Аналоговый мир

Темный

Аналоговый мир

Всем рыжим, хвостатым, полосатым посвящается.

глава первая

День был солнечный и природа за окном радовалась этому весеннему солнцу, теплу, новой жизни… Рвануть бы сейчас на рыбалку, поваляться на горячем песочке, пока он просто горячий, а не превратился еще в расплавленное стекло. Я с тоской глянул на решетки, нельзя, сам ведь попросился сюда… На подоконнике развалился наглый рыжий кот. С чувством превосходства он взирал на мою обитель на высоте третьего этажа и лишь иногда отвлекался на досадливо орущих птиц. Как он добирался до моего окна, загадка, но появлялся он всегда точно после завтрака и не уходил до самого обеда. Внимательно вслушивался в мои слова, ни разу не перебивая, за что я ему был благодарен. Кусочки сосиски воспринимал с благородным спокойствием, но только если просовывал их левой рукой, правую он ненавидел. Честно сказать, правую было тяжело воспринимать спокойно, матовая стальная поверхность и тихо гудящие привода, есть отчего шерсти стать дыбом! В остальном кот был идеален, кот-призрак, тихо появляющийся и так же незаметно исчезающий. Я погладил пальцами левой руки, бок рыжего и продолжил рассказ.

– Ты наверное хотел бы знать когда все началось? В Великую Отечественную или Первую Мировую? Думаю еще раньше! – Я переместил пальцы в другие дырочки сетки, пытаясь почесать за ушком коту. – Все говорят о проклятии то ли Распутина, то ли Разина. Мол после него с карт империи исчезли река Яик и город Черкасск, а в казачьих родах стали рождаться видаки, видящие смерть. Тогда и на знаменах появились череп с костями, как знак готовности умереть и презрения оной смерти. Прости, это я из учебника цитировал.

Котяра перевернулся и подставил другой бок, прижавшись поближе к решетке.

– Во,во, я тоже думал сказки. Только, скажу тебе, все правда. Да какой там, самые страшные страшилки для кадетов всего лишь слабое подобие реальности. Моя первая медаль думаешь за храбрость? Когда из боя вышли я форму снаружи и изнутри отстирывал, в шлеме запах блевотины с запахом крови несколько дней держался, а лейтенант меня к медали… Потом следующий бой, следующий и еще, еще. Мясорубка, вот что такое война. Перемалывает тебя с дерьмом и страхом, пока не измельчит в порошок. Вот тогда и понимаешь что воюешь не с противником, с собой воюешь! Вот тогда и рвешься в бой, проверить жив ли еще… Я когда первого шашкой убил, такое ощутил… Эйфория, чувство всемогущества, да я равным Богу себя ощутил! Причем от убийств из револьвера такого не было! Это ведь не первый мой бой был, а в рукопашную сойтись все не приходилось, а тут… Сила рекой льется и ты рвешься вперед, туда где ее можно взять еще, еще и еще… Наверное именно так все мои предки и погибали. Прапрадед в первую мировую георгия посмертно получил. Он в экспедиционном корпусе был, во Франции. Российская империя в войну не вступила, послала казачков. Император сказал пока реформы не закончит, пока с зависимостью от саксов и англов не разберется, никаких войн! Еще он, правда позже, сказал что именно казачество нагайкой отогнало православную Русь от пучины революции! С тех самых пор казачий экспедиционный корпус и остался на службе лично императору. Что-то я увлекся историей, не надоело еще?

Кот приоткрыл глаз, подумал и снова закрыл, ну значит продолжу.

– Про предков можно и не говорить, каждый с георгием посмертно. Отец погиб мне и года не было, мама молодая совсем была, снова замуж вышла. Меня как сына героя на попечение в кадетский интернат, хорошо хоть отцово наследство мне оставила, не продала. Его правда восстановить еще пришлось, но все же. Конница ведь после северной войны кончилась, появились первые экзоскелеты и все… Великую отечественную уже во всю бронированные солдаты вели, вот мне такой от отца и достался. Семидесятого года, третье поколение, уже реактор на быстрых нейтронах. До пятого ему понятно как до луны, но я спокойно поступил в казачий полк. Хотелось конечно в юнкерское пойти, но для сирот там всего пара мест, так что решил сам себе дорогу прорубать.

