General Overlord Device. Тактик – 2.1

А перед моими камерами в бесконечном повторе прокручивался невозможно изгибающийся биос в белом доспехе, на левом плече которого нестерпимым багряным светом горел разъяренный глаз.

Глава 2. Забытые традиции

Полковник внимательно слушал коменданта базы. Все данные по только что проведенному штурму компьютерных войск (то есть, который был вчера, и после которого все его участники вышли из Колыбелей), находились у него перед глазами, и он в любой момент мог вызвать любой момент из любой ветки логов. Будучи «от природы» самым настоящим штабистом во внешнем мире, Гельмут Зоргер координировал интендантскую службу в третьем секторе Объединенного Флота.

Поэтому у Полковника, который волею приказа от вышестоящих, оказался сейчас в самом центре Триеры, имел великолепные данные к анализу. Конечно, не такие, которыми обладал его друг и сослуживец по внешнему космосу – Тревор. Но все равно – тоже впечатляющие были у него навыки по анализу.

Однако, наравне с интендантством, работа Зоргера, зачастую, касалась и живых людей. Гельмут любил работать с ними на живую, так как вполне справедливо считал, что только при личном контакте можно разрешить большинство проблем. Особенно тех проблем, которые не помещаются в стройные колонки подробнейших статистических данных.

Поэтому Полковник очень внимательно слушал доклад своего коллеги – коменданта.

– …Таким образом, в результате контратаки машин, на территорию Деэрстии были заброшены диверсионные подразделения противника. По итогу мы насчитали останки от 68-ми ублюдских кофемолок. Тип юнита: легионеры. И всё. Ни одного центуриона, или иной модификации мразей. В первую минуту удалось уничтожить 21 машину. Во вторую минуту остальные успели проникнуть в строения базы и приступили к нанесению ущерба.

– Какой масштаб и какого рода ущерб стремились нанести роботы? – Полковник грустно скосил глаза на соответствующую строчку своих вирт-очков, по стеклу которых ползли не менее грустные цифры. В качестве «вирт-очков» выступала часть бронестекла от шлема, который был надвинут у каждого в зале, с прозрачной (или непрозрачной) полосой экрана ото лба и до кончика носа. Такой режим шлема и назывался «очки».

– Критические повреждения первых трех секторов экономики. Особенно пострадал второй сектор. Список прилагается. В общей сложности, мы не сможем выйти на прежний уровень производства примерно в течение 50-ти часов.

– Так долго?! – присутствующие на совещании офицеры обеспокоенно зашушукались.

– Да. Робот мало что уничтожил, но многое что повредил. Всякие ремонты-настройки-калибровки того, что осталось, займут сутки, не меньше. Плюс – нам нужно перебрать, пересоздать и грамотно интегрировать вторую сепараторную линию. Без нее, кто не знает, ни одно производство не запустится, и второй сектор будет по-прежнему неактивен. Сепараторные линии играют роль некоего хребта, если попонятнее. Элементов в ней относительно немного, однако каждый из них требует к себе громадного внимания и филигранной точности в расчетах. А иначе, не то не туда и не в том количестве отсепарируют, и – привет, Кора!

Восклицание «Привет, Кора!» стала местным мемом из области сарказма, когда требовалось упомянуть стопроцентную и очень долгожданную встречу с тем, с чем ты никогда, на самом деле, не встретишься. История выражения уходила длинными корнями в седое прошлое, в котором ветреный моряк слал своей возлюбленной пылкие письма с обязательными обещаниями встречи. Она верила…

В условиях Триеры правильнее было бы говорить «Кора́», так как именно на последнюю букву падало ударение в названии последнего слоя маленькой, но злобной планетки. Но магия любого мема в том и заключалась, что, как его ни произнеси, смысла крылатое выражение нисколько не теряло.

Обычно такие выражения были призваны внести легкое веселье в непринужденную беседу живых организмов, но из присутствующих на совещании организмов никто даже губ не потянул в невинной улыбке. Биосы здесь были неглупые, и они четко осознавали, что Тактик только что затормозил их в развитии дней на пять. А то и на неделю.

Ведь требовалось сперва выйти на предыдущий уровень производства, что произойдет, как только что поведал комендант, лишь через 50 часов. Но полусотней часов ничего не ограничится. После того, как производство выйдет на прежний уровень, биосы будут выступать в роли догоняющих. И, хотя роботы от людей и фейнов пока отстают, утешением это работает слабым. Еще три дня, а то и больше, обитатели крепости будут пахать, как проклятые, стремясь влиться в общую реку развития. Всё это время никто в Яйце их ждать не будет.

