Истории надежды. Как черпать вдохновение в повседневной жизни

Когда я была подростком, моя мать советовала мне больше времени проводить с одним или с двумя местными мальчиками. Я не понимала зачем, ведь я виделась с ними столько времени, сколько хотела. Мне вполне хватало одного дня общения с ними, и на следующий день мне уже было с ними неинтересно. Однажды мать сказала, что меня пригласили на обед к соседям. Мы никогда не ходили в гости на обед. Время от времени, когда мужчины работали на соседней ферме, мы собирались там семьями за общей трапезой, но меня никогда не приглашали одну на обед. На мой вопрос: зачем это? – мать ответила, чтобы я провела время с одним из сыновей и ближе познакомилась с семьей. Я знала их всю жизнь, что еще можно было узнать? Но мне велели пойти, и точка. Я поделилась сомнениями со старшим братом, близким другом того парня, и спросила, что он об этом знает. Не привыкнув ничего утаивать, он сказал мне, что наши матери хотят свести нас. Если мы поженимся, то для наших семей это будет хорошая партия. Итак, я сделала то, что мне велели, и пошла на обед в семью того парня. Его мать готовила лучше моей матери.

Но примерно через год, скопив достаточно денег, я сбежала в Австралию. Мне еще не исполнилось восемнадцати. И до тех пор, пока я не вышла замуж и не родила ребенка, моя мать не фигурировала в моей жизни. Спасало то, что я жила в другой стране. Даже после того, как я родила еще двоих детей, защитила диплом и нашла хорошую работу, она по-прежнему обращалась ко мне в письмах как к миссис Моррис (фамилия моего мужа). У нас никогда не было доверительных разговоров о личном. Оглядываясь назад, я понимаю, как повезло мне, что в детстве у меня был человек, который разговаривал со мной: мой прадедушка.

Независимо от погоды я обычно заставала прадедушку на задней террасе, где он сидел в большом уютном кресле, поставив ноги на скамеечку. Рядом стояло кресло прабабушки, хотя я редко видела, чтобы она в нем сидела, – наверное, это бывало днем, когда я училась в школе.

Когда я выходила из кухни на террасу, шум раздвижной двери заставлял его повернуть голову. Знаете, когда он видел меня, его лицо всегда освещалось, и он похлопает, бывало, по креслу прабабки, приглашая меня сесть. Проходило несколько минут, и только потом он заговаривал. Мы оба смотрели на задний двор с его гигантским каштаном справа, огородом слева, загоном с пасущимися коровами, надворными постройками, сараем, гаражом в глубине двора и воротами. От них начиналась тропинка, которая через два фруктовых сада вела к моему дому. Рядом с каштаном росла высоко ценимая хурма, а потому занимающая господствующее положение в саду. По мере того как листья меняют цвет, возвещая об окончании лета, созревают плоды хурмы. Хурма бывает съедобна, если ее собирают очень спелой, почти подгнившей, а иначе она сильно вяжет рот, забирая из него всю влагу.

Так вот, хурма была любимым лакомством моей прабабушки, и прадеду вменялось в обязанность следить за тем, чтобы плоды не пропали, поскольку хурму также высоко ценили местные птицы. В период ожидаемого созревания плодов прадед привязывал к «стратегическим» ветвям бечевку и прикреплял коровий колокольчик, а другой конец этой бечевки, протянутой по заднему двору метров на сто, – к подлокотнику своего кресла на террасе. Могу лишь предположить, что на протяжении нескольких недель, когда между ним и птицами разворачивалась битва за хурму, прадед вынужден был проводить в кресле весь день. Пока, придя со школы, я сидела с ним на террасе, наш разговор часто прерывался треньканьем колокольчиков, когда прадедушка тянул за конец веревки при приближении к ветке очередной птицы. Часто он просил меня потянуть за определенную бечевку, и мы прыскали со смеху, когда я нарочно подпускала птиц слишком близко и потом они вспархивали, пересекая невидимую линию на небе. Это был точный расчет по времени. Надо ли говорить, что во время нашей кампании по защите хурмы не пострадала ни одна птица, и я была счастлива, сидя рядом с прадедушкой.

Он, единственный из всех родных, спрашивал меня: «Как прошли занятия? Стоило ходить в школу?» И независимо от того, правда это или нет, я довольно часто отвечала: «Нет, ничего нового я сегодня не узнала». Мне не хотелось рассказывать о своем дне, я ждала его рассказов, но в то же время была благодарна за то, что спрашивал, понимая, что он беспокоится за меня. Я, бывало, сижу, затаив дыхание, ожидая, когда он заговорит, когда начнется волшебство.

Часто наши вечерние встречи с прадедом проходили под девизом «Покажи и расскажи». Он заранее подготавливал какой-нибудь артефакт, о котором собирался мне рассказать. Иногда эта была ценная почтовая открытка с золотистыми листьями, выцветшим текстом, привезенная им с Англо-бурской войны, проходившей в Южной Африке. У него было копье, как он говорил мне – зулусское оружие. Он разрешал мне подержать его – наконечник был по-прежнему острым и опасным. Пока я в благоговении сжимала в руках копье – нечто причастное к истории, к столь далекому от моего дома месту, – прадедушка замолкал и устремлял взгляд на ближайший загон. Наконец прадед возвращался ко мне и, улыбнувшись, забирал у меня копье. Я спрашивала, откуда у него это оружие, но он отмалчивался, говоря только: «Это было ужасное время. Война – страшная штука».

