Курс

Андрей Евсиков

Курс

Глава 1. Эволюция

Первый снег. Время светлых ожиданий, предчувствий… Это пришло из детства. Ещё далеко до Нового Года, но огни магазинов блестят сильнее, и радость в детской душе не унять. Скоро в лес с отцом за ёлкой, покупать игрушки и наслаждаться ожиданием сказки. А какой зимний лес ночью, в тихую погоду, со снежными шапками на деревьях! Хочется забраться под ёлку в сугроб, заснуть и проснуться в настоящем и счастливом мире, воспоминания о котором с годами так и не сотрутся из памяти. И пусть так и останется непонятным, где это – в прошлом или будущем? Но оно обязательно должно быть!

Лёха наслаждался свежестью первого снега и видом с площадки Воробьёвых Гор. Только ожидания и предчувствия уже не были по-детски светлыми и не имели шансов прогнать заползающую в душу тоску: тоску то ли по детству, то ли по светлому миру из связанных с детством воспоминаний, который так и не удалось ни найти, ни построить.

«Просто старею. Всё будет хорошо. Обычный инстинктивный страх перед тем, что впереди. Перед неизвестностью. Страх, который притупляют воспоминания об уже прожитых годах. Они и подпитывают предательское желание вернуться туда, где нас уже нет. Там всё ясно. А потому и спокойно. Потому там и нет страха. Именно там и только там – в прошлом – наверное, и живёт вожделенное состояние душевного спокойствия, Божьей благодати. Только, кажется, Создатель устроил всё по-другому. И никакое натягивание на свою сущность лицемерного облика праведности и притягивание за уши выводов от сомнительных чудес не сможет заглушить этот страх перед будущим. Наш удел – двигаться в неизвестное. Ошибаться, стараться не тупить, учиться и идти вперёд. “Делай что должен, и посмотрим – что будет”».

Проглянувшее в облаках солнце подсветило высотки Москва-Сити и подразнило бликами на реке. Мол, «давай к нам! На природу! Вспомни Фридриха и не бери на себя тяжесть мира! Зачем тебе на этот проспект Сахарова? Да он и не виден отсюда даже!»

Но мысли вернулись на прежнюю траекторию: «Жить, чтобы учиться? Учиться чему? Да чему уже только не учился … толку от этой учёности? Легко и на любой случай цитируешь хоть Ницше, хоть Библию? Давно решил для себя, что политикой может заниматься только подлец или дебил? Обещать всем и сразу хорошую жизнь? Не на этом ли вся политика построена?

Да и не выходит из головы: «Народ достоин! Народ поджигает леса каждую весну. Народ загадил всю природу, всё информационное пространство рекламным спамом, телевизионным лицемерием и враньём немыслимых масштабов. Народ кидает друг друга без раздумья, выкладывает просроченные товары на полки магазинов, устраивает карусели на голосованиях, да просто жрут друг друга, и всем всё по барабану! Добрался домой с работы, по дороге всех обматерил, холодильник, рюмка, голову в ящик с картинками для дебилов… А сколько трусости и раболепства перед властью!

И на фига идти куда-то за этот народ? Не за них, а за будущее детей и внуков, которое дружно прожираем? Так это не тот путь! Это всё – война со следствиями! С причиной воевать нужно! Вытащи со скотского уровня существования хоть одного близкого! Только так можно противостоять причине всего происходящего – многовековой деградации!

Всё знаю! Всё продумал! Всё решил для себя давно! И вера не позволяет идти протестовать. И сам могу кого угодно просветить в вопросе, что нужно от тебя Богу! Только свободные уши дай! Так почему же при всём при этом я сегодня иду на этот проспект Сахарова? Кто-нибудь может мне объяснить? Почему при всех моих убеждениях и просвещённости одна-единственная фраза застряла в моей глумной башке: «Я не могу туда не пойти!!!???”»

Намеренно удлиняя путь, Лёха побрёл не на станцию «Воробьёвы Горы», а на «Университет». Время ещё было. Побродив в окрестностях Сталинской высотки МГУ, с целью попытаться сбросить с хвоста тяжёлые мысли, и наткнувшись на холодный встречный ветер на Ломоносовском, он ускорил перемещение в пространстве и через несколько минут оказался в подземке. Подошёл состав с кучей свободных мест. Видно, не много было желающих с юго-запада сегодня помитинговать. Ну или не многих совесть гнала, или что там обычно гонит искать событий на свою …

Немцы в голове вели дискуссию, не особо спрашивая у Лёхи разрешения. Нимёллер возражал Ницше, цитируя железные аргументы: “Когда нацисты хватали коммунистов, я молчал: я же не был коммунистом. Когда они сажали социал-демократов, я молчал: я же не был социал-демократом. Когда они хватали членов профсоюза, я молчал: я же не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной – заступиться за меня было уже некому”. Лёха инстинктивно потряс головой и стал озираться.

