Самое древнее зло I. Брянский фоллстрайк

Скро Мантис падает на колени. Что-то говорит, обращаясь к небесам. Я пытаюсь вслушаться. Даже если не пойму, то запомню, позже переведу…

Передо мной возник Первомаг. Взмахнув костлявой рукой, стёр умобраз.

23. Последняя отговорка

1

Увиденное потрясло меня настолько, что забыла о Хадонке. Но возвращение в реальность вернуло и заботы. Подбежала к нему, положила голову на свои колени. Прислушалась к дыханию и сердцебиению. Жив!

Запустила руку в сумочку, чтобы достать рулль исцеления, наткнулась на сельскаб. Наличие мощного оружия успокоило. Драген уверял, что в прошлом применение сельскабов помогло остановить Первомага.

Первый, второй, третий рулль исцеления – всё безрезультатно, Хадонк оставался без сознания. Его споггель, взлохмаченный и разорванный, висел неподвижно над ним.

– Что ты сделал? – закричала я.

– Он будет жив, если ты выполнишь мою просьбу. Вы все будете живы.

Я уложила Хадонка поудобнее и встала напротив черепа Первомага:

– Для начала должна убедиться, что ты не врёшь.

– Глупая девочка. Зачем мне врать?

– Если твоё превращение в магическую сущность, обитающую на уровне магических струн, было случайностью, то почему ты стал тем, кем стал? Зачем все эти циклы созидания и разрушения? Зачем играть жизнями миллионов людей? Разве нельзя стать настоящим Богом и ничего не делать?

– Когда перестаёшь быть собой, перестаёшь направлять свои поступки. Я стал неотъемлемой частью мироздания, но такой частью, которая сохранила остатки личности. Невозможно передать словами, что такое быть целой Вселенной, которая вдруг приобрела способность осознавать себя. Я – чужеродный элемент мироздания, чем дольше существую, тем хуже для ткани реальности.

Первомаг говорил, как советник Гувернюра, растолковывающий народу причины повышения налогов, то есть произносил много слов, которые не объясняли ничего.

– Но ведь маги древности смогли тебя разделить на две части, – сказала я. – Это разве не подтверждение, что ты не такой уж и непобедимый?

– Да, но я всё ещё существую. И буду существовать, даже если разделить меня на тысячу частей. Я упокоюсь только тогда, когда вернусь в свой первоначальный вид.

– Если это возможно, то почему ты раньше не начал путь к смерти?

– Ты лучше бы спросила, зачем Скро Мантис начал войну со мной, понимая, что воевать бессмысленно?

– И зачем?

– Вся наша работа по созданию аппарата управления реальностью было его идеей власти. Я всегда был против, хотя брат находил убедительные слова. Когда произошло то, что ты видела, он не верил, что это была случайность. Он решил, что я намеренно присвоил себе власть над властью, которую он вообще-то приберегал для себя.

– А это было случайностью или… нет?

Гигантский скелет снова как-то неуловимо воспроизвёл «тяжёлый, печальный вздох»:

– Для человека удар молнии – случайность. Но когда ты сам становишься Вселенной, то понимаешь – случайностей не существует. Молния бьёт туда, куда ей суждено ударить.

– Кем суждено?

– Земляне называют его создателем всего сущего. Если будет время, изучи их религиозные верования. Они гораздо сложнее и умнее вашей секты Триединого Первомага или примитивных суеверий номасийцев.

– Спасибо, мне хватало домашней работы и без твоих факультативов.

2

Не вынимая руку из сумки, я освободила сельскаб от кожаного чехла.

Спросила:

– Предположим, я согласилась тебе помочь. Что я должна сделать, чтобы убить тебя?

– Найди чертежи ледделя.

– А где они?

– Где-то в землях за Барьером Хена.

– Отличное начало.

– Чертежи занесены в первую часть «Летописи Закрытых Семилуний».

– У «Летописи» есть первая часть?

– Первая и единственная. В ней мы подробно записывали ход проектирования и строительства ледделя.

Я не обратила внимания на утверждение о «единственной»:

– Но ты только что показал мне в умобразе этот самый леддель. Разве нельзя на его основе…

– Нет, конечно. Это же только воспоминание о нём, причём представленное зрителю как бы со стороны. На самом деле всё произошло вовсе не так, как ты видела в умобразе. Да и большую часть работ проводил брат. Я работал над вспомогательной частью, которая регулировала подачу энергии отзвуков в леддель.

