Кумите

После краткого выпуска криминальных новостей пошла реклама.

Сергеев застал тренера одного в спортзале и смело подошел к нему:

– Валерий Николаевич, я слышал сегодня ваш конфликт с Качаловым и…

– Что ты слышал? – Голос тренера прозвучал очень грубо, он явно был недоволен.

– Почти ничего. Но когда я вошел, мне показалось, что Качалов не в нормальном состоянии. Он был какой-то странный. И я подумал, что…

– Будет правильней, если ты станешь заниматься тренировками, а не разводить сплетни! Иначе попадешь туда, где Качалов провел прошлую ночь!

– А где он был прошлой ночью?

– В СИЗО! Его арестовали вчера вечером и выпустили только благодаря вмешательству Масловского.

– Арестовали?! – От удивления Юрий едва не потерял дар речи. Он даже простил тренеру его грубость. – А за что?

– Сейчас арестовывают всех, кто связан с восточными единоборствами. К нам в клуб тоже приходили.

– Я не понимаю…

– Убили какого-то китайца. Подозревают, что это мог быть кто-то из спортсменов. А Качалов к тому же был с ним знаком.

– С убитым китайцем? Но ведь тот торговал на базаре шмотками! Так по радио сказали. Какое отношение Качалов…

– Шмотки – прикрытие. Он владел спортивным клубом «Путь тигра». Слышал?

– Что-то слышал. Они обучают только одному стилю – «Стилю тигра».

– И Качалов был с ним знаком. Даже бывал в его квартире.

– Вы хотите сказать, что Качалов мог убить… И если Масловский быстро его выкупил, то…

– Ничего я не хочу сказать! Лучше переходи к тренировке!

Потом был ночной клуб в Аркадии. Очередная вечеринка с модными коктейлями и пьяной публикой. Сергеев пошел туда просто так – потусоваться, убить время… И уже в разгар пустого веселья не знал, как скорее уйти.

Был час ночи, когда он вышел на улицу. Площадка перед клубом была абсолютно пуста. Вдруг он увидел двух парней, спешивших к автостоянке. Они появились из-за угла и шли очень быстро. Вывеска клуба слепила неоном, и на площадке было светло как днем. Юрий разглядел, что это китайцы. Лицо одного из них показалось ему знакомым. Он не мог вспомнить, где видел его, а между тем готов был поклясться, что его знал! Парни быстро скрылись среди машин.

Взрыв был такой силы, что ударной волной Сергеева просто швырнуло на асфальт. Казалось, в небе взорвался огненный сноп, из которого на землю сначала посыпались искры, а потом железные части остова машины. Взорвавшийся автомобиль мгновенно превратился в пылающий гроб. Юрий почувствовал жуткий, сладковатый запах горящего мяса.

Очевидно, взрывное устройство сработало в тот момент, когда китайцы прикоснулись к дверце машины. Услышав жуткий звук, из клуба и ближайших домов выбежали люди, площадка мгновенно заполнилась возбужденными зрителями. В воздухе почувствовался запах гари. Все пространство вокруг заполнилось криками, ревом сработавших сигнализаций других машин, женскими визгами и всеми теми звуками, которые сопровождают происшествия, выпадающие из обычной нормы.

Выбрав момент, Сергеев быстро убрался с площадки, спустился по лестнице на боковую улицу и что есть силы двинулся прочь, чтобы не быть свидетелем и не связываться с милицией. Уже дома, раздеваясь, он увидел, что его свежую рубашку покрывает противная черная гарь, сажа от взрыва. Он брезгливо отбросил рубашку в сторону, решив не стирать, а выбросить.

Но на следующее утро в раздевалке Юрий вдруг почувствовал этот знакомый запах гари. Он пошел на запах – и обнаружил источник в одном из шкафчиков. В раздевалке никого не было. Сергеев открыл шкафчик и увидел желтую футболку, покрытую точно такой же сажей, как и его рубашка… След от взрыва… На стенке была фотография – Качалов, держащий над головой медаль, полученную на чемпионате мира. Получается, Качалов ночью был там же, где был он? Об этом Юрий никому не рассказывал – он просто не знал, что именно рассказать. Тогда он и понял, что Качалов был серьезно связан с криминальным миром.