При том, что о торможении самого Тактика пока ничего известно не было. Ну потерял он 68 кофемолок, ну на поле там еще что-то догорать осталось. Но ведь по самой инфраструктуре-то этому медножопому никто не бил, и в дорогущих сепараторах ярких костров не разводил. Так что максимум, на сколько он приостановился – так это на сутки.

– Полковник, сэр! Разрешите обратиться к коменданту?

– Разрешаю.

Один из офицеров, судя по планкам тех-коммандер второго сектора, встал и обратился к, тоже стоящему, фейну:

– Инт-коммандер4, сэр. Разрешите узнать, каким образом полтора взвода железяк смогли добиться столь удручающих для нас успехов, если все производственные линии и установки были остановлены?

– Всё просто, Курт. Он их включал. Путем их включения, робот сперва насыщал энергией те или иные цепи и комплексы, а потом высвобождал ту энергию, разрывая корпуса, контуры, магистрали и далее, по списку.

– Включал, сэр? Но – каким образом? Нет, я согласен, что, допустим, на фильтрах у нас стоят механические узлы, с которыми робот вполне легко справится (да господи, там и лапохват долго тупить не будет). Но… как он смог запустить генераторы той же сепараторной линии, сэр? Они же – биологические?

– Да, Нибур, – вдруг оживился фиолетовый подполковник, и поднял руку в своем вопросе, – разве может робот взаимодействовать с биологическими объектами, кроме как разрывать их? Мне кажется, тут у тебя ошибочные суждения.

– При всем уважении, Тревор, но этот вопрос… я бы хотел задать как раз Вам.

– Мне? Почему мне-то? Я, конечно, ведущий аналитик, но в твоей кухне, уж прости, но разбираюсь плохо. Каким образом ко мне относится то, что робот смог уничтожить часть нашего производства?

– Прежде всего, мои суждения не ошибочные, так как включение некоторых секций происходило именно тогда, когда в них появлялись вражеские ублюдки. Доказательство: снятые видения с одиннадцати глаз, которые зафиксировали, как легионеры производили определенные манипуляции над двадцать вторым и двадцать пятым генераторами, и те, спустя положенные шестнадцать секунд, дали поток. Ну и, следовательно, тот самый мой вопрос к вам: каким образом роботы научились взаимодействовать – и правильно взаимодействовать! – с объектами биологического происхождения? И когда Вы собирались обрадовать нас этой новостью? Ведь разведка наверняка же об этом знает, так? Потому что, знай я заранее, что эти мрази ржавые умеют делать такое – я бы сам подорвал часть своей «кухни», выбрав наименьший урон он своих действий, нежели принимать полный ущерб от железяк. Так как такое получилось, Тревор?

На подполковника страшно было смотреть. Пока эльф Нибур озвучивал свой ответ, его стремительной гениальности ум давно уже высчитал все наиболее вероятные события (как прошлые, так и будущие) и все эти события говорили о том, что комендант Деэрстии прав. А ведомство Тревора чудовищно промахнулось.

Так что сейчас лицом подполковник нисколько не играл, демонстрируя на нем полную гамму эмоций от отрицания до принятия этой идеи. Действительно, робот уже неоднократно показывал, что он умеет общаться с живой природой не только на языке оружия, но и словами убеждения он умел управляться тоже. Яды, киберпланты, «слияние», «белые» дымы в роботизированных войсках, рассказы той девушки Миалы, плененные биосы – всё говорило о том, что Тактик давным-давно нашел альтернативу развитию своему строго кремниевому пути обновления. Давным-давно…

А гениальный полковник увидел это только сейчас. Да и не сам-то увидел – ему на это указали при всех.

Зоргер тоже глядел на своего друга, и ему тоже было страшно это делать. Они сто лет были знакомы, и поэтому каждый из них уже давно читал другого по лицу, по глазам, по затаенному дыханию. Страшно было Тревору – страшно было и его другу.

Но вот, наконец, Полковник увидел то, чего он так сильно ожидал увидеть: аналитик собрал разваленные мысли в кучу, наполнил смыслом собственный взгляд, и теперь был готов к драке. Командир поспешил его в этом поощрить:

– Тебе есть что сказать по этому поводу, Тревор? А сказать-то надо… Говори. Мы ждем.