Я начала переводить рычажок активации сельскаба в крайнее положение:

– Давай подытожим. Ты хочешь, чтобы я отправилась в Запертые Земли, за Барьер Хена, откуда нельзя вернуться, нашла там первый том «Летописей» и принесла тебе?

– Да.

– Ты построишь машину по управлению реальностью, чтобы снова стать человеком и успешно умереть?

– Верно.

– Ты правда думаешь, что я дура?

– Что-что? – череп Первомага изумлённо отпрянул.

– Даже если леддель и был построен когда-то, то передать его чертежи тебе было бы крайней наивностью. Где гарантии, что ты наоборот не вернёшься в прежнее, неразделённое состояние и не продолжишь свои циклы созидания-разрушения?

Череп Первомага раздражённо задёргался:

– Я сказал правду.

– Не всю. Например, зачем Скро Мантису так хотелось завладеть тобой?

– Чтобы отнять те силы, которые я заполучил случайно.

– Ага, для этого он замуровал твою материальную часть в статую, а нематериальную отправил куда подальше, на Землю? Что-то не похоже, что он хотел что-то от тебя иного, кроме успокоения.

– Брат не мог признаться остальным магам, что желает занять моё место. Ему пришлось делать вид, что борется со мной наряду со всеми.

– Но почему ты не признался остальным магам, что не желаешь быть тем, кем стал? Почему бы не рассказать о делах своего брата вместо того, чтобы вести многочисленные битвы?

– Ты ищешь человеческой логики у сущности, которая давно перестало быть человеком. Когда я находился в цикле созидания, я не был способен причинить хоть какой-то вред кому-либо. А рассказать о произошедшем – навредить. Когда я был в цикле разрушения – я вообще не думал ни о чём ином, кроме убийств, пожаров, крови… Перестань допрашивать меня, словно я что-то скрываю. Отмечая какие-то несовпадения в моей истории, нужно помнить, что я не то существо, которое перед тобой. Я не гигантский скелет. Я не великан и не демон смерти или хаоса. Осознать мою натуру невозможно, не став мне равным. Но стать мне равным, значит – потерять любые стремления осознавать чью-либо натуру. То, что ты видишь перед собой – всего лишь отражение ваших мыслей обо мне.

Речь Первомага снова напомнила выступления экономических советников. Я потеряла её нить ещё на середине, но тщательно делала вид, что слушала, корябая пальцем тугой рычажок сельскаба.

– А почему бы не помириться с братом? – предложила я. – Он построит тебе леддель, ты вернёшься и умрёшь. Все будут рады.

– Мой брат давно мёртв.

– Откуда ты знаешь? По легенде Скро Мантис овладел тайной долголетья…

– Говорю тебе, он умер. Конечно, он жил дольше, чем обычный человек. Отсюда и появилась ваша легенда, что он до сих пор ходит по Голдивару и записывает наблюдения в свою «Летопись».

– Хочешь сказать, что «Летопись» не его рук дело?

– Та, которую ты читала – подделка.

– Ха. Доказательств этого у тебя тоже нет?

– Есть только одна «Летопись», и она где-то в землях за Барьером Хена.

– Глава нашей академии Лорт-и-Морт тоже магически обманывает время, но ради этого он пожертвовал пространством: живёт в пределах замка Химмельблю. Что если и Скро Мантис так же живёт где-то?

– Нет.

Так как Первомаг не пояснял, откуда у него такая уверенность, я спросила о другом:

– Откуда ты знаешь, что книга сохранилась? Она могла сгореть, утонуть, быть разорванной на салфетки для подтирки.

– «Летопись» невозможно ни уничтожить, ни подправить. Она защищена от этого на долгие тысячелуния.

– Интересно рассказываешь, но я не согласна. Даже если я попаду за Барьер Хена, то все знают, что обратной дороги нет.

– Есть. Ведь Скро Мантис помогал Хену создать Барьер. В самой летописи можно найти решение для выхода из-за него.

Я отступила на несколько шагов и твёрдо сказала:

– Смотрю, у тебя есть ответ на любые мои отговорки. Поэтому говорю прямо: нет, я не пойду на сделку с тобой.

– Это не сделка, а единственный выход для всех нас. Но я предполагал, что нужно будет помочь тебе с принятием решения.

