Серебряное блюдце

Сергей Обжогин

Серебряное блюдце

Много раз принимался писать эту историю, но каждый раз моя ручка зависала в воздухе над чистым листком бумаги. Одна мысль постоянно мешала начать работу. Кто-то внутри всё время твердил: «Хочешь стать посмешищем, тогда давай!» Да, признаю, рассказчик из меня никудышный.

Тут говорят надо сначала представиться и немного рассказать о себе. Стоит ли, не знаю? Меня зовут Павел Голованов. Последние десять лет моя жизнь скучна и сера, как солдатское сукно. Со смертью дочери исчезла и цель жизни. В её гибели есть часть моей вины.

Если бы я её сюда не привёз, то всё бы было хорошо. Да разве убежишь от судьбы!? Её жизнь оборвалась загадочно и трагично на пороге зрелости, когда земля забылась зимним сном.

Видит бог, у меня были только чистые помыслы. Я хотел, чтобы мерзость современного мира к ней не прикасалась, поэтому и привёз её в эту глушь. Когда в жизнь лавиной хлынули цифровые технологии, тогда у меня и возникло это желание. У Ани разбегались глаза от всех этих телефонов, планшетов и прочей новомодной дребедени. Я, отставной офицер на пенсии, не мог в то время её баловать такими вещами. Вернее сказать не хотел. Мне казалось, книги, леса и поля дадут дочери иное представление о жизни. Пусть они наивны, но зато чисты. А в городе сам воздух пропитан недоверием людей к друг другу. Пусть она не будет знать того, что знаю я. Мне хорошо знакома человеческая жестокость. Я видел собственными глазами, на какие зверства способны люди. Эту жестокость я чувствовал во всём новом, поэтому старался уберечь и огородить дочь от этого зла.

Такие были мои мысли десять лет назад, когда потрёпанный автобус остановился напротив указателя «Тихонино». Этот день я вспоминаю очень часто.

От повёрки ещё предстояло идти пять километров пешком. Прогулка предстояла нелёгкая. В воздухе застыла нестерпимая духота. Солнце жарило во всю силу, оно успело подсушить жирную рыжую глину на обочинах после утреннего дождя. Движение затрудняли два тяжёлых чемодана и большая спортивная сумка, ремень которой врезался мне в правое плечо.

Назойливые полчища слепней постоянно атаковали моё вспотевшее лицо. Капли пота сползали под воротник лёгкой ветровки и щекотали кожу на шее.

Анюта шагала бодро, почти вприпрыжку и, шутя, подгоняла меня. Почему-то у насекомых она не вызывала никакого интереса, слепни как будто её не замечали, так что опасения мои были напрасными. Её маленький красочный рюкзак свободно болтался на спине.

Я любовался дочкой. В этом году ей исполнилось бы шестнадцать лет. Слегка упитанная фигурка Ани радовала глаз. Она и сама частенько поглядывала на свои аккуратненькие ровненькие ножки. Ступни, обутые в модные лёгкие «лодочки», свободно шагали по убитому дорожному покрытию и, играючи, перепрыгивали мелкие лужицы. Короткие шортики и футболка плотно обтянули молодое красивое тело, выделив все прелести будущей женщины.

Детские голубые глаза, полные изумления, с интересом разглядывали ровные шеренги берёз по краям дороги. Слегка вздёрнутый носик дочери ловил запах первого летнего месяца. Аня собрала свои тёмные волнистые волосы в пышный хвостик. Он то и дело подпрыгивал вверх при ходьбе. Так она мне напомнила её мать в юности.

С Тамарой мы разошлись тихо и мирно ещё два года назад. Почти десять лет мы жили, не понимая друг друга. Даже спали в разных комнатах. Находиться в доме для меня стало настоящей мукой. Напряжённое молчание выбивало из сил. Не знаю, чего мы ждали всё это время. Надеяться, что вернётся прежняя любовь и взаимопонимание, было бесполезно. По крайней мере, мне так казалось. Нам не хотелось травмировать психику дочери. Это единственное обстоятельство, которое нас удерживало вместе. Вот и терпели. Играли роль счастливой семьи.

Я догадываюсь, настоящей причиной разлада и отдаления стала моя зарплата. Материальный комфорт стал для Тамары важнее чувств. Хоть мы и жили не в бедности, но ей постоянно хотелось чего-то большего. Увы, я не соответствовал современным шаблонам успешного мужчины.

