Самое Начало

5. Пятно

Саф проснулся, но по новой своей привычке не открыл глаза. Не чувствуя дискомфорта в теле и не сразу вспомнив последние события, он по обыкновению приготовился наслаждаться своими ощущениями. Однако его нос сразу же уловил не резкий запах медицинских препаратов, тело почувствовало иное, непривычное ложе, а слух обнаружил иной звук вентиляции с непривычной левой стороны. Саф резко открыл глаза и вскочил с медицинского стола на пол. Свет в отсеке плавно включился. Тут же в его памяти промелькнули все события, приведшие его сюда. Осмотрев свои руки и колени, Саф убедился, что они в порядке. Присев обратно на медицинский стол, он уставился невидящим взглядом в пол и задумался.

В любых сложных для него ситуациях он мог воспользоваться индивидуальным каналом связи, просто вслух описав свою проблему и, выслушав рекомендации к действию, исполнить их. Так всегда поступали все жители его страны, поэтому ни у кого никогда, ни с чем и ни с кем не возникало никаких проблем. Общество было спокойным и послушным воле правителей, при этом ни у кого не могло возникнуть даже мысленного намёка на иную, отличную от общей, точку зрения, не говоря уже о каком бы то ни было возражении. Людям просто не давали возможности на глубокий анализ ситуаций и на раздумья о причинах и следствиях. Конечно, на простом, элементарном уровне причинно-следственный анализ производил каждый человек, но это были, как правило, простейшие бытовые ситуации. Благодаря такому управлению массами, люди были практически лишены чувства страха и не боялись почти ничего. Оставался лишь инстинкт самосохранения, который оберегал людей от бытовых травм и несчастных случаев. Навыки безопасного существования прививались и твердо закреплялись с детства. Бытовые несчастные случаи происходили, но весьма редко. Если человек при этом травмировался, то его помещали в медицинский отсек и полностью его восстанавливали, пока он находился в медикаментозном сне. Этот гражданин, выздоровев, помнил лишь свою боль и её причину, которую ему умело внушали через индивидуальный коммуникатор, как собственную оплошность или неловкость, за которую ему устраивали общественное порицание. Человек же в дальнейшем старательно избегал попадания в подобные ситуации. Бывало, происходили техногенные катастрофы или природные катаклизмы, приводящие к гибели большого количества людей. В этом случае, выживших лечили в медицинских отсеках, при этом, изувеченных и покалеченных полностью восстанавливали, потому что медицинские технологии были настолько развиты, что позволяли лечить абсолютно всё. Важно было, чтобы человек был ещё жив до момента помещения под мягкий купол на медицинском столе. Причины же этих масштабных бедствий либо замалчивались перед общественностью, а выжившим внушали, что виноваты те, кто погиб, либо, в угоду воле правителей, перед общественностью объявлялись виновными враги, желающие захватить их счастливую страну и ввергнуть всех в хаос, в котором никто не будет знать, что ему делать и как дальше жить. Именно неопределенность существования без подсказок и руководств к действию через индивидуальный коммуникатор была для людей страшнее всего, именно этого все массово боялись и опасались, именно об этом постоянно всех убеждали средства массовой информации нескончаемым потоком.

Сейчас, когда единое информационное пространство уже не существовало, а свой индивидуальный коммуникатор для индивидуального канала связи Саф вывел из строя, он мог полагаться только на свой опыт, память и разум. Он осознал, что подвергся влиянию или даже нападению сильного чувства, а точнее эмоции. Он вспомнил воспитательные наставления про временный эмоциональный порыв и про его неправдивость и неистинность.

– Это ложный порыв заставил меня так себя вести? – риторически подумал Саф.

Его взгляд скользнул по искорёженной и запачканной кровью, валяющейся у входного проёма двери:

– Но вот эта дверь настоящая, и я это сделал, а значит и эмоция настоящая, и она очень сильная, даже сильнее меня.