Аналитик встал:

– Господа. Скрывать бессмысленно, ибо вы все видели. Данная новость застала меня врасплох. Это – мой сильнейший просчет за все время службы здесь… И я действительно готов понести за это заслуженное наказание. Но – потом. Сейчас же я намерен исправить свою ошибку, или хотя бы как-то компенсировать вред от нее. Но прежде позвольте начать с самого главного… С самого главного приказа, который стоит в башке каждого из сраных роботов. Никто не хочет напомнить, как он звучит?

– Уничтожить всех биосов.

– Не совсем так. «Уничтожать всё живое при первой же возможности, не учитывая соотношение сил». Именно в таком синтаксисе мы достали этот приказ из процессора еще первых инжей и легионеров. Не думаю, что он изменился у них сейчас. Хотя, в свете поступивших данных, теперь я уже так думаю. Но к теме! Суть приказа сводится к тому, что металлическая форма существования ни на дух не переносит биологические объекты в радиусе поражения. Все мы помним, как в Клетке он сто литров геля из огнемета тратил на кучку каких-то тараканов, пробегающих мимо него. Нет, конечно он не станет подрывать гранатой какую-нибудь мелкую козявку, особенно рядом с собой. Но вот более-менее крупную козяву – вполне станет. И подорвет. И кучку тараканов из огнемета сожжет, не сощурится. С пропорциями применяемых сил и средств уничтожения у него всегда было туго. Пропорции те были, чаще всего, неадекватными. Но это все знают.

Тревор замолчал, структурируя следующий абзац в своем разуме. Те же, кто его слушал, лихорадочно пытались хоть как-то состряпать ту картину, которую он нарисовал в абзаце предыдущем. Наконец, аналитик встрепенулся глазами, прочистил горло и продолжил:

– Так что он никак не мог проявлять интерес к живым объектам. И такую возможность я даже не рассматривал. Хотя в голову она мне должна была прийти, едва нам стало известно про плен Султаны. Но я объяснил себе это тем, что роботу просто удалось захватить «Объект биологический» в бессознательном состоянии, так что, технически, тот взаимодействовал с нашим координатором, как с объектом неживым. Аналогично и со всеми остальными плененными позже, которых он…

– А Кайт Меллер? С ним он как взаимодействовал? Тоже, как с неживым объектом, подполковник? – раздался вдруг звонкий женский крик.

Вознесшийся из рядов аудитории дерзкий армис был с наполовину надвинутым на лицо черным забралом, однако все сидящие и стоящие в оперативном зале знали, что за коммандер сейчас прятал за ним глаза.

– Нам это неизвестно, мед-коммандер, и Вы прекрасно это знаете. Кайт – это исключительный случай, который нам навряд ли удастся разгадать в рамках тех условий, в которых мы все сейчас находимся. Его продолжающаяся кома не дает нам ни одного ответа на наши вопросы. Даже усилий благородной Изиды и Старшей Сестры Нэйны оказалось недостаточно для того, чтобы разобраться с этим случаем. Однако, по возвращению во внешний космос, эти женщины займутся Кайтом более плотно, задействую всю мощь науки энфайнелов.

– И – прошу прощения, Старший Аналитик за то, что перебиваю, но – маэли? Что за импульсы ведут тобою в этом обсуждении? И не только в обсуждении. Не могла бы ты ответить, зачем ты повела себя в последнем бою, как… презренный гриндер?

Девушка вздрогнула. А потом – щелкнула забралом, которое, ударив по кромке шлема, запинала того дальше, в воротник. И все увидели сверкнувшие желтые искорки в насыщенных глубокой зеленью глазах:

– Я повела себя так в последнем бою, потому что так мне велела Нить, благородная Донна. Нить мне велит, находясь в теле медика, спасать жизни. Особенно спасать те жизни, которые пребывают в опасности. И не мне спрашивать Нить, зачем она подкидывает на моем пути железных врагов. Прежде всего, я следовала Нити, а не своим… импульсам.

