Код зверя. Цикл R.E.L.I.C.T

Ни одна из пущенных беглецом пуль не достигла цели, но огонь был таким плотным, что штурмовикам потребовалась вся их выучка, чтобы перегруппироваться. Троим удалось укрыться за ковшом грейдера, а остальным не оставалось ничего другого, кроме как прыгать в котлован, куда они собирались теми же пулями отправить пленников.

К этому времени, почти непрерывно стреляя, беглец преодолел более половины расстояния до спасительных грунтовых отвалов. Но уже через миг обстановка начала меняться не в его пользу, и происходило это стремительно. Трое штурмовиков, укрывшись за грейдером, теперь представляли для бегущего серьезную опасность, так как, в отличие от него самого, имели возможность точно прицелиться.

Не безоружным оказался и Шнайдер. Только началась заварушка, он выхватил из подмышечной кобуры тяжелую «Беретту» и первым открыл огонь. Его пули зашлепали по глине почти у самых ног беглеца, вздымая высокие грязевые фонтанчики.

К пальбе присоединились и штурмовики, но беглец, прекрасно понимая, что именно они с дальнобойными ружьями представляют наибольшую опасность, пресек их запоздалую контратаку в корне. Он развернулся лицом к ним и, продолжая пятиться, пустил пару прицельных очередей по грейдеру. Эффект получился сокрушительным. Пули пробили тяжелый стальной ковш с такой легкостью, словно он был наскоро склеен из картонных листов. Ильберт отчетливо видел, как металл в месте попаданий тоже до красна раскалялся, а потом медленно остывал.

Штурмовики, осознав, что грейдер для них не защита, решили поискать укрытие за глиняным валом, ведущим к котловану. Но этот маневр дорого им обошелся – они потеряли драгоценное время. Беглец достиг земляных конусов, за одним из которых прятался Дельпи и уже готов был раствориться в темноте, проскользнув между ними, но тут ситуация поменялась снова.

Франт с пистолетом, не ставший отступать вместе с остальными, хорошенько прицелился и сделал роковой выстрел. Пущенная им пуля, прошив воздух, попала в спину девочке, которую тащил на себе беглец.

Удар оказался таким сильным, что сбил мужчину с ног. Но именно это его и спасло, так как едва он рухнул на землю, воздух над ним прошили огненные спицы раскаленных ружейных пуль.

Но для девочки пистолетный выстрел оказался, судя по всему, смертельным. Пуля попала в позвоночник и вошла достаточно глубоко, повредив крупный кровеносный сосуд. Сбитый с ног беглец выронил свою ношу и кубарем прокатился несколько шагов по земле, а из раны в спине распластавшейся девочки взмыл высокий фонтан алой артериальной крови.

В этот миг беглец снова вскочил на ноги и обернулся. Одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы понять – девочку уже не спасти. А если и спасать, то уже не ему. От Ильберта его отделяло не больше пяти шагов, свет прожектора теперь бил мужчине точно в глаза, хорошо освещая лицо.

Ничего более странного, чем его лицо, Ильберт в своей жизни не видел. С этим не могли сравниться ни безумного вида ружья, ни разогнанные до метеоритной скорости пули, ни сама ситуация, стоявшая далеко за гранью бредового кошмара. Это было настолько же странным, как если бы человек на улице вдруг превратился бы в черно-белое видеоизображение или на глазах изумленных прохожих преобразился бы в мультяшного персонажа. Да, такое сравнение, при всей его абсурдности, было бы самым верным, так как то, что происходило с лицом незнакомца, более всего походило именно на визуальный компьютерный спецэффект, наложенный поверх основного, реального, изображения.

Вот, если бы все происходило в кино, а специалисты по графике взяли бы, да нарисовали поверх лица персонажа мерцающую темную сетку. Но ведь это было не кино, не кошмарный сон, в котором такое тоже могло бы иметь место. Это была реальность, черт бы ее побрал! Но это не мешало темной сетке, похожей на рисунок вздувшихся черных вен, покрывать лицо беглеца. Не являться частью лица, не выглядеть подобно татуировке или рисунку, а именно существовать поверх кожи отдельным слоем, мерцать, медленно двигаться и чуть шевелить концами отростков.

