором своё сопротивление. Вся жизнь ему – препятствие. У олуха всё ни как у людей. А у олуха-писателя, всё ни как у просто писателя. У него мир звуков и чисел, музыки и логики там, где нормальный нравственно здоровый писатель ничего не услышит. Впрочем, где вы встречали нравственно здоровых писателей? Ладно, даже среди относительно здоровых писателей, да, что уж там… даже среди полоумных писателей, я – белая ворона.

Поэтому и дозрел я однажды до мысли, что я – аномалия. Нормальная такая магнитная аномалия. Причём, настолько магнитная, что не могу сам с себя соскочить – притягиваю неотвратимо! И на вопрос, какого чёрта ты пишешь о своей персоне, словно ты Пушкин и фанат-пушкинист в одном лице? Я отвечаю, что есть такая потребность. А Пушкина я вспомнил не случайно. Один приятель мне как-то сказал, что я на Пушкина похож. Увидев моё радостное недоумение, он объяснился: «Тебя тоже убить хочется».

Тут он попал в яблочко. Внутри меня такое творится (замечу, не разово, а постоянно), что, убить меня хочется даже мне самому. Да уж, трудно мне. Внутри себя трудно, противно и даже невозможно. Если не выскажусь – разорвёт. Поэтому и не прячусь, высказываюсь, чтобы хоть как-то разделить эту невозможность со всем миром. Да-с, такой уж я романтик! Всем по кусочку той невозможности, глядишь, всё и рассосётся. Правда, романтик он и есть романтик, потому как желающих разделить со мной такое вдохновение маловато оказалось. В реальности же – вообще никого…

Вот и попал я внутрь оной проблемы, как кур в ощип. Или, как мне когда-то слышалось, как «кур во щи». Нормальненько я так высказался. Хотел написать умно и драматично, что, мол, моя воспалённая вселенная не уживается с вашей вечной вселенной, то есть, со всеобщим миропорядком. А написалось про кура, которого ощипывают, чтобы сожрать. Потому как, это соответствует моему униженному положению. Барахтающийся в огненно кислых щах безумный ощипанный кур – вот мой образ и моё место, и статус, и прочая…

Вот, вот, донёс я, наконец, своё мироощущение – состояние полного отчаяния! Проявление сильных чувств – вот главная проблема для меня. Псих я, ярило и безумец! Псих такой, что впору… ну, если не вешаться, то что-то в этом роде предпринять. Я же, как войду в свою зону турбулентности (а она у меня по любому поводу) – святых выноси! Впрочем, тут не только святых – всех выносить надо. Потому как я выношу мозг начисто, и вынести такое, могу только я сам. Но тогда я впадаю в полный кураж, а это чревато. Чревато для окружающей природы. Чревато тем, что я есмь. Аномалия, разгуливающая на свободе – это вам как – стрёмно? Впрочем, Вечность (моя любимая Вечность) она же всё приемлет. Всё воспримет, всех успокоит. По головке погладит, ранку залижет и… нетути меня… в домике… спрятался под землёй, и живу тихо-тихо. Бога хочу постичь… в смысле… ну, как постичь? – богоборец во мне вдруг нарисовался… а как без него?.. без богоборца я буду не я… я ж – аномалия…

Я же, как матушка Русь, оттуда и вышел – из глубины глубин, из вечной вечности, где всё было девственно чисто. Я помнил ещё тот запах воздуха и журчанье ручья, и взгляд мой был страстен и слух чуток. Я не вписался в этот мир, но и тот расплескал. Я оказался нигде – в безвременье, безмыслие, засунутый под землю. И бог этот ваш, еврейско-европейский, потасканный и слегка ущербный – меня не только не спас, но разъел мне мозг и посеял в душе мрак. Я и закопал его однажды…

А рассуждать о нём – что? бог – это такая хитрющая тема. С одной стороны, вечная тема, а с другой – там такие хитрованы поработали, что уж и не знаю, право – всех святых давно вынесли! Есть бог, нет его – не это им было важно, а важно, что тема эта – неуязвимая и нерешаемая. Там всё так хитро заплетено! Что бы кто ни говорил, а Тот, Который в их книжицах прописан, и в ус не дует, и бородой не трясёт. Типа давай, давай, приятель, мы внимательно слушаем, только… не докажешь ты всё одно ни черта! Мы эту территорию покрыли основательно. Навсегда.