– Мед-коммандер Миала вчера самолично уничтожила четырех легионеров в ближнем бою, когда те прорвались на базу. Это если кто не знал. Для сравнения: на счету Виаля Кусоку (штурмовика) – две единицы врага; Володия Говоркова (стража 2-го ранга) – 3 единицы; Сати Марахаты (тяжелый штурмовик 2-го ранга) – 4 единицы; Холлери Клинтона (штурм-коммандера) – 25 единиц, как самый высокий результат. «Высокий», да уж… Из «базуки» по горшкам-то палить… И это еще нужно учесть, что вышеперечисленные воины рубились с роботами в чистом поле со всей свободой маневра, а один из наших медиков душил этих крыс в узких коридорах техкомплекса в режиме «глаза в глаза» – не преминул вставить шпильку сам Командир Дивизии, с усмешкой глядя в зал.

Получилось, конечно, по-ребячески, однако те, кому предназначалась эта шпилька, слова услышали и выводы сделали. В зале никого из перечисленных, кроме Холла, не присутствовало, однако здесь находились их командиры, которым, после слов Полковника, очень загорелось ввести себе в кровь чего-нибудь успокоительного, и желательно через горло.

Однако Изида, похоже, не оценила поддержки человека:

– Тем не менее, достойной Сестре Жизни не подобает такое поведение, Полковник, и ни при каких обстоятельствах оно не может оправдаться. Сестра Жизни следует незыблемым канонам самой Матери, и она никогда не покинет тех, кто доверен ей, ради утоления губительной жажды смерти.

– Роботы не имеют смертей, благородная Донна. Потому что у них нет жизней. Так что Миала, с этой стороны, нисколько…

– Это не те слова, которые я могу сказать Вам, Тревор, – встрявший в разговор аналитик стушевался после поворота величественной головы в его сторону. – Я могу показаться грубой, но ваш молодой язык еще не впитал в себя ту мудрость веков, которой обладает язык Великих Энфайнел. Когда я говорю «жажда смерти», моя маэли прекрасно меня понимает. Я очень прошу вас, человек, не извольте портить это понимание своим непониманием.

Фиолетовый продолжил стушевываться. Но Белая же и не думала сдавать позиции:

– Благородная Изида. Я принимаю твой гнев на свою голову. Однако прошу о снисхождении во услышание моего ментала.

Донна степенно кивнула. Сидящая рядом с ней Нэйна заулыбалась.

– Я шла в те коридоры не для того, чтобы разрушать. Там лежали живые. Точнее, почти мертвые.

– Мед-коммандер Миала вчера самолично подняла двух безнадежных бойцов, одному из которых отсекли голову, и вернула их в строй. Плюс она сумела нейтрализовать отраву в доспехе еще одного защитника базы. Все трое, после того как их подняла мед-коммандер, уничтожили по нескольку единиц противника. Действия мед-коммандера Миалы привели к тому, что роботам не удалось остановить четвертый сектор экономики и окончательно стереть в порошок второй… Мне озвучить статистику боя по оставшимся двум мед-коммандерам базы?

Черная молния пронеслась над головами высшего командного состава. Вылетела та молния из черных глаз этой властной пожилой дамы, которая также входила в тот самый состав. Никто, разумеется, никаких росчерков светящейся энергии не видел, однако могучую статику ощутили все. Один лишь Зоргер играл в громоотвод, которому любые молнии были нипочем. Он твердо смотрел прямо на свою визави из Старшего лагеря, и не просто смотрел, а требовал ответа. И не просто ответа, а понятных объяснений. И дождался:

– Полковник. Вы, конечно, умный лидер, но даже Вы не понимаете…

– Вы правы! Я не понимаю! – Полковник, наконец, дождался и своей возможности перебить сановитую инопланетянку. – Вот именно, что я не понимаю. Вчера мед-коммандер Миала выполнила, по канонам вашей Матери куда больше, чем сами эти каноны. А Вы стояли рядом с, громко матерящимся, мной, и ничего по канону не делали. Почему? Я не понимаю.

– Потому что каноны превыше всей этой суеты на данной планете. Потому что каноны не просто так стали высшими. Каждое поколение великих энфайнелов привносило в те каноны по частичке своего сверкающего ментала. Так что, поймите меня правильно, Полковник, и не рождайте напрасных обид, но не Вам подвергать сомнению наше великое достояние.