Лицо под сеткой было отлично видно, и Дельпи его сразу узнал. Видимо, есть какой-то предел удивления, иначе бы Ильберт точно челюсть до земли отвесил, потому что перед ним был ни кто иной, как Томас Кроссман, другой первооткрыватель реликта и некогда друг Шнайдера. Босой, в безликой робе.

На краткий миг взгляды Ильберта и Кроссмана встретились. В следующую секунду, пригнувшись, как солдат под обстрелом, тот уже растворился в тени от земляной кучи. Словно его и не было.

Ильберт был поражен, шокирован до предела, но это не помешало ему броситься к лежащей лицом вниз девочке. Кровь из ее раны уже не била пульсирующим фонтаном, она растекалась по глинозему огромной лужей, темнея с каждой секундой.

Ильберт не сразу осознал, что плачет. Лишь перевернув девочку на спину, он обратил внимание, что с его щек на ее лоб капают слезы. Но стоило ему вглядеться в ее лицо, ужас с новой силой обдал его холодом. Такая же, как у Кроссмана, темная сетка мерцала над кожей девочки. Только намного, намного более тусклая, почти уже не заметная. И, более того, витиеватый, похожий на венозный, рисунок утончался, съеживался и пропадал, пока не растворился совсем.

Прижав палец к сонной артерии девочки, Ильберт убедился но пульса уже нет. Со стороны котлована приближался топот, точнее чавканье штурмовых ботинок по мокрой глине. Ильберт повернулся туда и встал во весь рост. Что-то в нем словно надломилось в этот момент. Наверное, дал трещину стержень страха, живущий в каждом из людей, но порой определяющий весь их жизненный путь. В тот момент, стоя над трупом девочки, Ильберт уже не боялся. Он готов был голыми руками ломать, крушить, вырывать штурмовикам глотки, но, главное, добраться бы до Шнайдера, пустившего смертельную пулю.

Наверное, у него был такой взгляд, что вооруженные охранники сбавили ход. Вблизи они напомнили Ильберту мифических циклопов, потому что у каждого в лобной части шлема блестел небольшой объектив встроенной видеокамеры.

Но замешательство бойцов длилось недолго. Они не остановились даже, а просто перешли с бега на шаг. Собственно, им уже и спешить было некуда, Ильберт стоял в полный рост, не думая ни бежать, ни защищаться. Он лишь прикидывал, получится ли выбить ружье из рук хоть одного из штурмовиков. Он очень хотел это сделать, ни одно из желаний в его жизни еще не было так сильно. Схватить оружие, вжать приклад в плечо и полоснуть огненным веером по оставшемуся у вагончиков Шнайдеру. Но тот, бросив взгляд на Дельпи, театрально сдул дымок со ствола и засунул пистолет в кобуру под курткой.

Ильберт стиснул зубы от злости, но в этот момент ближайший из охранников крепко пнул его ногой по ребрам. Ильберт с трудом удержался, но тут подоспели остальные, обрушив на него град ударов. Кто бил ногами, кто кулаками в тяжелых перчатках, а кто и прикладом.

Согнувшись и пытаясь закрыть лицо, Дельпи поскользнулся на мокрой глине и шлепнулся на колени. Удары посыпались сверху, словно пытаясь вколотить его, как железнодорожный костыль или сваю, в плотную, чавкающую землю.

Кто-то от души шарахнул локтем по затылку. В глазах полыхнуло от боли, Ильберт сжал веки и ощутил, что куда-то падает. Ему казалось, что его закрутило чудовищным вихрем и тащит вниз, в ледяную, но вместе с тем ярко пылающую бездну. Но на самом деле, он просто крепко приложился щекой о грунт и потерял сознание. Из его носа, смешавшись со слезами и потом, потекла тонкая струйка крови.

Глава 5

В которой Ильберт Дельпи приходит в сознание и сталкивается с цепью неразрешимых загадок, от разгадки которых впрямую зависит его жизнь

Сознание то возвращалось к Ильберту, то снова гасло. Разум еще не в состоянии был что-то адекватно воспринимать, а потому воображение, на основе внешних раздражителей, рисовало совершенно фантасмагоничные картины. Дельпи то летел над красной пустыней в сопровождении золотистых драконов, то снова куда-то падал, то скользил по льду, проваливался сквозь него, снова рушился в колодцы, провалы и пропасти.