Тут он взглядом остановился на пятне крови в самом центре дверного полотна. Он даже перестал дышать, внимательно всмотревшись в это пятно – на белой матовой поверхности покорёженной им двери коричневой запёкшейся кровью было изображено его собственное лицо, перекошенное гримасой ярости. Саф был настолько изумлён, что сидел некоторое время неподвижно, не моргая и почти не дыша, полностью позабыв о своих размышлениях. Затем он медленно встал, не отрывая взгляда от собственного изображения, аккуратно переступил через дверь и очень осторожно вытащил её в коридор. Свет в коридоре включился и в этом белом свете, в отличие от голубого света в медицинском отсеке, его портрет стал ещё более контрастным.

– Еда! – сказал он и, очень осторожно подняв дверь, пошел по пути в столовую.

По пути он не мог видеть портрет, потому что нёс дверь боком, боясь стереть изображение. Он даже не обратил внимания, что дверь в столовую отсутствует. Войдя в столовую, он осторожно положил дверь на ближайший стол, сел сначала рядом, близко к изображению. Вблизи это было грязное кровавое размазанное пятно, мало напоминающее лицо, а при взгляде чуть издали пятно, непостижимым для Сафа образом, превращалось в портрет. Тогда он встал, поставил дверь вертикально на ближайшую к стене скамейку, облокотив на стену, и стал отходить по проходу спиной вперёд. Он отошёл примерно на десять шагов и остановился, рассматривая изображение. Он стоял долго, словно заворожённый и смотрел на дверь. Вдруг он почувствовал, что ему холодно и тут только он обнаружил, что стоял в проходе столовой абсолютно голый.

Выйдя из оцепенения, он, не отрывая взгляда от поставленной на скамейку теперь ценной для него двери, вышел из столовой, повернул налево и сказал:

– Моя каюта!

По высвеченной дорожке он шёл к себе в каюту, глядя только себе под ноги на светящуюся дорожку. Краем глаза он вдруг справа увидел среди однообразной белизны коридора нечто темное. Остановившись, он увидел медицинский отсек, зияющий пустым дверным проёмом, а чуть левее на полу валялся скомканный, запачканной кровью кусок ткани, в которую он заворачивался. Машинально подняв с пола ткань, Саф продолжил путь в каюту, всё также глядя себе под ноги.

Он вошёл в каюту, поднёс грязный кусок ткани к углублению у шкафа и уже собрался его отпустить в открывшееся отверстие для использованной ткани, как что-то его остановило. Отведя руку от отверстия, он посмотрел внимательно на скомканную ткань – темные, коричнево-красные пятна крови образовывали причудливые формы. Он положил эту ткань на стол, взял в шкафу новый кусок белой ткани, облачился в неё и надел новые сандалии. Захватив с собой грязную ткань, отправился обратно в столовую. Проходя мимо медицинского отсека по световой дорожке, обратил внимание на грязные пятна крови на полу коридора прямо у дверного проёма – там были нечеткие размазанные следы его ног. Эти следы вновь напомнили ему, как он бился в дверь, хотя в его памяти эти события были несколько туманны и неотчётливы.

Издали дверной проём в столовую сильно бросался в глаза – на фоне белого коридора было черное пятно, которым оканчивался белый свет указательной дорожки. Саф приостановился, отметив необычность этого пейзажа. Также его заинтересовало необычное освещение видимых через проём из коридора рядов столов и скамеек, уходящих во мрак помещения столовой, когда он подошел достаточно близко. Он медленно подходил к проёму, не отрывая взгляда от столов и скамеек, и внимательно смотрел на их тусклые силуэты в свете коридорного освещения.

Поравнявшись со входом в столовую, в ней включился свет и всё стало привычным для его взора. Он вошел, убедился, что дверь с его изображением на месте и расстелил на соседнем столе кусок ткани, испачканный кровью. Пятна на ткани были различные, крупные, мелкие и еле видные, но вместе они составляли сильно заинтересовавшее его изображение. Всматриваясь в эти бесформенные пятна, он видел то горы, то реку, то облака, то звёзды. Он переводил свой взгляд то на дверь, с его портретом, то на ткань. Вставал и ходил кругами вокруг ткани, находя с разного ракурса разные знакомые ему образы в этом пятне. Он придвинул ткань к искорёженной двери и уже видел себя среди бушующего моря или рядом с водопадом.