По одну сторону от Первомага появился пузырь пространства, в котором находился Слюбор! Он сидел за деревянным столом и поедал курицу кифси из коробки. Судя по выражению лица – не осознавал, где находился и по какой причине. Дожевав курицу, протягивал руку и брал следующий кусок. Кости бросал на пол, где скопилась изрядная куча.

– Что ты сделал с ним? – закричала я.

– Любитель иллюзий стал частью собственной иллюзии. Он в моей власти. Могу в любую секунду закончить его существование.

Если у меня и оставались сомнения, использовать сельскаб или нет, то теперь они развеялись. Я довела рычажок до предела.

Драген предупреждал, что между активацией и началом действия будет короткий промежуток времени, за который Первомаг сможет остановить реакцию… Поэтому он ни в коем случае не должен видеть прибор. Было бы хорошо вообще не доставать его из сумки, но она была сделана из заговорённой ткани, ослаблявшей магическую энергию, так что вытащить всё же придётся.

Первомаг снова взмахнул рукой. Рядом с шаром появилась клетка с Аделлой.

– И она попалась, – сказал Первомаг. – Их жизнь зависит от тебя.

Стены клетки начали сжиматься. Аделла заметалась, попробовала упираться руками и ногами, но прутья неумолимо сближались.

В дверном проёме появился Матвей. Перепрыгивая кучи битых кирпичей, подбежал и встал рядом со мной.

Пора! Я вытащила из сумки сельскаб:

– У меня осталась ещё одна отговорка.

3

Первомаг, сохранявший до этого свою искажённую перспективу присутствия перед моим лицом, отпрянул. Вытянулся во весь гигантский рост:

– Ты же знаешь, что это меня не остановит?

– Зато задержит. Успеем разделаться с тобой проверенным способом.

– Ты повторяешь то, что не единожды повторялось и до тебя!

Я не придала значения этим словам, восприняв как уловку.

– Ничего, – усмехнулась я. – Как нам говорили в Академии: «Ученик, который не повторяет, тот и не учится».

Первомаг выдохнул на меня синее пламя. Защитное поле удержало, но сила удара была такая, что сразу почувствовала – противник… жалел меня.

Неужели он не врал? Вдруг я ошибаюсь, следуя наставлениям Драгена? Он предупреждал, что нельзя верить ни единому слову Первомага, а тем более не принимать от него какие-либо предложения.

– Бленда, что бы ты ни собиралась делать, делай это скорее, – подсказал Матвей.

Прутья клетки сдавили Аделлу со всех четырёх сторон. Она визжала, царапая и кусая прутья. Слюбор поглощал и поглощал курицу. Горсть костей росла.

– Если тебе не жалко этих двух, как насчёт третьего? – сказал Первомаг.

Раскрыв гигантскую ладонь, выпустил на гору битого кирпича… Рельсона. Парень был одет во всё то же злополучное пальто. Ещё более тощий, ещё более жалкий.

Мы четверо избегали разговоров о нём. Как-то само собой решилось, что Рельсон или умер, или находился в образе птички, опасаясь стать человеком. Ведь в отличие от нас у него не было ни руллей языка, ни умения их мастерить. Земля была для него неизвестным миром, в котором неизвестно как жить.

– Рельсон, ты в порядке? – воскликнула я.

– Ничего, Бленда, мне даже стало лучше.

Путаясь в полах пальто, Рельсон спустился с груды кирпича. Сельскаб задрожал. Лунный камень начал притягивать к себе всю окружающую магию. Началось!

– Иди ко мне, Рельсон, – кричала я. – Скоро ты будешь в безопасности.

– Да я и так в безопасности, – бормотал он. – Всё время был. И ты будешь скоро. Снова всё будет как всегда.

– Что он с тобой сделал? – с подозрением спросила я. – Стой, не подходи ко мне. Рельсон, предупреждаю, не двигайся!

– Все будем в безопасности, – шмыгал он носом, не останавливаясь. – Ты не знаешь Триединого, а я знаю. Его силы безграничны, но когда нет желания, нет смысла в безграничной силе.

– Убей тебя булыжник, не двигайся, я сказала!

Сельскаб так дёргался, что пришлось держаться за него двумя руками. Из центра камня выросли пространственные воронки, искажая реальность. Ощутила, как сквозь мои руки прошла сжатая в миллионы раз магическая энергия. Её концентрация и заставляла прибор плясать от напряжения.

– Сейчас будем в безопасности, – Рельсон вытянул свои руки, собираясь обнять меня.

– А ну назад. Пристрелю.

