Сказка Звездного бульвара. Севастопольские сны

– Уж если русские в таком вопросе соглашаются с американцами, – стали переговариваться многие, – надо присоединяться.

– А что предложили американцы? – шёпотом спросил Сан Саныч, наклонившись.

– Вон их плакаты в углу, – ответил тот. – Они на основе своих исследований рассчитали оптимальное устройство по этапам. Сначала – это армейская иерархия. Потом – нечто подобное военному коммунизму. Управление обществом – по целевым программам. Затем, в рамках программ – социализм с условными деньгами и частной собственностью на свой труд. На высшей стадии – своего рода анархия – то есть отсутствие власти как аппарата принуждения вне чрезвычайных, строго определённых ситуаций. Видите – доступность любой информации, коллегиальность решений, неприкосновенность личности. Поверхность, недра, основные средства производства – в общечеловеческой собственности, деньги перестают быть эквивалентом труда. Эквивалентом труда становятся чувство удовлетворённости человека выполненной полезной работой, полнота его самоуважения и уважение других людей! Один из главных критериев их оптимизации – максимизация чувства наслаждения общества как совокупности наслаждений каждого. Этот критерий по их расчётам ведёт к наибольшей вероятности выживания общества! Каково?!

– Я бы назвал это… – Сан Саныч замялся.

– Если каждому доступна вся информация, – продолжал руководитель, – он быстро осознает предел своих претензий к обществу и природе. Полная доступность информации, кроме того, что это – необходимое условие наибыстрейшего развития – это и лучшая гарантия от обид, злоупотреблений, узурпации власти, которая и есть, прежде всего, узурпация информации.

По мере того как Сан Саныч разглядывал плакаты со схемами и текстом, лицо его расплывалось в улыбке узнавания чего-то близкого душе. Он, было, поднялся выступить, но руководитель с силой наступил ему на ногу.

Конституция, предлагавшаяся американцами, рассчитанная действовать неизменно до численности популяции в сто тысяч человек, в общих чертах, после непродолжительных дебатов была одобрена.

После окончания работы руководитель взял Сан Саныча за локоть:

– Ну, Сан Саныч, мы с вами заработали ужин. Собирайте наших. Пока грузится самолёт, идём в кабаре! Посмотрим, как веселятся французы.

Сан Саныч впервые в жизни попал во французское кабаре да ещё в самом Париже. Неизвестно, как это выглядело раньше, в обычное время. Сейчас это был такой вертеп, такой улей, такой… просто не с чем сравнить!

Вино лилось рекой, веселье, танцы, песни, слёзы, тосты… Так веселиться умеют, наверное, одни французы.

Казалось, все обслуживают сами себя – подходят к стойке, берут показавшуюся бутылку, кидают охапки денег за прилавок, тут же откупоривают… губная гармошка… певица с завораживающе хриплым голосом млеет на сцене… рядом работает стереокомбайн… парочки, парочки, парочки…

Кельнер, впрочем, тоже появился. От вкусной еды и пары глотков красного вина по телу разлилась приятная истома. Так хотелось остаться здесь подольше! Всё вокруг слилось в изумительную какофонию. Ход времени замедлился.

Сан Саныч никогда не был в Париже, но пришёл к твёрдому заключению, что Париж всё тот же. Его любовь вечна, а люди во время любви не стареют, поэтому не стареет вечный Париж!

Неожиданно в хаос звуков диссонансом ворвалось громкое жужжание, зал прорезали всполохи яркого света. Через открытые стеклянные двери прямо между столиков въехал мотоциклист и, неестественно дёрнувшись, остановился. Яркий луч фары слепил глаза.

Молодой парень, с ног до головы закованный в кожаную броню, сбросил шлем, рассыпав волны длинных волос. Сзади к нему прилипла молоденькая девушка в купальнике без верха. Она соскочила с подножки и, эффектно раскачиваясь на стройных ножках, подошла к стойке. Несколько человек, видимо, знакомых шумно приветствовали их.

Парень, как и все вокруг, был навеселе. Широким взмахом он распахнул куртку и достал из-за пазухи чёрную флейту. Из заднего кармана вытащил продолговатый предмет. Когда он пристыковал его, по характерному звуку щелчка Сан Саныч понял, что этот музыкальный инструмент исполняет только одну зловещую ноту. Через мгновение раздались аккорды очередей. Все застыли с весёлой удивлённой улыбкой. И лишь когда зал наполнился звоном битого стекла, грохот стрельбы перекрылся стоголосым женским визгом. Парень поливал как из брандспойта. Публика кинулась на пол.

