Теория 14-ти кристаллов

В замке и вправду стояла непривычная тишина. Прислуга разместилась у дверей своих комнат, при случае спрашивая про состояние Анны любого, кто проходил мимо по делам. Богумира поднялась по главной лестнице на третий этаж и направилась к северному флигелю. По пути она наткнулась на Терки и успела перекинуться с ним парой слов.

– Мальчик вернулся? – тихо и почти скороговоркой спросил Терки.

– Да, он на кухне, и сам поднимется в комнату, – также быстро ответила Богумира.

– Хорошо, я бегу в конюшню, должен предупредить конюхов, чтобы запрягли сани и приготовили теплые шубы на случай, если придется Анну перевозить куда-нибудь, – сказал Терки, и оба пошли своим путем. В конце коридора стояли несколько человек и тихо ждали указаний.

– Что происходит? – шепотом спросила Богумира.

Постаревший Ааму, камердинер Франтишек и его жена, главная гувернантка замка Божена, одновременно взглянули на нее.

– На сей момент все в порядке, – ровным тоном ответил Франтишек и дважды почтительно, с некоторой робостью, постучал в дверь. Дверь отворил акушер и наполовину высунулся в коридор. Только Богумира передала ему миску с горячей водой, как позади них открылась дверь другой комнаты, и появился барон Алекс. Все мгновенно посторонились, и Алекс и акушер оказались друг напротив друга.

– Станислас, скажите мне, какое положение у Анны? – сдержанно, но с явным волнением, спросил барон.

– Барон, вам незачем беспокоиться. Процесс начался, и все идет по порядку, хорошо. Анна чувствует себя бодро. Никаких осложнений не выявлялось. Доктор Янковский только что обследовал баронессу. Предполагаем, в течение ближайшего часа все благополучно завершится. Доверьтесь нам, о всех новостях буду немедленно докладывать. Теперь позвольте вернуться к делу.

– Благодарю, Станислас. Прошу, продолжайте исполнять свои обязанности. Большое спасибо.

Акушер кивнул головой барону и возвратился в акушерскую с горячей водой.

В комнате вместо люстры по углам на столиках, покрытых голубой клеенкой, стояли четыре лампы на китовом жире, и все четыре блекло мерцали. Кроме Станисласа не было никого. Станислас подошел к длинному столу и поставил на него миску. Он перебрал акушерские инструменты и часть отложил в круглую железную коробку. Затем подошел к ведущей в родильную комнату двери и очень тихо постучал. Из комнаты вышел доктор Янковский и прикрыл за собой дверь. За ним следом потянулся легкий запах спирта, нашатыря и травяного парфюма. Доктор подошел прямо к столу, намылил руки и без звука подал знак Станисласу, чтобы тот налил воду.

Стояла странная тишина. Никакого звука, голосов или криков не было слышно даже из родильной комнаты – ни роженицы, ни докторов, ни даже инструментов. Лишь дрожь окон, свист ветра и потрескивание ламп на китовом жире заполняли холодную тишину замка. Доктор Янковский закончил мыть руки и из стеклянного пузыря налил себе на ладонь спирт. Станислас поставил ковшик с теплой водой рядом с рукомойником и посмотрел на доктора в ожидании очередной просьбы. Доктор протер руки спиртом и высушил новым полотенцем, поданным Станисласом.

– Значит, положение такое: пациент спит, мы ей дали успокоительное. Доктор фон Берка ее обследовал. Я даже не знаю, как это назвать, – доктор Янковский задумался, он искал слова. Станислас напряженно уставился на него. Внезапно задрожали окна, и где-то из коридора донесся звук разбитого стекла. Оба посмотрели в ту сторону. Пламя в лампах заиграло и чуть не погасло.

– Наверное, где-то разбилось окно, – практически про себя проговорил Станислас.

Доктор тихо приоткрыл дверь в родильную комнату, и убедившись, что там все по-прежнему, вернулся в акушерскую.

– Короче, – продолжил доктор Янковский, – мы имеем дело с очень необычным явлением. Говоря по правде, ни я, ни Новачек, ни фон Берка ни разу не встречались с подобным в нашей практике. Мы решили сделать кесарево сечение, чтобы получить возможность наблюдения за ребенком прямо в утробе матери. Да, про кесарево сечение Алекс должен знать заранее.

– Конечно, но в чем дело? Что с ребенком?

– Дело в том, что мы не знаем этого, а также не знаем, чего следует ожидать. Роженица фактически готова к естественным родам, но как только мы увидели первые признаки, у нее обнаружился жар.