Их последняя встреча была в спортзале, и тогда Качалов выглядел совсем по-другому: он был обычным. Таким, как и всегда. Казалось, Юрию просто привиделось все то, что он видел в раздевалке: дикий взгляд, стоящие дыбом волосы, накачанные мускулы… Контраст был таким странным, что ему не захотелось ничего вспоминать.

После этого Сергеев вернулся мыслями на несколько месяцев назад – к самой обычной тренировке в спортзале, на которую он пришел немного раньше остальных. Там уже был Качалов – он наносил методичные удары локтями и коленями по мешку с песком, намного более эффективному снаряду, чем обычные «лапы». Качалов занимался набивкой и, очевидно, очень давно. На самом деле никто не запрещал набивку, наоборот. Но жесткая набивка всегда была нежелательна. Некоторые специально набивали удары по каменной стене. Юрий прекрасно знал, где применяются такие удары и где набивка просто обязательна, об этом знали все, но предпочитали об этом не думать, не произносить вслух. Этого он не хотел ни понять, ни принять.

Качалов не хотел афишировать, что занимается жесткой набивкой, поэтому пришел в спортзал раньше всех. Его майка прилипла к спине от пота, а волосы свисали мокрыми прядями. Во всех движениях была отработанная, точная четкость, уверенность и сила настоящего мастера. Такого Сергеев нее видел практически ни у кого.

Так, приглядываясь, он подошел ближе. Юрий сам пришел так рано только потому, что рассчитывал поработать в одиночестве над некоторыми ударами. Скоро предстояли соревнования на кубок, в которых он принимал участие.

Стараясь двигаться как можно тише, Сергеев подошел совсем близко, внимательно присматриваясь к технике чемпиона. Однако Качалов услышал, моментально обернулся:

– Ну, засранец, чего тебе? На мое место хочешь?

Качалов вообще был злобным, необщительным человеком, его никто не любил, и он практически ни с кем из спортсменов не общался. Это был волк, который дрался и побеждал сам по себе. Он ненавидел тех, с кем тренировался, и несколько раз по его вине в клубе происходили крупные драки. Он бил смертным боем тех, кто ему не нравился, и просто так тех, кто попадался под руку, – ни за что.

В конце концов потребовалась масса денег и людей для того, чтобы загладить последний конфликт – Качалов избил двух охранников в находящемся во Дворце ночном клубе, и директор комплекса Масловский приказал назначать его тренировки отдельно от всех других спортсменов. И не пускать его ни в гостиницу, ни в бассейн с сауной, ни на дискотеку, ни в ночной клуб… От этого Качалов совсем озверел и стал еще больше выигрывать, словно карательные меры пошли ему на пользу. Были соревнования, когда требовалось вмешательство нескольких человек для того, чтобы увести его с ковра – повалив противника, он продолжал зверски бить сдавшегося после окончания боя…

Увидев, что Качалов прекратил тренировку и услышав его вопрос, Сергеев не почувствовал даже тени волнения. Он пока ни разу не встречался с Качаловым в бою – был не так опытен и не обладал такой категорией, однако не исключал в будущем такой возможности. И знал, что в этом бою не будет победителей – потому что проиграть не сможет ни Качалов, ни он.

– Что, засранец, хочешь на мое место? – снова повторил Качалов.

В его голосе злобы не слышалось, но в черных глазах зажегся какой-то нехороший огонек. Сергеев, сдержав себя, ответил:

– Мое место ничуть не хуже твоего.

– Смеешься, засранец? – откровенно заржал Качалов.

– А будет еще лучше!

Качалов продолжал смеяться. Оторвавшись от своего мешка, он сделал несколько шагов по мягким, пружинистым матам, и в тот момент как никогда был похож на пантеру, готовую к прыжку.

– Лучше? Ты хочешь стать чемпионом?

– А почему нет? Чем я хуже тебя?

– У тебя силенок не хватит, засранец!

– А у тебя их хватает только на то, чтоб колотить пожилых охранников в дешевой дискотеке да лупить, как чокнутый, мешок с песком. Так кто из нас засранец? Мешок с песком не может дать сдачи!

На самом деле Сергеев услышал эту фразу в одном из фильмов с Брюсом Ли – правда, там были кирпичи, а не мешки с песком, – а сказал потому, что все происходящее напоминало тупую киношную сцену, от которой веяло не то что избитостью, а даже настоящей тошнотой. Но Качалов не ударил его и не пригласил к драке, как обязательно случилось бы в тупом фильме.