Расстреляв магазин, парень достал второй. Далее всё происходило, как в замедленном кино. Сан Санычу казалось, что те четыре метра, которые отделяли его от парня, он летел медленно, словно космонавт в невесомости. Так же медленно парень пристыковывал магазин… его рука двинулась к рукоятке, обхватила её, указательный палец скользнул по скобе на курок…

В падении он подмял парня под себя. Мотоцикл завалился на бок и заглох. На помощь подоспели ещё несколько человек. Парень барахтался и что-то кричал. Все кричали. Когда кутерьма улеглась, а стрелок был поставлен на ноги и взят под руки, автомат куда-то потерялся. Только у Сан Саныча в левой руке остался полный магазин.

Проделывая дорогу локтями, появился толстый высокий человек, и, по-видимому, страшно ругаясь, задал парню такую трёпку, что только пух летел.

Сразу определив в Сан Саныче и его товарищах иностранцев, высокий толстяк обратился к ним по-английски:

– Это мой сын, джентльмены. Тысяча извинений, джентльмены. Не даёт, шалопай, спокойно насладиться последними деньками. Откуда-то раздобыл этот проклятый спидган.

Проскользнувшая полуголая девица схватила парня за руку и утащила за стойку. Сделала она это так решительно и ловко, на ходу ругая парня по-своему и обнимая, что никто в изумлении и замешательстве даже не двинулся с места.

Быстро выяснилось, что никто не пострадал. Несколько платьев, залитых вином и испачканных пломбиром смокингов – не в счёт.

Моментально овладев ситуацией, здоровяк, оказавшийся владельцем заведения, галантно помог дамам подняться, и, смахивая остатки стекла, громко провозгласил, что угощает всех:

– Все пьют за мой счёт! Веселье продолжается! Мы все любим солёные шутки… ваша сумочка, мадам… вы не ушиблись, мсье? Ещё мороженого сюда! Вина! Больше вина!

Сан Саныч обнаружил, что разорвал брючину и ссадил ногу о какую-то железяку.

– Не беспокойтесь, сэр. Моя супруга сейчас принесёт йод и зашьет брюки.

Подскочила бойкая моложавая женщина, смазала ногу йодом и в несколько стежков прихватила клок материи.

– Вы сможете сами идти, сэр? Возьмите мотоцикл. Я подарю вам его, если хотите. Вы здорово рисковали из-за этого безмозглого чертёнка.

К немалому удивлению хозяина и своему собственному, Сан Саныч закивал головой:

– Да, да, пожалуй, хочу.

Не говоря ни слова, хозяин достал из кармана денежную купюру и наискосок написал на ней: “Я, Пьер Виго, владелец ресторана…” – С улыбкой вручил это Сан Санычу. Затем, не без труда подняв мотоцикл, он подкатил его к столику и, хлопнув ладонью по седлу, раскланявшись, удалился.

– Товарищ Щербаков, Сан Саныч, дорогой, зачем вам мотоцикл? – выразил общее удивление руководитель делегации.

– Мужики, я честно заработал эту тачку, где вы были, когда летали эти мухи? – и он протянул на ладони магазин, набитый пухлыми блестящими патронами. – У меня есть, кому его подарить и кто будет в восторге!

Как бы то ни было, но руководитель делегации, человек много видевший на своём веку и всё понимающий, распорядился добавить к контейнерам, которые с величайшей осторожностью грузили в самолёт, ещё один ящик с необычным грузом.

Загрузились быстро. Самолёт тут же взлетел и лёг на курс. Несколько человек, в том числе и руководитель делегации, собрались в одном из салонов и ещё продолжали обсуждение результатов поездки. Сан Саныч тоже участвовал в разговоре, но чувствовал себя как бы раздвоенным. Одна половина его активно участвовала в обсуждении, искала, боролась, а другая – наблюдала за всем этим откуда-то со стороны. И если первая напрягала все свои силы, то второй всё это напоминало консилиум у постели обречённого: “У больного перед смертью появился аппетит – хороший симптом, хороший симптом!”

Неожиданно руководитель обратился к Сан Санычу:

– Догадались, почему я вас остановил, когда обсуждалась конституция?

– Побоялись, что я назову их коммунистами, и голосовавшие прокатят их предложения? Правильно, что удержали меня. Даёшь коммунизм на Марсе!