Узнав об измене, я подал на развод. Разменяли квартиру и разъехались. Жена сама спихнула мне дочку. Анюта не вписывалась в её новую жизнь.

Мы подходили. Где-то поблизости тарахтели трактора. Пашни уже вовсю зазеленились молодыми ростками овса или пшеницы. Над полями кружат толстые чайки. Мимо нас пронёсся скрипучий «Газик». Грузовик обдал нас выхлопными газами и скрылся за поворотом.

Вскоре нас встретил ржавый комбайн. Он мне знаком с детства. Его колёса утонули в земле, на них ещё видны клочки сгнившей резины. Бывшего «хозяина полей» окружил молодой плотный ольховник. Комбайн застыл на этом месте, когда мне было десять лет. Нам с друзьями он служил и космическим кораблём и пиратским фрегатом. Нашей фантазии не было предела, а теперь он никому не нужен. У детворы теперь совсем другие забавы. Жалкое и печальное зрелище.

Анюта устала и стала капризничать. Раньше-то я её на плечах доносил, маленькая она была. Несколько раз брал её с собой навестить своих старых родителей.

–Пап, я уже не могу, ноги сейчас отвалятся.

–Ну, потерпи, ещё совсем чуть-чуть осталось.

Слабый сигнал телефона известил, что сотовая связь в этих краях не водится. До слуха донеслось знакомое с детства мычание коров и оранье петухов. Приятное волнение зашевелилось в груди, и я прибавил шагу. Хоть мы никуда и не опаздывали, но меня всё сильнее притягивала моя родина детства. В голове столпились воспоминания, готовые вот-вот прорвать плотину памяти.

Посёлок виден как на ладони. Он уютно расположился на плоской возвышенности. Дома построились ровными рядами. Бревенчатая сельская школа и детский сад всё также стоят по-соседству. За ними большой стадион. Фабричная труба местами покрылась зелёным мхом, она не дымит уже лет тридцать.

Неглубокая широкая речушка подковой огибает всё Тихонино, по её берегам растут курчавые заросли черёмухи. Во время цветения дурман от неё разносится на всю округу.

В посёлке всё ещё живут необыкновенно добрые и чистые люди. Почти все жители здесь с открытой душой и сердцем. Корысть и зависть пока не добрались сюда по разбитой дороге. Здесь до сих пор ученики издалека кричат учителю: «Здравствуйте!» и не воротят нос при встрече. Такой жизни я хотел для дочки. В этом мирке и мне всегда становится хорошо.

Мы шли по центральной улице. Люди копошились в своих огородах, а кто просто сидел, наслаждался погодой. Завидев незнакомцев с чемоданами, люди нерешительно кивали. Мы им отвечали в ответ. То тут, то там за нашими спинами слышалось громкое шушуканье:

–А кто это!?

–Какие-то городские. Наверное, в гости к кому?

–Так это же Пашка Голованов с дочкой!

–Да, точно!

–Надо же, домой вернулся.

Родительский дом словно обрадовался нашей встрече. Завидев нас издалека, он залил свои окна светом. Солнечные лучи отражались от жестяной крыши и щекотали глаза. Дом обшит деревянной вагонкой. Синяя краска на ней вся ссохлась и потрескалась. Эти «морщины» легко устранить, подумал я, а вот мои морщины уже никак не загладишь.

За домом просторный запущенный огород. Под яблонями и вишнями скопился слой прошлогодней листвы. Кусты чёрной смородины без хозяйского присмотра почувствовали волю и сильно разрослись. Ряд старых отцовских построек слегка накренился вбок, будто хотел посмотреть, что там за забором.

Ключ от дома, как всегда лежал в своём тайничке под козырьком крыльца. От поворота ключа в ветхом замке что-то лязгнуло. Дужка послушно ослабла и старый верный «сторож» повис на петлях.

Знакомый с детства скрип половиц за порогом террасы всколыхнул память. Комнаты встретили нас пустотой и застоявшимся запахом прели.

Прихожая, коридорчик, кухня и две комнаты – вот и всё внутреннее устройство дома. В центре всего этого большущая русская печь, отделанная голубой керамической плиткой.

Вся мебель моя ровесница, если не старше. На пыльных полках трюмо в зале всё также стоит советский хрусталь. Он немного утратил свой прежний блеск и сияние. Смешно, мы так ни разу с него не ели и не пили, а мама им так дорожила.

