Педагогическое наследие Калабалиных. Книга 3. А.С. Калабалин

Теперь я живу среди своих братьев. Их тысячи… Моего отца Антон Семёнович взял из камеры смертников. Отец был приговорен за то, что в 17 лет водил в атаку 200 сабель – дрался. Революция закончилась, а они так и не знали: ради кого теперь жить, где правду искать. Это продолжалось, пока их не разоружили и не признали врагами народа. Лишь благодаря указу Дзержинского всех, кому не исполнилось 18 лет, было предписано забрать из тюрем. Дзержинский в 1920 году получил сводку о том, что творится с детьми в России, и ужаснулся. Пришел к наркому просвещения Луначарскому и сказал, что надо срочно спасать детей. И он взял на себя ответственность вывести их из взрослых колоний и тюрем и создать детские воспитательные учреждения. В результате этого решения Антон Семёнович Макаренко возглавил колонию в Полтаве и забрал из полтавской тюрьмы моего отца. Так он попал к Антону Семёновичу Макаренко и стал потом его самым первым помощником, другом… Моему отцу повезло, что работа Макаренко (а впоследствии и отца) была востребована обществом.

Воспитанники попадали к людям, готовым им помочь, повести их по жизни. Попадали к ним как равноправные и нужные люди.

Кстати, во время войны отец был контрразведчиком, работал в Германии. Получил задание от нашего руководства пробраться в тыл врага и притвориться изменником Родины. Ему поверили, взяли в «абвер». И он был заброшен резидентом фашистской разведки в Горький. Даже «железный крест» заслужил у Гитлера за то, что служил ему «верой и правдой».

Что ему удалось? Провести радиоигру, где фашисты поверили его дезинформации. Удалось помочь одержать победу под Сталинградом и на Курской дуге. О нем очень интересно написал Хинштейн в своей книжке «В подвалах Лубянки», Овчинникова в «Известиях» интересно написала о нем и о маме во время войны в «Комсомольской правде».

Мама эвакуировала детский дом на Урал, а отец в это время служил Родине, находясь в логове фашистов в «абвере».

Я, наученный отцом, всех, кого вырастил – в школе, училище, детском доме, – сопровождаю по жизни. Они мне все нужны, и если кто-то

все же не уберегся от тюрьмы, я его все равно жду и помогаю встать на ноги. А многие, к сожалению, не ждут своих детей. И государство не ждет, как будто это не его дети. Зато ждут криминальные структуры, чтобы повести их по своему руслу. А обиженный пацан, знаете, сколько зла может натворить?

Когда я принял новую школу в Калининграде, судьба свела меня с замечательным человеком – Кармановым Валентином Федоровичем. Это

был директор завода «Чайка» в Москве, который в столице объединял все школы производственного обучения. Они занимались развитием рентабельного труда. Он мне подарил пару талантливых своих педагогов, они, к моему счастью, жили у меня в Калининграде.

Наш коллектив мы решили строить на производительном труде. Это было, конечно, очень опасно. Мы выбрали три направления производства: швейное производство, производство микродвигателей для ведущих заводов нашей страны. Третье направление определилось домостроительным комбинатом, на базе которого мы стали производить продукцию – детскую мебель. Это обычная школа… Но она оказалась очень необычной. Школу организовали по принципу: мне отдают всех молодых учителей, которые не сработались со своими школьными директорами. Школа организовалась на базе восьмых и девятых классов, в которых почти девяносто процентов – мальчики.

Собралось потрясающее «собрание сочинений» – удивительно интересных людей, но далеко не готовых сейчас же покорять страну своими знаниями. Была еще одна деталь. Мэр города инструктирует меня:

– Смотрите не скажите на первом дне, что Вы из Хотькова, потому что Хотьково у нас в округе связано с психбольницей.

Это мне так понравилось, что я подумал: сейчас же всех куплю. И когда был пробный день, собрались все родители, я выступил:

– Дорогие родители, уважаемые папы, мамы и бабушки, если вы что-то не поймете в моих педагогических действиях, спишите на то, что я к вам приехал из Хотькова…

И начали творить

Представляете, я никому из учителей не разрешил ставить отметки. Но с первого дня развернул самодеятельность, физкультуру, появились ансамбли. С первого же дня мы начали налаживать производство, и все пошли трудиться. Через полгода у меня вся школа была завешана портретами наших пацанов. Это лучший футболист, это лучший волейболист, лучший пожарный, лучший по армейскому троеборью, лучший стрелок, лучший исполнитель характерных танцев, лучший ансамбль. Они у меня начали выступать во всех конкурсах.

А поскольку город Калининград космический, мы создали музей имени Гагарина. А еще – построили уникальную базу труда в Серпуховском районе – в совхозе «Заокский». Работали и жили мы там с мая по октябрь. И вот наступил момент, когда они стали уважать себя. Однажды ко мне пришел один воспитанник и говорит:

– Попросите Людмилу Остаповну Бахмацкую, – это моя сестра, воспитанница детского дома, – чтобы она научила меня русскому языку.

– А что такое?

– Да у меня автограф просят, а я боюсь брать ручку, я же безграмотный.