Кот дернул ухом, открыл глаза и… пропал! Я всего на мгновение отвлекся на щелчок замка в двери, а этот уже смылся!

– Добрый день, Игорь Викторович!

Главный врач клиники неизменно ко всем обращался по имени отчеству. Рядом стояли врачи, а вокруг них толпились ординаторы.

– Здравствуйте Семен Лазаревич! Жалоб нет.

– Это хорошо. К вам посетитель просится, примете?

Посетитель? Клиника нейрофизиологии и психиатрии занимается обычно … Точно! Скорее всего это полицейский или следователь.

– Не переживайте, молодой человек. – Главный врач потрепал меня по плечу. – Вы точно никуда не выходили последние семь дней, это я смело подтвержу любому.

– Спасибо. – Настроение упало и даже солнце в окне уже не казалось радостным. – Конечно я готов принять. Простите.

Минут через двадцать санитарка принесла в палату легкий стул, таким не то что голову проломить, на нем сидеть страшно. За ней вошел сухой, жилистый мужчина с ярко зелеными глазами и седым ежиком волос на голове. Мундир и погоны референта первого класса, только непонятно какого ведомства. Полиция носит серый, а этот темно фиолетовый, почти черный.

– Ваше благородие. – Я встретил посетителя стоя, вахмистр не офицер, так что не ровня. – Господин референт первого класса.

– Добрый день, Игорь Викторович. Предпочитаю по старинке, коллежский секретарь, Нифонтов Сергей Павлович. – Чиновник с сомнением глянул на стул, но стоять видимо не собирался. – Давайте присядем.

Кровать скрипнула под моим весом, в палате другой мебели кроме стула, не было. Сергей Павлович подвинул стул к стене и аккуратно, чтобы не расшатать конструкцию, сел.

– Не буду тянуть время. – Чиновник открыл папочку и заглянул во внутрь. – Вы поступили в клинику девятнадцатого этого месяца, в беседе с врачом, Верещагиным И П, показали, что видели убийство молодой девушки, совершенное в будущем. Все верно?

На меня взглянули пронзительные зеленые глаза.

– Вы подробно описали это происшествие, указав орудие преступления и место, где будет сокрыто тело…

– Ее убили? – Этот вопрос для меня сейчас был самым главным. – Когда?

Сейчас для меня решался принципиальный вопрос, сошел ли я с ума, или нет? То видение, настигшее меня в парке, было настолько реальным, настолько… желанным, что я испугался. Это не был страх смерти, нет. В страхах я разбираюсь, пришлось научиться. До младшей группы кадетского училища я ничего не боялся, да и там по настоящему не боялся, так, мелкие обиды. Вот в старшей группе меня накрыло. Осознать что ты, единственный и неповторимый, ничтожная пылинка в огромной вселенной, что твоя жизнь или смерть ничего не изменят в течении времени, вот это… Это правда тоже не страх, с ним хоть бороться можно, это был всепоглощающий ужас. Ужас бессмысленности, бесполезности твоего существования. Победить его я не смог, просто научился отстраняться, не думать об этом. В корпусе батюшка меня выслушал, исповедал и посоветовал задуматься о своем призвании, профессионального воина, казака. Страх правда меня и в казачьем полку накрывал, как не бояться когда вокруг тебя люди гибнут, но благодаря дядькам научился бояться не за себя. В бой меня по первости не пускали, в рубку, оставляли на прикрытии, пока не показал себя. Тогда и получил медаль георгия… Черт! Опять ушел своими мыслями в сторону. Испугался я тогда в парке из-за другого, из-за того, что превращаюсь в монстра, ненавидящего людей. Ну, а что? Молодой парень, мне два десятка стукнуло едва, хочется любить и быть любимым, а тут такое уродство…