– Это честные учёные. Их исследования сейчас не оплачиваются никаким заказчиком, над ними не довлеют никакие классовые или корпоративные интересы. Мы не говорим, что должен восторжествовать всеобщий коммунизм или что-то другое, но общественное устройство должно рассчитываться так же, как и устройство сложного компьютера!

– Точно. Солидарен абсолютно. Только раньше к этому и на полверсты не подпускали настоящих учёных, – согласился Сан Саныч. – Помните, как в семидесятые слопали Волгина, с его принципом согласованного оптимума, который отважился поправлять Маркса!?

– Американцы крепко зацепили проблему. Совершенно логично, что на выходе у них деньги перестали быть эквивалентом труда. Помните, как там…, дай бог памяти, ну, вы ведь тоже зубрили при сдаче кандидатского минимума: “…Бесплатный труд на пользу общества… как потребность здорового организма!” Члены экспедиции, дорогой Сан Саныч, это ведь лучшие из лучших среди своих наций. И что, разве они и воспитанные ими дети будут работать как-то по-другому?

Руководитель закурил, откинувшись в кресле:

– Да, чтобы люди сбросили шоры с глаз, поняли, где прямая дорога, они должны забраться по кривой тропинке на скалу к краю обрыва и заглянуть в пропасть.

– Хорошо, что это – не ядерная война. Иначе никто б не задумывался. Все лихорадочно готовились бы к драке.

– Кстати, Сан Саныч, а вы знаете, вон в тех ящиках мы везём миниатюрные французские ядерные устройства. Они по раскладке разместятся на наших кораблях для строительных работ на Марсе, производства воды и воздуха.

– Или для войны с марсианами, – ухмыльнулся Сан Саныч.

– Мне тоже всегда казалось, даже в какой-то степени я убеждён, что человек – не продукт земной цивилизации, а занесён извне, например, с гибнущего Марса. И как знать, может быть, наша экспедиция столкнётся там с памятниками той эпохи человечества. Я бы очень хотел на это надеяться.

– Лишь бы там не оказалось воинственных марсиан, попытался перевести разговор в шутку Сан Саныч.

– Ну что ж поделать. Я бы тогда сдался на их милость, отдав им все наши достижения. Всё-таки они продолжили бы род человеческий.

– А может быть, именно точно так и было тогда на Марсе. И они стояли перед глобальной катастрофой, мечтая продолжить свой род на Земле? Уверен, Марс сыграл какую-то важную роль для Земли.

– Как знать, как знать…

– Я б на месте марсиан сделал бы станции на Фобосе, а потом – на Луне, своеобразные хранилища наследия цивилизации. А то ведь на больших планетах – вулканизм, подвижность тектонических плит, кора то поднимается, то погружается – поверхность за сотни миллионов лет неузнаваемо меняется. Кора планет неустойчива к большим космическим катаклизмам. Маяки цивилизации исчезнут, канут в расплавленное чрево, а на этих остывших и твёрдых спутниках могут существовать миллиарды лет.

– Вы хотите сказать, что признаки марсианской цивилизации надо поискать сначала на Луне!?

– Да, но теперь уже поздно. К Марсу лететь всё равно.

– Кстати, о реках на Марсе. Не являются ли они свидетельствами всемирного потопа, некогда разыгравшегося там вследствие разогрева планеты падением крупного тела, испарения льдов, а затем конденсации паров в катастрофические ливни? Естественно, марсианский Ной спасся, пристав к вершине гигантского вулкана… Впрочем, ладно, помечтали, и – будет!

Руководитель достал из кармана небольшой блокнот, листки которого были с водяными знаками, гербом и вензелем Чрезвычайного Международного Комитета и ярко-красной подписью внизу: “Подлежит немедленному исполнению под страхом нейтрализации на месте именем человечества”.

Руководитель написал на одном из листков несколько слов и протянул его Сан Санычу:

– Это вам приказ доставить мотоцикл – ради вашей супруги. Передайте ей привет. Я слышал, она первая пострадала от Анастасии. Вылетайте сразу к себе. Продолжайте готовить банк по вашей части, постоянно ведите наблюдения, ускорьте прогноз результатов столкновения. Сейчас многие обсерватории смотрят на Анастасию, но кроме ужаса ничего не видят. Систематика наблюдений рухнула. Мобилизуйте всех, кого сможете. Считайте, что срок отлёта – в ваших руках.