Я замер в прихожей у зеркала. Там я увидел далеко не молодого паренька, а почти пожилого, немного угрюмого мужчину с серыми уставшими глазами. Моё изношенное лицо успело загореть во время нашей прогулки.

Глаза дочки рассеянно бродили по вздутым поблекшим обоям.

–Ну, чего ты как в гостях,– подбодрил я её,– не стесняйся, мы дома. Давай, располагайся.

После долгой дороги навалилась усталость. У меня хватило сил только подсоединить газовый баллон к плите и наладить телевизор. Такого изобилия программ, как в городе, конечно же, не было, довольствовались, чем есть.

Остаток дня отдыхали. Ночью я никак не мог уснуть. В голове всё нарастал и нарастал список из предстоящих дел и забот. Покраска дома, ремонт сарая и прочее и прочее. Пунктов становилось всё больше и больше. Тягучая бессонница одолевала почти до рассвета.

Соседи меня помнили. Всю неделю они нас снабжали куриными яйцами и молоком. По их совету решил вернуть огороду прежний ухоженный вид и красоту. Посадить картошку и другие овощи было совсем не поздно.

Несколько дней с Анюткой перекапывали землю и делали грядки. Посадочным материалом и навозом с нами охотно поделились всё те же соседи. Мои руки соскучились по работе. С непривычки на ладонях выскочили кровяные мозоли.

Я радовался, глядя, как дочка заботливо и с любовью рассыпает семечки в лунки. Ей было самой интересно и ново это занятие. Она также, как и моя мама когда-то тихо разговаривала с землёй. Теперь родители и сами лежат в земле.

Соседей звали дядя Гена и тётя Люба. Им уж обоим далеко за шестьдесят. Каждый день они с нами приветливо здоровались через забор и давали кое-какие назидательные указания. Мы ради приличия спрашивали про их здоровье. Была в этих беспечных и однообразных разговорах какая-то задушевная деревенская теплота.

Беседовали о погоде, о людях, политике, вспоминали добрым словом моих родителей. Они тут лежат совсем близко. Простенькое скромное кладбище находится на том берегу. Убогий деревянный мост разделяет мир живых и мёртвых. Теперь уж там «жителей» больше, чем в деревне.

По вечерам дочка прикипала к книгам. Самые лучшие труды мировых классиков стояли за стеклом большого серванта. Внушительная коллекция настоящих шедевров литературы занимала не один квадратный метр. Родители бережно хранили и очень трепетно относились к каждой книге. Я был и сам не прочь снова перелистать сочинения Джека Лондона или Ги Де Мопассана. Загнутые уголки страниц окунули меня в юность, так я помечал особо важные для себя места в романах. Отец меня за это сильно ругал. Слова, которые я подчёркивал карандашом, зажигали в моей голове свет, мысли начинали взволнованно метаться и уносились ввысь. Чтобы испытывать такое состояние снова и снова, я перечитывал одни и те же места десятки раз. И каждый раз мысли пополнялись чем-то новым. Такого эффекта уже давно нет, потому как за плечами совсем другая мудрость – жизненный опыт. Теперь лишь лёгкая усмешка возникает на губах, когда глаза касаются строк, где речь идёт о сокровищах человеческого духа.

Так потихоньку и стала складываться наша новая жизнь. Сходили в сельсовет, оформили постоянное место жительства. Я прекрасно понимал, что интерес к грядкам и чтению у дочки скоро начнёт увядать. Мне бы следовало припасти ей новое увлекательное занятие, а там глядишь и первое сентября.

Автобус до районного центра ходил лишь по субботам. Каждую неделю я ездил подкупать стройматериалы и различные вещи для хозяйства. Казалось, этим поездкам не будет конца. Постоянно требовалось что-то чинить и ремонтировать. Почти весь родительский инвентарь пришёл в негодность от времени, а я как-то стеснялся всё время заимствовать инструмент у соседей. Ведь в деревне слухи расползаются быстро. «Что за мужик – попрошайка!?» – скажет народ. Такой славы мне не хотелось.

Однажды, бегая по базару, я наткнулся на необычную палатку, где мужчина южной наружности торговал металлоискателями и прочей соответствующей атрибутикой. Мой взгляд мельком пробежался по витрине, и в душе проснулось что-то светлое и желанное. Вспыхнула мечта детства! Какой мальчишка не представлял себя в роли искателя сокровищ?! Я остановился на пару секунд у торгового шатра, но цены меня слегка спугнули и я прошёл мимо.