Одно из таких падений оказалось болезненнее других. Ильберт грохнулся, то ли в кучу какого-то тряпья, то ли в груду опавших листьев. Вокруг лица было мокро, липко, неприятно. Все тело сотрясалось от лихорадочного озноба, слишком яркого, чтобы являться продуктом воображения.

И Дельпи понял, что пришел в себя. Забытье кончилось, и теперь он лежал на чем-то сравнительно теплом и мягком, лицом в луже собственной рвоты.

Попытка подняться не увенчалась успехом – голова тут же пошла кругом, к горлу подступил новый приступ тошноты. Ильберт понимал, что это последствия сотрясения мозга, знал, что пока просто не надо делать резких движений, и уж тем более не надо вставать. Он лишь перекатился в сторону, чтобы не лежать лицом в луже.

Тьма вокруг была густой, из-за чего Ильберт никак не мог понять, где находится. Можно было ожидать, что после всего произошедшего руки окажутся закованными в наручники, но запястья были свободны. Стен вокруг тоже не ощущалось, хотя, конечно, избив неожиданного свидетеля, охранники, скорее всего, где-то его все же заперли. Вопрос, где и зачем.

Первое, что приходило в голову – от него проще было бы избавиться. Закопать вместе с остальными пленниками на дне котлована, да и дело с концом. Но нынешнее состояние, не смотря на тьму, никак не походило на погребение. Значит, по каким-то, пока непонятным, причинам, свидетеля решили оставить в живых. Но зачем? На взгляд Ильберта, в этом не было ни малейшего смысла.

Более того, Ильберт чувствовал, что не заперт. Отсутствие эха от шороха, легкий ветерок, обдувающий щеку. Все это говорило об открытости окружающего пространства. Но ведь не могли его просто избить и бросить на стройплощадке! Впрочем, на огороженной территории не было ничего, кроме мокрой глины, тогда как Ильберт лежал в ворохе чего-то мягкого и даже теплого.

Он сгреб часть подстилки в горсть и поднес к лицу. Света было мало, но все же достаточно, чтобы понять – это опавшие в прошлом году листья березы. Прелые, с характерным запахом, выделяющие тепло при гниении.

Вот это действительно было странным. Настолько, что выходило, с точки зрения Дельпи, за всякие рамки. Нет, ну действительно! Он стал свидетелем не какого-то корпоративного нарушения, а настоящего преступления, убийства ребенка. И его что, после этого просто избили и отвезли в лес? Бред!

Такой поступок мог быть оправдан только в том случае, если в лес его отвезли умирать. Хотя и это было бессмысленным, проще закопать. Нет тела, нет дела, как говорят полицейские.

Перевернувшись на спину, Ильберт осторожно ощупал себя. Одежда на месте. Нож, что совсем уж странно, на месте. Фонарик, карта, портмоне – все лежало в тех же карманах, что и до избиения. Бред! Ильберт отказывался верить в реальность происходящего. Или в реальность произошедшего?

Да, скорее можно допустить, что не было никаких штурмовиков со странными ружьями, не было расстрела и перестрелки, чем допустить, что свидетеля этих событий отвезли в лес и аккуратно уложили на мягонькую листву.

Но все же это не привиделось. Хотя бы потому, что боль от побоев была совсем уж реальной. Настолько, что и сомнения в других деталях постепенно рассеивались.

Если подумать, объяснение всегда можно найти. Далеко не всегда верное, но хоть чтобы самому не мучиться. Создать, что называется, рабочую версию. Забавно даже, придумывать разумные причины того, что тебя не убили и не зарыли под фундаментом светлого будущего.

А что если система просто дала сбой? Возможно такое? В принципе, да. Можно допустить, что кто-то из охранников, осознав, в сколь страшных делах замешан, перебил остальных и спас единственного свидетеля. А потом сам застрелился. Может даже где-то рядом сейчас валяется его труп.

С большими натяжками, но допустить подобное Ильберт себе позволил. Именно в качестве рабочей версии. В этом даже была некая логика, мол, самому охраннику все равно грозила тюрьма, а сидеть он не хотел, и предпочел свести счеты с жизнью. А Ильберту дал шанс вывести «Реликт Корпорейшн» на чистую воду.

