bannerbanner
Не провоцируй босса, опасно!
Не провоцируй босса, опасно!полная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
16 из 24

– Мне плевать, я сказал: пять минут и ни минутой больше, а с тобой, вертихвостка, я ещё дома поговорю!

Тут я вспомнила о нашем с ним новом договоре, который заключили в шутку буквально вчера вечером. Суть в том, что если его день – я подчиняюсь, а в мой – он. Единственная оговорка: с его стороны не принуждать к интиму, а вот совращать можно.

– Сегодня мой день, так что оставь свой разговор до завтра, а лучше напиши в письменном виде – видеть тебя не хочу!

Его взгляд был сродни острому лезвию, Кирилл никогда так на меня не смотрел. Тут я пожалела, что упомнила этот договор. Вот кто меня за язык тянул?

Зашли в туалет, я сполоснула холодной водой лицо, чтобы привести мысли в порядок. Не помогло.

– Не, ну не придурок ли? – дала волю чувствам. – Сказала же ему: отпусти, я тут не одна, а он…

– Сонь, а кто это был? – не скрывая волнения, поинтересовалась Юля.

– Да потенциальный жених, – махнула я рукой, и тут же всплыл тот вечер в клубе, – который не прошёл проверку. Я с ним порвала несколько месяцев назад – кобель он. Так вот этот гнус решил сейчас выяснить, почему я так поступила.

– Тебе его жалко? – неверно поняла меня Юля.

– Шутишь? – нервно хохотнула я, представив, что меня ожидает дома. – Мне себя жаль, Кирилл мне весь мозг выест своими подозрениями. Ну вот за что?! – вновь всплеснула я в отчаянии руками.

– Да что там стряслось-то?

– Если коротко: Отелло подошёл не в самый подходящий момент и услышал то, чего не должен был. Короче, всё плохо.

– Что делать будешь? – вновь разволновалась Юля.

– Буду делать виноватым Кирилла, по-другому никак, – озвучила самый верный способ избежать длительных разборок.

Тут у Юли завибрировал телефон, и она, извинившись, вышла в коридор. Я вытерла руки, и мы пошли следом за ней. Только Люда открыла дверь, её взгляд полыхнул гневом. Выглянула из-за её плеча, и у меня холодок пробежал по спине. Юлю запугивал большой качок.

– Не дёргайся, – сдавил её руку, видимо, так сильно, что та вскрикнула, – сейчас ты молча пойдёшь со мной, заберёшь свою девку и исчезнешь из города, а в качестве компенсации тебе на счёт переведут миллион…

Я в ужасе! Понимаю, что мы с ним не справимся, и не знаю, что делать.

– Соня, бегом за нашими мальчиками, а я пока этого ушлёпка придержу.

Я мотнула головой, чтобы избавиться от липкого страха, что сковал мою волю не хуже цепей.

– Уверена, что справишься? – неуверенно интересуюсь.

– Попытаюсь, – чуть слышно произнесла подруга и направилась спасать Юлю.

Я же, не медля ни секунды, рванула к мужчинам. Так быстро я никогда не бежала. По пути наткнулась на мужчин, видимо, у них терпение ждать нас лопнуло, вот и пошли нас искать.

– Там, – показываю рукой в сторону, где напали на подругу, – на Юлю напали, Люда пытается спасти ее.

– Да, блин! Просил же! – взорвался Глеб и рванул спасать свою жену, за ним все остальные.

Мы подбежали как раз тогда, когда какой-то мужик назвал себя новым хозяином Люды. Ага, сейчас тебе муженёк её быстро вправит мозги, только бы не стал убивать при всех. Обошлось. К стеночке приложил и немного ещё тщедушную шейку сдавил. Но тому было и этого достаточно, чтобы перепугаться не на шутку. Когда отпустили этих придурков, Глеб вдруг выдал:

– Ты хоть понимаешь, во что вляпалась? Тимур так просто не отстанет. Пойти его добить, что ли, во избежание проблем… – И смотрит так вдаль, обдумывая свои слова.