Он просто еще раз засмеялся и смахнул влажные волосы со лба:

– О! Неплохо сказано! Любишь Брюса?

– А ты? – не отступал Сергеев.

– Знаешь, меня тоже никто не может побить, – хмыкнул Качалов.

– Это ты сам так решил? – Юрий не смог отказать себе в ехидстве.

– Нарываешься, засранец? – Качалов прищурился.

– Мы уже выяснили, кто засранец! – не отступал Сергеев. – Или не понимаешь русского языка? Вместо слов надо просто врезать тебе – ты только этот язык поймешь? Ты понимаешь, что тебе говорят, только когда кто-то бьет тебя по морде?

– Да ладно, меня никогда и никто не бил по морде!

– Врешь! Били! Били долго и жестоко! Ты вырос, и сам стал таким!

– А ты кто? Фрейд?

– Ты даже знаешь, кто это?

Перепалка могла продолжаться сколько угодно, но Качалов не выдержал первый и снова засмеялся:

– Слушай, ты мне нравишься! Уже очень давно никто не разговаривал со мной так. Все меня боятся. Ты решил рискнуть?

– Во-первых, я ничем не рискую, – отозвался Юрий. – А во-вторых, разве может нравиться, когда с тобой так разговаривают?

– Мне вообще нравится, когда кто-то со мной разговаривает…

Сначала Сергеев не понял смысла этой фразы, а когда понял… Качалов все продолжал улыбаться.

– А чего вдруг ты ко мне так подкрадываешься? Думал, я не услышу?

– Хотел посмотреть, какие у тебя удары.

– Ну и как? Посмотрел?

– Удары классные. И еще более крутые, потому что ты специально набил руки. Ты занимаешься набивкой втихаря, когда тебя никто не может поймать. Может, ты еще бросаешь в глаза сопернику порошок или таблетки?

– За такие слова, засранец, я мог бы размазать тебя по стене!

– А ты попробуй!

– Я не пробую. Я побеждаю.

– Все тебя боятся как черт знает чего. Никто не скажет тебе в лицо ни одного резкого слова. Все думают: ты большой, страшный и сильный. А ты… И удары твои: левый – коронный, правый – похоронный.

– Ты специально меня провоцируешь, я понял, – улыбнулся Качалов. – Но я не стану с тобой драться. Ты можешь преследовать две разных цели. Первая: наивно надеешься, что меня побьешь. И вторая: через несколько минут здесь должна быть тренировка. Твоя, если ты пришел. Явится козел тренер, еще кто-то, и все увидят, что я бью тебя смертным боем. Я убиваю, я просто разрываю тебя на куски. Конечно, нас разнимут. А козел тренер побежит, распустив сопли, вонять Масловскому, что я, мол, такой-сякой, напал на ребенка. И просить, чтобы меня дисквалифицировали – он это слово очень любит. Конечно, никто меня не дисквалифицирует. Но начальство рассердится и снимет меня с соревнований. А предстоящие соревнования – это Кубок, в котором ты тоже будешь участвовать. Меня снимут с соревнований, а тебе только того и надо. Вместо меня выставят тебя. И ты завоюешь победу, которой, будь я на ковре, тебе не видать как своих собственных ушей. Видишь, я не такой тупой, как ты думаешь. У меня на этот счет есть свои соображения. Думаешь, я не видел тебя на ковре и не знаю, чего от тебя ждать? По уровню ты можешь быть моим соперником. А может, в чем-то и превосходишь, я не знаю. Но с тобой в бою мы не можем встретиться по одной простой причине: и ты, и я, мы оба не можем проиграть. В нашем поединке не может быть проигравшего. Мы оба хотим победить. А я не хочу умирать в таком молодом возрасте и не хочу тебя убивать. Я не хочу ставить крест на своей собственной жизни. И не поставлю этого креста. Никогда.

Усмехнувшись и ничего больше не сказав, Качалов пошел к раздевалке. Юрий и не думал его остановить. Конечно, ни одна из тех мыслей, в которых Качалов его обвинил, даже не приходила ему в голову. Он и сам не смог бы объяснить, почему выводил Качалова из себя. Наверное, потому, что интуитивно чувствовал – ничего особенного не будет.