Затем, немного помедлив, вырвал из блокнота с десяток незаполненных листков и протянул их Сан Санычу:

– А это – чтобы лучше прочувствовать ответственность. Ну и задали вы трёпку человечеству со своей Анастасией!

С этими словами, ухмыльнувшись, он поудобней устроился в кресле и пристегнулся. Самолёт круто пошёл на посадку на центральный аэродром Москвы.

Отдав распоряжение перегрузить мотоцикл в самолёт, который через три часа улетал в Крым, Сан Саныч помчался в Комитет за своими.

Улицы Москвы встретили его неописуемой смесью картин. Вереницы рабочих с переутомлёнными серыми лицами спешили на предприятия, их рассекали толпы приодетых гуляющих людей. Несколько призывно кричащих ораторов, окружённых жидкими группками людей, флегматичные милиционеры, женщины с тяжёлыми сумками… старики при медалях…

То тут, то там в укромных уголках примостились броневики с солдатами. Старушки в чёрном тянулись к постоянно звонившим церквам. Много военных с чемоданами – по домам на последнюю побывку. Снующие в разных направлениях чёрные автомобили с маячками олицетворяли постоянную заботу властей. Много грузовиков с продовольствием.

Дети, оккупировавшие газоны, как ни в чём ни бывало носились в футбол. Мамы выгуливали малышей и собак. Ворона долбила сухую корку. Дворник, ругаясь, уминал бак с мусором.

Какая-то фантасмагорическая смесь торжества, траура и обыденности!

В Комитете – сутолока “как в Смольном”. Сан Саныч собрал своих. Выяснилось, перед отлётом нужно обязательно заехать в одно из КБ по вопросу поражающих факторов и защиты кораблей. Быстро собрали нужную команду и помчались, распугивая сиренами прохожих и собак.

В кабинете было много народа. Надо всеми возвышалась могучая фигура “шефа”. Он отошел от стола навстречу. Прищур его глаз выдавал крайнюю усталость и неистовую решимость одновременно:

– Мы вас ждём. Если сегодня, сейчас, не решим вопрос с защитой, то сами понимаете… Многое уже в металле.

На огромном столе разложили схемы отлёта, таблицы характеристик облака осколков вокруг кометы и поражающих факторов взрыва. Суть вопроса сводилась к тому, что в момент пикового воздействия взрыва надо было включить главный двигатель. Впрыск специальных добавок создавал плазменный факел, “запирающий” мощное излучение. Можно было отказаться от громоздкого и тяжёлого экрана.

Разбиение разгонного импульса на два уменьшало отлёт в момент взрыва и увеличивало мощность воздействия, однако, более мощный поток энергии легче было “запереть”. Нужно было рассчитать параметры плазменного факела, моменты включения двигателей, траекторию отлёта, параметры защиты корабля. Запыхтели физики, давая вводные траекторщикам, связавшимся по сети с вычислительным центром одного из военных НИИ, отвечавшего за оценку живучести кораблей.

Выяснилось, что теперь корабли задевают край облака осколков. Тут запыхтел Сан Саныч, сходу уточняя распределение осколков по массам и скоростям – ведь в момент взрыва мелкие частицы должны были испариться под действием мощного излучения. Надо было оценить допустимое углубление в облако.

Наконец, схема расчётов была утрясена, и даны необходимые вводные. Ещё через несколько минут с ВЦ начали поступать первые результаты. Теперь запыхтели конструкторы во главе с шефом, сходу перекраивая компоновку модуля и некоторые элементы конструкции.

– Получается первая в мире фотонная ракета, – невесело пошутил кто-то из конструкторов.

– И последняя! – добавил другой.

Один из фирмачей обратился к шефу:

– Экран бросаем?

– Нет. Делаем, – недовольно ответил тот. – И никаких отставаний от графика! Не расслабляться! – и, обращаясь к одному из присутствующих: “Тринадцатому отделу немедленно заняться плазменной защитой.”

– На нас и так висит… – взмолился, было, начальник отдела, но под испепеляющим взглядом шефа, от которого не спасёт ничто, запнулся.

– Сегодня ночью у тебя в отделе не горел свет. Это – не работа. Подымай своих, хоть солдат бери. Через три часа я к вам зайду, – отрубил шеф. – Всё. Продолжаем работать.

Обречённо вздохнув, начальник “доблестного тринадцатого” обвёл окружающих взглядом, как бы прося поддержки, но взглядами с ним никто не встретился.