Он что, серьёзно?

– Стоп! – решила вмешаться.

Кто знает? Вдруг и правда прибьёт.

– Вы план по мордобою на сегодня выполнили, ударили каждый по разу – на этом остановимся.

Мужики застыли и дружно принялись испепелять меня взглядами. Упс! Что-то я зря вызвала огонь на себя. Тут же плюнула на их устрашающие взгляды и перешла к более насущным проблемам. Ведь, как ни крути, Глеб прав, Тимур встал в стойку, а судя по его псам, это ещё тот гнус.

– Девочки, у нас проблемы.

– Какие? – в унисон спросили подруги, взволнованно смотря на меня.

– Вернее, не у нас, а у Люды. Твой мужчина прав.

– Да не мой он! – деланно возмутилась подруга.

Ну-ну, цирк, да и только! Но решила завтра разобраться с Людой, сил нет как хочется знать подробности. Посему я вернулась к её проблеме:

– Я неправильно выразилась. Твоя головная боль, – Люда якобы согласилась, махнув, а её муж напрягся.

Господи, дай мне сил не рассмеяться! Ну, артисты! Не видела бы их милующими, то точно бы поверила. Но сейчас у нас другая головная боль – Тимур.

– Так вот, этот мужик встал в стойку охотника, так что готовься.

– Что, ещё один? Мало ей одного, так другой нарисовался! – тут же сообразила Юля, о ком я говорю. Пока Люда хлопала глазами, переваривая информацию, Юля уже включилась в обсуждение: – Что делать будем?

– Как всегда – будем убивать интерес, – развела я руками. Ну а что делать остаётся?

– Что-то у нас с этим плохо выходит… – скептически изрекла Юля и с тоской посмотрела на мужа.

– Ну… да, – не стала я спорить, поёжившись от злого взгляда Кира.

– Мне осточертел этот балаган! – взревел мужик Люды и, схватив её за руку, повёл в зал.

Мой пальчиком меня поманил, предупреждая взглядом: буду брыкаться – пожалею. Вот и тигр проснулся! Подошла, он, ни слова не говоря, хвать меня за талию – и резко притягивает к себе.

– Я всё-таки склоняюсь, что ты ошиблась с выбором профессии, психолог из тебя хреновый.

– Слышал такие выражения: «сапожник без сапог» или «чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу»?

– Приходилось. А ты слышала такое: «всяк пожинает плоды своих трудов»? Всё, Соня, хватит с меня твоих выкрутасов!

– Да что я такого сделала?

– Помимо того, что пришла сюда и вывела из себя этой выходкой? – полоснул по мне злым взглядом. – С бывшим любовником ворковала. Сонь, я был с тобой терпелив, старался быть мягче, в итоге ты делаешь что в голову взбредёт. Мушкетёры хреновы! – процедил он сквозь зубы.

– Да не был он моим любовником… – попыталась остановить зарождающееся цунами ревности.

– Сынок, а что, собственно, происходит? – раздался обеспокоенный голос Любови Валерьевны.

– Ваш сын в припадке ревности бьётся, – не смогла не съязвить.

– Кирилл, иди остынь. А я пока за твоей невестой пригляжу, ты же знаешь – лучше охранника не найти. – Он пристально посмотрел на мать и, махнув рукой, направился свежим воздухом подышать. – Кому он врезал? – тут же перешла она к допросу.

– По сути, никому. Я с этим козлом хотела встречаться. Но он не прошёл проверку. Вот и всё.

– Уверена, что всё? Ну не может мой сын так беситься на ровном месте.

– Бесится он из-за одной реплики: «Ты такая сексуальная, когда злишься… Никак не могу забыть тебя в роли воинственной амазонки в то утро», – решила дословно ей пересказать монолог дебила. – Дело в том, что я только из командировки прилетела, тут звонок в дверь, смотрю в глазок – этот маячит. Я ему через дверь: «Уходи». А он как с цепи сорвался, принялся трезвонить. Ну я и взяла биту, чтобы физически аргументировать своё нежелание общаться. Видать, впечатлила… – тяжко вздохнула я, вспоминая то утро.