Конечно, он знал, что когда человек добирается до вершины, у него автоматически развивается мания преследования – ему кажется, что любой мечтает его с этой вершины спихнуть. Но в словах Качалова было что-то особое – из того, что не укладывается в общую схему и что так просто невозможно понять. В нем была и уверенность, и мудрость, но главное – Сергеев не заметил в нем слабости. Он ни за что не поверил бы в то, что человек, одержимый манией побеждать, такой, как Качалов, мог регулярно прикладываться к бутылке и сводить на нет то, что всегда позволяло ему добиться победы. Их последний разговор остался в памяти Сергеева неразрешимой загадкой. Он долго думал о нем.

А потом был Кубок. И Качалов убил своего соперника. Так же, как и всегда, через несколько секунд после начала боя, резким захватом в ноги он положил противника на ковер и принялся его бить. Бой мгновенно остановили, но один из ударов в голову пришелся на какую-то точку. Этот удар вызвал кровоизлияние в мозг. Смерть наступила мгновенно.

Позже работала комиссия, она вынесла заключение, что у спортсмена было плохо со здоровьем, и Качалов ни в чем не виноват. Все прекрасно знали, сколько за такой официальный вердикт пришлось заплатить Масловскому. И также все знали, что Качалов был виноват. Он убил своего соперника потому, что другим способом не мог победить. Все случившееся обрастало длинными легендами и различными слухами, причем каждый выдвигал свою версию, а потом со временем все стихло. Через полгода вновь были соревнования – и снова Кубок. Качалов в них уже не участвовал. Его выиграл он, Юрий Сергеев. А Качалов больше никогда не участвовал ни в чем. Он приходил тренироваться в спортзал только тогда, когда никто этого не видел. А потом и вообще очень тихо исчез…

3.

Ночью зал ресторана был особенно красив. Собственно, декор зала был специально задуман так, чтобы поражать роскошью, но… У художника, работавшего над интерьером, оказался чрезвычайно богатый вкус, незаурядные способности, и он сумел превратить свою работу в настоящее произведение искусства.

Зал был декорирован под подводный грот, в интерьере преобладали позолота, жемчуг и множество стразов. Мозаика на потолке была из перламутра, сталактиты и водоросли – из стразов, плюс – удачное расположение столиков и удивительное освещение, менявшееся каждые 15 минут. Изысканное, оригинальное меню, качественное, ненавязчивое обслуживание… Все это привело к тому, что от посетителей не было отбоя.

В глубине зала за одним из столиков возле стены сидели трое мужчин, в одном из которых без труда можно было узнать хозяина ресторана Масловского. Они разговаривали приглушенными голосами. Их лица были предельно сосредоточены. Разговор был серьезным, об этом свидетельствовало и то, что на столике перед ними стояли только бутылки с минеральной водой и вазочки с фруктовым десертом. Остальные посетители ресторана не обращали на них никакого внимания. Завсегдатаи знали, что Масловский именно здесь часто проводит важные деловые встречи.

Резкий звонок мобильника нарушил приглушенный тон разговора. Масловский нервно схватил телефон, выслушал какое-то сообщение, затем, не говоря ни единого слова, нажал кнопку отбоя. После этого нервозность его стала еще заметнее: пытаясь спрятать телефон в карман пиджака, он уронил его на пол. Двое собеседников недоуменно переглянулись. В них обоих не было ничего примечательного – таких людей обычно не различают в толпе.

– Простите, господа, – Масловский говорил внушительно, но очень быстро. – Вынужден откланяться. Позже продолжим. Семейные неприятности. Я прошу у вас прощения.

И, встав из-за столика, он быстро, чуть ли не бегом двинулся через зал.

Собеседники обменялись взглядами, и один из них недоуменно протянул:

– Какие семейные? У него же нет семьи и никогда не было!

Масловский тем временем обогнул эстраду, быстро открыл низенькую незаметную дверь служебного входа, практически сливавшуюся со стеной. Она вела в служебный коридор. Войдя внутрь, Масловский тщательно закрыл ее за собой.

Коридор был самым обычным, он представлял разительный контраст с роскошным убранством зала. Сюда выходили двери гримерок. Как правило, здесь всегда толпились танцовщицы. Вот и сейчас, вбегая в распахнутые настежь двери гримерок, они быстро меняли концертные костюмы. Прекрасно ориентируясь во внутренних помещениях, Масловский не обращал на переодевавшихся девиц абсолютно никакого внимания.