В кармане оставалось всего семнадцать тысяч рублей, да десять тысяч были припрятаны дома на всякий непредвиденный случай. Следующая пенсия и деньги за аренду городской квартиры ожидались только в конце следующего месяца. Купить металлоискатель на последние деньги было бы слишком легкомысленно.

Закупив все необходимы материалы из списка, я сидел и ожидал отправления автобуса. Бабульки рядом тараторили и возмущались ценами. Моё разгорячённое желание приобрести металлодетектор не остыло и щекотало грудь изнутри. Я знал, что это чувство меня не оставит в покое до тех пор, пока я не совершу задуманное.

До отъезда оставалось около десяти минут. Внутренний зуд усилился, терпению пришёл конец. Я предупредил водителя о своём скором возвращении, выпрыгнул из автобуса и побежал к палатке моего возмутителя спокойствия.

Выбирать мне не пришлось. Моих средств хватило только на самый дешёвый прибор. Продавец никак не хотел скидывать цену. Да и я, признаться, торговаться совсем не мастер. После недолгих торгов у меня в руках оказался складной простенький металлоискатель, который в сложенном состоянии легко помещался в обычный рюкзак. Его нам с дочкой вполне хватит, чтобы побаловаться и занять время.

Мужчина в двух словах рассказал, как пользоваться аппаратом. Ещё он меня уболтал купить у него маленькую сапёрную лопатку. Пришлось согласиться и раскошелиться, так как мой внутренний советчик подсказывал, что гулять по полям с большой лопатой будет затруднительно, она может привлечь много внимания, а лишнее любопытство нам ни к чему. Дело-то ведь не совсем законное! Маленькая лопата для этих целей куда удобнее. Торговец, пересчитывая мои деньги, пожелал мне удачных находок и мы попрощались.

От районного центра до нашего посёлка сорок километров. Со всеми остановками старенький «Пазик» преодолевал это расстояние за полчаса. Дорога живописная, но очень извилистая с крутыми спусками и подъёмами. Порой в пути возникает такое чувство, будто находишься в неуправляемом лифте, который ездит вверх, вниз и даже в стороны. Манера езды у молодого водителя слишком лихая. Но пассажиры открыто не выказывали своё недовольство, лишь тихо злобно ворчали себе под нос. Было весело только молодым ребятам на заднем сидении, видимо они возвращались с учёбы. Я тоже ехал с приподнятым настроением, наконец, мне удалось найти занятие, которое спасёт нас с Анюткой от деревенской скуки. Может, нам действительно повезёт, и мы найдём что-нибудь стоящее, ведь здешние места когда-то были угодьями одного известного богатого помещика. Ещё со школы в моей памяти остались кое-какие скудные сведения о нём. Знаю, что фамилия у него Тихонов. Наверное, деревня неспроста носит название Тихонино. Слышал, где-то неподалёку от посёлка находятся руины его усадьбы, туда-то и были нацелены мои думы.

Часть вторая.

Анюткиной радости не было предела, когда она увидела новую игрушку. Дочка тут же достала прибор из упаковки, вставила батарейки и побежала испытывать его во двор.

На странные громкие звуки, которые издавал аппарат, вышли тётя Люба и дядя Гена. Аня похвасталась им нашей покупкой. Соседи с интересом наблюдали, как дочка водит катушкой по земле.

Я принялся соскребать старую краску с обшивки дома. Подготавливал поверхность к покраске. Любопытство мешало работать, то и дело мой взгляд обращался к дочери. И соседи, и я с нетерпением ждали первой находки, она не заставила себя долго ждать.

Пронзительный сигнал раздался рядом с забором, известил, что в почве находится металл. Аня вонзила лезвие лопаты в землю. Неуклюже выворотила большой ком земли и стала разбирать его на маленькие части. Мы все, затаив дыхание, следили за ней. Дядя Гена строил шуточные предположения насчёт немецких мин и золотых царских империалов. Добыча действительно оказалась пустяковая. Аня немного расстроилась, увидев у себя в руках ржавый гвоздь.

Находки у сарая были серьёзнее. С чувством довольства и гордости дочка взвешивала на ладони большую подкову. Тут же рядом она выкопала две советские монеты выпуска семидесятых годов. Номинал одной составлял три копейки, второй пять копеек. Материальной ценности они не представляли, достоинство их духовное. Наверное, когда-то мои родители держали их у себя в руках. Самой важной ценностью для меня было настроение дочери. Я радовался вместе с ней. Она осталась довольна моей покупкой.