– Так бы и ударила? – хохотнула она.

– Скорее, это было оружие устрашения. Не думаю, что смогла бы врезать. Но эффект был: слинял со скоростью ракеты земля-воздух. Хотела сейчас вашему объяснить, так закусил удила…

– Он такой… – смотря куда-то вдаль, расстроила меня окончательно. А потом решила добить: – И дома тебя ждёт допрос с пристрастием без права оправдаться.

– Поняла уже… – опять тяжко вздохнула, представляя этот допрос.

– Но могу помочь.

Я встрепенулась и с надеждой посмотрела на свою спасительницу.

– Поеду с вами, мать он не прогонит и орать не будет сильно. А утром уже сможет здраво мыслить. Сейчас у него вместо крови голимая ревность, мозг не питает, а отключает напрочь. То, что сейчас ты видишь, это ещё цветочки, ягодки будут дома. Вон, глаза какие зеленеющие и зрачки узкие…

– И что это значит? – насторожилась я.

– Это предвестник бури. У Кирилла всегда такой цвет глаз, кода он в гневе и еле сдерживается, чтобы не сорваться.

– Договорились! – И тут же взяла под руку спасительницу.

Когда Кирилл узнал, что мама едет с нами, вначале онемел. Потом попытался избавиться от миротворца, но потерпел фиаско, мол, плохо ей, боится оставаться одна. Посему он только одарил маму полным гнева взглядом и уступил. Только домой зашли, он меня за руку цап – и в сторону поволок разборки чинить.

– Сынок, держи себя в руках, иначе я в качестве судьи присоединюсь, – услышали мы весёлый голос его мамы.

– Мам, ты говорила, что у тебя давление, умираешь, поэтому боишься дома сегодня остаться одна. Вот и иди в комнату, как начнутся предсмертные конвульсии, зови, откачаю.

– Ну ты и хам! – шипя, как змея, решила заступиться за женщину.

– А нечего мне врать, думаешь, я не знаю, зачем она здесь? – приглушённо процедил он. – А теперь, дорогая, быстро рассказала про то чудесное утро…

– Да ничего не было у меня с ним. Просто он меня достал, и я его битой припугнула…

– Опять битой! – взревел он.

– Сынок, я всё слышу… – раздался голос сверху.

– Мама, если подслушиваешь, то делай это тихо. И вообще, не рушь свою легенду! Иди давай, болей с чувством, чтобы я проникся.

– Бессовестный, у тебя мама болеет, а ты…

Кир тут же перебил меня, выдав:

– Ну всё, спелись!

Запустил пятерню в свою шевелюру и нервно заходил из стороны в сторону. Затем резко остановился и вновь выдал:

– Пусть сейчас вас большинство, но, когда у нас с тобой родится сын, мы будем на равных. Так что рано празднуете победу! – сказал он громко, чтобы, кто подслушивает, услышал. В ответ тишина, так как Любовь Валерьевна знает о моей проблеме. – Мама, а тебе советую завтра срочно выздоравливать, иначе поругаемся.

– Если ты закончил, можно пойти поужинать? – решила уйти от неприятного разговора верным для этого способом. Кир не позволит мне голодать.

– И я что-то проголодалась, – услышали сверху голос его мамы.

Мой мужчина поднял обречённо глаза кверху и направился в кухню, попутно бросил:

– Иди переоденься, сейчас приготовлю.

Я же поднялась на второй этаж, чтобы выполнить указания нашего кормильца. Там наткнулась на свою спасительницу.

– Что, так и не допускает тебя до кухни?

В ответ кивнула. Он над ней трясётся, словно она святилище. Всё сам. Только кофе сделать можно и еду разогреть. А остальное не сметь. Ах да, посуду ещё можно мыть.