Очнулся я в санитарной палатке, где с меня пытались снять остатки экзоскелета. Санитар спокойно так у врача спросил, колоть обезболивающее или капеллана звать, все равно ведь не жилец? Сейчас я понимаю, что выжил благодаря тому уколу и сотне трупов, убитых в рукопашной, да еще трем смертям в вагоне поезда. Сила от умирающих пришла слабая, рваными кусочками, но и этого мне хватило. В московском клиническом сильно удивились, оторванные конечности с правой стороны, множественные переломы, а пациент еще жив, но за дело взялись. Быть бы мне колясочником, но мной заинтересовался Семен Лазаревич Коган и я стал обладателем прототипов нейронных протезов. Вроде сразу и не заметно, только кисть из под рукава выглядывает в перчатке, да на висках пластиковые блямбы. Да только девушкам едва передвигающийся инвалид и на фиг не нужен, вот я и озлобился. Год назад, когда меня из этой же клиники провожали, Семен Лазаревич сразу сказал, чтобы при любых обстоятельствах я появлялся в клинике. Кое как переставлять ногу и подымать руку меня научили, дальше требовалось разрабатывать, а где это лучше сделать, как не в реальной жизни? Вот за этот год я чуть и не возненавидел людей, а особенно молодых и красивых девушек. Именно этого я испугался, что не полюблю никогда и меня никто не полюбит, ну и пришел в клинику после церкви.

– Игорь Викторович! – Чиновник легонько тронул меня за плечо, левое. – Слышите меня?

– Простите, задумался. Ее убили?

– К сожалению. Детали совпадают почти до мелочей. У меня вопрос…

– Я ее не убивал. – Я надеялся, что охрана клиники знала свое дело и я никак не мог незаметно отсюда выйти.

– Знаю. – Чиновник слегка улыбнулся. – Семен Лазаревич уже просветил. У меня другой вопрос, вы видели убийцу?

глава вторая

Мы все учились ходить, правда в детстве и редко кто может похвастаться что это помнит. Вот и я не помнил детских стараний, зато знаю как учиться во взрослом возрасте. Тупо постоять секунд десять для меня стало результатом упорного труда, слез и мата. Как-то не ожидал, что движения, да в принципе любое изменение положения протезов, будет настолько болезненным. Объяснения врачей, что это должно со временем пройти, что надо перетерпеть, что это из-за новой системы управления, не совпадающей с нынешней нейронной картой в мозгу, все это мало уменьшало боль, а болеутоляющие мне запретили. Так что жил я и мои занятия проводили в звукоизоляционной комнате, чтобы не смущать криками, ночами от моих кошмаров, а днем от боли. Сейчас вспоминать и смешно, и стыдно. Перед медицинской сестрой, что ласково меня упрашивала продолжать, не сдаваться, манила меня к себе. Перед святым отцом, которого тоже матом крыл, а он убеждал смиренно переносить страдания. Боли и правда исчезли, но еще нужно было научить чувствовать рецепторы новых конечностей, без них ведь все равно ходить невозможно, не то что ложку в руку взять. Когда Семен Лазаревич убедился, что прогресс есть, но совершенно медленный, для полной адаптации могут пройти годы, меня и решили отправить на вольные, так сказать, хлеба. Научили обслуживать реактор и привода, да дали бумагу по которой мне обещано содействие.

Протезы действительно требовали навыка для ухода, но я ведь свой экзоскелет сам восстанавливал, так что ничего сложного не было, кроме всего одной своей руки. Реактор располагался в внутри трубчатой кости, плеча для руки и бедра для ноги. Разбирать их конечно не требовалось, да и заварены они намертво, но следить за температурой и контактами нужно, от греха. С приводами все проще и сложнее. Составляющие там попроще, а вот обслуживать их… Гидравлика вдруг потечет или насосы электрические сломаются, это не реактор, не на двести лет рассчитаны! Однако самым сложными в уходе были коннекторы. Причем их было два и не для руки и ноги отдельно, этим управлял один, а симметричные, на два виска. Один я понимаю зачем, а вот другой? Хотели четыре протеза ставить, но передумали? Может сначала правый поставили, потом осознали ошибку и вставили левый? Семен Лазаревич отмахнулся, сказав только что так надо, а другие и сами не знали. Так что мне приходится чистить и ухаживать, именно ухаживать, за двумя непонятными штуками на висках. Протирать спиртом, мазать кремом, почище какой девушки.