С минуту до выезда на поверхность, взгляд привычно скользнул по окружающим, оценив общую ситуацию, а потом, как бы невзначай, боковым зрением, «бортовой компьютер» стал собирать данные о перспективно интересных объектах. Внимание привлекли сидящие напротив молодой парень и девчонка, уткнувшиеся в смартфоны. Первая инстинктивная мысль: «Интересно, они вместе или порознь?»

Лёха не имел привычки уставиться на кого-то и бесцеремонно рассматривать, но даже боковое зрение позволяло получать позитив от созерцания незаурядной красоты и простоты в «одном флаконе». “Ромео и Джульетта в обеих уважаемых мною экранизациях! И без малейшего намёка на выпендрёж, заносчивость и прочие атрибуты современного существования бок о бок с гламуром и деградацией”.

Девчонка слегка улыбалась, погрузившись в общение со смартфоном. Сочетание внешней красоты и внутренней скромности вызвало в душе огорчение, что нет никого рядом, чтобы поделиться позитивом от созерцания. Ну, не толкать же в бок трудягу слева, похрапывающего после тяжёлой ночи, или бабульку справа, изучающую квитанцию за квартиру? Старая привычка со времён занятий фотокнигами, когда, увидев идеальный кадр, инстинктивно хватаешься за смартфон с крутой камерой, а потом с огорчением осознаёшь: «Да кому ты это будешь показывать? Половина людей вообще не поймёт, а другой половине некогда».

«Ну ладно, трудяга и бабулька. Но рядом же с ней сидит парень. Хоть голова его и в смартфоне, вполне очевидно, что нормальный. И не просто нормальный… а, блин, да точно такой же!»

Лёха уже смотрел в упор, приоткрыв рот. Но его не замечали.

«Идеальная пара! Наверно, из разряда того идеального, что может создать только природа или Бог. Вот теперь я конкретно озадачен вопросом – они вместе или врозь? Да неужели мир настолько может быть несовершенен, что вот эти двое, уставившись в свои смартфоны, так и не увидят друг друга? Просто на следующей станции он или она встанет и пойдёт на выход? Не почувствовав ничего? Так и продолжая относиться друг к другу как к “добру, лежащему на каждом шагу”? Да быть такого не может! Мне бы их 18 или 20, или сколько там лет! Я бы сидел, уткнувшись в грёбаный смартфон, пропуская, может, свою судьбу? Того единственного человека, которого к тебе, дебилу, подвели и посадили рядом рука об руку? Того, с кем ты, возможно, должен прожить самую счастливую в мире жизнь и дать пример торжества красоты и её последствий?

Ну, тогда в мире точно нет справедливости! Он устроен неправильно! И не надо переживать за этот мир! И какой смысл ехать, вообще, куда я там еду? А, точно, митинг будет на проспекте Сахарова, на который мне нельзя и на который я не могу не поехать.

Да подними ты башку из своего смартфона и погляди на Москву-реку, над которой проезжаем! Может, заодно и увидишь сокровище рядом! Неужели только я вижу эту красоту реки и первого снега, и этой девчонки? Что за идиотизм вокруг?!»

На тяжёлый Лёхин вздох обернулись проснувшийся трудяга и оторвавшаяся от изучения квитанции бабулька. Пара напротив продолжала пребывать в себе, улыбаясь смартфонам. На Парке Культуры парень встал и, не отрываясь от девайса, пошёл к дверям. Девчонка вышла на Кропоткинской. Расплывшийся в тупом морально-психологическом бессилии по сиденью вагона Лёха чуть не проехал Сретенский Бульвар. Спасибо бабульке, которая спросила: «Мужчина, вам плохо?» Кивнув в ответ, Лёха принял вертикальное положение и побрёл на выход с усилившимся ощущением ведомого на убой старого коня.