Почти бегом он добрался до самого конца коридора и там поднялся по дощатой лестнице, ведущей на второй этаж. Между пролетами двух лестничных маршей на площадке находилось небольшое окно, забранной решеткой. Обернув руку носовым платком, Масловский снял шатающуюся решетку, затем выбил стекло. После этого, подтянувшись на руках, он выпрыгнул наружу – в темноту. Окно выходило во внутренний дворик позади здания ресторана, на другой улице. Удачно приземлившись, Масловский перебежал двор и вскочил в джип, поджидавший возле выхода из двора. Автомобиль рванул с места так резко, что из-под колес буквально посыпались искры. Было самое время, ведь именно в этот момент в зале появились посторонние.

Они входили уверенно и неторопливо, как хозяева жизни, и оборванная бархатная портьера, загораживающая вход, полетела на пол, усыпая его нитками и ворсом. Их было семеро, и при взгляде на них любого до костей пробирала дрожь. Семеро китайцев – со страшными, застывшими лицами. Их неподвижные глаза напоминали прорези в черной бездне. Они двигались как танки, подминая под себя все вокруг.

Китайцы были одеты одинаково: черные брюки и черные футболки без рукавов, обнажающие накачанные мускулы. Руки их были вывернуты ладонями наружу, и у каждого от запястья до локтя отчетливо виднелась татуировка: на одной руке – тигр, на другой – дракон. Они держали руки так, словно намеренно демонстрировали свои знаки. И действительно: тот, кто знал истинный смысл этих знаков – отличительную черту бойца триад, – ни за что не решился бы вступить с ними в бой.

Впереди шел китаец с каким-то особенно злым лицом. И прическа его отличалась от остальных: лысый череп, блестевший в ярком свете, и длинная, доходящая до пояса, черная коса на затылке, заплетенная очень туго. У остальных – трое с правого бока, трое – с левого – были обыкновенные, гладкие черные волосы с небольшими косичками, доходящими только до плеч.

К китайцам мгновенно бросились трое охранников клуба, на ходу вытаскивая оружие. Те лишь взмахнули кулаками, словно просто подняли их вверх – со стороны это выглядело именно так, и охранники, перевернувшись в воздухе, рухнули со сломанными шеями, оружие упало на пол. После этого в зале началась паника.

Шоу на сцене прервалось, музыка замолчала. Посетители, сидящие возле выхода, с воплями срывались с мест… Испуганные танцовщицы сбились в кучу. Китайцы методично и деловито принялись крушить ресторан. Они били столы, стулья, лампы, украшения, картины… К ним со всех ног бежали остальные охранники, но их мгновенно постигла судьба предыдущих. Китайцы быстро крушили все вокруг мощью своих кулаков. Все было выворочено, разнесено в клочья. Но при этом они не трогали людей.

Начался хаос. Зал наполнился грохотом, истерическими криками. Посетители метались в поисках выхода, безостановочно визжали. Танцовщицы, истошно вопя, как стая перепуганных куриц метались по сцене, на ходу теряя остатки роскошных нарядов. Наконец группке людей удалось пробиться к выходу из зала. Китайцы им не препятствовали. Поняв, что путь свободен, люди, сбивая друг друга с ног, бросились к выходу из ресторана. Воющие, обезумевшие от страха, они высыпали на улицу.

От роскошной обстановки ресторана не осталось и следа. Зал был полностью разгромлен. Один из китайцев, приблизившись к сцене, с которой уже давно сбежали танцовщицы, достал из кармана небольшой баллончик, аккуратно распылил какое-то вещество на занавеси, окружающие сцену, на пол, на стены вокруг. После этого, отбросив пустой баллончик, щелкнул зажигалкой и бросил ее в глубь сцены. Раздался взрыв. Все вспыхнуло одновременно. С треском над сценой обрушилась часть потолка. Двигаясь строем, так же ровно, методично и четко, как вошли, все семеро китайцев бесстрастно вышли из зала ресторана, который прямо за их спиной превратился в огромный пылающий факел.

О разгроме заведения Масловского рассказали в ночных новостях и даже показали кадры горящего здания. Но это уже так мало интересовало Ри, что она даже выключила телевизор.