– Да, но ведь такое бывает, что у роженицы может подняться температура при естественных родах?

– М-м-м, вы правы, такое бывает, и объяснить можно различными причинами, но сейчас дело в том, что источником жара является младенец. К тому же, при осмотре фон Берка подтвердил, что температура растет. Если бы это была какая-то инфекция, то источником явилась бы мать, но здесь… Мы должны немедленно сделать кесарево сечение и что-нибудь предпринять, потому что если температура будет расти дальше, маленькое сердце может не выдержать.

– Да, все понятно.

– Итак, подождите немного, мы начнем операцию и будем надеяться на лучшее. А вы тем временем сообщите барону Алексу про кесарево сечение. Ну а про непонятные обстоятельства лучше пока промолчать. Доктор Янковский быстро повернулся и ушел в родильную комнату.

Глава 3

Окна по-прежнему дрожали, в дымоходах свистел ветер. В родильной комнате царила тишина. Анна спала на операционном столе. Доктора с профессиональным терпением, молчаливо наблюдали за каждым вздохом и ударом пульса роженицы.

– Начинаем. Откладывать нельзя, – с тяжестью в голосе произнес доктор Янковский. – Фон Берка, прошу вас немедленно подготовиться к кесареву сечению. Доктор Новачек, как вы думаете, можем ли пациенту добавить опиума?

– Думаю, не стоит, доктор – ответил Новачек, – предполагаю, операцию проведем быстро. Мы можем дополнительно применить камфорную мазь для местного обезболивания.

– Благодарю вас! Итак, доктор фон Берка, сделайте хирургическое сечение и извлеките младенца. Доктор Новачек, вас попрошу ассистировать фон Берку, а после того немедленно наложите трехслойный шов на сечение. В этом вам нет равных. Я же буду наблюдать за состоянием пациента и во всем помогать при необходимости. Коллеги, приступаем!

В родильной комнате зашевелились. Три доктора последовательно и в точности выполняли все необходимые действия для спасения двух жизней. На самом деле врачи были сильно взволнованы, так как не имели представления, насколько могла вырасти температура младенца, тем более что в те времена большинство кесаревых сечений заканчивались гибелью матери. Янковского подбадривало лишь сознание того, что рядом с ним находились два лучших ума Центральной Европы с их золотыми руками. Все проходило настолько организованно и бесшумно, что кто-нибудь за дверью запросто мог подумать, что в комнате уснули, а за окном пурга разносит все.

В коридоре дежурили Франтишек, Божена и Ааму.

В дверь комнаты Алекса постучался Станислас. Дверь сразу отворилась, и на пороге появился Алекс.

– Барон! – невольно понизив голос, обратился Станислас, из-за чего Алекс еще больше разволновался.

– Скажи, в чем дело?! – выпалил в ответ Алекс, окончательно запутавшись в своих эмоциях.

– Барон, все в порядке, не волнуйтесь, прямо сейчас проходит операция, и скоро она закончится. Дело в том, что баронессе Анне…

– Что-о?! – вскрикнул Алекс, – что за операция?!

– Барон, все в порядке. Дело в том, что необходимо было выполнить кесарево сечение, и я просто ставлю вас в известность. Поверьте, доктор фон Берка очень опытен в этом деле и…

Алекс сорвался, он уже не контролировал себя.

– Пропустите! – прокричал он, оттолкнув Станисласа в сторону, и рванулся к двери акушерской комнаты.

– Алекс, прошу вас, сейчас нельзя вам находиться там, – попытался остановить его Станислас.

– Алекс, дорогой, послушайте Станисласа, сейчас так лучше для Анны, – попробовала успокоить его стоящая рядом Божена.

Никто не знает, как бы дальше поступил Алекс, если бы не звук, который лишил его и дара речи, и способности действовать в один миг. Алекс повернул дверную ручку акушерской и уже должен был войти, как из родильной комнаты донесся плач новорожденной, показавшейся ему песней. Все замерли. Алекс застыл как вкопанный. Он обеими руками сжал ручку двери и тихо проговорил:

– Мой ребенок, моя жизнь, – он упал на колени, и из глаз покатились слезы.