6. Действие

Саф рассматривал дверь и ткань очень долго, меняя их местами, расстилая на полу, отходя в конец зала, и размышляя над всем произошедшим. При этом он был совершенно спокоен и сосредоточенно внимателен. Постепенно он начал испытывать доселе никогда не испытываемое им чувство эстетического удовольствия от увиденного, и это ему понравилось. Это чувство отдаленно напоминало ему чувство гордости за страну, но было иным, особенным, только его собственным, и не зависело от навязанного ему общественного мнения.

Он осознавал, что раньше подобные чувства он не смог бы испытать, потому что просто не смог бы попасть в подобную историю, ведь единое информационное пространство отвело бы его от такого и направило бы на «правильный путь». Он испуганно вдруг понял, что именно общепринятая точка зрения влияли на его прежние чувства, поступки, суждения, что он был лишь словно окно в столовой этого корабля, готовое по первому указанию выдать ему еду, он был просто исполнительным устройством, послушным механизмом. Но для кого или для чего он прежде жил, исполняя беспрекословно все указания, приказы, распоряжения?

От этой мысли у него похолодела спина, а внутри как будто что-то оборвалось. Он непроизвольно сделал столь глубокий выдох так, что в глазах потемнело, затем он сделал такой же глубокий вздох до жжения в груди и огляделся. Весь интерьер столовой, который вызвал не так давно у него приступ необъяснимой горечи и обиды, теперь представился ему чужим и безразличным. Он опять посмотрел на пятна крови на помятой двери и на ткани, затем на белые безликие стены, на белые столы и скамьи, на белый пол и светящийся потолок. Переводя многократно свой взгдяд с белого однообразия на кровавые разводы, на его лице вдруг отобразилась скошенная улыбка, а глаза сверкнули зловещим огоньком.

Он спокойно подошел к окну выдачи еды.

– Еда! – сказал Саф и взял в одну руку миску, а в другую кружку.

В миске была серовато-бежевая каша, в кружке чуть мутноватая светло-желтая жидкость. Саф отошел немного в сторону, прищурил глаза, и что есть силы швырнул миску с кашей в стену. От резкого движения жидкость из кружки частично пролилась на пол, но, не замечая этого, он смотрел, как миска, ударившись о стену, отлетела в сторону, и звонко стукнувшись о край стола, беззвучно упала на мягкий пол. На месте удара миски по стене стекала каша, резко контрастируя на белом фоне стены. Саф сделал глоток из кружки, а остатки жидкости выплеснул на стену рядом с кашей.

Он смотрел на результат своих действий абсолютно спокойно, со стороны могло показаться, что даже отрешённо, но внутри его шла ожесточённая борьба былого и настоящего. Он категорически не должен был так делать, это противоречило всем общепринятым нормам и правилам из его прошлой жизни, но сейчас он просто не мог так не поступать, отчетливо ощущая потребность разнообразить эту белую монотонность.

– Еда!

Произносил и произносил он ледяным тоном и доставал из окна выдачи миски с кружками. Всех их он сосредоточенно швырял в разные стороны, наблюдая, как растекается каша и питьё по стенам, по столам, по скамейкам, стекая на пол. Мягкий материал пола впитывал влагу, оставаясь грязным. Миски и кружки были изготовлены из легкого и прочного матового металла, поэтому они не деформировались, а с весёлым разнотонным звоном разлетались по всей столовой.

Саф смотрел на результаты своего безобразия и чётко понимал, что это вопиющее деяние, но ему было хорошо, примерно так же, как тем утром, когда он впервые пролежал в кровати после пробуждения, испугавшись приятных ощущений в груди. Сейчас он уже не пугался, а наслаждался чувством намеренного нарушения былых запретов. Это было запретное прежде удовольствие.

В его прежнем мире не существовало никаких абстрактных изображений, только абсолютно четкие и однозначные образы, сопровождающие информационный поток. Изображения, и статические и голографические были одинаково бесцветно-белыми с добавлением лишь красного и сине-голубого. Все тексты и надписи были строго одного шрифта и строго черного цвета. Красным был только цвет крови, а сине-голубым – цвет неба и растений. Никаких иных смыслов в употреблении цветов не было, только абсолютная однозначность. Вся информация носила конкретный характер, без возможности ассоциативного, абстрактного, иносказательного или образного восприятия. Люди должны были воспринимать информацию буквально, без намёка на какой бы то ни было подтекст.