Матвей занёс автомат, чтобы ударить Рельсона, но тот исчез и появился поодаль. Скоростное перемещение, говорил Драген, одно из сложнейших умений, которое нужно долго осваивать. И вот тебе – дурак Рельсон способен на такое. Нет сомнений, Первомаг что-то сделал с ним.

– Матвей, если приблизится – стреляй.

– Есть, командир.

Мёртвое поле сельскаба, уничтожавшее магию, выросло и достигло споггеля Хадонка. Существо пронзительно заверещало… Ранее я не слышала, чтобы оно издавало хоть какие-то звуки!

– Прости, – прошептала я.

Споггеля словно разрезали на части невидимые ножи. Каждая часть утонула в пространстве, исчезла в небытие… Хадонк хоть и был без сознания, но при смерти споггеля открыл на миг глаза, прохрипел что-то, попытался встать. Упал, снова замер.

Край поля достиг и Рельсона. Любитель жаб начал исчезать и появляться то тут, то там, избегая его воздействия.

– Всё будет хорошо, Бленда, – раздавалось то справа, то слева. – Мы в безопасности.

Первомаг стремительно уменьшался. От него отлетали светящиеся всполохи, как пух от разделываемой птицы. Он изрыгал синее пламя, но оно не достигало меня, опадая под действием мёртвого поля. Прутья на клетке Аделлы остановили сжатие, а Слюбор перестал жевать и с удивлением огляделся, подозревая, что находился в иллюзии. У фулелей хороший нюх на это дело.

– Так его! Так его, – радостно закричал Матвей.

Первомаг сделался с нас ростом. В последней отчаянной попытке он призвал десяток крипдеров и каменных слоггеров. Слоггеры сделали пару шагов и рассыпались. Крипдеры смогли добежать половину пути до меня, возможно, преодолели бы и весь участок, но Матвей открыл стрельбу.

Мёртвые твари, визжа и шипя, падали и катились к моим ногам. Я же была занята удерживанием сельскаба, который вот-вот должен достичь момента, про который Драген назвал «всплеск бездействия». Мёртвое поле должно расползтись на огромное расстояние, уничтожая всю магию, что сотворил Первомаг. Должна смести и барьер, закрывающий город.

– Все будем в безопасности, – сказал над моим ухом Рельсон.

Сельскаб особенно сильно дёрнулся. У меня заложило уши, а из центра лунного камня вспучилась мертвящая сила.

Рельсон растопырил руки и набросился на меня. Он и раньше так делал, когда хотел показать свои чувства к девушке. Считал, что внезапные объятья – признак искренности и чистоты намерений.

Накрыл собой и меня и сельскаб. Вероятно, вместе с этим движением применил какую-то магию, которой обучился у Первомага. Потому что вся сила всплеска ушла в него. Рельсон закричал от боли, но не разомкнул объятий, придавливая меня к земле.

Я лежала на боку, видела сапоги Матвея. Он не стрелял в Рельсона, боясь поранить меня. Бегая вокруг нас, он что-то выкрикивая, но я почти перестала слышать.

Придавленная телом Рельсона я продолжала держать сельскаб. Прибор ещё раз дёрнулся, как умирающий и затих. Затих и Рельсон. Матвей стащил его с меня. Перекатившись на спину, любитель жаб остался неподвижен, глядя выпученными глазами в небо. Скрюченные пальцы застыли, будто парень давно умер и закоченел.

– Ничего не получилось, – сказала я. – Рельсон принял удар сельскаба на себя.

24. Шаг размером в мир

1

Когда десяток призванных Самым Древним Злом крипдеров кинулись к Бленде, я снова вдруг обрёл необычайную меткость. Ни одна пуля не прошла мимо! Это ли не магия?

Я старался не думать, что будет, когда мне придётся сменить магазин… делал я это медленнее тренированного бойца.

Что это ещё такое? Рельсон вдруг кинулся на Бленду, повалил её на пол! Я наводил ствол то на парня, то на крипдера, не зная в кого их них стрелять.

Не обращая на меня внимания, крипдер промчался мимо и приготовился запрыгнуть на спину Рельсону, который лежал на спине Бленды. Это сделало мой выбор – снял его несколькими выстрелами. Но тварь продолжала ползти к ним, оставляя за собой белый, пенящийся след.