Я вот лично об эту тему все свои зубья поломал. Уже новые давно выросли, так я и их поломал. И что вы думаете, один я такой беззубый? Да ни в коем разе! Ни один, сколько-нибудь уважающий себя борзописец (и сам Лев Толстой, и большой друг Христа – Достоевский) не обошёл её стороной. Я так скажу, если ты занялся этой странной работёнкой, писательством то есть, то без двух тем, тебе не обойтись. Это – Бог и Эротика. Эротика в самом широком смысле – как основной инстинкт Жизни. И бог, конечно, не Тот Который в их книжицах прописан, а Бог как смысл той Жизни.

Эротика и Бог – это основа основ писательского труда, потому как, это основа жизни. А если вдуматься, (что нам, впрочем, противопоказано) то тема выходит вообще одна на все времена: ЭРОТИКА + БОГ = ЛЮБОВЬ. Нет любви – нет литературы! Так-то вот. В принципе, на этом можно поставить жирную точку. Самая главная мысль в этом лучшем из миров – озвучена. Оспорить её не суждено никому. Ну, если только Ницше попробует, но он умер. Сказал, что бог умер, а умер сам. Вот, и поди ж ты! Итак…

8. Шаткое доказательство существования Бога

Как всякий «счастливец праздный», я болен темой бога. Иначе говоря, я болен инобытием. Ну, да, ну, да – именно болен. Хотел сказать, что меня волнует тема бога, а написал слово «болен», и всё встало на свои места. Потому как Сияние Чистой Правды, которая смысл и суть всех вещей, если помните, говорит мне, что не может быть такой мрачной и безысходной религии. Поэтому все мы больны тем ветхим Богом (не в смысле ветхозаветным, а их трактовкой Того Самого).

Я человек неуравновешенный, как было доложено выше (или свыше). А это значит, что религиозные люди меня раздражают. Почти до обморока, то есть бесят. А те, кто говорит, что живут во имя Бога (Того Самого) – убивают во мне всё светлое и чистое. А со мной нельзя так. Я и так больной на голову, а если ещё лишить меня светлых ориентиров, то уж и не знаю, в какие дебри заведёт меня освобождённая и тёмная сторона моей личности. Короче, вся эта религиозная паства вместе с их поводырями кажутся мне людьми или недалёкими, или лживыми, а часто и тем, и другим одновременно. Я им не верю. Я их не понимаю. Я их не люблю. Я с ними несовместим. Я бегу от них. Это ещё одна разновидность Алён (поминал я тут как-то Алён-фрейдисток). Поминал также, что они находятся в состояние зависимости от самого своего состояния. Меняется только предмет вожделения, вернее меняется название предмета вожделения. Вообще, мне давно кажется, что вся путаница происходит именно в названиях – в Слове. Поэтому, вспомнив Иоанна, скажу так: «В начале путаницы было Слово, и слово это – Бог».

Кстати, идейка тут возникла. А что если одних зависимых попытаться лечить другими зависимыми – клин клином, так сказать. То есть, Алёнам-фрейдисткам дать поручение разобраться с богозависимой публикой. Сеансы проводить, внушения… глядишь, они друг дружку и успокоят… поедят, конечно, чуток, но и успокоят потом. Потому как одного поля ягоды. Ведь религиозные люди, посвятившие себя Господу, отрекаются от мирской жизни, презирают всё телесное, чтобы возвысить дух, приблизить себя к Богу. Это ведь тоже аномалия, причём, ещё какая магнитная. Я бы сказал – магнитно-магнетическая! Я сам себя примагнитил и то маюсь, а их – Нечто под названием Господь. Но я не поклоняюсь себе, не молюсь себе, я себя – постигаю. Я бога в себе постигаю. Моё я, моё ego и есть бог, которого я силюсь постичь. А у этих бедолаг – что?