Неожиданно за дверью послышался шум. Дверь распахнулась, запыхавшийся человек выпалил прямо с порога:

– Корпус растрескивается!

Лицо шефа мгновенно осунулось. Сорвавшись с места, он почти бегом бросился из кабинета. Все последовали за ним. Через стеклянный коридор попали в просторный цех, где по самой середине в лесах балок, опутанная проводами и лямками, высилась сверкающая махина. Это был испытательный стенд с космическим кораблём внутри.

Рядом несколько человек пытались привести в чувство пожилого мужчину.

Запыхавшийся человек сбивчиво тараторил:

– Прослабили фрезеровщики… только заметили… дефектоскопию не успели… всё отлично шло… когда начало растрескиваться, Семён Якльч за сердце схватился и…

Его прервал рык шефа.

– Бы-ыстро! Всех сварщиков сюда! Это вырезать… это – заново… сюда накладку полтора миллиметра… – схватив первый попавшийся под руку острый предмет, стал чертить прямо по корпусу. – Юстировщиков сюда! За Вороновым гоните машину! Не хватает машин – берите любые у ворот. Я приказываю!

Поднялась суматоха. Завыли инструменты, осыпая всех фонтанами искр. Сварщики набегу развёртывали аппаратуру.

Сан Саныч с компанией вернулись в кабинет шефа. Быстро оценили результаты оптимизации защиты. Конструктора уже передавали команды по цехам.

Появился шеф, пройдя мимо всех с запрокинутой головой в заднюю комнатку при кабинете. С мокрым полотенцем туда пробежала секретарша:

– Опять кровь из носу пошла.

Закончив свою работу, приехавшие поспешили скорее удалиться.

Прощаясь с “фирмачами”, Сан Саныч прочёл такую тоску в глазах начальника тринадцатого отдела, что невольно содрогнулся.

К самолёту прошли пешком, благо фирму от центрального аэродрома отделял всего лишь забор с проходной. По дороге Сан Саныч думал о том, как несправедлива судьба. Одни встречают свой конец в пьяной праздности, а другие в крайнем напряжении бьются с судьбой насмерть.

У самолёта Сан Саныч встретил Женьку, прилетевшего с этим же самолётом и загружавшего новейшие компьютеры для вычислительного центра, и когда погрузка закончилась, подсел к нему:

– Обстановка, похоже, критическая. Нам приказано ускорить обработку данных наблюдений и моделирование столкновения, поручено мобилизовать ресурсы всех крымских филиалов оборонных фирм, всех математиков, программистов…

– Сан Саныч, дорогой, нам это не поможет. Мы и так не успеваем корректно формулировать задачи математикам. Они в спешке и усталости делают бесконечные ошибки, операторы путают провода и диски. Чужих специалистов просто не успеть ввести в курс дела, а вычислительная техника у них такая разношёрстная… Вот у себя компьютеры помощнее запустим – будет немного полегче. А башковитых ребят-добровольцев кликнуть стоит – им на свежую голову наши “ляпы” виднее будут.

– Хорошо. Что вам нужно?

– Я лично, сегодня вечером напьюсь. Больше не могу. В моём мозгу установилось слишком много устойчивых паразитных связей. Мысль зацикливается. Надо рубить. В лучшие времена я бы покатался часок на тачке – и всё. А сейчас только так…

– Всё понятно. Картина всюду одинаковая. – Сан Саныч вкратце рассказал о поездке в Париж и на фирму. – Мои мозги тоже скоро растрескаются как тот несчастный корпус. Поэтому, под мою ответственность, завтра всем отдыхать! Кроме сменных операторов. Чтобы больше никого не было в обсерватории. И операторам-то будет полегче.

– А сегодня вечером устроим сабантуй.

– Точно… Жень, сходи к пилотам, передай на обсерваторию, намекни по-своему, тебя поймут. Пока долетим, всё будет готово. “Кто до смерти работает, до полусмерти пьёт!”

Женька скрылся в кабине и через несколько минут вышел с улыбкой:

– Всё в порядке. Шифровка передана.

– А вообще, это позорно, что за столько лет мы не научились в критической ситуации обходиться без водки. Это просто наша низкая культура. Лезем в космос, щепим атом, а собою управлять не умеем, – тут Сан Саныч решительно встал. – Нет! Всё! Хоть это и звучит сейчас смешно, но сегодня я пью последний раз.

– Я тоже.