– И меня не пускает, насчёт этого не беспокойся.

– А насчёт чего мне начинать беспокоиться?

– Разозлился… – покачала она головой.

– Вижу, – тяжко вздохнула.

– Придётся его успокаивать, иначе лютовать долго будет.

– Ещё чего! – возмутилась.

– Ну тогда забаррикадировать дверь, по-другому никак. Хотя… и это не поможет, может выбить, – убила она меня ответом, следуя за мной в комнату, где я временно поселилась.

– Отчего же, есть вариант – переночевать с вами.

Женщина резко остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду. Почесала переносицу, обдумывая мой план.

– Можно, конечно, попробовать. Только мой срок пребывания тут сократится в разы, Кир не отличается долготерпением, если вспылит, будет плохо. – Вновь покачав головой, добавила: – Очень плохо.

Я стою и не знаю, что и делать.

– Ну, чего статую изображаешь? Бегом переодевайся, бери нужные вещи в бункер…

– Куда?

– В мою комнату, сейчас ей именно это название подходит. Орать, конечно, сын не будет…

Она замолчала, моё сердце замерло в ожидании неприятного продолжения.

– Но по-любому потом с тобой расквитается, и со мной тоже.

– Может, тогда и не стоит нарываться?

– Ага, сейчас! Где это видано, чтобы Бельская пасовала перед трудностями.

– Так трудности – это тоже Бельский.

– От этого ещё интересней.

Пока кушали, Кир молча сверлил меня взглядом. Я злилась, но вида не подавала, собралась помыть посуду, как он:

– Дай сюда. – Выдернул её из рук и, слегка наклонившись, чуть слышно произнёс: – Советую срочно перебираться в мою комнату.

– Эм… – замялась я и тут же вспомнила, где я, собственно, ночую. – Может, завтра?

– Солнечная, поверь, лучше сегодня, – предупреждающе посмотрел на меня.

Ну я и «послушала» его совета. Когда он узнал о моём коварстве, попытался войти. Но окрик мамы остановил:

– Не смей, я с голым задом, Соня мне укол делает. Говорю же, у меня давление! – Удар в стену и удаляющиеся шаги. – Фуф, пронесло, – выдохнула она. – Кстати, а ты уколы ставить умеешь? – посмеиваясь, интересуется.

– Умею.

– Ну, тогда хорошо, завтра может понадобиться, когда прорываться начнём к Люде.

– Зачем?

– Ну а вдруг и правда долбанёт? Сын если лютовать начинает – гаси свечи.

– А почему вы ему позволяете хамить?

– Он не хамит без дела, а только в случае моей манипуляции. А сейчас он знает, что его наглым образом обдурили. Теперь представляешь, насколько сложная нам с тобой предстоит операция?

– А к Люде зачем?

– Ой, совсем забыла. На каторжный труд. Или совершать возмездие – пока не могу сказать точно, как всё сделаем, определюсь.

– Чего? – напряглась я.

– Компоты, говорю, будем помогать крутить.

– И я? – тыча пальцем себе в грудь, сипло переспрашиваю.

– И ты тоже.

– Не, меня к продуктам подпускать опасно. Ну, если вы хотите отправить кого-то на тот свет, тогда обратились по адресу.

– Тогда будешь мыть.

Ну, я думаю, что не помыть банок десять? Это всё лучше, чем с Кириллом воевать.

***

Утром мы, как партизаны, крадучись вышли в холл. Любовь Валерьевна осмотрелась и одними губами:

– Путь свободен, рвём когти. Потом позвоню и пред фактом поставлю.

Только она сделала шаг вперёд – Кир. Стоит, руки на груди скрестил, глаза опять зеленющие.

– Ну, и куда вы собрались?

Его мама подобралась, словно совсем недавно не кралась, как воришка.

– Кир, не устраивай сцен, иначе маме плохо будет…

–Ты у меня женщина изворотливая, ни одна зараза с тобой не справится.

– Как же не справится. А давление?