Родилась крохотная девочка, маленькая прекрасная Брунгильда Лешези. Анна уже подобрала для нее имя. Если должна была родиться девочка, то ее назвали бы Брунгильдой, а если мальчик – Волкан. Однако как только крошечная жизнь начала свое существование, сразу оказалась, на грани конца, и доктора не имели малейшего понятия, что с этим сделать. Как только Брунгильда увидела свет, ее тельце начало еще сильнее нагреваться. Такой физиологической аномалии еще никто никогда не встречал. Маленькое сердце Брунгильды работало с таким ритмом и так быстро перебрасывало кровь в сосуды, что организм начинал перегреваться. Через две минуты после рождения крошечная Брунгильда потеряла сознание, и блестящие умы Европы бессильно наблюдали за последними секундами жизни младенца. Ветер все еще свистел, и окна все еще дрожали. В замке Лешези наступала самая трагическая ночь. Секунды растянулись, переходя в тихую вечность, но внезапно страшный шум крушения стекол всех оторвал от более страшной реальности. Окно родильной выломало пургой, и снежный вихрь наполнил комнату ледяным холодом и снегом. Все лампы погасли, а с новорожденной сорвало покрывало. Голого младенца охватило морозом и снегом. Новачек подбежал к окну, чтобы закрыть его, но в этом не было смысла, все стекла разбились. Янковский пытался нащупать ребенка в темноте, чтобы немедленно унести ее из комнаты.

– Фон Берка, мы должны вынести ребенка и Анну отсюда! – кричал он сквозь шум ветра.

Дверь в родильную комнату распахнулась, и из акушерской будто вломился во тьму свет. На пороге стоял Алекс, он быстро обвел взглядом темную комнату. За ним толпились Станислас, Божена, Ааму и Франтишек. В следующую секунду Алекс уже оказался у изголовья своей дочери, быстро завернул ее в собственный китель и буквально вылетел из комнаты. Ааму с Франтишеком схватили операционный стол и вынесли Анну в акушерскую. Алекс выбежал из акушерской и буквально влетел через коридор в комнату напротив, и наконец-то в первый раз посмотрел на своего ребенка при свете. Маленькая Брунгильда активно шевелила губками, как будто искала грудь. Счастливый Алекс улыбался до ушей. В комнате появились доктор Янковский, Новачек и фон Берка.

– Алекс, ваша девочка… – невнятно пробормотал перепуганный и растерянный Янковский.

– Какая она красивая, какая нежная, – Алекс повернулся к врачам. – Большое вам спасибо! Как Анна?

– Анна? Анна х-хорошо, мы ее перевели в акушерскую. Там тепло. Анна хорошо, – все еще бормотал Янковский.

То, что происходило на его глазах, было чудом. Новорожденная, которая пару минут назад находилась при смерти, теперь вела себя как вполне здоровый ребенок, она махала ручками и издавала нежнейшие звуки. Доктора переглянулись. Сказать было нечего. Янковский быстро пришел в себя и стремительно обернулся к коллегам.

– Дело надо довести до конца. Наложите швы пациенту и выведите из наркоза. Как только закончите, сообщите. Мы должны принести младенца к матери на грудь. А пока я останусь здесь и буду заботиться о состоянии ребенка.

Только доктора вышли из комнаты, Янковский вновь повернулся к Алексу и вдруг увидел его испуганное, растерянное лицо. Алекс смотрел то на ребенка, то на Янковского, словно пытаясь найти ответ.

– Доктор, в чем дело? Посмотрите, быстрее, она как будто не дышит и вся горит.

Янковского самого обдало жаром, а потом облило холодным потом. Он еще ничего не успел осмыслить, как вновь оказался лицом к лицу с главной проблемой, да к тому же один. К счастью, он быстро оценил ситуацию и выбрал единственно возможный вариант.

– Барон Алекс, сейчас вы должны мне поверить. Прошу вас, отдайте мне ребенка, – Барон услышал почти повелительный тон Янковского.

– Отдать ребенка? – ничего не понял и без того обескураженный Алекс.

– Да, точнее, прошу вас довериться мне. Сейчас нет времени объяснять, но если срочно не принять меры, ребенок может погибнуть. Мы не в состоянии контролировать температуру ребенка. Ничего не спрашивайте и просто поверьте. Думаю, я знаю, что нужно делать.

– Да, конечно, прошу вас, сделайте что-нибудь. Я ничего не понял, просто скажите, что мне делать? – уже умолял Алекс.

Обретший уверенность врач взял ребенка. Потом посмотрел на Алекса и с полной серьезностью сказал:

– Барон, прошу вас, выйдете из комнаты и ждите, пока не позову. Вы должны доверять мне.