Мне всегда казалось странным, что можно из всего богатства и многообразия жизни вычленить бога в отдельный символ и предаваться изо дня в день поклонению его образу, молитве и уничижению себя. Что-то в этом глубоко противное природе. Во всяком случае, моей природе. Да и верующим в религиозном понимании я бы себя не назвал. Это что-то совсем иное. Как я уже говорил, как можно не верить в то, в чём живёшь. Наверное, поэтому никакого придыхания и какой-то особой умильной любви к Богу я не испытываю. Для меня ненормальным является выделение его в отдельную субстанцию. Он живёт во мне, я – в нём; он – моя суть. Он есть ВСЁ и НИЧТО. Из Ничто черпается Всё. Сияние Чистой Правды и есть всё и ничто, потому что это понятие абсолютное, философское. Это как Чистый Разум. Это – камертон, которым проверяется подлинность. Бог это явление абсолютное – абсолютной ЧИСТОТЫ и абсолютной ПРАВДЫ, это квинтэссенция всего: жизни, смерти, начала и конца. Он изначален и конечен. Он существует и отсутствует единовременно.

И объяснение этого великого парадокса я обнаружил в даосизме: «Те, кто говорят, что могут объяснить Дао, не понимают его, а те, кто понимают его, не объясняют ничего…». В этой формуле абсолютно моё отношение к Богу. Больше скажу, основы даосизма и явились той прарелигией, из которой впоследствии черпали знания все последующие религии. Бог абсолютен, реален, но как только словами начинаешь осваивать это пространство – он мельчает и, в конечном счёте, – исчезает. Или становится чем-то отвлечённым, как некий философский символ. А в философии всё шатко – и доказать можно всё, и опровергнуть.

Из истории вопроса. Некогда в Китае наравне с мощными религиозно-философскими учениями – конфуцианством и буддизмом – возникла уникальная доктрина, у истоков которой, по легенде, стоял мудрец Лао Цзы (Старый младенец), написавший даосский трактат «Дао дэ Цзин», где изложены основные положения даосизма. Центральное место в доктрине даосизма занимает Учение о Дао. Дао – «нерождённое, порождающее всё сущее», всеобщий Закон, господствующий вечно и всюду, первооснова бытия. Непостижимое для органов чувств, неисчерпаемое и постоянное, без имени и формы, Дао даёт имя и форму всему.

Я не изучал даосизм. Я его предчувствовал, то есть знал, не оформляя эти знания словом. То, что я прочёл однажды «Дао дэ Цзин», не удивило меня, оно как бы уже существовало во мне. «Знаю, и всё!» Это было абсолютно моё восприятие, то есть я так и мыслил, так и ощущал ЭТО. Новым стало только само слово, обозначающее понятие Дао. Но ведь это абсолютно неважно, как назвать НЕЧТО: Бог, Дао или выразить ещё каким-нибудь звуком. Аллах, например или Иегова.

Но я отвлёкся. В своих трактатах о Дао Лао-Цзы писал, что «перед лицом смерти всё ничтожно, из-за всего существующего проглядывает Ничто. Ничто – это и есть первооснова мира, из Ничто всё возникает. Ничто – путь вещей, явлений, процессов, потому что из Ничто всё вытекает и в Ничто всё возвращается». «Ничто» – это слово, которое не обозначает ничего. И в то же время это глобальное понятие, где твоё воображение рисует изначальный мир. Это – первооснова, та девственная глина, из которой Господь вылепил этот мир. И это сродни творчеству. Только попав в резонанс изначального Ничто, ты способен стать выразителем его, а значит воспроизвести его суть.

Но дальше наши пути расходятся. Вернее так: дальше начинается практика, и у каждого свой неповторимый опыт. Даосы считают, что утрачивая личностное начало (ego, «Я»), ты приобщаешься к Дао – Великому Ничто, постигая Великое Ничто и становясь им, ты способен стать чем угодно, не будучи больше «Я», но становясь Всем и Ничем одновременно. Всё в мире происходит спонтанно, естественно, по воле Неба, благодаря механизму, называемому «небесной пружиной». Пытаясь влиять на ход событий, человек нарушает гармонию, поэтому одним из даосских принципов является недеяние (У-вэй). У-вэй – не есть бездействие, это действие вне ума, вне рассуждений, действия в медитативном состоянии тишины ума, когда поступки текут естественным образом, без предположений о ходе событий, без трактовки их, без объяснений. В состоянии У-вэй можно рубить дрова, рисовать картины, возделывать сад – делать что угодно, если ваш ум при этом молчит. Адепт занимает наблюдательную позицию ко всему, особенно по отношению к себе. Он невозмутим и анализирует всё посредством интуитивного мышления. Небесная пружина, своеобразный «первотолчок», инициирует жизнь человека, которая затем спонтанно протекает от рождения до смерти.