– Ошибаешься, это не давление, а это совесть бьётся в конвульсиях, напоминая о себе. Как тебе диагноз?

– Ты повторяешься и ошибаешься, – отмахнулась она. – Совесть лежит в глубокой коме и пока приходить в себя не собирается. И вообще, мы к Люде едем, ей срочно нужна помощь.

– Какая? – сухо интересуется.

– Сын, ну ты же умный человек и понимаешь, что раз правду не сказала, значит, буду безбожно врать. А оно тебе нужно? Но хочу сразу успокоить, что ничего криминального, только наши женские дела. И обещаем против тебя коалицию не создавать.

– А против кого собираетесь? Против Беркутова?

– Я похожа на камикадзе?

Кирилл посмотрел на часы, тяжко вздохнул и дал добро на поездку к подруге. Правда, вначале заставил позавтракать. Но перед тем как уйти, на ушко шепнул:

– И не надейся, что легко отделалась, вечером поговорим.

– Хорошо.

Не стала я дёргать своего тигра за усы. Наступит вечер, тогда и будем думать, что делать. А сейчас я хочу с подругой поговорить, хватит делать вид, что ничего не знаю.

***

Когда мы приехали к Люде, я поняла, что приуменьшила фронт работы. Но когда она мне сказала, что всё делим пополам, я обрадовалась и была готова дальше совершать подвиг. Вечером вернулись домой без сил, хотелось просто лечь у порога и уснуть. Кир посмотрел на нас, лишь махнул рукой и удалился.

Утром он поехал с нами к Люде, там попытался навязать свою помощь, пришлось его выпроводить. Кстати, в первый день я подругу заставила рассказать правду о них с Глебом, очень порадовалась за неё, сразу видно по фотографиям – они счастливы.

На третий день мы никуда не поехали, подруга была отмщена, смысла уже не было в изнуряющей физической забастовке. Даже как-то жаль, хорошо проводили время с Любовью Валерьевной и Людой. Вот теперь сижу в комнате и жду новостей от разведчика. Кушать хочется, а вот ругаться с Кириллом – нет. Может, спуститься и поговорить? Сколько можно дурью маяться? Не дождавшись женщину, решила пойти к Кириллу.

Глава 35

Как же я устал от этого балагана. Сейчас мама встанет, я с ней обстоятельно поговорю, а потом с Соней. Устроили мне тут партизанское сопротивление! Но вначале нужно приготовить завтрак и хоть немного успокоиться.

– Сынок, ты уже встал?

Легка на помине! Резко поворачиваюсь к ней.

– Да, мама, и жажду справиться о твоём здоровье. Как твоё давление?

– Что-то ещё не очень хорошо себя чувствую, – произносит она страдальческим голосом и, держась за голову, направляется к графину с водой.

Смотрю на неё, слов просто нет! Хотя…

– Тебе Соня не понравилась?

Она резко останавливается и в недоумении смотрит на меня.

– С чего такие выводы?

Ты посмотри на неё, как бодро отвечает! А где мигрень? Давление, ау-у-у…

– Но ты же всё делаешь, чтобы мы расстались.

Смотрю на неё с упрёком. Всё, шутки кончились.

– Глупости, – отмахнулась она.

– Нет, мам, это реальность. Зачем вмешиваешься в наши отношения?

– Хотела помочь…

– Да ладно?! Покорнейше благодарю… – Делаю шутливый поклон. – Только благодаря твоей помощи мы с Соней ещё не помирились. Так вот, я ещё раз спрашиваю: ты невзлюбила эту девушку, раз всеми силами пытаешься нам помешать помириться?

Зависла, обдумывает полученную информацию.

– Но… но я обещала… – расстроилась она, причём уже не наигранно.

– Иди свежим воздухом в саду подыши, сейчас с Соней поговорю, и она сама тебя вытолкает. Но последний раз тебя выручаю. Ещё один такой финт – и мы поругаемся. Это не угроза, это факт. Не смей больше лезть в мои отношения с будущей женой! НИКОГДА!