– Да, да, доктор, конечно, я доверяю вам, – Алекс покорно подчинился Янковскому и вышел из комнаты.

В коридоре остался лишь Ааму. Откуда-то из конца доносился звук всхлипывания, и все еще виднелась спина Франтишека, который провожал Божену к лестнице.

– Ааму, что происходит? Хоть ты скажи, в чем дело? – потерявший голову Алекс вцепился в запястье Ааму и уставился ему в глаза с последней надеждой, что хоть у него он найдет желанный ответ. Ааму взглянул на него прямо и спокойно, и с уверенностью ответил:

– Алекс, ваш отец, находясь в сложном положении, иногда говорил, что пока еще все живы, будем надеяться на лучшее. И вам я скажу то же самое: пока все живы. Лучшие доктора здесь. Так что посмотрим, какой выход они предложат.

Ааму еле успел закончить, как теперь уже из той комнаты, где находились Янковский и маленькая Брунгильда, донесся шум падающих предметов. Это не было звоном ломающегося стекла и грохотом от ворвавшегося ветра, которые совсем недавно раздавались из родильной комнаты, но оттуда слышались отчетливые удары падающих на пол небольших предметов и стук ставень. Алекс мгновенно поспешил обратно к комнате, а за ним и Ааму. Барон распахнул дверь, и от увиденного застыл на месте: оба окна в комнате были открыты, посреди комнаты на столе лежала его маленькая обнаженная дочь, а доктор Янковский, закутанный в теплый плед, спокойно наблюдал, как на Брунгильду дул ледяной воздух. Алекс как ошпаренный подскочил на месте и молнией кинулся «спасать» свою дочь вот уже во второй раз за вечер, но ему преградил путь Янковский.

– Нет, господин Алекс, прошу вас, не трогайте ее! Посмотрите, ей хорошо. Смотрите, как она ожила.

– Алекс, прошу, успокойся, – Ааму подошел сзади и взял барона за руку, – доктор правду говорит. Ты только взгляни на ребенка на секунду.

Алекс посмотрел на Ааму, потом снова на Янковского, затем на свою дочь. Брунгильда спокойно ворковала и нежно улыбалась.

– Барон Алекс, прошу вас, послушайте! – энергично продолжал доктор Янковский, – я знаю, это за рамками всего мыслимого и немыслимого, и пока мне самому сложно в это поверить, но у вашей дочери оказалось редчайшее свойство, которое даже не назовешь болезнью: ее сердце работает неестественно часто, и кровь в ее маленьком теле движется с неслыханной скоростью. Пока малышка зависела от сердечного ритма матери, все было хорошо, но теперь, когда она уже независимый организм, ее тело в постоянной опасности перегрева. Маленькое сердце может не выдержать такую нагрузку. Сейчас в комнате именно та температура, в которой она может нормально существовать. Только так она сможет выжить. Я понимаю, то, что сейчас говорю вам, сложно даже вообразить, но именно так мы сумеем спасти вашу дочь, и вы как отец должны создать ей такую среду, в которой она сможет существовать: в условиях вечного мороза. К сожалению, медицина еще не дошла до того уровня развития, чтобы мы смогли бы каким-либо радикальным путем помочь вашей малышке. Алекс, мне очень жаль, но могу вас утешить лишь тем, что ваша дочь будет жить.

Алекс как будто ничего не слышал. Он не спускал глаз с Брунгильды. Медленно приближался к ней, а из его расширенных глаз снова лились слезы.

Глава 4

Вести о маленькой Брунгильде практически сразу же облетели Центральную Европу, но так же быстро о ней абсолютно забыли. Шли дни, и озабоченные родители рассматривали тысячи возможных выходов из сложившегося положения. Они уже понимали, как можно было поддерживать жизненно важные условия для Брунгильды, но вот вопрос – где? В один прекрасный день зима закончится, а там уже и думать о чем-либо будет поздно. Приглашенные из всех соседних графств и королевств инженеры предлагали построить разные холодильные комнаты и сохраняющие снег камеры. На всякий случай двум разным инженерам Алекс заказал устроить подобные камеры в подвале замка, но эта идея не совсем устраивала его, так как получалось, что дочь, по сути, должна была вырасти и всю жизнь прожить в заключении.

В один из таких грустных вечеров раздумий в дверь кабинета Алекса постучали. В это время Алекс никого не ждал. Он даже испугался, подумав, что опять Брунгильде плохо, и с затравленным видом отворил дверь. У двери стоял Ааму и немного застенчиво улыбался. Алекса, конечно же, отпустило, и он тоже улыбнулся.