Наконец, еда перестала подаваться из окна. Саф несколько раз повторил приказ на выдачу еды, но окно даже не открылось. Он несколько удивился, что это не вызвало у него раздражение, ведь выдано было уже около ста порционов еды – система жизнеобеспечения обеспечила всех планируемых членов экипажа этого корабля едой. Глядя на этот грязный заляпанный кашей и забрызганный питьевой жидкостью интерьер столовой, Саф был полностью удовлетворён содеянным. Он рассматривал эти грязные разводы и ему начали являться разные ассоциации и образы. У него бурным потоком стало вырываться воображение, до этого спавшее глубоко-глубоко в его сознании. Возникая одни за одним видения знакомых образов людей, городов, природы, ему становилось то смешно, то печально, то охватывала тревога. Эти эмоции были разными, но, не захватывая его полностью, они смеялись одна за другой беспорядочной чередой.

Постепенно Саф стал пресыщаться видом этой запачканной столовой, ассоциативные видения потихоньку сошли на нет, и он направился к выходу. Аккуратно свернул окровавленную ткань и вынес её из помещения, положив на пол в коридоре поодаль от дверного проёма. Затем вернулся, с особой осторожностью вынес дверь со своим портретом и понес её к себе в каюту. У себя в каюте он с трудом установил эту дверь в углу между входной дверью и столом. После вернулся за тканью, оставленной им на полу в коридоре, и укрыл ею искореженною дверь в углу каюты.

Саф почувствовал, что устал и проголодался. Выйдя из своей каюты, он уже без помощи световой дорожки пошел в столовую. Но на полпути он понял, что еды ему система сейчас не даст, потому что только недавно «накормила» всех членов экипажа, а до следующего посещения столовой ещё не скоро. Саф вернулся к себе. Он снял с себя слегка заляпанный едой кусок ткани, внимательно оглядел его и бросил в отверстие для грязной ткани, затем прошел в умывальник.

Пробыв там не долго, усталый, он вышел из умывальника и сказал:

– Кровать.

Из противоположной входу стены выехала кроватная полка, Саф лег, накрылся куском белой ткани и закрыл глаза.

Впервые в жизни он лежал с закрытыми глазами и не мог уснуть. Обычно сон приходил почти сразу – пара вдохов и человек спал до сигнала «общего будителя». Но теперь Саф ворочался, ему вдруг становилось неудобно лежать то на спине, то на боку. Иногда он открывал глаза и сразу в его каюте включался свет, его это начинало раздражать. Он завернулся в ткань, чтобы не провоцировать систему автоматического освещения, и так понемногу начал засыпать. Сон его был беспокойный, он то и дело просыпался, включая тем самым свет в каюте, затем опять засыпая очень долго. В его голове роем гудели мысли, мозг, не привыкший до этого активно работать, продолжал усилено думать. Когда всё-таки Саф уснул, ему стали сниться беспорядочные видения из его прошлой жизни на фоне разноцветных бесформенных пятен.

7. Сомнение

Саф очнулся ото сна с распухшей и больной головой, как-будто не спал вовсе. Всё тело ныло, как от тяжёлой и долгой физической работы. Он не сразу сообразил, где находится, потому что обрывки бессвязных сновидений ещё теснились в его сознании. С полузакрытыми глазами он, еле волоча ноги, зашёл в умывальник и стоял там настолько долго под потоками воды, что кожа на пальцах разбухла и побелела. Ему хотелось, чтобы вода была прохладнее, но возможности регулировки температуры воды не существовало. После душа он вышел более бодрым, выдвинув стул из-под стола, уселся за стол и включил пульт управления.

Он вычислил время, потерянное им на лечение в медицинском отсеке, которое оказалось равное почти пяти суткам. За это время не произошло никаких изменений в курсе его корабля, и он продолжал свой полёт в ледяной пустоте космоса. Шли пятнадцатые сутки из двухсот запланированных.