На Сретенском было многолюдно. Народ сплывался из разных источников в направлении Сахарова, и уже стало ясно, что мероприятие побьёт рекорд численности. Стараясь не вникать в речи попутчиков, дабы не пасть в депрессию от их высокой интеллектуальности, Лёха решил созвониться с обормотами, которые его втянули в эту историю и уже должны ожидать у рамок на входе в зону митинга. «Вот те на!» Если раньше качество связи и уровень сигнала просто «плавали», то сейчас наблюдалось полное отсутствие того и другого даже вблизи метро. «Красухи они, что ли, подогнали? Ё-о-о-о… А ментов-то сколько!»

Власти показывают некоторую способность делать и прогрессивные выводы из предыдущих мероприятий. Рамок, а равно и «белых счётчиков», сегодня гораздо больше. Их уже не обойти по бульвару. Может и затор образоваться. Да уже и состоялся. «Найти в такой толпе своих будет очень непросто. А сама толпа! Как я смог в ней оказаться? Всё моё нутро протестовало против нахождения в толпе по любому случаю. Да и вокруг только те, кто в другой обстановке бесят немерено. Иль маргиналы, или неудачники, или дураки типа меня. Вот только им не всё равно, и башка не в телике, и не в рюмке, и не в религии. Ну, может, не полностью – уже хорошо».

Желая отвлечься от происходящего, Лёха поднял голову и попытался заглушить восприятие строений проспекта боковым зрением. Душа рвалась на свободу, но помочь ей было нечем. Это был не Краснодар, «не май месяц», и Лёхе уже не 20, а значит, восприятию красоты придётся пробиваться через накопленный десятилетиями негатив и раздражающую усталость немолодого тела. Небо немного прояснилось, но солнце ещё не пробралось в промежутки облаков. И никого в высоте…

Сегодняшние облака были далеко не шедеврами в эстетическом плане, хотя синева между ними предвещала в скорости более красивую картинку. Маловато солнца у нас в России. Наверное, потому и светлого в наших душах маловато. А вот сами облака бывают истинными произведениями искусства. Сказочные горы в ярко-белом свечении, прямо по курсу, над убегающей к горизонту дорогой. Дорогой, которая из кузова грузовика, везущего на стрельбище в Горячем Ключе, ассоциировалась с недосягаемой свободой. Незабываема мечта курсанта-второкурсника о том, что когда-нибудь он проедет по этой дороге не в обнимку с автоматом, а на своей машине, «по гражданке», и назавтра не нужно будет вскакивать по команде «подъём».

Если спросить у Лёхи, какие у вас самые яркие ассоциации со словом «свобода», он, не задумываясь, поведает эту историю. Но, будучи зелёными курсантами, мы не понимали хрупкости нашей мечты. Она улетучилась на гражданке, и с годами пришло осознание, что настоящая клетка – это не казарма. Клетка – она в голове. Иначе не привела бы меня моя мечта о Свободе в толпу холодным декабрьским днём в центр Москвы.

Подплывая к рамке, Лёха поднимался на носки и искал притащивших его сюда друзей. «Ну вот где эти придурки? Попробуй теперь найди их в такой толпе!» Вдруг промелькнула знакомая личность. Бортовому компьютеру понадобились секунды на идентификацию. Найденное совпадение, мягко говоря, озадачило.

– Стоять! – Обернулись все, кроме той, кому было адресовано. Лёха уловил, что хитрюга поняла, к кому относилась команда, но, вероятно, давно его заметила, и пытается прошмыгнуть. – Юлька! Стоять, блин!

– Ах! Дядь Лёш, как вы тут? Откуда? Давно в Москве? К нам приедете? Папка знает, что вы здесь?

– Я вот тебе устрою «ах»! Давно меня срисовала? После рамок притормози!

Юлька – дочка однокурсника. Ещё с четырёхлетнего возраста она ловила забредшего в гости Лёху и пыталась превратить в ручного единорога, на котором можно кататься верхом. Тому приходилось терпеть и обещать, что, как только Юльке исполнится 7, в отместку займётся с ней строевой подготовкой. Лёха даже пытался начертить в её комнате разметку, как на плацу в училище. Они дружили и общались много лет, пока те не переехали в Москву. Но никто и помыслить не мог, что при посещении столицы Лёха в принципе способен проигнорировать визит к старому другу.

– Какого… лешего ты здесь делаешь?

– Ой, дядь Лёш, я вам всё потом объясню! Только не говорите отцу! Он меня прибьёт, вы же знаете!

– Я знаю, что я тебя сейчас прибью! Мало того, что я здесь не в своей тарелке, так и за тебя теперь переживать весь день?!

– Не надо! Я не одна! Я со своим другом и его друзьями. Мы будем мирно! Мы просто не могли не прийти! Но мы не буйные, вы же знаете!