Такое предположение избавляло от пустых раздумий о других возможных причинах чудесного спасения, но, с другой стороны, накладывало и не малую ответственность. Получалось, что многие люди погибли, чтобы дать Ильберту возможность раскрыть перед общественностью истинный лик корпорации. А раз это единственная рабочая версия, то надо не отлеживаться в лесочке, а как можно быстрее добраться до любого полицейского участка. И сообщить обо всем.

Другое дело, что с доказательствами могли возникнуть проблемы. Или как раз нет? Если охранник всех перебил, то на строительной площадке все улики остались в неприкосновенности. Руководство «Реликт Корпорейшн», конечно, попытается их уничтожить, как только обо всем станет известно. Но вряд ли у них было время на это. Возможно, еще никто ни о чем не знает. А раз так, надо спешить.

Чем больше Ильберт отлеживался, тем лучше ему становилось. Если поначалу, только очнувшись, он не слышал ничего, кроме шума собственной крови в ушах, то теперь слух почти полностью восстановился, да и зрение тоже. Теперь тьма не казалась такой уж густой, стало видно колышущиеся над головой ветви березы и мутное пятно почти полной луны, свет которой с трудом пробивался через плотную пелену туч.

Ильберт попытался сесть. Его еще мутило, но уже не так безнадежно. Цепляясь за древесный ствол и сдирая бересту ногтями, он поднялся на колени. Ясно было, что передвигаться по лесу в таком состоянии будет не просто.

Хуже всего, что не было ни малейшего представления о текщем местонахождении. Ни компас, ни карта, почему-то оставленные ему, не могли в этом помочь, так как кругом не было ни одного из обозначенных ориентиров, к которому можно привязаться. Для точного же определения своего местоположения необходимо брать азимут сразу на две точки. А тут и одну не отыскать.

Можно предположить, что его не увезли далеко, а бросили в том же лесном массиве, где все произошло – между озером Ле Гран и шоссе А 42. Но с такой же вероятностью все могло быть и не так, а «рабочая версия» запросто могла оказаться бредом собачьим, не имеющим к реальности ни малейшего отношения. Его могли увезти километров на сто к северу, например, бросить посреди дремучего леса, и дело с концом.

Но во всем ведь должна быть хоть какая-то логика! Если завезли, то зачем оставлять карту, компас и нож? Что за дурь? А если оставаться в рамках рабочей версии? Тогда что мешало неизвестному благодетелю сделать пометку на карте там, где он бросил Дельпи, прежде чем отстрелить себе голову? Но никаких пометок на карте не было. Зато обнаружился не менее интересный факт. Пропал телефон из кармана. С него все равно нельзя никуда позвонить, так как батарея разряжена, но тогда тем более! Если спасение Дельпи – дело рук благодетеля, то зачем тогда телефон изымать? Наоборот ведь, чем быстрее общественность узнает о произошедшем, тем лучше! Но телефона не было.

Еще больше Ильберт удивился, когда открыл портмоне. Сто пятьдесят евро оставались на месте, а вот удостоверение экологического инспектора кто-то аккуратно изъял. Не тронув остального.

Это уже совсем ни в какие ворота не лезло. Ну, вот вообще. Это настолько противоречило любой, возможной с точки зрения Ильберта, логике, что уже само по себе разжигало не слабое любопытство. Это даже злило! Ну, как такое могло быть? Нет, правда, возникало порой ощущение, что реальность каким-то образом дала трещину, а мир не просто болен, а находится в агонии. Взять хотя бы ружья в руках штурмовиков. Секретная разработка? Но на каком, тогда, принципе? Неужели «Реликт Корпорешн» удалось сделать крошечные реликторы и питать ими портативные элекромагнитные рейлганы? Чем еще можно разогнать пулю до такой скорости? А сетка на лице беглеца и девочки? Это вообще уже из разряда наркотических галлюцинаций.

При мысли о галлюцинациях у Ильберта возникла совершенно сногсшибательная идея. А что, если он принял приглашение дежурного, и остался на посту экологического контроля? Дежурный предложил раскурить «кораблик», Ильберт почему-то согласился, в дальше пошло-поехало! Все воспоминания о стройплощадке – просто галлюцинации, на что они больше всего и похожи. В процессе ловли кайфа что-то не поделили с дежурным, произошел конфликт, драка, парень огрел Ильберта табуреткой по голове, а потом, не ведая, что творит, оттащил бессознательное тело в лес.