Изначально в планах этой научной экспедиции был полёт туда и обратно в течение пяти лет. На сам полёт в оба конца отводилось не более ста двадцати дней. Таким образом, время в пути, который совершал Саф, должно было быть всего около шестидесяти дней. Однако, в силу внезапных роковых событий, он остался совершенно один на этом корабле, а длительность полёта увеличилась по причине несвоевременного старта.

С самого начала в задачи экспедиции входило проведение биолого-технических и социально значимых экспериментов на людях с использованием той самой установки телепатического контроля мыслей, о которой знал Саф. Для этого в биоотсеке находились несколько специально выращенных человеческих тел обоего пола, которые должны были стать материалом для этого эксперимента. В задачи миссии входило посещение соседней планеты, которая находилась ближе к их солнцу. Эта планета была массивнее и больше его родной почти в два раза, но там были идеальные условия для экспериментов, которые регулярно устраивали соотечественники Сафа. На этой планете было много воды, большое количество минералов и полезных материалов, богатая растительность и разнообразный животный мир. Там не было лишь разумных существ. Состав воздуха был несколько иной, чем на планете Сафа, но позволял спокойно дышать. Лишь при очень продолжительном вдыхании этого воздуха в организме человека начинали накапливаться вещества, ведущие к ускоренному старению. Также ускоренному старению организма человека способствовала большая почти в два с половиной раза сила тяготения. Как показали эксперименты, среднее время жизни человека в условиях этой соседней планеты составляла не более ста лет. Это было значительно, в несколько раз меньше средней продолжительности жизни мэдэнцев, так называли себя жители планеты Сафа.

Двухсотдневный перелет начался в неудачное время взаимного расположения планет, поэтому траектория перелёта была значительно более протяжённой. Саф теперь размышлял о том, что в одиночку должен был осуществить эту миссию.

– Или НЕ должен? – почти вслух подумал он, – что я теперь должен делать? Кому должен? Стране? Правителям? Обществу? Ведь никого из них теперь уже нет! Зачем тогда вообще нужен этот эксперимент, эта миссия?

Погрузившись в эти раздумья, он сидел за столом, оперев голову на руки и уставившись в одну светящуюся точку на пульте. Кроме рассуждений о целесообразности его полёта, он размышлял над всем произошедшим с ним за последнее время.

Сафу стало очевидно, что проявление у него сильных эмоций, возникновение новых чувств и ощущений, появление сновидений – всё это результат отсутствия контроля и указаний через индивидуальный канал связи. Человек на самом деле иной, у него богатый скрытый внутренний мир, который способен дарить человеку разные эмоции, чувства и раскрашивать его жизнь. Значит, его прошлое общество намеренно искореняло естественную человеческую чувственность. Но зачем? Почему общество решило избавиться от этого? Может это плохо? И неспроста?

Саф закидывать сам себя этими вопросами и не мог ответить ни на один из них.

8. Опыт

Из размышлений его вывело обострившееся чувство голода. Медленно поднявшись из-за стола, Саф проследовал в столовую. Он шел по коридору в направлении столовой без указательной дорожки – дверь в столовую была же им испорчена, пройти мимо было невозможно. Тем более, на полпути слева был медицинский отсек, дверь в который он выбил. Ориентиры были и в светящейся дорожке не было нужды.

Продолжая сосредоточенно размышлять, Саф проделал уже весьма большой путь, но ни проёма в медицинский отсек, ни пустого проёма в столовую он так и не обнаружил. Тут он отчетливо припомнил, что не замечал слева размазанных пятен собственной крови перед медицинским отсеком. Коридор был таким, как всегда – однообразные белые двери по обеим стенам. Саф остановился и скомандовал:

– Медицинский отсек!

Пол в коридоре высветил дорожку в противоположную сторону. Идя по ней, Саф дошел до медицинского отсека – дверь была на месте. Махнув рукой, он открыл отсек и заглянул внутрь. В отсеке было всё как обычно.

– Неужели это всё был только сон? – его бросило в холодный пот.