Вообще мне на Семена Лазаревича молиться надо, так мне одна санитарка сказала, он мне шанс на нормальную жизнь дал. В чем я убедился, когда обратился в мастерскую за помощью, потек один из гидравлических толкателей. Мастер долго осматривал, все языком цокал, да выпытывал чья работа, а я смотрел на протезы, висевшие на крюках по стенам. Протезы, просто имитирующие руки и ноги, просто подставки, делающие от силы пару движений, если остались соответствующие мышцы. Вот тогда меня и проняло, это ведь и правда шанс стать снова нормальным, обычным, стать вровень…

К чему это привело? Вернулся в клинику! Что с того, что я почти не хромал уже? Что научился сжимать резиновый мячик, не взрывая его, что могу теперь взять ложку, что кошмары вижу редко? Девушки смотрели на меня или с жалостью, или с опаской, а зачастую и с еле скрытым презрением. Стать таким как все, придумал тоже…

После того случая, когда в кадетском корпусе вплотную столкнулся со страхом, снились мне сны, не всегда страшные, но иногда пробиравшие до жути. В них я жил чужой жизнью, чаще всего последние мгновения и ощущал те эмоции, что испытывал тот человек. Конечно и я вместе с ними боялся, предавал, отчаивался, но были и другие, те которые боролись, шли на смерть не продав друга…

– Не побрезгуй, мил человек, купи!– Старушка, божий одуванчик, протянула мне калач. – Сама пекла, сама и торгую!

Мое знакомство с референтом первого класса Нифонтовым Сергеем Павловичем привело меня на эти улицы. На вопрос не видел ли я лица убийцы, я только промычал что-то нечленораздельное, что думал на себя… Зато в дальнейшем разговоре вспомнил странное ощущение, которое сейчас и искал. Чиновник из тайной канцелярии посоветовал походить по рынкам и другим людным местам днем, а вечерами в переулках, подобным тому где убили девушку. Надеялся что я встречу убийцу? Видимо совсем плохи дела у сыщиков, раз за такие соломинки хватаются.

– Всего полушечка, мил человек! Купи!

Вот же приставучая! Я уже потянулся за монетой в карман жилетки, как меня обдало холодом узнавания. Кто-то рядом недавно убивал, своими руками причем, не из огнестрельного оружия. Я закрутил головой и увидел дымок над одним из неприметных мужиков у стены какого-то кабака. Точно! Это от него идет этот холодок, от тумана вокруг него веет чьей-то смертью.

– Куда пошел? Да что же это делается! Деньги отдай!!!

Черт! Я дернулся к старухе и положил калач на прилавок, но бабка уже орала что я ей должен и товар попортил… Швырнул копейку и снова повернулся к стене, но там уже никого не было. Только тонкий ледяной аромат, нить силы еще витала над тем местом, где стоял убийца. Что делать? Бежать за околоточным? Что я ему скажу? Заслышал цокот копыт, может разъезд? Бросился на звук, слава Богу, казаки!

– Урядник! Помощь нужна!– Я бросился на перерез лошадям. – Вахмистер Смирновского полка Мытин!

Конечно, между черными сотнями и боевыми полками была не любовь, но это между собой, а вот при чужих станичники друг за друга обязаны были вступаться.

– Чего тебе, станичник? – Урядник был хоть и молод, но с гонором. – Денег на выпивку не хватило?

– Убийцу задержать требуется, да доставить куда следует. – Я уловил смену настроения у подобравшихся казаков и добавил. – Желательно без стрельбы и жертв.

Естественно никого мы не поймали, тонкая ниточка вилась вокруг квартала, ведя куда-то вглубь, а потом смешалась с несколькими еще и вдруг разделилась на почти десяток себе подобных, ведущих в разные стороны. Я застыл в ступоре, казачки недоуменно покрутились, а потом, добавив пару ласковых, отправились по своему маршруту. Уверенность в своей правоте вдруг исчезла, я представил как врываюсь с нарядом казаков на кухню, где потный повар рубит голову курице и приуныл. Какой из меня сыщик, потеха одна. Вполне возможно, что это Семен Лазаревич попросил своего знакомого подыграть мне, не дать забаррикадироваться в клинике. Мягко вытолкнул птенца из гнезда, учись орел летать. Только я не орел, а попугай, да еще с одним крылом и на одной ноге…

– Документы! – Хриплый голос околоточного раздался над самым ухом. – Лишних движений не делаем.

– В кармане, правом внутреннем, в пиджаке.– Руки я поднял едва увидел револьверы троих полицейских. – Я что-то нарушил, капрал?

– Правда вахмистер, глянь Семеныч, не обманули казачки.– Полицейский покрутил в руках армейскую книжку. – Чего здесь гуляем, а не в полку? Самовольничаем?

– На излечении. Еще вопросы есть?