Отчеканил последнее слово, мать вздрогнула. Жалко ли мне её сейчас? Нет! Она меня реально достала своим вмешательством.

– Хорошо. Но…

– Мама, никаких «но»! – рявкнул я. – Хватит лезть в мою личную жизнь, займись своей!

Надула губки, с упрёком посмотрела, но подчинилась. Принялся делать омлет, моя солнечная сто процентов уже проснулась и кушать хочет. И тут слышу виноватое:

– Кирилл…

Ага, голод – не тётка, заставил вылезти из своего укрытия! Поворачиваюсь на голос и иронично приподнимаю бровь, смотрю на Соню, жду, что дальше будет.

– Извини за детскую выходку…

Да ладно?! Она реально извиняется, или у меня слуховые галлюцинации? Молчу. Она тяжко вздыхает.

– Я всё слышала, не хочу, чтобы ты с мамой ругался из-за меня. Да и идея спать в её комнате исключительно моя. Признаю, неправа была, можешь меня ругать, – разводит она руками.

Одна часть меня хотела её обнять и поцеловать. Другая понимала, что если это сделаю, то она урок не усвоит. Это даже лучше, что она услышала, как мы ругаемся – будет знать, что кто-то из-за её упрямства может пострадать. Я ничего ей не ответил, молча приготовил омлет и пошёл собираться на работу. Пусть подумает над своим поведением, и не только о том, что с мамой забаррикадировалась. Если я её люблю, это не означает, что можно из меня верёвки вить. Роль партнёра приму, подкаблучника – нет.

Ушёл на работу, на душе такая тоска, что выть хочется. Ей плохо, а мне в разы хуже. Но я терпел вплоть до пяти вечера, и только собрался домой, смартфон завибрировал. На дисплее высветилось «Клавдия Сергеевна». Интересно, что случилось? Мы же с ней неделю назад разговаривали, всё нормально было.

– Да?

Беру трубку – всхлипы. У меня сердце словно сжало в тиски! Чувствую, что с мальцом беда!

– Клавдия Сергеевна, что с Ромой! – кричу в трубку, попутно хватаю ключи со стола и срываюсь с места.

– Кирюша, беда… – И опять слёзы. Не помню, как добежал до машины.

– Да что с Ромой?!

– Сиротинушка наш сбежал…

– Что значит «сбежал»? – заводя мотор, требую внятного ответа у убитой горем женщины. Она всё плачет, понимаю, что так ответа не дождусь, направляюсь к ним. – Клавдия Сергеевна, выпейте успокоительного. Как приеду, всё расскажете.

Тут же набираю Соне, она ответила сразу напряжённо:

– Да?

– Солнечная…

Вздох облегчения на другом конце – переживала.

– Я немного задержусь.

– Спасибо, что предупредил.

– Переживала? – невольно улыбнулся.

– Скорее, корила себя…

– Я тоже.

– Значит, мир? – с надеждой в голосе робко спрашивает.

– Сейчас кое-какие дела решу и приеду мириться. А ты пока перебирайся в нашу комнату…

– Уже.

Её тихое «уже» заставляет моё сердце биться с бешеной скоростью. Хочется развернуть автомобиль и рвануть к любимой. Мчаться к ней на немыслимой скорости, неумолимо сокращая минуты нашего расставания. Но…

– До встречи.

Говорю всего два слова и отключаюсь. Давлю на газ – чем быстрее приеду на место, тем быстрее вернусь. Начинался дождь и, как назло, с каждой минутой усиливался, пришлось сбавить скорость. В итоге прибыл на место немного позже, чем рассчитывал. Вышел из машины и быстрым шагом направился к подъезду. Дверь у Клавдии Сергеевны приоткрыта, без стука врываюсь туда и вижу, как она сидит вся бледная. Чёрт! У неё, кажется, приступ. Подбегаю к ней, попутно вызывая скорую – каждая минута на вес золота. Женщина приоткрывает глаза и, схватив меня за руку, чуть слышно:

– Найди Рому, сирота он теперь. – И на пределе слышимости: – Сирота…

Я не успел расспросить, что произошло, как приехала скорая, и с подозрением на инсульт Клавдию Сергеевну госпитализировали. Пока ее вывозили, встретил женщину в годах, которая провожала ее взглядом.