Старые друзья прекрасно поняли друг друга. На мгновение их ладони соприкоснулись в воздухе. И каждый подумал, что самое ценное на свете – чувство дружбы и когда тебя понимают!

Глава 6

“Пир во время чумы”

Крым всегда встречает мягким тёплым духом степных трав.

Спускаясь по трапу, Женька с лукавым видом “подъехал” к Сан Санычу:

– Ты, говорят, везёшь подарок из Парижа? Шанель? Клима? Коти? Я чую, чую утончённый аромат… парижского бензина!

Дай прокатиться, не жлобись!

– Ладно. Только, чур, сам тогда догонишь до места.

Через несколько мгновений заветный ящик был сгружен и моментально разнесён по досточкам. Взору присутствующих открылась огромная ёлочная игрушка. Профессионально обнюхав мотоцикл и что-то потрогав, Женька восторженно и многозначительно произнёс:

– Да… шесть горшков, сотня сил. Вот это тачка! А ну-ка, народ, расступись!

Ловко вскочив в седло, Женька попробовал все ручки, тронул ключ зажигания. Мотор ожил и заработал бархатно, басовито. Усталое, но расплывающееся в улыбке лицо Женьки излучало свет не слабее фары. Немного погазовав, он вдруг рванул с места и метров пятьдесят промахнул на заднем колесе. Умчался в конец аэродрома, затем неожиданно возник из марева полосы, лихо, с заносом затормозив перед восхищённой публикой.

– Мотоцикл – лучший подарок! – провозгласил он. – Поехали. Я за вами.

Всю дорогу Женька висел “на хвосте” автомашины как приклеенный, прячась в спутную струю. Решили сразу заехать к Анастасии с подарком.

Подкатили с выключенным мотором, чтобы заранее не выдавать себя, и поставили подарок прямо под окнами палаты. Сан Саныч пошёл в больницу, а Женька притаился в сторонке, приготовясь наблюдать сцену в окошке.

Через несколько минут за окном палаты появилось бледное лицо Аси, а ещё через секунду раздался её восторженный визг, приглушённый стеклом.

Замаячивший рядом с ней Сан Саныч открыл шпингалеты, распахнул окно и в ту же секунду вынужден был крепко держать свою забинтованную королеву, которая готова была выпрыгнуть и оседлать доброго коня как Фанфан-Тюльпан:

– Ребята! Возьмите меня отсюда, я уже зажила!

Тут за спинами наших героев появилась фигура в белом халате и колпаке, сгребла их вглубь палаты и закрыла окно.

Выйдя, Сан Саныч обратился к Женьке:

– Завтра ещё раз осмотрят и, если всё в порядке, вечером отдадут. Нарвались на самого главврача.

За окошком снова появилась Ася и жестами попросила продемонстрировать подарок в действии. Женька лихо оттанцевал на небольшом пятачке. Мотоцикл под ним легко метался из стороны в сторону, крутился волчком и вставал на дыбы. Просто трудно было себе представить, что машина весила никак не меньше двухсот килограммов – как концертный рояль. Впрочем, резвость её была понятной – ведь на каждый килограмм приходилось лошадиных сил поболее, чем у самолёта, ну а “пилот” Женька был хоть куда! Ездил круто!

По дороге на обсерваторию Сан Саныч с нежным трепетом думал о том, как завтра с массой предосторожностей привезёт Асю домой, как всю ночь будет её обнимать и ласкать, окутывая своей любовью, а мотоцикл затащит в комнату и поставит у её постели. Что может быть лучше взаимной заботы и любви!?

Он совершенно не думал о конце света, потому что с завтрашнего вечера у них была целая вечность.

И ещё он думал о Женьке. Какой он всё-таки замечательный человек! Ведь его рокерство, как Сан Саныч недавно узнал, было его общественным поручением. В своё время, когда Крым захлестнула волна “ангелов ада”, а ревущие табуны носились не разбирая дороги, круша всё на своём пути, ему, как молодому каратисту, кандидату в мастера, взамен на всяческую помощь секции поручили “унять” их. Особая трудность заключалась в том, что его другу, пожалуй, самому крупному авторитету Крыма по каратэ, Виктору Ушакову, досталось “успокоить” пешеходных хулиганов, ещё более многочисленных и враждующих с “ангелами”.

Дело осложнялось ещё одним щекотливым обстоятельством. Дочь Евгения попала под влияние одного из рокеров, парня, в общем-то, неплохого, но быстро воспринимающего “ангельские” повадки.