В этот момент между Блендой и Рельсоном что-то ослепительно вспыхнуло. Лента изогнутого света взметнулась над их телами, разнося всех крипдеров на мелкие зелёные капли, а потом втянулась в Рельсона. Парень перестал шевелиться и замер поверх Бленды.

Боясь задеть девушку, я ткнул в спину Рельсона дулом автомата и крикнул:

– Слез с неё, быстро!

Парень безжизненно скатился с неё. Я подал Бленде руку и помог подняться с земли.

– Ничего не получилось, – сказала она. – Рельсон принял удар сельскаба на себя.

Кажется, этот странный парень совершил подвиг Матросова наоборот: закрыл собой то, что должно было уничтожить Самое Древнее Зло.

– Прости, я должен был уследить за ним. Но эти крипдеры… пришлось отстреливаться.

Она отшвырнула бесполезное оружие судного дня:

– Ты всё равно не справился бы. Рельсон стал сильным магом.

– Что теперь?

Лишний вопрос. Я просто спросил, чтобы что-то прозвучало в наступившей тишине. Чтобы продемонстрировать Самому Древнему Злу, что мы не сдались.

Он снова принял облик гигантского скелета. Но враждебных намерений не проявлял. Просто возвышался над нами. Опустив руки, неподвижно уставился на нас чёрными глазницами. Не знаю, что было у него с Блендой до того, как я сюда добрался, но он ждал от неё ответа. Он ждал её решения. Хотя мы были полностью в его власти.

Клетка Аделлы приняла прежний размер, а Слюбор перестал жрать иллюзорный фастфуд. Метался внутри пузыря, стучал кулаками по его стенкам и беззвучно открывал рот. Судя по всему, он нас не видел.

– Бленда, – промолвил Первомаг. – Твой выбор прост. Не усложняй его поисками вариантов.

– О чём он? – шепнул я. – Что за выбор?

– Долго объяснять.

– Если найдёшь и передашь мне чертежи ледделя, ты спасёшь своих друзей, и весь этот жалкий город, весь этот убогий мир.

– Это он про Брянск? Про Землю? Скотина!

– Тише, Матвей, умоляю…

Я убрал автомат за плечо и достал камеру.

Очень уж величественно и монументально смотрелся гигантский скелет, стоящий в окружении выгоревших стен, окутанный воронкой из облаков.

– Ты спасёшь не только их, – продолжал Первомаг. – Ты дашь успокоение исстрадавшейся душе. Ты прекратишь моё неразумное существование… Исправишь ошибку, совершённую недалёкими братьями.

– Вот это дело, – вставил я.

– Кто знает, как изменится мир, когда меня не станет?

– Станет прежним, нормальным миром? – выкрикнул я.

Я старался встрять в разговор. Безучастное выражение лица Бленды пугало. Девушка сдалась. Она больше не видела цели борьбы, необходимости что-то делать, что-то отвечать. Напоминала снимки людей, пострадавших от войны. Тех, кто потеряли дом, семью… и смысл дальнейшей жизни.

Сам я тоже был в отчаянии, постоянно оглядывался на Аделлу, запертую в клетке. Наши взгляды встречались. Я без слов понимал её чувства. Девушке хотелось, чтобы всё скорее закончилось. Или смертью или свободой. Хоть чем-то. А перед смертью, она хотела бы, чтобы её обнял любимый. То есть я.

Эти мысли побуждали меня что-то предпринять, взять на себя ту ответственность, от которой отказывалась Бленда.

Я начал трясти её за плечи:

– Очнись! Не падай духом. Десятки людей погибли, чтобы мы добрались сюда, неужели их смерти напрасны?

– Любые смерти напрасны… – пролепетала Бленда.

Самое Древнее Зло словно бы печально вздохнуло:

– Все жизни тоже напрасны.

– Твою мать, философы! – заорал я в лицо девушке. – Вы чего, обкурились, пока меня не было? Чего вы несёте?

Я схватил Бленду за голову и повернул её лицо в сторону запертого в пузыре Слюбора, потом к Аделле, потом к Хадонку:

– Смотри, им нужна твоя помощь. Не хочешь помогать себе? Да ради бога. Но они были под твоим командованием. Они пока ещё не боевые потери, ты нужна им как надежда! Ты не имеешь права этой надежды лишать.

Бленда подошла к Хадонку, села на землю и положила его голову на свои колени. Конечно – заплакала. Как самая обычная девушка, а не боевая магичка, которая разбила в щебень армию гигантских каменных существ.