Мир по своей сути не содержит противоречий, но в нём происходит вечная трансформация. Ты должен покорно следовать потоку жизни, пребывая в естественности и природной простоте; принимать всё спокойно и естественно, не противореча своей природе, не ведя войны с самим собой. Успокоиться и принимать мир таким, каков он есть здесь и сейчас. Следуя таким путем, находясь в естественной гармонии с миром, в гармонии с природой, возможно обретение долголетия и процветания духа. По мнению даосов, природа сама себя созидает и сама себя упорядочивает, имея высшее духовное начало в своей первооснове. Все проявления природы – есть проявления этого духовного начала. Именно в постижении постоянной природной деятельности скрыт источник глубочайшей Истины о мире. Так считают даосы.

Но есть абсолютно противоположное понимание ego – его неповторимость и ценность. Не утрачивая личностное начало, но, напротив, возведя его в истину – человек постигает мир. Вот так выглядит его логический строй: Кто формирует Человека? Жизнь. Жизнь это Желание, любое желание – грех. Однако сами Атомы одарены желанием жизни. В Человеке тайна аллегорического «Греха», падения Духа в Материю – формирует истинное, неповторимое ego. ЭГО и являет бога на земле. Одно лишь высшее Я, истинное ЭГО – божественно и есть БОГ в человеке. Это уже европейское понимание.

Ну, а поскольку русская мысль впитала оба восприятия, так и не определившись, Восток мы или Запад, а скорее – просто зависла в двух этих глобальных, но несовместимых мирах. И эта двойственность восприятия у русского человека стало началом тех роковых противоречий, что сформировало нас как нацию.

9. Вот и поди ж ты!..

Меня тоже формировала моя практика. И эти противоречия двух миров коснулись меня не умозрительно, а в самом что ни на есть реализме. В том реализме, что так и не суждено мне было постичь. Вот и поди ж ты. Практика, практика… какая на хрен практика? Наверное, пора уже завязывать выражаться умнО, а то сам себя перестаёшь понимать. На самом деле всё просто. Эта самая чёртова практика – моя жизнь, и противоречий в ней набралось выше крыши, которую сносило у меня периодически на протяжении всей этой грёбаной практики. Я стал ху… художником. Остаётся выяснить, кто эту долбаную практику мне подсунул – или сам я её сотворил, или она меня проверяла на вшивость? Да-да, именно – проверяла на вшивость!

И вопрос этот из серии – Вопрос Вопросычей, на который ответом станет опять же моя жизнь (долбаная в те дни и грёбаная). Потому что мой «ху-художник» это, прежде всего, Копатель (копатель сути, если кто не понял). Копатель и вопрошает, вытаращив глаза: как же это случилось, что ты стал художником? Лично я не понимаю до сих пор! Не понимаю, не догоняю, не ведаю, в какой небесной или подземной канцелярии замутили этот компот – решили, что я художник. Всё случалось само собой, по накатанной, так сказать, плоскости. Отец художник, ну и сЫнку, стало быть, куда-то в те края определим…

Мной, впрочем, никогда особо не занимались. Весь родительский задор и пыл, и энтузиазм был растрачен на их дочь – мою старшую сестру. Какие-то бесконечные кружки, секции, фигурное катание, долбёжка на фоно семь лет кряду, престижная архитектурная школа… всё это закончилось, впрочем, довольно плачевно – алкоголизм, тюрьма и ранняя смерть вышеозначенной дочери. А я был такой Люля. Люля это моё детское прозвище, которое приросло ко мне надолго. Во всяком случае, в семье. Люля – это прообраз Олуха, как я теперь понимаю. Люля был таинственный малый, «странный» – так его называли потом многие. А он был не странный, он был НИКАКОЙ, но это я уже потом определил. То есть, совсем никакой как дао, но без божественных смыслов. Он будто был, но его будто и не было. По большому счёту он отсутствовал. И, естественно, ничего не хотел. Вообще. И как тут было этому Люле чем-то увлечься?