Казалось, Полковник проникся. Он даже бровь печально сдвинул, над еще печальнее смятыми губами. Но вдруг он воздел палец, и вновь вскинулся из-под сурово напрягшихся бровей на Благородную Донну:

– Ответьте мне на один вопрос, пожалуйста, Старшая Мать: когда Матерь даровала вам эти каноны, они сразу были такими высокими? Или все-таки, как и всё в любом из миров, каноны поднимались с самого низа? С того низа, где обычно произрастают корни, в том числе и всех канонов во вселенной. С того низа, в котором преобладают импульсы и жажда смерти. Не на них ли начинали свое восхож… нет, у вас же говорят «воспитание». Так вот, не на них ли начали свое воспитание самые суровые каноны, которых даже ваши маэли не до конца понимают? Но, пожалуйста! И вы не рождайте напрасных обид, прошу. Я ни в коем случае не имею целью обсмеять или каким-то образом нанести оскорбление вашим канонам. Я говорю это с позиции слабого человека, чья раса когда-то сильно обожглась на утверждении всяких-разных там канонов, законов и прочего… э-ээ… и прочего ненужного нам мусора. Мы настолько обожглись, что для того, чтобы исцелиться нам как раз потребовался целый робот, который живо показал нам, в каком месте стоит хранить все наши каноны. И сейчас мы строим новые приоритеты. Мы находим, отвергаем, и снова принимаем новые ориентиры, которые позволят нам построить настолько гармоничный уклад жизни, что никакой суперумный робот нам больше не понадобился. Сейчас мы строим свои каноны с самого низа, Донна Изида. И именно с этой низшей позиции я и говорю Вам все эти слова, уважаемая Старшая Мать. Мне просто видно, откуда растут все каноны всех времен.

Ледяная королева взирала на могучего паладина сверху вниз, хотя он, по традиции, возвышался над ней на целую голову. Вместе с ее короной. Но гнева не было в том королевском взгляде. Напротив, глаза Изиды излучали даже какую-то печаль и снисходительность, направленную на Зоргера, как на несмышленое дитя. И следующие слова подтвердили этот взгляд:

– Нам не нужно долгих споров, Гельмут. Эти споры давно уже прошли у нас, и поверьте, я знаю всё, что Вы приведете в своих доказательствах. Каноны Матери не непорочны – в них есть смутные моменты, которых даже в теории НЕ быть не может. Порок – это такая же сторона Жизни, как и Мораль. Без одного нет иного, а в канонах Матери присутствуют каждая из сторон Жизни. И энфайнелы чтят их не за непорочность. Каноны Великой Матери – незыблемы. В этом их смысл. В этом их ценность. Каждый энфайнел знает гораздо больше о них, чем ваша раса о своих канонах, что чтились во все времена во всех народах. Наши заветы, конечно же, не сразу стали высшими. Но они хотя бы смогли преодолеть сей путь. Они смогли возвыситься. И возвысить нас. Когда-нибудь то же самое произойдет и с человечеством. Но на это понадобятся годы. Возможно, много будет тех лет, однако все равно их уйдет намного меньше, чем, в свое время, понадобилось нам. Потому что рядом с нами не было никого, кто мог бы подсказать и провести. У вас – есть.

Упрямая женщина гордо смотрела на могучего воина… в глазах которого гордости как раз и поубавилось. Зоргер вдруг начал осознавать себя именно тем самым нашкодившим мальчишкой из своего детства, когда его родная мама очень мягко, но настойчиво отчитывала за содеянный проступок. И малыш Гельмут, который вот в точно такие же моменты ерепенился и взбрыкивал, чувствуя за собой правоту, по прошествии времени отчетливо понимал, что же он натворил на самом деле.

Сейчас нет уже его настоящей мамы на свете – она ушла, вместе с тем шкодливым детством, в котором юный майор Зоргер учился хоть что-то чтить. Зато теперь перед ним твердо стояла Старшая Мать, которая, конечно же, совсем другая женщина. Но ощущения из детства были теми же.

Можно было бы, конечно, наговорить еще бо́льшую кучу правды про то, что маленькая фея не допустила еще большей беды; что были спасены не только эти три жизни, но также и жизни еще многих присутствующих здесь, которых минули вчера полные чаши колыбелей; можно было даже о войне поговорить, которую они тут на полном серьез прям ведут.

Полковник понимал, что всё это – действительно тщета. Изида сделала замечание Миале не потому что та подвергла себя риску потерять еще одну свою жизнь ради землян. Она сделала это замечание потому, что Миала подвергла опасности свою будущую жизнь. Ту, которую она проведет среди великих энфайнелов, едва покинет эту омерзительную планету.