Наспех поужинав, Аня напросилась в огород к соседям. Они её пригласили при одном условии, что она после себя аккуратно закопает все ямки. Два болта, непонятная железка и несколько кусков проволоки пополнили находки первого дня поисков.

Наши многообещающи планы сбила плохая погода. Всю неделю дул ветер страшной силы. В воздухе летал песок, сухая трава и щепки. Выход на улицу грозил травмами, мало ли что по ветру пущено. Буря завихряла пыль в высокие столбы. Наш домишко содрогался от порывов ветра. Облокотившись на подоконник, я жалел наши яблоньки, казалось, ещё немного и деревья вырвет с корнями. Изредка на небе случались минутные проблески солнца, но ветер от этого не стихал. Электричество отключили в первый день ненастья. Мы коротали время за книгами. От безделья Аня осваивала стойку и ходьбу на руках. За два дня она добилась хороших результатов. Дочка могла спокойно обойти на руках весь дом, даже пороги ей не составляли преграды, она их с лёгкостью перешагивала.

Я тоже не сидел без дела, принялся облагораживать найденную подкову. Зачистил ржавчину наждачкой, вымочил в бензине и покрасил несколько раз белой краской. Когда краска подсохла, подкова заняла почётное место над входной дверью. Только почему-то счастья она нам не принесла…

В пятницу вечером, после обильного дождя, заслон из сердитых тёмных туч стал рассеиваться. Подачу электричества возобновили. Соседи пригласили нас к себе в гости. Поводом стал День рождения дяди Гены. Насчёт подарка они предупредили сразу, им ничего не надо, бестолковых безделушек у них и так целый дом.

Расположились за столом на просторной террасе. Примечательным элементом помещения было чучело огромного глухаря. Птица словно живая смотрела на нас сверху. Дочка встала на носочки, вытянулась и погладила перья безжизненной птахи.

Рядом в сарайчушке кудахтали куры, изредка мычала корова, и повизгивал поросёнок. В деревне без скотины сложно прожить.

Гордостью соседей били трое сыновей. Я их тоже хорошо помнил. Младший мой одногодка. Частенько братцы драли мне уши за поленницей. Ссадины и обиды уже давно забылись. Где они и кем стали мне было не интересно, поэтому я и не спрашивал.

С соседом выпили, разговорились. Тётя Люба тоже пригубила несколько глотков красного вина. Анютка сразу набросилась на большущую сковородку жареной картошки.

–Ешь, ешь, милая,– приговаривала тётя Люба,– это тебе не в этих, как их там,– запамятовала соседка, видимо припоминая название Макдональдса.

Аня в ответ только мурлыкала и закатывала глаза от удовольствия. То и дело у неё во рту похрустывали вкусные лакомые поджарки с чугунной сковородки.

Старики жаловались, что не помнят таких сильных ветров. Это излюбленная привычка большинства пожилых людей. Они вечно что-то не могут припомнить, думаю, они тем самым намекают на авторитет своих лет.

За простым свободным разговором меня посетило такое чувство, будто я нахожусь на своём месте, которое меня всегда ждало. Вся прежняя жизнь показалась каким-то недоразумением. И что я забыл в том мире, где царит бессмысленная суета!? Недаром меня жизнь часто била по голове, чтобы я возвращался сюда, на свою родину. А я только противился ей.

Изрядно захмелев, дядя Гена стал давать мне советы насчёт зимовки. В первую очередь следовало запастись дровами, говорил он. Именинник растолковал к кому лучше обратиться с этой просьбой. Затем я внимательно выслушал несколько рекомендации по садоводству. Незаметно для самих себя разговор подкрался к усадьбе помещика. Я выспросил у соседа, где она находится. Дядя Гена схематично нарисовал на картонке местонахождение развалин. Его пьяный взор то и дело устремлялся на север. Размахивая руками, он стал объяснять маршрут:

–Перейдёте мост, повернёте налево и шагайте километров восемь вдоль реки вверх по течению. Там когда-то была дорога, сейчас всё ивняком заросло. Упрётесь в срезанный уединённый холм, его мимо не пройдёте, он сразу врежется в глаза. На нём-то и стояла усадьба Тихонова.