Когда дело доходило до других предметов, относящихся к нашей истории, нашему прошлому с маори, прадед становился более разговорчивым. Эти вещи были ему подарены. И он с удовольствием рассказывал, где, когда и кто преподнес ему их. Я понимала, что эти ценные предметы были свидетельством большой чести, оказанной прадеду, и, пока он рассказывал о каком-то из них, я осторожно держала предмет, поворачивая то одной стороной, то другой. Это завораживало. Многие из этих предметов были подарены местному музею, и я помню, как, став взрослой, видела их там, с прикрепленной к каждому картонной биркой, на которой было отмечено, что эти объекты на время предоставлены его семьей, а я тоже была его семьей.

Никто больше из нашей семьи не доверял мне ничего ценного. Когда здоровье моей прабабушки ухудшилось и она слегла, то я, будучи хорошей девочкой, заходила к ней по дороге в школу и читала заголовки из местной газеты, доставленной накануне. На ее туалетном столике лежали кое-какие украшения, одна-две броши, бусы, а в маленькой шкатулке двойная нитка жемчуга. Посидев на краю ее кровати, я вставала и, собираясь уйти, обязательно вертела жемчуг в руках. Она следила за мной, словно ястреб, каждый день повторяя одно и то же: «Не трогай мой жемчуг». Но я продолжала делать то же самое. Это было у нас своего рода игрой. Когда несколько лет спустя она умерла, моя бабушка подарила мне какую-то шкатулку со словами: «Вот, возьми, она хотела, чтобы это было у тебя». То была шкатулка с жемчугом. Я сохранила эти бусы и ношу их, заново нанизав.

Теперь я понимаю, какой смысл имеет дарение вещей и что это важный элемент, вплетенный в нашу культуру. Пока мы маленькие, для нас плюшевый медведь или мягкое одеяльце становится тем, что психологи называют переходным объектом – физическим образом родного человека, несущим в себе безопасность, заменяющим этого человека, когда его нет рядом, и помогающим ребенку заснуть одному или находиться вне дома. Позже эти объекты будут властно напоминать нам о месте или о времени. Они могут стать невероятно утешительным напоминанием о позитивном опыте – о людях, местах, воспоминаниях. У меня сохранились жемчужные бусы моей прабабушки. Но напоминают они мне не о ней, а о моем прадеде. Они стали для меня мостиком в прошлое. При общении со мной прадед пользовался своего рода условным языком – протянет мне молча какую-нибудь вещь, и я пойму, что он хочет рассказать о ней, и ему нет нужды говорить: «Рассказать тебе о том времени…» Поскольку я знала, какой он застенчивый и скромный человек, то не собиралась изводить его и просить чего-то особенного, а просто ждала. Эти вещи были ценными, в чем-то священными, и я понимала, что с ними могут быть связаны мучительные воспоминания, поэтому не торопила его, а лишь надеялась, что скоро увижу интересующие меня предметы. Я интуитивно чувствовала, что нужно дождаться момента, когда прадедушка будет готов.

Я до сих пор ясно помню эти предметы. У него был большой струг (топор) из зеленого камня, принадлежавший маори (токи на их языке), и украшенный перьями плащ маори – какаху. Эти вещи были подарены прадедушке местным вождем племени. Прежде Пиронгия, в которой мы жили, называлась Александра. Неподалеку происходили новозеландские войны (конфликт между королевской властью и туземцами маори за владение землей). На протяжении десятилетий сохранялись сложные отношения между пакеха, жителями европейского происхождения, и маори. Но для прадеда проблемы в этом не было – он работал и жил в общинах маори, дружески относясь к жителям. Уважение было взаимным, и это помогало ему в понимании и принятии культуры маори, и он делился этими знаниями со мной. Я была частым и желанным гостем на мараэ[1] в Матакитаки-Па.

У прадедушки сохранились также два письма лорда Китченера из Южной Африки его родителям, в которых он рассказывал, как присматривал за их несовершеннолетним сыном, оказавшимся на войне, где ему было совсем не место. Должно быть, родители прадедушки, мои прапрадед и прапрабабка, очень гордились, получив это письмо, и страшно беспокоились за своего сына, находящегося на другом континенте – месте, о котором они мало что знали.

Я сидела, держа в руках эти ценные вещи, и слушала. Никогда не прерывала его, если только он сам не задавал мне вопрос. Когда он спрашивал о чем-то, у меня никогда не возникало ощущения, что он пытается «подловить» меня, а такое часто бывало с учителями и родителями: «Докажи, что слушала». Когда прадед спрашивал меня, зачем, по моему мнению, британцы воевали в Южной Африке, и я отвечала: «Не знаю, не могу найти объяснений в твоем рассказе», – он улыбался, кивал и говорил: «Это потому, что я тоже не знаю, а я был там». Однажды он сказал, что надеется, что я пойму и расскажу ему. Для него было также очень важно, что я понимала суть конфликтов между маори и британцами, происходивших в нашем регионе. Британцы не имели права приходить в эту прекрасную страну, полагая, что могут завоевать ее. Он гордился маори, которые оказали сопротивление и, как он выражался, «прогнали мерзавцев» в Англию. Я всегда чувствовала, что он с уважением относится к моим ответам, никогда не критикует их. Простым кивком головы прадед давал понять, что слышит меня. Разве могла я не хотеть слушать его?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Священное место, использовавшееся как в религиозных, так и в общественных целях.