– Моя каюта! – сказал он резко и побежал к себе по светящемуся пути. На бегу он судорожно пытался вспомнить, была ли искорёженная дверь, прикрытая испачканной в крови тканью в углу его каюты. Вставая сегодня с кровати, выходя из умывальника и размышляя за столом, он не заметил, есть ли дверь с тканью в углу или нет. Процедура открытия двери и её бесшумное движение в сторону показалось Сафу очень долгим. Буквально ворвавшись в свою каюту, он сразу глянул налево – дверь прикрытая тканью стояла в углу. Он подошел, осторожно поднял ткань и увидел свой портрет на двери. Тогда он, ничего не понимая, но немного успокоившись, направился в столовую по световому пути.

Войдя в помещение столовой, он ожидал увидеть прежний разгром, однако, его ожидания не оправдались – был обычный безликий интерьер. От этого вида у него снова стал поступать к горлу горько-горячий комок, но вспомнив, чем это закончилось в прошлый раз, он смог совладать с этой волной эмоции. Он глубоко вдохнул и тряхнул головой, словно хотел стрясти с себя пыль. Это помогло, и он подошел к окну выдачи еды.

Получив паёк, Саф привычно сел на ближайшую скамейку и принялся за еду. Он ел медленно, водя взглядом по столовой, в надежде отыскать хоть одно напоминание о его вчерашнем буйстве. Нигде не было ни пятнышка. Пытаясь понять причины установившегося порядка, он усомнился в истинности своего вчерашнего поведения в столовой. Если дверь и ткань есть наяву, может тогда это расшвыривание мисок и кружек с едой ему вчера привиделось.

Решив всё проверить, он встал, даже недоел, взял ещё одну порцию еды. Миску с силой бросил в стену, а содержимое кружки вылил на соседний стол. Затем, взял ещё пару порций из окна и разлил содержимое по столам и скамейкам, даже заляпал один из столов снизу, под столешницей. Миски и кружки беспорядочно раскидал по столам, в том числе и те, из которых ел.

Спокойно вышел из столовой и произнес:

– Биологический отсек.

Идя по светящейся дорожке, он считал количество дверей от столовой до биологического отсека – их оказалось двадцать три. Он подошёл к отсеку, провел рукой слева направо и, после открытия двери, вошёл внутрь. Биологический отсек представлял собой помещение раза в четыре больше столовой, там располагалась множество различного оборудования и устройств. Потолок был выше раза в три, чем у него в каюте и столовой, но такой же ровно светящийся по всей поверхности. Прямо посередине помещения на небольшом круглом возвышении лежали капсулы с биологическим материалом. Он ещё раз пересчитал их. Капсул было ровно двенадцать, четыре побольше и восемь чуть поменьше. Саф обошел весь отсек, заглядывая в каждый уголок и убеждаясь в порядке.

В одном из закутков были аккуратно уложены инструменты для работы в условиях соседней планеты. Среди прочих был обычный лазерный нож. Этим ножом можно было, например, быстро срезать большое дерево, которых на соседней планете было гораздо больше, чем на его родной, а также можно было, в самом крайнем случае, обороняться от диких животных, также массово обитающих там. Саф взял этот нож, а заодно прихватил светящийся шлем, который служил людям одновременно и защитой головы, и средством освещения пространства вокруг себя. Этот шлем одетый на голову, автоматически начинал светиться ярким белым светом, как только человек оказывался в темноте. Если этот светящийся шлем снять с головы в темноте, то он сразу переставал светиться.

Саф одел на голову шлем и, держа в правой руке лазерный нож, резко подбежал к выходу, открыл дверь и со всех ног бросился в сторону столовой, считая по пути двери. Светящейся дорожки не было, и он очень надеялся не пропустить нужную дверь.

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, – считал он на бегу в полголоса, – вот она!

Он остановился перед дверью, мгновенье перевёл дыхание и спокойно, но твердо и чётко провел рукой слева направо. Как он и ожидал, дверь не открылась. Включив нож, он быстрым движением, буквально за пару мгновений, вырезал центральную часть дверного полотна так, чтобы можно было пройти внутрь. Толкнув вырезанную металлическую часть двери вовнутрь, которая с мягким шлепком упала в проход столовой, Саф быстро ворвался в помещение. Внутри было темно, и шлем сразу осветил столовую ярким белым светом. Свет от шлема сразу высветил маленьких механических существ, которые не обращая внимания на ворвавшегося Сафа, разливающего яркий свет от шлема, монотонно наводили порядок.