– Вот …! Блин …! Я чуял, что всё вверх ногами сегодня… Какие, на фиг, тихо? Если начнётся – не спрячешься. Что за дурачки?

– Всё будет хорошо! Дядь Лёш, не говорите отцу только!

– Ладно, блин! Ты меня тоже не видела! Ни бабковцы, ни чуриковцы не должны знать, что я был здесь. Буду присматривать за тобой.

– Хорошо. Спасибо!

Юлька растворилась в толпе. Лёха окончательно понял, что сегодняшний день для него абсолютно убит. Предчувствия стали оправдываться. Уже некогда искать своих обормотов. Все бортовые системы переключились на мониторинг обстановки вокруг объекта «Юлька», находящегося по приблизительному азимуту, и на готовность вступить в бой по его защите. Уже некогда смотреть на облака и предаваться сопливым воспоминаниям о несбывшихся мечтах. Всё, как сказал Марк Аврелий: «Всегда найдётся с кем воевать».

Обычно свободного места в зоне митинга оставалось много, но не в этот раз. Толпа начиналась уже за рамками. Лёха стал пробираться в сторону трибуны, куда, по его соображениям, перемещается и Юлька с друзьями. Количество полицейских, как и народа, было беспрецедентно. Как, собственно, и настрой толпы. Уже близко была черта, за которой уровень обнищания и оскорблённости превысит порог страха репрессий. И уже появились открытые проповедники свободы, вещающие о том, что мирным путём проблему не решить. Да и давно, и многим стало ясно, что эта власть без большой крови не уйдёт. Всё, как всегда, в России.

Существовало обстоятельство, сдерживающее развитие трагических событий и позволяющее обстановке продолжать накаляться. Москва и Россия – это разные страны, два разных народа. Так уж устроен современный мир, что всё прогрессивное стекается к центрам цивилизации, а от них – к большим центрам. Десятилетиями жаждущее перемен и одержимое стремлением к лучшей жизни вымывалось из провинции в Москву, а оттуда – дальше в Европу и Америку. И реформаторы разряда Навольного вещали не на частоте, на которой их могли услышать в регионах. Резонанс они поднимали в крупных городах или за рубежом, потому как все эти коррупционные расследования и обличительные материалы требовали соответствующего интеллекта и жизненной позиции. А самый ужас ситуации заключался в том, что для регионов ещё не нашёлся вождь, который заговорит с ними на их частоте. Но придёт время, и деградировавшему столетиями народу опять укажут врага и придумают новый лозунг, созвучный с «отобрать и поделить». И громить народ пойдёт не далёких обобравших страну упырей из расследований Навольного, а, по традиции, тех, кто рядом, но живёт лучше. Так было не раз. Так будет.

Периодически в поле зрения Лёхи попадалась Юлькина шапочка. После чего он мог немного отвлечься на суть происходящего. Они уже приблизились к трибуне. С неё продолжали звучать всё более и более резкие выступления, что стало сильно беспокоить Лёху. Того и гляди очередной оратор в порыве страсти призовёт всех немедленно идти на Кремль и взять власть в свои руки. Если толпа и не последует призыву, то полиция начнёт реагировать точно.

Несколько сотен «космонавтов» уже сосредоточены за трибуной и ждут команды. «Надо срочно хватать Юльку и эвакуироваться отсюда». Наметив направление возможного местонахождения объекта, Лёха стал пробираться в толпе.

Явно доведённый до отчаянья оратор, как под копирку, начал цитировать с трибуны его недавние мысли: «Эта власть без большой крови не уйдёт! Хватит бояться! Хватит терпеть! Нам уже нечего терять! Мы унижены и на положении скотов! Это их законы, которые они придумали, чтобы держать нас на уровне скотов! Это их псы стоят сейчас за трибуной и ждут команды “фас”, чтобы начать рвать нас, как раньше. И чего вы намерены делать? Опять терпеть эти позорные суды? Проявлять толерантность и законопослушность? Наши дети и внуки проклянут нас за нашу трусость! Зачем вы пришли на этот митинг? Постоять, покричать, вернуться домой и жить дальше? Жить, как скоты? Да! Вы можете вернуться сейчас домой и жить! Но через много лет, умирая в своих постелях дряхлыми и больными, не будете ли вы готовы отдать всё, чтобы поменять всю свою жизнь от этого момента до смерти только на возможность вернуться сюда? В этот день! На это место!»