– Ааму, заходи, мой добрый друг. Говоря по правде, я страшно перепугался, когда услышал стук в дверь, но, увидев тебя, очень обрадовался. Никогда ты мне не приносил дурные вести, – Алекс пошел к столу и предложил Ааму стул. Он разлил бренди в два хрустальных стакана, один подал Ааму, а другой взял себе. – Я даже помню, когда пропала группа Волкана и все горевали о его гибели, ты пришел ко мне и сказал: «Если Волкан и вправду погиб, знай, эту скорбь мы разделим вместе. Так же хочу, чтобы ты знал: искателя приключений обязательно где-нибудь подстерегает опасность. Волкан прожил очень насыщенную и счастливую жизнь. Он считал великим даром каждую секунду, проведенную с друзьями, и еще большим подарком судьбы – его постоянные путешествия и приключения. Он с сознанием дела выполнял свою работу и был счастлив, что делал это для своей страны. Но счастливее всего его делал ты. Он жил для тебя, и если его нет в живых, то последние его мысли были о тебе и твоей матери. Просто сохрани его любовь, и когда у тебя будет свой ребенок, подари ему». За это я сейчас благодарю тебя и хочу чтобы ты знал: из друзей Волкана ты единственный, кому я всегда доверял так же, как ему самому.

Ааму опустил голову, и у него задрожали плечи. Он и в действительности не делал различий между Терки и Алексом, и обоих любил одинаково, со всей самоотдачей. Алекс подошел к Ааму и обнял его за плечи. Ааму поднял голову, и на его лице снова сияла улыбка, хотя глаза оставались немного печальными.

– Алекс, я вспомнил кое-что и подумал, что это может стать хорошей вестью для тебя. Расскажу одну старую историю, которая случилась с моим отцом при охоте в дальних землях. Я даже помню некоторые названия тех мест. Одним словом, десяток охотников, и среди них мой отец, в течение двух или трех недель преследовали большое стадо оленей по направлению к северу. Я уже сказал, что была зима? Да, была зима. М-м-м… В том лесу… Да, этот лес был в горах. Как-то ночью на их лагерь напали волки. Один охотник, по-моему, погиб, а трое или четверо пострадали настолько, что должны были там остаться хотя бы на месяц и подлечить друзей, или же оставить их и покинуть то место, так как переносить их было невозможно. Делать было нечего: лагерь обвели деревянной оградой и чем могли – травами, животным жиром – начали лечить раненых. Волки почти каждую ночь атаковали лагерь, но ограда кое-как спасала. Естественно, им приходилось выходить на охоту, и так они однажды потеряли еще одного человека, хотя пару волков все-таки убили в отместку. Прошло почти два месяца, пока раненые с трудом, но смогли встать на ноги, а снег вокруг не убавился даже на палец, и мороз стоял все такой же, как в январе. Удивительно было то, что в это время уже надлежало быть середине весны. По такому тяжелому снегу раненые все равно не могли передвигаться. Решили продержаться еще немного, и уже, когда больные поправятся и окрепнут, всем вместе выбираться, так как слабый и хромой человек стал бы легкой добычей для волков. Прошел еще один или два месяца, но ни капли не потеплело. Зима продолжалась как ни в чем не бывало. Так или иначе, но ходить уже могли все, и они решили покинуть то место. Здесь и случилось чудо. Почти целый день охотники шли по лесу и вдруг заметили, что снег наконец-то начал убавляться. А еще через час из леса они вышли на луг и попали в самое обыкновенное лето: солнце уже садилось, но было тепло, вокруг цвели цветы и летали бабочки. Они были такими уставшими, что совсем забыли про волков, и улегшись в траву, крепко заснули. На второй день их разбудила жара. Они никак не могли понять, как могли попасть из долгой зимы прямо в лето. Домой охотники вернулись другим путем, но лето их уже не покидало. Не отец, ни его друзья больше не попадали в те края, но сказ про зимний лес сохранился как легенда.

Алекс до конца выслушал Ааму, потом секунды две-три смотрел на него с поднятой бровью, после чего наклонился к Ааму, и чтобы утвердиться в том, о чем думал, испытующе спросил:

– Ааму, не хочешь ли ты сказать, что где-то существует лес, в котором царит вечная зима?