Мне очень не хотелось говорить в какой клинике лечусь, психиатрия всегда неадекватно воспринимается, да еще протезы. В форменном кителе полицейского зазвонил телефон. Да, столичная полиция, хоть и старой столицы, это не ровня другим. Мобильный телефон мог себе позволить очень не бедный торговец или промышленник, а тут…

– Есть! Понял, господин капитан! Но ваше благородие, откуда… – Капрал, старший этой группы, побагровел и рявкнул на самого молодого. – Ты какого рацию не включил? Дебил!!! Вернемся, я тебя!!!

Остыв, он повернулся ко мне и протянул армейскую книжку.

– Приносим свои извинения. Поступил сигнал, мы должны были проверить. – Он помялся и продолжил. – Мне приказали доставить вас куда скажите, сопроводить так сказать.

– Спасибо господин капрал, если поможете с пролеткой, буду благодарен, а сопровождать не надо. – Я сам еще не решил куда ехать, в клинику или на съемную квартиру. Если полиция увяжется, то и там и там будет не удобно. – В принципе я и пешком доберусь, спасибо!

В этот момент снова зазвонил телефон и капрал с обреченным видом прижал трубку к уху. Мгновенно вытянулся, как будто собеседник мог его видеть и просипел в телефон.

– Есть ваше высоко превосходительство!

Несколько секунд еще смотрел на телефон, потом вытер пот со лба и рявкнул.

– Ерохин! Немедленно вызвать сюда служебный автомобиль! Выполнять! – Капрал обреченно смотрел на телефон, как будто держал в руке не статусную вещь, обладать которой желал каждый молодой человек, а ядовитую змею, готовую ужалить в любой момент.

– Так я пойду? У вас срочный вызов, да?

Моя попытка улизнуть вызвала приступ паники у капрала и он прямо взвыл.

– Ваше благородие! Не погубите! – Он даже руки сложил как-будто молился. – Приказано вас доставить, со всеми любезностями, не погубите…

– Да тут не далеко, пешком можно! Зачем служебный транспорт гонять? – Я еще надеялся избежать огласки моего места жительства. – Проводите меня до угла, а там я и сам спокойно дойду.

– Вас на Остроженку велено, в приемную…

Остроженка? Вроде улица где-то в центре, Москву я совсем не знаю. Чего он так испугался? Приемная… Интересно, чья приемная? Пока я думал как спросить куда это меня хотят доставить, как примчался закрытый автомобиль. Машин вообще-то много разъезжает по стране, но они все больше грузовые или коммерческие. Хоть они все на ядерных реакторах и никаких вредных выбросов от них нет, как утверждают даже по телевидению, в городах частные автомобили запрещены. Наверное закон приняли еще когда машины страшно чадили бензиновым выхлопом и не отменили до сих пор. Мы домчались до большого серого здания довольно быстро, там машина въехала в какую-то арку и затормозила у подъезда. Капрал сдал меня на руки дежурному, тот сверил мои данные со списком на экране компьютера и попросил подождать. Полицейские испарились, а я в изумлении рассматривал экран. Нет, телевидением меня не удивить, в каждом доме есть и даже цветной телевизор, но компьютер?! Нас возили на экскурсию в кадетском, пришлось ехать аж в Ростов, чтобы увидеть компьютер! Здание вычислительного центра высотой за пятнадцать этажей и шириной больше нашего всего кадетского корпуса впечатлило до изумления. Преподаватель долго объясняла нам перспективы и основы вычислительной техники, сыпала терминами, но больше всего поразил нас операционный зал. Там вот за такими экранами сидели люди и что-то печатали на клавиатурах. Всего десяток человек и такой огромный компьютер. Мы потом еще по компьютерам изложение писали, зачет по физике и литературе сразу. До сих пор помню как физик нам на уроке объяснял почему все вычисления проводят на лампах, а не кристаллических транзисторах, популярных до войны с Германией. Поднялся уровень радиации после применения урановых бомб и теперь кристаллы так фонят, что невозможно различить сигналы. Какие сигналы в кристаллах могут быть? В общеобразовательной школе на физике это не проходят, а в университет у меня средств все равно не было. Так что обнаружить здесь настоящий компьютер, да еще на входе, то есть у обычного караульного? Что же это за заведение?

глава третья

Кабинет, куда меня пригласил уже знакомый мне Сергей Павлович, окон не имел, зато потолки были высоченные, а на столе стоял еще один монитор компьютера.