Толпа взревела. Лёха уже был близок к ограждению и видел Юльку. И видел ряды полиции… «Космонавты» в шлемах внимали инструкциям, которые выдавали бегающие перед строем офицеры. Все находились в полной готовности обрушить мощь полицейской машины на обнаглевших либералов. «Немыслимо! Откуда они все? Как мог человек, носящий звание “офицер”, опуститься до такого?»

Внимание Лёхи неожиданно привлёк старлей. Что-то отличало его от бегающих вдоль строя майоров и капитанов. Лёха не сразу понял, что необычно было в старлее. «Если только моложе? Да всё вроде такое же: чёткие приказы, уверенность и готовность к действию. А! Понял!» Майоры и капитаны не смотрели в толпу – им было всё ясно. За ограждениями для них находились не люди. Просто скот. Так какой смысл смотреть на скот? Смотреть в глаза баранам? Что за дурость! Но старлей, похоже, так не считал. Время от времени он вглядывался в протестующих, казалось, оценивал и ещё пытался понять что-то для себя. Лёха с удивлением уставился на старлея. И тот встретил Лёхин взгляд. В этот момент пришла команда.

Одному подразделению была поставлена задача оцепить трибуну, а другим – начать аресты. Лёха ринулся к Юльке. Цепочки полиции вклинивались в толпу, разделяли на части и уводили нейтрализованных. С десяток орущих матюгальников призывали не мешать проведению полицейской операции и возвещали о том, что митинг прекращён, и всем следует идти на выход с проспекта. Ни единого шанса докричаться до Юльки. А на том месте, где она должна находиться, происходило что-то ужасное. Взмахивание полицейских дубинок, вопли о помощи, проклятия…

Лёха утроил усилия, пробираясь сквозь толпу фактически против течения. Каким-то чудом ему удалось выскочить на разрежённое пространство, где происходили самые драматичные события, и он на мгновение остолбенел. Людей хватали и уводили без разбора, упиравшихся просто валили на землю и молотили дубинками. И венцом всего открывалась картина вцепившихся друг в друга молодых людей и трёх «космонавтов», которые пытались их растащить и топтались по волосам Юльки.

«И что? Начнём вспоминать о репрессиях? О позорных уголовных делах за брошенный пластиковый стаканчик? О законопослушности? О трате драгоценной жизни на этот дебилизм и издевательство над всяким здравым смыслом, происходящее в судах? Или я должен разжечь это пламя? Но ведь я не хочу! Не хочу стать зачинщиком пролития крови! Я здесь вообще случайно! Как и Юлька! Но дело в том, что уже неважно, чего я хочу или не хочу. Пути отступления отрезаны. Меня привели сюда и заставили сделать выбор – сгореть здесь, но сохранить надежду, или вечно гореть в аду?»

«Ну, вот и всё». Бывает, многолетние тренировки не могут дать результатов в нужный момент и на самом ответственном соревновании. Биоритмы. Погода. Смена часовых поясов. Давно известно, что успех и чемпионство часто приносит пойманный вовремя кураж. Лёхе знакомы такие моменты. Он отчётливо помнит первый. В детстве на катке. Поймав кураж, он раскидал с десяток пацанов из соседней школы, решивших его проучить. Легко. В припляс. Таких результатов потом не удавалось получать после сотен тренировочных боёв и разбитых о груши кулаков.

«Космонавт», стоявший на волосах Юльки, полетел в ограждение от, казалось, не очень поспешного приближения и невнятного толчка. Просто удачная механика. «Да! Это кураж». Пока второй не замечал, что у него творится сзади, а третий, находясь перед ним, опешил в изумлении, ноги второго подкосились от подсечки, и, получив резкий толчок, оба покатились в толпу. Перепрыгивая через лежащих Юльку с парнем, Лёха схватил их за руки, и инерции нелёгкого тела хватило помочь обоим подняться!

«Валите отсюда! Быстро!» Пока те оглядывались, ища прохода в толпе, Лёха заметил свежую цепочку из четырёх «космонавтов», приближающуюся с явной задачей нейтрализовать его и Юльку с парнем. А быстро исчезнуть уже не было шансов. Потому что – началось! И он, дебил, всё-таки поднял эту волну насилия. Хотя нет! Это дело рук полиции и того, кто отдал приказ.