После недолгой паузы он опрокинул стопку за свои ровные усы и добавил:

–Моя бабка, царство небесное, прачкой у него несколько лет работала. Богатый, щедрый был человек… Жаль, конечно, что такая трагедия случилась..

–А какая?– спросил я.

Сосед вопросительно на меня посмотрел и удивлённо спросил:

–А ты разве не знаешь!?

–Нет, слышал, вроде сына у них убили, а всех деталей и подробностей не знаю.

–Вот тебе и на,– слегка вызывающе выказал своё изумление дядя Гена, как будто я был в чём-то виноват,– ну, тогда слушай…А ты, мать, принеси-ка нам ещё четвертинку для беседы,– обратился он к жене.

Сосед подготовил своё горло к длительному повествованию продолжительным кряхтением и стал рассказывать:

–Богатство Тихонова подпитывалось не только за счёт земель и крестьян, полюбилось ему ювелирное дело. Ремесло прибыльное. Наверняка ещё на чердаках в деревне можно найти серебряные ложки, вилки и чашки его работы. Такую мелочь, как кольца и серьги он делал очень редко, а вот посуда была его страстью. Маленький цех постепенно разрастался, говорят, иногда заказы поступали даже от приближённых самого царя.

Единственного наследника Тихоновых звали Никита, родители в нём души не чаяли. До шестнадцати лет мальчишка только радовал родителей, они ему во всём потакали, растили настоящего барина. Повзрослев, он почувствовал силу денег и власти над людьми. Ни к какому делу он интереса не имел, кроме молодых девок…

Сосед измерил прищуренным глазом объём налитой самогонки в стопках, сказал: «Ну, будем!» и быстрым движением опрокинул содержимое рюмки в рот. Я последовал его примеру.

Лицо собеседника утратило прежнюю добродушность, оно стало серьёзным и немного суровым. Аня нас не слушала, хозяйка показывала ей старый семейный альбом и рассказывала о своих многочисленных внуках. Взглянув на Аню, уши дяди Гены запылали, он понизил голос и продолжил:

–Когда маленький барин понял, что здесь ему никто не указ, и что он здесь полный хозяин, стал творить самовольство… Кровь бурлила в молодом теле, природа брала своё… Молодых девок принуждал к любви с ним, а чаще просто насиловал без всяких уговоров.

В народе недовольство и возмущение нарастало с каждым днём. Люди ходили с жалобами к родителям, а те лишь руками разводили. Пожурят маленько сына, а он потом опять за своё.

Собрались как-то отцы и братья обиженных девок, подкараулили барина тёмной ночью и в проруби утопили. Так и не нашли его косточек, будто растворился на дне реки.

–Ужасы, какие при ребёнке рассказываешь,– перебила мужа тётя Люба.

Я осмелился сказать пару слов в защиту хозяина, уж больно хотелось узнать конец истории:

–Да она в интернете ещё и не такого насмотрелась. Да, дочь!? Современных детей напугать сложно.

Аня залилась краской, усмехнулась, слегка вздёрнув плечи.

–А потом что?

–А что потом!? Потом родители горевали шибко. Бабка говорила из усадьбы вой и плач несколько недель слышался. Нескоро родители с потерей смирились. Среди прислуги слушок ходил, что барева их от горя ума лишились. Ночи напролёт они шушукались и смеялись у себя в комнате. комната та всегда под замком находилась, никого туда не пускали…А все мужики, кто был причастен к смерти сына, умерли странной скоропостижной смертью: кого лошадь затоптала, кто утонул, а кто во сне задохнулся…

Сосед глубоко сожалеючи вздохнул.

–Родители тоже оба преждевременно скончались, советская власть их в могилу загнала. От богатства прежнего одни руины остались. Усадьбу по кирпичикам растащили, накопленное добро искали. Так что вы сходите, сходите ради прогулки на разведку. Поищите, вдруг монетку, какую или перстенёк найдёте. Правда, до вас там столько охотников за чужим богатством побывало и не счесть. Там на земле места живого нет, всё перекопано.

Последним предложением дядя Гена словно проткнул мою надежду, и она стала сдуваться подобно воздушному шарику. Напоследок он ещё раз объяснил дорогу к усадьбе, а я ещё раз поздравил его с Днём рождения и пожал его крепкую ладонь.

Свет у соседей на террасе горел до поздней ночи. Дядя Гена сидел, опершись локтями на стол, и смотрел куда-то в сторону севера.