Через полгода он захотел учиться! Вот сейчас о стандартах говорят, а мы уже тогда разделили полностью… Мы узнали – кто на что способен, развели их по разным классам и разным учителям.

У меня была Мария Степановна Беспалова, заслуженная учительница, математик. Я ей сказал:

– Мария Степановна, этих я Вам не дам, а вот этих возьмите. Над ними Вам можно «издеваться», это технари. Выбивайте из них четверки и пятерки. А вот на этот класс я поставлю Воробьеву Нину Васильевну, потому что она и душу, и сердце отдаст, а спросит столько, сколько ученик ей может вернуть. Потому что здесь собрались одни гуманитарии, здесь одни певцы, солисты, спортсмены. Уже тогда мы это расписали.

Через два года все были заинтересованы в школе и оканчивали ее великолепно. Ни один мой пацан не стал плебеем. Все стали активнейшими людьми, потому что они росли уже два года в борьбе.

Мне просто повезло в жизни, во-первых, на тех людей, которые меня растили. Мне повезло на ту обстановку, где я рос в детском доме. Мне повезло, что я видел человека, на которого хотел быть похожим. Я не стал на него похожим, но я у него очень много взял для того, чтобы быть полезным в своей профессии детям. Я очень многому научился, прежде чем прийти к детям. Я их брал не физикой, не математикой, я их брал тем, что и в футбол играю, и в волейбол, и мастер спорта по тяжелой атлетике, и на руках пойду, и кашу сварю, траву скошу.

Это им нравилось. Я старался собрать вокруг себя таких людей, который могли бы на все вопросы пацанам ответить. И нечего им бежать куда-то, наоборот, к нам бежали, чтобы услышать что-то интересное.

Мне повезло, что я выбрал ту профессию, которую безумно люблю.

Я ни разу не ходил на работу, я всю жизнь занимался любимым делом.

С добром и верой8

Книги загорелись быстро, так, как им, собственно, гореть и полагается. Когда дым рассеялся, ситуация прояснилась, и сводилась она в двух словах к следующему: в окно библиотеки влетела горящая головешка, и попасть сюда она могла исключительно с благословения братьев Плисецких. Им долго и привычно говорили все подобающие в этом случае слова, а братья не менее привычно молчали. Потому что то, что на общий взгляд было причиной, по их логике выходило следствием. Действительно, сжигать книги дико, а не дико разве, что библиотекарша эта предала (в одном из самых житейских смыслов) близкого ей хорошего человека?

Поступки их были один непонятнее другого и объединялись, пожалуй, лишь общей какой-то странной логикой.

Вот и из детдома их прислали в колонию за целый ряд прегрешений. Например, украли со склада одиннадцать метров джинсовой ткани. А они говорят: мы и не украли вовсе, просто взяли и сшили себе и товарищам нормальные джинсы, уж, по крайней мере, покрасивее тех, что из того же метража делают швейники.

– В общем, этим братьям Плисецким и колонии мало, надо переводить их отсюда еще дальше, – говорили мне воспитатели.

И если, не вникая в ребячью логику, судить лишь о внешнем ее отражении, разделить этот справедливый гнев можно. Но… что-то привлекало меня в этих ребятах, и я попросил отдать Колю и Пашу мне, тем более что срок пребывания их в колонии заканчивался. Так они «перешли» в наше, 72-е строительное профтехучилище.

Как таких ребят понять? Сами они какие-то неподходящие, невоспитуемые? Или воспитывали их неподходяще? Чтобы попытаться ответить на вопрос, позволю себе сослаться на классику и взять в руки «Педагогическую поэму».

Семен Карабанов – помните? Он водил банду в шестьсот человек, и полагалось ему за все это не меньше расстрела. И ведь что интересно: была в его атаманстве определенно какая-то педагогическая жилка, умел, значит, организовать «коллектив». Вопрос – на что. Один из любимых учеников А. С. Макаренко, он сам стал потом педагогом. Помните, не вышло «из Карабанова агронома. Кончил он агрономический рабфак, но в институт не перешел, а сказал А. С. Макаренко решительно:

– Хай ему с тем хлеборобством! Не можу без пацанов буты. Сколько еще хороших хлопцев дурака валяет на свете, ого! Раз вы, Антон Семенович, в этом деле потрудились, так и мне можно.

И он трудился. 45 лет работал (да как красиво!) директором колоний и детдомов, меняя сложные коллективы на еще более сложные. И писал ему Антон Семенович: «Хочу приехать посмотреть на твоих ребят, как-никак внуки», и Семен Афанасьевич Калабалин любил и боготворил своего учителя всячески. И сына, который родился в год смерти Макаренко, назвал Антоном.