– Кушать будешь? Извини, я без обеда остался, так что придется бутербродами… – Чиновник открыл панель на стене за которой обнаружился холодильник. – Зато чай горячий!

Живот предательски заворчал и мне пододвинули тарелку.

– Налегай, сейчас чайку сообразим.

Уже попивая горячий, ароматный чай, Сергей Павлович занялся расспросами.

– Значит почуял что-то? Опиши во всех подробностях. Мелочи не забывай.

Что описывать? Свои бредни про дымку или про аромат силы? Он тогда точно меня за сумасшедшего примет.

– Показалось… Почудилось, что убийца у стены стоит, ну и запаниковал…

– Почудилось значит. – Референт скинул форменный китель. – Как ты думаешь, Игорь, где ты находишься?

– На табличке написано Остроженка, шестнадцать. Приемная тайной канцелярии. Я так понимаю, она убийства расследует, то есть вы.

– От части ты прав, отчасти… – Сергей Павлович открыл еще одну стенную панель, за ней был сейф.– Так, это не пойдет, это тоже, вот!

Передо мной легла тоненькая папка с завязками, дело за номером…

– Прочти и скажи свое мнение, а я пока еще чайку заварю.

Папочка была занимательной, если не сказать пугающей. Донесения городовых и околоточных о происшествии на Болотной, где описывались не только то, что они видели или слышали, но и запахи, смутные подозрения, сны до и после происшествия. Отдельно были подшиты показания врача психиатрического диспансера для буйных о их поведении за несколько дней. Однако больше всего меня поразило описание очевидицы. Ледяной холод и тянущая за собой дымка, возбуждение и чувство голода, потери, когда дымка исчезла…

– Что скажешь? – Хозяин кабинета налил в мой стакан свежий чай. – Какое преступление было совершено?

Блин! Тут ведь и правда только описание места, а про жертву ничего не сказано. Жертву? Ну, а что еще может оставить такой след? Точно не воровство или кража.

– Убийство. Жертву по видимому куда-то унесли или увезли. – Я ощутил озноб, когда встретился глазами с Сергеем Павловичем. – Ту женщину вы тоже послали по базарам ходить?

– Нет. Особа истеричная, да к тому же довольно безграмотная, нам такие не подходят. Теперь поясняй свой вывод. Про то, что тело на месте преступления не нашли можешь не говорить.

– Та дымка, что она видела. – Я сглотнул, неужели я это сейчас говорю? – Это остаток силы когда душа из тела уходит. Она тянется за тем кто убил, если он ее не принял полностью. От нее ледяным холодом веет. Я на рынке увидел типа, у него эта дымка прям вокруг вилась, как будто совсем недавно, буквально сейчас убил. Пока за подмогой бегал, пока убедил, он скрылся. По следу, по нити от дымки пошел, а она вдруг в целый клубок свилась и в разные стороны, вот я и потерялся. Вдруг это курицу или барана зарезали, а я с казаками…

– Видок значит… – Папочка снова скрылась в сейфе. – Что почувствовал когда дымку эту увидел? Голод, чувство потери?

– Да нет, я просто ощутил присутствие врага… – Я вдруг понял почему та женщина не подошла. Жажда и голод не физически ведь ощущались, это жажда именно такой силы, убийства. – Та женщина что-то совершила уже?

– Хочешь сказать тебя Мара не звала? После того, что ты в бою сотворил? – Взгляд Сергея Павловича как раскаленной иглой уперся мне в глаза.

– Я воин. Убиваю, да… Врага государства, которое защищаю. Женщин да детей и в войну солдат не тронет, ну и врага, если он оружие сложил.

– Кто такая Мара хоть знаешь? – Взгляд хозяина снова стал мягким, а сам он улыбался. – Ладно вахмистер, к делу. Как ты посмотришь на перевод в мой отдел? Пока в том же звании, зато оклад в три раза выше.

– Какой из меня полицейский? Половина разве что, да и бегать мне еще трудно, до сих пор нога болит.

– Полиция? Ах, да! Ты же так и не понял где ты оказался. Тайная канцелярия занимается не только убийствами, на это следственные органы есть, прокуратура и следственный комитет. Мы за безопасность государства отвечаем, все забываю, что в казачьих частях нет особых отделов, вот и не знаком ты с фиолетовыми мундирами.

глава четвертая