Сделав вид, что собирается удирать, Лёха перевёл цель цепочки на себя и попытался увеличить её скорость и кинетическую энергию. Руки пошли вверх, отвлекая внимание, и вложенная в удар вся сила, если не пробила наколенник, то должна была выворотить ногу первого «космонавта». Он упал подкошенным. Схватив за руки второго и третьего и помогая им падать, Лёха, опершись, перепрыгнул через них и в развороте пробил ногой четвертому в грудь. Увлекая людей из толпы, «космонавт» протаранил трибуну. Третий не унимался. Увернувшись от дубинки, Лёха быстро оказался у него за спиной, сделал захват и поднял щиток в готовности надавить на глаза.

«Стой!» Оттолкнув «космонавта», Лёха увидел старлея. «Сн-найперы, идиот! – процедил старлей: – Всё серьёзно в этот раз!»

Удар сзади – и прошедшая навылет пуля ранила в плечо ещё и не вовремя поднявшегося второго «космонавта». Он рухнул снова. «Они так, идиоты, и друг друга поубивают. Что за ослы! – подумал Лёха и обернулся, ища глазами Юльку. – Ну, вроде успели уйти. Надо валить. Только что опять небо перед глазами и опять облака? О… уже красивее, ближе к шедеврам от природы средней полосы. Уже близко к свободе… Вот блин! Плыву. Спать хочется, как вторую ночь за рулём. Похоже, всё серьёзно. Прав старлей. Где он?» Старлей притащил плащ-палатку. Пара людей из толпы погрузили Лёху, но тащить не смогли. Попросили ещё двоих.

Лёха плыл средь облаков, проспекта уже не было. «Где, блин, старлей?» Старлей неистово орал: «Расступитесь! Скорую!» И помогал тащить Лёху, который вцепился ему в ворот и, выпучив глаза, пытался что-то сказать. «Терпи! Сейчас медики будут! Что ты хочешь сказать мне? Помолчи!» Старлей отвернулся на секунду, а когда снова взглянул на Лёху, то понял, что Лёха смотрел уже не на него, а сквозь него. Кровь хлынула изо рта. И только губы пытались говорить что-то, неразличимое в криках толпы. «Что? Что?» – нагнулся старлей к Лёхе и услышал:

«Блаженны… жаждущие… правды… ибо… они… насытятся».

***

В начале было даже не слово. Однородность поглотившей все «я» энтропии стали нарушать слабые импульсы. Это были даже не звуки. Воздух ещё не существовал, и звукам негде было распространяться. Но именно импульсы пробудили восприятие, и заставили осознать и энтропию, и время. Время мучительно тянулось и помогало энтропии держать в плену «я». Плен становился пыткой.

Белая пелена долго не хотела подвинуться и уступать место ясности. Но та продолжала проявлять упорство. Импульсы превратились в звуки.

– Р о с, Р о с

У энтропии и времени не осталось шанса. Звуки наконец начали складываться в слова и приобретать смысл, реакция пошла. Получив шанс зацепиться, ясность уже не спрашивала никого, и ринулась на завоевание всего мира.

– Рос! Рос!

«Кто такой Рос? … Какое счастье! … Рос – это я!»

Рос Светл открыл глаза.

– Рос! Ну наконец-то! Как ты меня … нас напугал! Я уже думала, что потеряла тебя!

Рос удивлённо смотрел на льющиеся из глаз Миры слёзы. Но память возвращалась, и причина столь сильных эмоций стала понятной.

– Сколько … я … так … ?

– Шестнадцать часов.

– Сколько сейчас времени? Через сколько контакт? Есть что от Орна?

Рос сделал попытку приподняться, но готовая к такой реакции Мира положила ему руки на грудь. Силы ещё не вернулись, и гравитация особо не нуждалась в помощи, чтобы усмирить проявившего признаки буйства пациента.

– Не надо вставать! Ты ещё под действием препаратов. Мы безуспешно пытались вывести тебя из комы, но чудо произошло. Ты будешь приходить в себя минимум час.

– Но, контакт …

– Время ещё достаточно: и для выполнения отчёта о погружении, и для подготовки к контакту.

Рос успокоился. Волны счастья омывали душу. Видеть глаза Миры – ради этого стоило забыть и о жажде, даже если перешёл пустыню. А для удовлетворения жажды жизни необходимо восстановить силы. Глаза Миры помогали лучше любых препаратов. Расплывшись в улыбке, Рос подчинялся их магии.

– Какое счастье, Мира! … Какое счастье – проснуться от кошмарного сна в своём светлом мире! Мы ведь даже представить не можем, что бывает несправедливость! И другие чудовищные вещи, словами которых не описать!