Что и говорить, повезло мне с отчеством. Моего сына зовут, кстати, тоже Семеном. Я назвал его в честь отца, опять-таки по его рекомендации. Для того чтобы когда-нибудь появился у него правнук Антон Семенович, а у меня внук Антон Семенович, и имя это передавалось бы из поколения в поколение. Не просто само по себе имя – дело Макаренко (вот мы, например, дети Калабалина, все трое – педагоги, я и обе мои сестры). А главное – принципы Макаренко. Они не только к педагогике имеют отношение. Это принципы нашего большого советского дома. Недавно, когда праздновалось 90-летие со дня рождения Макаренко, к нам в училище приехала группа его первых воспитанников. Более 50 моложавых, красивых людей появилось у нас. Тех, кому стать людьми помог Макаренко и гуманные его принципы, где главный – уважение к человеку, вера в него. Я позволю себе напомнить еще одну прекрасную страницу из «Педагогической поэмы»:

«Недели через две я позвал Семена и сказал просто:

– Вот доверенность. Получишь в финотделе пятьсот рублей.

Семен открыл рот и глаза, побледнел и посерел, неловко сказал:

– Пятьсот рублей? И что?

– И больше ничего, – ответил я, заглядывая в ящик стола, – привезешь их мне.

– Ехать верхом?

– Верхом, конечно. Вот револьвер, на всякий случай…

Привезя деньги, он пристал ко мне:

– Посчитайте…

– Отстань!

Он схватил себя за горло, как будто его что-то душило, потом рванул воротник и зашатался.

– Вы надо мной издеваетесь! Не может быть, чтобы вы мне так доверяли. Не может быть! Чуете?.. Вы нарочно рискуете, я знаю, нарочно…

Он задохнулся и сел на стул…

– Если бы вы знали! Если бы вы только знали! Я когда этой дорогой скакал и думал: хоть бы Бог был на свете. Хоть бы Бог послал кого-нибудь, чтоб когда лесом кто-нибудь набросился на меня… Пусть бы десяток, чи там сколько… я не знаю. Я стрелял бы, зубами кусав бы, рвал, как собака, аж пока убили бы… И знаете, чуть не плачу. И знаю ж: вы тут сидите и думаете: чи привезет, чи не привезет? Вы ж рисковали, правда?

– Ты чудак, Семен! С деньгами всегда риск. В колонию доставить пачку денег без риска нельзя. Но я думаю так: если ты будешь возить деньги, то риска меньше…»

Так и жил отец, исповедуя ту же вселенскую веру. Вы знаете, моего старшего брата (его звали Костиком), совсем пацаненка, зарезал один из новых наших колонистов. И даже это не сломило отца… Никогда не забуду, когда первый раз в жизни попали мы в один из городов Осетии. Приехали поздно ночью, а утром, когда проснулись, он говорит:

– Иди, сынок, гуляй.

А мне было всего семь лет. И вот я просто так, один, пошел по колонии, по тому месту, где еще вчера кипели дикие страсти.

Потом, много лет спустя, мне кто-то сказал:

– Как же вы решились? Вы так рисковали!

А я ходил, того не понимая, и глупыми доверчивыми глазами смотрел вокруг. Потом подошел к одному парню и сказал:

– Я хочу с тобой дружить.

Поверить в человека, пойти к нему навстречу – вроде бы такая малость. Но есть ли что-нибудь важнее этого – заинтересованного взгляда на человека? При таком заинтересованном взгляде открываются вдруг вещи удивительные. Взгляд наш становится добрее и шире.

И в наказании может проявиться уважение к личности, если иметь точкой отсчета добро.

– Я не знаю, какой у вас в тот день была погода, – так в свое время на вопрос отца о том, как поступить в таком-то случае, ответил в письме А. С. Макаренко.

И верно, от погоды кое-что зависит. А еще больше – от характера самого наказуемого. За один и тот же поступок расплата разная. Кто-то с полувзгляда поймет, а на кого-то хоть полдня орите – чего зря себя надрывать. А потому с одним достаточно не поздороваться, другому сказать:

– Зайди вечером ко мне, подумай, зачем.

Третьего попросить придумать себе кару самому.

Иногда нужно, чтобы, чем тяжелее оказался проступок, тем меньшей – расплата. Командир поленился, не поставил ребят на довольствие. Жестоко, но вся группа останется голодной, и только командиру не скажут ни слова, а тому лучше, чтоб ругали.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Биографическая справка подготовлена А. С. Калабалиным и опубликована в книге «Колокола памяти. Записки детдомовца» (Д. П. Барсков, 2014)

2

Калабалин А. С., Морозов В. В. «Актуальные проблемы социальной педагогики: теория и практика: матер. XII соц.-пед. чтений фак. соц. работы, педагогики и ювенологии, 27 марта 2009» – М.: РГСУ, 2009 – с. 31—36.

3

Беседу вел Евгений Крушельницкий.

4

Интервью А. С. Калабалина на телевидении, записанное с аудиозаписи студенткой второго курса РГСУ Наташей Федоровой.

5

Записала беседу с А. С. Калабалиным Лина Тархова // Не будь зависим, скажи «нет» наркотикам, алкоголю, курению, игромании. – №10, 2012 – с. 61—63.

6

Беседу записал Л. Виноградов, опубликована 17.10.2005.

7

Интервью провел С. Лавриненко на очередной макаренковской среде в Центре им. А. С. Макаренко // «Истринские вести» от 15.04.2011.

8

"Государство – это мы" / сост. Л. П. Тархова. – М.: Политиздат, 1982 – с. 70—84.