– Что же это делается… – она, сокрушаясь, качала головой.

– А что случилось? – спрашиваю и осматриваю глазами двор в надежде найти Рому.

– Клавдию в больницу увезли. А совсем недавно беременная соседка убилась. Полиция приехала, её хахаля забрала, а вот про мальца все забыли.

– Почему её мужика забрали?

– Так поговаривают, он её и убил. Хотя кто знает, вправду ли он… Они уже третий день гужуются.

– А куда малец делся? – Женщина поднимает взгляд на меня и сдавленно охает. – Не может быть… – поражённо смотрит на меня.

Ну начинается!

– Так, не спешите с выводами, не я его биологический отец.

– Что-то в этом сомневаюсь…

– Сомневайтесь сколько угодно, – махнул я рукой. – Мне сейчас важнее выяснить, где мог спрятаться малец.

– Зачем вам это, если он не ваш? – насторожено смотрит на меня.

– Ребёнок в таком состоянии, да ещё на ночь глядя, этого мало для беспокойства? Тем более я и раньше о нём заботился. Путь не напрямую, а через Клавдию Сергеевну.

– Так это вы тот спонсор! – стукнула она себя легонько ладонью по лбу. – Теперь признаю, была не права, Клава рассказывала о вашем своеобразном знакомстве. Извините, молодой человек, из-за этих событий совсем всё из головы вылетело. А спрятаться он может где угодно. Но, думаю, что не мешало бы в подвал спуститься, он может там со своим котёнком быть. Недавно нашёл маленького, домой-то ему нельзя его было принести – у Клавы аллергия. Вот он его в подвал и пристроил на время, хотел найти ему хозяина.

***

Рома

Сбежал из дома, чтобы вновь не побили, сижу, жду, когда уснут, чтобы вернуться. Мама с отчимом опять пьют и ругаются. Бабу Клаву беспокоить не хочу, потому что она потом плохо себя чувствует и таблетки пьёт. Я так устал, хочу плакать, но не могу, ведь отчим говорит, что только девочки плачут и стучат. Поэтому я никогда больше не плачу и всё скрываю от всех. Хотя и не поэтому: мамин хахаль пригрозил, что, если рассажу о побоях, меня заберут злые люди, отвезут в одно страшное место – тюрьму (детский приют). Он говорит, это место для стукачей и деток, что без родителей остались. Спросил, почему они без родителей остались, а он ответил: «Потому что они плохо себя вели, и боженька забирает к себе их родителей – это наказание за непослушание».

Он даже видео показывал, я очень тогда испугался, пусть меня лучше убьют, а в детский приют не пойду. А недавно Андрюха сказал, что если мои и дальше будут пить, меня могут забрать у них и в приют отправить. А я ему говорю, мол, туда только стукачей забирают. А он мне: «С соседнего двора Ваську два года назад туда увезли, а он стукачом не был. Мамка у него в аварию попала, и никто из родных его к себе забирать не захотел». Тогда я спросил, слушался ли он маму. Хотел понять, за что боженька так на него рассердился. Андрюха говорит, что вроде да. Приехали взрослые дяди с тётями и забрали, больше никто не видел Васю. Я его не знал – малой ещё был, но рассказ друга меня ещё сильнее напугал. За что этого Ваську-то в тюрьму? Он же маму слушал и не стучал. Эх, нам, детям, не понять злых взрослых. Когда вырасту, никогда таким не буду. Сижу, молю боженьку, что на небе, чтобы с мамой ничего не случилось, не хочу туда. Лучше буду на улице жить, голодать, но только не туда.

На страницу:
16 из 24