Но теперь я так скажу: быть никаким – это первый признак величия. Ещё не само величие, но признак очень существенный. А если ты ещё ленив как бог, и оторван от реального мира, то Художник-копатель у нас почти состоялся. Он тих и задумчив. Но. Это – уже аномалия, гигант и потенциальный властитель дум. Осталось совсем немного – прожить эту долбаную жизнь и воплотить задуманное. Вот тут, где никто ничего не подозревал – и оказалась самая большая загвоздка. Почти непреодолимая. Нам не нравилась эта жизнь. Совсем. Нам – это мне и моему другу Копателю. Не нравилась не почему-либо, просто не нравилась, как данность – и всё. Она нас раздражала просто своим проявлением – ярким солнечным деньком, скажем. В отместку она нас выталкивала из себя. И мы отвращались от неё совсем, что было уже нашей реакцией на её выталкивания. Вот такой замкнутый круг взаимонеприятия. Мы с ней не совмещались. Выражаясь по-научному – не было у нас диффузии, не случилось, знаете ли, проникновения одного в другое…

Вообще, на этом феномене надо бы тормознуть. Может, и раскопаем чего. Поймите меня правильно, можно просто жить изо дня в день – радоваться, огорчаться, даже страдать, даже яриться! Думать, верить, сомневаться, преодолевать – да всё, что угодно! И это будет жизнь. Здесь же… странное ощущение непричастности – к радости, горю и ко всему, что случается в этой жизни, что она, собственно, из себя и представляет. То есть, ты не просто живёшь, а как бы параллельно прокручиваешь её как кинофильму. И оцениваешь. Остаётся только понять, может это просто свойство мозга. И феномен этот и не феномен вовсе, а пусть и необычное, но реальное свойство натуры – самоустраняться. И это свойство не принадлежало лично нам с Копателем, а вполне себе возможно и у остальных homo sapiens. Да-с. Быть может, это некое свойство творческой натуры.

Ещё скажу (потому как оседлал я тут своего Конька Горбунка, и лечу уже к высотам мысли), что, чем больше ты человек, тем больше ты отстранён от этой жизни. Это уже из моей теории о Надприродном сознании. Вот и поди ж ты. Соорудил я такую теорию, во времена моей «странной» молодости, и до сих пор она жива и функционирует. И не потому только, что об этой теории больше никто не слышал, (быть может, она и существует, да я об этом ничего не знаю – не суть) а потому, главное, что она меня не разочаровала до сих пор.

Суть её в том, что ЧЕЛОВЕК как уникальный, а по сути, единственный вид в животном мире должен иметь какое-то свойство, отличающее его от остального мира. Просто в своё время я стал свидетелем такой полемики. Приводилось масса аргументов в пользу человека, как высшего духовного проявления Природы и Космоса. Прежде всего, это мышление, РАЗУМ. Само определение – человек разумный, говорило, что корень искать надо здесь, в самом загадочном его проявлении – в мозге. Но вот какое свойство мышления отличало его? Ведь и животный мир мыслит, но, при этом, не изобретает, скажем, велосипеда. И романов не пишет, хотя язык свой имеет, и такие трели выводит порой, что человеку и не повторить, и не приблизиться. Так какое же свойство этих самых мозгов нас так возносит?

А вот это свойство и возносит. Умение посмотреть со звезды. Не на звезду, а ОТТУДА посмотреть. Вознестись НАД природой, над самой мыслью, над – над. Ещё есть одно определение древних – Разум, сам себя осознающий. Это сказано о Логосе. Но это и есть высшее проявление мышления. Механизм мышления. Сознание ВНЕ, сознание НАД – есть единственное свойство, отличающее нас от остального мира. Так я решил однажды. И никто, и я в том числе, не опроверг ещё этого утверждения.