Корпорация «Коррупция»

Подавшись вперед, Валентин приготовился внимательно выслушать его и, не мигая, смотрел на Леднева.

– Как Штурмин проводил свободное время?

Стукнув себя ладонью по колену, Дергач закатил глаза.

– Да никак! Говорю же, не было у него свободного времени. Он работал, не покладая рук. А каждую свободную минуту с семьей проводил, к детям спешил… Хотя детям-то он не слишком нужен оказался. Кому в пятнадцать лет отец рядом необходим? Думают, что сами умные…

– С детьми проблемы были?

– Нет. Ровные отношения складывались. В кино ходили, спортом вместе занимались. Борис Андреевич себя всегда в форме держал. Когда только время находил?.. Короче, нормально жили, не хуже других. Только Борису Андреевичу хотелось их тискать, ласкать, целовать и обнимать. На руках качать, чтобы они к нему прижимались. Сам рассказывал не раз. Мечтал. Но это раньше надо было делать, тогда, когда автомат в руках был, когда по горячим точкам мотался. А сейчас поздно уже… Я подтрунивал иногда, советовал, чтобы еще себе родил кого-нибудь. Но он не отвечал, отмалчивался…

Ощущения, описываемые Валентином, были знакомы Ледневу и не вызывали сомнений. Его-то дети уже выросли и ушли в автономное плавание, но чувство недосказанности навсегда укоренилось в отношениях. Ему тоже не хватало их детства: в воспоминаниях остались только редкие улыбки, спокойное дыхание и закрытые глаза, когда он глубокой ночью возвращался домой. Зато в изобилии присутствовали засады, допросы, затхлый запах мертвечины, трупы с опарышами и бесконечные рапорты, рапорты, рапорты…

– Но должно же быть у Штурмина хобби?! Рыбалка, охота…

Валентин кивнул, соглашаясь.

– Должно быть. Но не было! Времени не оставалось. Пожалуй, жена и дети и являлись его хобби на протяжении всей жизни. С ними он отдыхал душой, к ним всегда спешил и никогда не успевал… А охота?.. Он после войны оружие в руки брать отказывался. Говорил, что уже достаточно убивал…

Продолжать разговор казалось бессмысленно. Борис Андреевич Штурмин – рыцарь без страха и упрека, со своими мелкими недостатками, но близкий к идеалу. Говорят, что смерть выбирает лучших. Может, люди правы и стоит им верить?

5

– Не помешаю?

Не дожидаясь ответа, Заур Хаджиев вошел в кабинет и плюхнулся не перед занимавшим место хозяина кабинета Ледневым, а на двухместный диванчик возле столика для переговоров. Беспечно скрутил голову стоявшей здесь же пластиковой бутылке и плеснул воды в стакан. Настроен он был намного радушнее, чем при первой встрече.

– Стоило только подключить моих ребят, как дело сдвинулось с мертвой точки. – Его слова прозвучали не без самолюбования. – Я сразу говорил, что это наша юрисдикция, а не Следственного управления.

– Ну и забери дело себе, – буркнул в ответ Леднев, не желая ввязываться в межведомственную борьбу, занимать чью-либо сторону в абсолютно беспочвенном и бесперспективном споре.

– Не могу, ты ж за главного…

Оперативно наведя справки по своим каналам, Заур Имранович как человек дальновидный и расчетливый, признал право руководства следствием за ревизором из Москвы и не собирался вставлять палки в колеса. Напротив, готов был оказать всяческое содействие всей мощью южноморского УФСБ. Но чтобы его действия не выглядели полной капитуляцией, держался уважительно, но подчеркнуто холодно и независимо, обращался на «ты», демонстрируя равенство положений.

Леднев откинулся на спинку кресла, пристально взглянув в непроницаемое лицо Хаджиева, перечеркнутое от брови до скулы застаревшим шрамом, и только сейчас заметил в руках того пластиковый пакет для вещдоков, в котором лежал… небольших размеров пистолет. Лучшего подарка ожидать было нельзя.

– Свежий, еще порохом пахнет. – Заур бросил находку на стол, явно ожидая аплодисментов. – Криминалисты обнаружили пальцы, обещают их идентифицировать в кратчайшие сроки. В магазине не хватает одного патрона. Думаю, именно из этого ствола и завалили Бориса Андреевича.