Зоргер это понял. Он был благодарен Миале за содеянное, но он же и понимал, что это не ее война. Что эта война, несмотря на то, что бурно фонтанировала самыми настоящими эмоциями и переживаниями, все-таки ненастоящая. Игрушечная война. Игровая. И, как и в любой другой игре, в ней можно было научиться как хорошему, так и плохому. Старшая Мать наставляла свою неразумную маэли не учиться именно последнему. Только и всего.

Зоргер сел. Как показалось всем, он даже пробурчал что-то из извинений, но доподлинно микрофоны этого не зафиксировали. Впрочем, всё было видно и без ненужных извинений. Полковник проиграл очередной бой.

Медленно села и Изида. Следом подкосила свои колени и вздорная Миала, которая тоже старалась не смотреть на Старшую Хранительницу очень древнего Дома Фаэрии. Вековая тишина опустилась на всю аудиторию.

Она всегда опускалась, когда Изида демонстрировала свою мудрость, терпение и силу ментала. Тишина всегда была эквивалентом стыда тех же пакостников-детишек, которые дерзнули дерзнуть. И закономерно – были биты. И теперь ждали, когда старший разрешит им снова говорить и пакостить. Старшим в этом зале теперь являлся точно не Зоргер.

Они дождались:

– Вернемся к совещанию. Прошу Вас, Тревор. Мы Вас прервали, а Вы наверняка не сказали самого главного для нас.

Тревор прочистил горло. Встал. Проверил данные, текущие по его вирт-очкам. Прочистил горло снова, и только после этого заговорил:

– М-да. Повторюсь… Про Кайта Меллера я ничего не могу сказать, мед-коммандер. Да и вы сами знаете, что не могу. Причина этому проста и для меня – обидна. Все это время мы разведывали и изучали робота, как обычную машину, какие создавались здесь тысячами. Да, они всегда были коварны. Да, они, порой, очень обидно хитрили. Да, они часто превосходили нас в своем тактическом развитии. Но все их развитие всегда легко просчитывалось, и на основе этих просчетов строились новые тактики поведения против них… Робот, который достался нам – не такой. Начать с того, что он ни разу не повторился. И это – нонсенс. Одна из основных слабостей, на которой мы подлавливали машины – это их уверенность в том, что успешная тактика сработает вновь. Подчеркиваю: не эффективная тактика, а именно успешная. Та, при помощи которой единожды удалось достичь впечатляющего успеха, всегда записывалась в стек машины, как «заслуживающая повторения». И в следующем же бою робот терпел поражение, едва применял ее.

Тревор замолчал, убеждаясь взглядом, что все внимательно его слушают. Абсолютно все слушали его очень внимательно:

– Но вот эффективную тактику остановить уже гораздо сложнее. Точнее, не тактику, а уже небольшую стратегию, которую наш робот этим утром начал успешно применять. Пять часов назад наши разведчики получили данные о новых передвижениях врага в том же районе, где вчера он потерпел поражение. Три часа назад к войскам противника прибыли транспортные конвои. Много конвоев. Две минуты назад очередной аэроипкис зафиксировал процесс постройки блокпоста в сорока километрах от Деэрстии. Уже возведены половина периметра, шесть средних щитов, и, предположительно, мастерская. Установлены более сорока точек обороны разного калибра. Размер поста соответствует размеру малой базы, и по нашим оценкам, прибавит лимита Тактику еще на 600-800 единиц. А все вы знаете, что за единицы имеются у Тактика. Все вы знаете, какого качества бойцы служат в армии компьютера. И чем нам грозит увеличение тех единиц еще на восемь сотен мясорубок.

Никто не паниковал, не начинал, размахивая руками, носиться между рядов сидений с воплями «Мы все умрём!!!». Люди были опытные, люди много знали. Был задан только один вопрос:

– Оцениваемая степень опасности?

– В другое время я сказал бы, что «низкая». В другое время я сказал бы, что «Можно с легкостью снести тот блокпост даже половиной нашего гарнизона». Но другое время давно прошло. И самое обидное в том, что я это слишком поздно заметил. Конечно мы не будем сидеть, сложа руки, но признаюсь всем вам честно: я не имею ни малейшего понятия, как мы будем воевать против этого поста?