Оцепенев то ли от восторга, то ли от шока, сжав газету в руке, она сидела очень прямо, уставившись в одну точку перед собой. Это было невероятно… невозможно… Так не могло быть… Но, тем не менее, все это было именно так! Она еще раз вчиталась в скупые газетные строчки. Не зная, что испытывает больше – радость или самый настоящий страх. Собственно, она давно подозревала, что с Масловским все плохо. Это было видно невооруженным взглядом. Теперь оставалось понять – сможет ли она заработать на этом. И если да, то как.

Телефонный звонок прорезал ее оцепенение как звук выстрела. Мысли вернулись в прежнее русло. Если она не ответит, это может вызвать подозрение, а она не имеет права на риск до тех пор, пока не будет знать все в точности. Это соображение быстро пронеслось в практичном мозгу Ри со скоростью доли секунды, и, резко сорвавшись с места, она схватила телефон.

– Почему ты долго не подходила?

– Была в туалете.

– Весьма прозаическое объяснение. Ты со мной даже не поздороваешься?

– Привет, милый.

– Хм… У меня неприятности. Триады разгромили мой ресторан.

– Я знаю. Слышала в новостях. Мне очень жаль.

– Как мило! Ты по мне скучала?

– Очень. Каждую ночь плакала в подушку.

– Неужели?

– Наволочка промокла!

– Слушай, я никак не научусь понимать, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно! Мне это не нравится.

– Пойду и повешусь!

– Ясно. Что ты делала?

– Ногти красила!

– Разве ты сегодня работаешь?

– Нет.

– Я приеду к девяти часам.

– Как я счастлива!

– Слушай, сегодня с тобой явно что-то не то!

– Со мной не то? Ну-ну…Тебе показалось.

– В девять приеду. Как сказал.

Услышав короткие гудки, она вздохнула с невероятным облегчением. Он не догадывался! Ни о чем не догадывался. Масловский вообще был не из догадливых, Ри давно это подозревала. Впрочем, терять бдительности не следовало. Пока.

Как все было? Ри решила спуститься к почтовому ящику – она ждала письмо из дома. По срокам выходило, что на днях оно должно было прийти. Почту разносили утром, а раньше одиннадцати Ри никогда не вставала. По дороге она встретила соседку по лестничной клетке и, кажется, перекинулась с ней парой слов о погоде. Потом спустилась вниз. Письма не было, но в ее почтовом ящике лежала брошенная по ошибке вчерашняя газета. Так как никаких газет Ри никогда не выписывала, она решила взять ее на время почитать, а потом вернуть почтальону ну или выбросить. Она поднялась наверх, в свою квартиру. Там все и началось. Сначала – удар, затем – долгий шок, потом – страх…

Наклонившись, Ри снова взяла в руки газету и раскрыла на той самой странице.

«К Р И М И Н А Л.

В 5 часов утра в баре на поселке Котовского возникла драка, в результате которой 34-летний житель Приднестровья, его местный 32-летний друг и 28-летний рабочий одного из одесских предприятий нанесли многочисленные телесные повреждения известному спортсмену Виктору Качалову, 27 лет, от которых тот скончался на месте. Виновные задержаны, ведется следствие».

Тщательно расправив, Ри разложила газету на кровати заметкой вверх. Потом быстро натянула на себя джинсы и майку. Через несколько минут, с невероятной скоростью оббегав все близлежащие газетные киоски, она скупила все выпуски местных газет. Поднявшись снова к себе, вооружилась красным маркером и начала изучение. Заметки были еще в трех.

Первая: «КРИМИНАЛЬНАЯ ХРОНИКА ДНЯ».

«В результате драки в баре на поселке Котовского погиб один человек. 27-летний В. К. выпивал в компании своих дружков: 28-летнего Е. Ф., рабочего одного из предприятий, и 32-летнего нигде не работающего А. М. Через некоторое время к компании присоединился 34-летний приезжий К. Б. В компании произошла ссора – собутыльники не поделили деньги за выпивку. В результате во всем обвинили 27-летнего В. К. Приятели принялись его избивать. Били бутылками по голове и руками. Перепуганные официантка и директор бара вызвали милицию, но было уже поздно. 27-летний В. К. скончался на месте от полученных травм еще до приезда сотрудников правоохранительных органов. Виновных удалось задержать. О результатах следствия мы сообщим дополнительно».

Вторая:

«В результате драки в баре в одном из новых районов Одессы погиб человек: трое собутыльников забили своего приятеля до смерти, обвинив в краже денег. От полученных повреждений молодой парень скончался на месте, не приходя в сознание, еще до приезда милиции и скорой».