Ааму задумался и продолжал рассуждать:

– М-м-м… Я очень на это надеюсь, так как мой отец провел там лишь четыре месяца. Скажем, если возможно такое, чтобы в каком-то месте зима продолжалась вплоть до лета, а где-то неподалеку цвели поля, тогда мы должны допустить, что это как раз может быть местом вечной зимы. К сожалению, о зимнем лесе больше я никогда ничего не слышал.

– Ааму, ты ведь это расказал мне лишь потому, что веришь в существование того леса, и в то, что там вечная зима?! – От возбуждения Алекс почти кричал и размахивал руками.

Ааму медленно кивнул головой и сказал улыбаясь:

– Конечно же, мой мальчик, конечно. Я в это верю и хочу, чтобы ты завтра же отправил меня с Терки на поиски того места. Быстрее и лучше, чем я, никто не сможет это сделать. Если тот лес еще существует, я найду его, и тогда твоя девочка будет свободным человеком, а вы счастливыми родителями рядом с ней. Если вам надоест холод, за пару часов дойдете до солнечной поляны, прогуляетесь и вернетесь домой. А зимой будете приезжать сюда, в ваш родовой замок.

– Ааму, к завтрашнему утру все будет готово для вашей отправки. С вами поедет столько людей, сколько нужно. Группу составь сам. К утру все будут готовы. Если ты сможешь это сделать…

– Алекс, не стоит сейчас об этом! Давай сначала посмотрим, и когда все будет в порядке, тогда и благодари… А теперь отпусти меня, я должен поговорить с Терки. Нам предстоит много чего наладить, обсудить и подготовить. Утром еще поговорим.

На следуюший день ровно в двенадцать часов группа из пятнадцати человек, которой руководил пожилой Ааму, уже находилась в поезде и направлялась в Кенигсберг, откуда они должны были добраться на корабле до Хельсинки. Все верили в успех их путешествия, но больше всех верили Ааму и Терки. С одной стороны, это было исполнением клятвы, данной Волкану, борьба за спасение его потомства, так же как Волкан боролся за спасение Терки, а с другой стороны – продолжение дела Волкана, в котором участвовали несколько его старых соратников. Для них было огромным счастьем идти вперед, за приключениями.

Ровно через месяц после отправления экспедиции Ааму в Лапландию в родовой замок Лешези пришла телеграмма на имя барона Алекса Лешези: «Нашли зимний лес. Находимся на севере Финляндии в поселке Кайлеено. В лесу начали строить временный деревянный дом. Ждем. Ааму».

После этого все развивалось так же стремительно, как при отъезде возглавляемой Ааму группы в Лапландию. В Кайлеено с Алексом и Анной отправлялись лишь несколько человек. А остальная прислуга оставалась жить в замке, чтобы присматривать за имением. Сад и двор замка Алекс объявил открытыми для всех детей города, которые хотели там поиграть, а родовую библиотеку Лешези доступной для всех тех людей, кто любил читать и учиться.

Конечно же, семья Терки также готовилась к отправке. Богумира, мама Кельми, происходила из семьи местного лесника, и ей было очень трудно расставаться с пожилыми родителями. А Кельми очень радовался, ведь его папа был настоящим лапландцем, а сам он никогда там не бывал. При прощании Кельми обещал Алисе, что обязательно приедет следующей зимой вместе с мамой. Затем подарил ей на память настоящую лапландскую шапку из оленьего меха и поцеловал в первый и последний раз.

К концу зимы 1868 года вся семья Лешези уже находилась на севере Финляндии, в поселке Кайлеено. Радости Ааму не было конца. Он вернулся на свою родину. Вскоре все переехали жить в большой деревянный дом в зимнем лесу, а поблизости, на возвышении, под руководством Терки уже строился новый замок.

Глава 5

1968 год.

Кайлеено. Прошло одно столетие с тех пор, как семья Лешези поселилась в Зимнем лесу. Единственная, кого еще помнили – да и то лишь дети, – была Брунгильда, которая давно отошла в мир иной, да и никто ее по имени-то не называл. Она осталась в памяти как Снежная королева. Никто даже точно не знал, где стоит ее замок, так как в Зимний лес никто не ходил. Помимо того что в Зимнем лесу по-прежнему свирепствовали морозы, волки нападали на всех случайно оказавшихся там живых существ. В северном полушарии земли стояло лето, хотя в тот год в Кайлеено было необычайно холодно. Особенно вечерами, когда казалось, что вот-вот пойдет снег. Старики и дети повторяли, что Снежная королева проснулась, и зима собиралась прийти рано. Кайлеено почти не изменилось, разве что по селу разъезжало несколько машин.