Происходящее больше походило на сон, нежели на реальность. Обнаружение орудия убийства позволяло надеяться на скорое раскрытие преступления по горячим следам.

– Где нашли?

– Мои бойцы вслед за вашими проверили все углы и закоулки, – не мог Хаджиев не пройтись вскользь по милицейскому прошлому Леднева, не уколоть слегка, показав профессионализм собственной службы и низкий уровень подготовки полицейских кадров. – А он лежит тихонечко, голоса не подает, вида не кажет. Схоронился в урне, где сотрудники администрации в будни курят, в северном крыле возле запасного выхода.

– Киллер мог там пройти?.. Тогда понятно, почему постовой на входе не видел никого подозрительного.

– Дык, закрытый он, – хохотнул Заур Имранович. – Лет несколько уже закрыт. Это ж пожарный выход! – в словах сквозила ирония российской действительности. – Сам же понимаешь, пожинспектора сюда на пушечный выстрел не пустят.

Василий Петрович поднялся из-за рабочего стола и присел в низкое кресло напротив начальника УФСБ. Взял в руки упакованный в пластик «Вальтер», блестящий покатыми воронеными боками.

– Точно закрыт?

– Лично удостоверился, – заверил Хаджиев.

– Надо все же проверить: может, пользовались недавно, – не унимался Леднев.

– Уже! Дал указание экспертам.

Трудно было поспорить, что несмотря на неукротимый нрав, свойственный многим выходцам с Кавказа, с Хаджиевым приятно работать. Леднев смотрел на горца, небрежно расположившегося на диване, в темно-синем дизайнерском костюме, в расстегнутой у ворота сорочке, плотно охватывающей бычью шею, на его ехидную усмешку, застывшую в уголках губ. И вдруг представил его совсем в иной обстановке, более подходящей образу: на привале возле огромного валуна, облаченного в камуфляж, с раскалившимся на солнце калашниковым наперевес. И ухмылка его сразу обрела смысл: прошедший воду, огонь и медные трубы, Заур открыто смеется над жизнью.

– Что думаешь?

– Хрень какая-то получается, – Заур Имранович задумчиво почесал ладонью коротко стриженный затылок. – Какой-то киллер-недоделок у нас вырисовывается. Тайно проник в здание администрации, незамеченным пробрался в кабинет Штурмина, грохнул советника и испарился. Начало – изумительное. А дальше?

– А дальше начал косорезить, – подхватил Леднев. – Оставил на столе предположительно предложенную ему чашку кофе, позволив нам считать, что убийца был знаком с жертвой. Гильзу подбирать не стал. Теперь понятно – ствол скинул здесь же. Только зачем его надо было уносить с места преступления? Почему нельзя было бросить там же, сразу после выстрела?.. Ну, а пальцы – это перебор, который вдребезги разбивает версию о предумышленном убийстве.

– И я о том же, – Хаджиев подался вперед. – Думаю, мы стали жертвой стереотипов, с удовольствием поверили в версию, в которую очень хотели верить: люди, подобные Штурмину, не погибают просто так, случайно. Хотя налицо спонтанные, необдуманные действия преступника. Все его поступки имеют исключительно эмоциональную окраску.

– Случайность? Аффект? – Василий Петрович искал возможные версии. Лежавшая на поверхности при ближайшем рассмотрении не выдержала никакой критики.

На лбу Хаджиева заложилась глубокая складка, точно зародившаяся глубоко в мозгу мысль оставила за собой борозду.

– Найдем, откуда ноги у «Вальтера» растут – найдем убийцу, – заключил он.

– Тогда занимайтесь пистолетом, а мы отработаем окружение советника. Если преступник свой, он обязательно должен быть где-то рядом, обязательно должен нервничать сейчас, места себе не находить, – постановил Леднев. – Так что пойдем с разных сторон и возьмем его тепленьким.

Заур, соглашаясь, кивнул головой. Вокруг советника крутилось столько людей, что Следственному управлению совместно с полицией при всей старательности и недели не хватит, чтобы допросить всех, кто был с ним тесно связан: чиновники различного ранга (с ними обязательно возникнут проблемы); сотрудники правоохранительных органов (с этими тоже, при том, что и Хаджиев, и Панов гипотетически могут входить в круг подозреваемых); партнеры по инвестиционным проектам с администрацией края, которые курировал Штурмин; родственники, друзья, соседи. Он же собирался за считанные дни выяснить всю подноготную орудия убийства, нисколько не сомневаясь, что не искушенный в вопросах конспирации профан не мог не наследить при приобретении пистолета.