Дельпи прислонился лбом к березе и тихонько рассмеялся. Было больно, каждый спазм мышц отдавался в ребрах острой резью. Но остановиться стоило труда. Что, если все действительно именно так? Что, если вообще ничего не было, кроме двух укуренных мужиков на посту? Нет, ну правда. В этом случае уже реальная ржака. Просто ухохочешься.

Но и тут были тонкие моменты. Почему укуренный дежурный забрал телефон и удостоверение, не тронув полторы сотни евро? Глючило? Не знал что берет? Ну, допустим. Пусть будет вторая рабочая версия. Но тогда вряд ли он дотащил бы Ильберта дальше ручья, да и вообще далеко от поста. А это легко проверить. Надо только собраться с силами и заставить себя идти.

Исходя из обеих рабочих версий, двигаться надо было строго на запад, в сторону города. На этом пути, тогда, неизбежно попадется ручей или дорога. Лучше ручей, так как по его изгибу можно будет попробовать привязаться к карте, затем, зная свое положение, двигаться в сторону шоссе. Так как до города далеко, километров семь, если не больше.

С трудом поднявшись на ноги, Ильберт по компасу взял курс строго на запад и, покачиваясь при каждом шаге, побрел в выбранном направлении.

Иди было очень трудно. Каждая кочка, рытвина или древесный корень грозили сбить с ног, а падение в нынешнем состоянии запросто могло привести к еще одной потере сознания. Этого нельзя было допускать, приходилось хвататься за любую ветку или древесный ствол, чтобы сохранить равновесие. Но потихоньку, шаг за шагом, силы возвращались, а тошнота все более отступала.

Вскоре Ильберт вышел к грунтовой дороге. Прискорбно, но это сразу убило одну из рабочих версий – галлюцинаторную. Если бы дежурный после драки вытащил тело в лес, то первым, согласно карте, должен был встретиться ручей, а не дорога. Впрочем – хоть какой-то ориентир. Ильберт зажег фонарик и внимательно изучил карту, пытаясь понять, где дорога делала похожий поворот. К сожалению, возможных вариантов было аж три. Требовалась привязка еще хоть к одному обозначенному объекту.

Пришлось снова углубиться в лес и двигаться дальше на запад.

Версию о наркотическом трипе пришлось отбросить. С одной стороны, Ильберт сделал это с радостью, с другой, раз все произошедшее было реальным, это имело целый ряд весомых последствий. Такую реальность, видимо, придется принять, как есть. Вместе с расстрелом, фантастическими ружьями и мерцающей на лице человека сеткой. В этом случае бросить Дельпи могли где угодно, и он сейчас мог попусту тащиться на запад через ночной лес.

Любые мысли о безысходности и тщетности усилий здорово ослабляют волю, а Ильберт держался на одной лишь воле, ему никак нельзя было надламывать этот стержень. Поэтому он решил очистить голову от любых предположений и рабочих версий, не думать ни о причинах, ни о чужих мотивациях. Воспринимать все непосредственно. Как оно есть. Вот, идется, значит надо идти. Остальное уже от лукавого.

Но мысли так и норовили вернуться в голову и закрутить там затейливый хоровод. Особенно одна не давала покоя – что это все вообще могло значить? Что за людей привели на расстрел? По какой причине от них собирались избавиться? И не странная ли сетка на лице могла быть тому причиной? Связано ли все это с деятельностью «Реликт Корпорейшн»?

Скорее всего, связано, иначе пришлось бы предположить слишком много случайностей и сделать ряд притянутых за уши заключений. Это означало плодить сущности без необходимости, тогда как опыт однозначно говорил, что чем проще система, тем больше от нее толку, так как она ближе всего к реальности.

Ну и что получится, если до предела все упростить? Не вылезет ли тут, в результате одной лишь дедукции, как раз та самая «еще одна точка зрения» на безопасность реликта? Не экологическая. Или не совсем экологическая. Или экологическая не в том смысле, в котором все привыкли понимать этот термин.