Я повернулся к Самому Древнему Злу:

– Ты гарантируешь нам, что, пока мы ищем чертежи чёрт знает чего, ты не причинишь вреда Аделле и Слюбору? Гарантируешь, что выпустишь из города всех жителей и не будешь распространять хаос по планете?

– Я ничего тебе не гарантирую, жалкий червяк, – взревел Первомаг. – Здесь я ставлю условия.

– Что-то ты слишком нервный для скелета. Просто, скажи да или нет?

– Прекрати, Матвей, – раздалось у меня за спиной. – Он ничего не будет обещать. У нас просто есть возможность ещё немного помучиться, пытаясь сделать то, что он просит… А дальше надеяться на судьбу.

Я подошёл к Бленде и присел на корточки, прошептал:

– Слышь, а чего он просит? Что за чертежи? Что-то магическое?

– Леддель – это устройство, с помощью которого он хочет умереть.

– Умереть? – Я вскочил на ноги. – Так чего тут думать?

Потащил Бленду за руку, вынуждая подняться.

– Эй, древний негодяй, мы согласны. Где эти чертежи?

Вместо ответа Самое Древнее Зло протянуло костлявую руку – перед нами открылся портал переброски.

Бленда утёрла слёзы одной рукой, вторую держала в моей. Даже не держала – а держалась. Я был её спасением: взяв принятие решения на себя, я избавил Бленду от мучений выбора.

– Обещаю, – сказал Первомаг. – Когда вы вернётесь с «Летописью», ваши друзья будут живы.

– А если мы не найдём её?

– Найдёте, – просто ответил Первомаг.

Хорошо быть самоуверенным Самым Древним Злом!

– Открой город, выпусти людей, – попросил я.

– Нет, – так же просто ответил скелет.

Вмешалась Бленда:

– Но ведь неизвестно, сколько мы будем бродить по Запертым Землям! Нам нужно найти книгу на неизвестной территории, равной размерами Свободной Стороне Голдивара!

– Тем больше у вас причин поторопиться, – ответил Первомаг. – Я не могу держать портал открытым долго.

– Куда он ведёт?

– В Голдивар.

– А именно?

Первомаг помолчал, словно ему было стыдно признаться:

– Я не знаю точно. Но уверен, что вы должны попасть в Химмельблю, примерно на расстоянии в четверть дневного перехода от того места, где была моя статуя.

– То есть мы можем попросту свалиться в озеро Омган или Форвиррское море?

– Это был бы крайне неприятный исход дела, – кивнул черепом Первомаг.

2

Бленда перевела взгляд на меня.

Совершенно ясно: сейчас она попросит меня остаться, не подвергать себя опасностям Голдивара. Попросит сидеть в Брянске и ждать её возвращения.

– И не начинай, – заранее сказал я. – Пойду с тобой.

– Но, Матвей…

Я отвернулся и решительно направился к клетке. Аделла подошла ближе к прутьям. Они зашевелились, зарастая дополнительными преградами. Я всё же ухитрился просунуть руку. Аделла схватила её и прижала к голой груди.

– Я тебя вытащу, обещаю.

– Я… знаю. Буду ждать.

– Люблю тебя, – добавил шёпотом.

– Унеси тебя табун, нашёл время!

– Неизвестно насколько мы расстаёмся. Подумал, что надо сказать об этом сейчас.

– Ты же обещал вытащить меня? Вот тогда и поговорим, кто кого любит.

Перешёл к пузырю со Слюбором. Он не колотил по невидимым стенам, а понуро сидел на скамейке. Иногда что-то говорил и оглядывался, но звуков нельзя было услышать.

– И тебя вытащим, дружище, – пообещал я. Повернулся к Первомагу: – Как ты его вообще нашёл, ведь он был в убежище с другими людьми?

– Его привёл Рельсон.

– Парень всё это время метался по городу в образе воробья, не зная как перекинуться обратно?

– Да. Когда я вернул его и обучил его кое-какой примитивной магии, он стал настоящим поклонником моего, как это называют голдиварцы, «триединства».

– А что стало с людьми?

– Ничего не стало.

Я вернулся к Бленде. Кивнул на Хадонка:

– Заберём его с собой?

– Ну, уж нет, – ответил за неё Первомаг.

Тело Хадонка изогнуто поднялось в воздух. Бленда держала Хадонка за руку, не отпускала, пока тот не поднялся слишком высоко. Он полетел к скелету и лёг в раскрытую ладонь.