Когда не на что опереться, приходит время для допущений. Можно было допустить, что все исследования реликта, призванные показать безопасность его применения, проводились совершенно не в той плоскости, где действительно находилась «ось зла». Все искали вредные выбросы, излучения, опасные электромагнитные поля и другие известные науке факторы воздействия на живое вообще и на человека в частности. Но кто сказал, что науке известны все без исключения возможные воздействия на человека? Совсем недавно открыли и доказали возможность низкочастотного воздействия, а до того никто понятия не имел, что заставляет моряков в ужасе бросаться за борт, оставляя корабль без экипажа, на волю ветра и волн. Да и радиацию открыли не так давно, и лишь открыв, поняли, от чего раньше умирали жители деревень, расположенных над месторождениями урана. Было время, когда мирный атом считали вполне безопасным, а вредному воздействию радиации придавали мало значения. Герои фантастических произведений шестидесятых голов двадцатого века вовсю разъезжали на атомокарах и пробивали русла рек ядерными фугасами. Но оказалось, что радиация намного опаснее.

С открытия реликта прошло меньше времени, чем с запуска первых атомных реакторов. То, что он ничего не излучает в известном науке диапазоне, вовсе не означает, что он не фонит вообще. Да, химически он инертен, да, полей и корпускулярных излучений не создает. А если взять шире? Это же почти не изученное еще вещество! Оно может воздействовать на живое такими странными факторами, что никому из ученых и в голову не придет. А если придет, так тут же данное допущение уйдет в разряд лженауки, а то и мистики.

Хотя, конечно, допущение спорное. На реликте работают уже сотни, если не тысячи станций по всему миру, реликт движет автомобилями, на основе нового принципа разрабатываются энергоустановки для кораблей и самолетов. Скорее всего, и оружие делают, судя по ружьям охранников и по нью-йоркским событиям с башней Хокудо.

Странные ружья штурмовиков «Реликт Корпорейшн» действительно могли быть банальными гауссовскими пушками или рейлганами. Ведь проблема создания ручного электромагнитного оружия заключается только в отсутствии подобающего источника энергии. Иесли корпорация, в тайне, создала достаточно миниатюрные реликторы, то их мощности вполне могло хватить для создания работоспособного рейлгана, разгоняющего стальной снаряд до скорости в несколько километров за секунду.

И все же, концы тут не сходились с концами. Если реликт опасен, он опасен, если нет, то нет. Но никто от него еще не страдал! Ни сотрудники самой «Реликт Корпорейшн», по крайней мере, известные, которые точно контактировали с новым веществом на заре его открытия, ни работники реликторных станций, ни счастливые владельцы реликтомобилей.

Допустить тут можно было две вещи, лишь тогда возникнет хотя бы подобие логики. Первая – реликт безвреден, но корпорация столкнулась с каким-то им самим не понятным явлением, например болезнью, причина которой не ясна. А раз не ясна, ее могут связать с реликтом, просто из боязни нового. И теперь штурмовики корпорации, втихую, уничтожают больных. В этом логика точно была. Пленники выглядели больными и изможденными, они еле ноги волочили, если не считать прыткого беглеца.

Вторым логичным допущением могло быть то, что реликт опасен, но в каких-то очень специфичных условиях. И расстрелянные пленники могли оказаться сотрудниками «Реликт Корпорейшн», имевшими контакт с веществом именно в этих, узких опасных условиях. Но девочка! Девочка не могла быть сотрудницей, возраст не тот. Но все же версия, хоть и нев точности отражала реальность, могла сказаться к ней очень близкой.

В этом случае преступление «Реликт Корпорейшн» было налицо, и состояло в сокрытии важной информации от экспертов и широкой общественности. Понятно, по каким соображениям, из боязни, что даже теоретическая опасность могла отпугнуть очень многих. Без того с внедрением реликта не все и не везде безупречно, раз корпорации понадобился в штате эколог с именем и репутацией.

В первом случае преступный умысел тоже налицо, хотя и другой, по сути. Но, в любом случае, это ставило, с точки зрения Ильберта, крест на «Реликт Корпорейшн». Не на использовании самого реликта, это теперь будет просто вопросом более широких исследований независимыми экспертами, а именно на корпорации, имеющей сейчас исключительные, законодательно закрепленные, права на производство и использование реликта. Именно Дельпи придется первому вскрыть этот гнойник. Да, будет тяжело, будет опасно. Но дальше утаивать это шило в мешке нельзя. Вылезет. И не просто вылезет, а так вопьется в задницу всего человечества, что мало не покажется. Судя по уже произошедшим событиям, раскрытие тайны было сопряжено со смертельным риском. Но Ильберт был на него готов. Даже с учетом полного осознания реального могущества противника.