– Но выстрел был всего один…

– Один, – согласился Заур.

– И пуля легла четко между глаз. Как по написанному. Разве так может выстрелить человек, для которого убийство – не профессия?

– Повезло! – без доли сомнения заверил Хаджиев. – Еще в молодости в Карабахе я лично видел, как жена офицера дислоцированной там воинской части, схватив автомат, не целясь, двумя одиночными уложила двоих шайтанов, вломившихся к ней в дом. Каждому – по пуле в сердце. До этого она ни разу в жизни не держала в руках оружия страшнее кухонного ножа. В стрессовой ситуации люди способны творить чудеса, поверь.

Леднев кивнул, продолжая сомневаться: мне бы твою уверенность.

– Добавь к уже названным косякам, допущенным убийцей, что пистолет был без глушителя. Несмотря на субботний день, в администрации полно народа, многие могли бы слышать выстрел.

– По заверениям экспертов, смерть наступила рано утром. В здании кроме постового на входе никого не было.

– Вот я и говорю: не профессионально. Идти на убийство и вместо того, чтобы хорошо подготовиться, надеяться, что никто не услышит?

– Надо искать мотив! – Леднев прихлопнул ладонью по столику. – Будет мотив, очертим круг подозреваемых. – Он замолчал, а затем, глядя в глаза Зауру, спросил, – А что, по-твоему, представлял из себя Борис Штурмин? – в его голове уже сформировался достаточно четкий образ советника губернатора, который необходимо было дополнить некоторыми штрихами. – За что на него могли покушаться?

Начальник УФСБ задумался, не торопясь с ответом. Извлек из кармана пиджака пачку сигарет, зажигалку. Прикурил и долго смотрел, как струйка сизого дыма медленно поднимается к потолку.

– Мешал многим… Сложный был человек. Двумя словами не опишешь. Война, контузия, затем снова война. Это, знаешь ли, закаляет и держит в тонусе. Решения принимал молниеносно. Если что не по его, рубил шашкой, не задумываясь. Многих людей поломал, многим жизнь испортил. Так что желающих с ним поквитаться – пруд пруди. Очередь – на годы вперед. Но при всем справедливый был, ничего не скажешь. В ситуации разбирался досконально, каждую мелочь учитывал.

– Имена назвать можешь?

Вечная ухмылка Заура стала циничнее.

– Для начала сходи в кадры краевой администрации, возьми личные дела сотрудников и начинай по списку. Затем иди в главк МВД и – по тому же алгоритму. От начальства и по всей иерархии. Чтобы время сэкономить, тех, кто на земле службу несет, трогать, пожалуй, не стоит. У них у единственных к Штурмину не было претензий. А остальные… Или хочешь, начни с южноморского УФСБ?

Это несколько меняло нарисованную предыдущими собеседниками картину, но Леднев не спешил делать выводы.

– Ты тоже в очереди за возмездием стоял?

– Нет! – Заур Имранович не кривил душой. – Сложные отношения у нас были, это – да. Он же когда в край пришел, перетряхнуть силовые структуры решил. Де-юре-то мы губернатору не подчиняемся – у нас свое руководство. Так Борис Андреевич неоднократно в Москву летал, спорил, доказывал. Не жаловался, не ябедничал, как может показаться, а аргументировано излагал свою точку зрения, свое видение ситуации объяснял. Во многом, кстати, прав был. На него потом многие из местных начальников зубы точили, кому бизнес прикрыть пришлось. По закону же, находясь на государственной службе, никакой другой деятельностью заниматься нельзя. А жить-то хорошо давно привыкли! Со временем притерлись, конечно, но осадочек-то остался.

– А между вами как отношения складывались?

Хаджиев ответил без обиняков, хотя мог бы оскорбиться подозрениями в свой адрес.

– Сталкивались регулярно по многим вопросам, общее решение не всегда находили. Взгляды разные, методы работы различные. Я – кавказец, он – русский. Разный темперамент, понимаешь? Но это служба, никуда не денешься. Надо было взаимодействовать, и мы работали сообща. Край зачистили до основания, заставили всех соблюдать закон.

– Так уж и заставили? – усомнился Леднев.

– Ну, почти, с учетом местного менталитета, – по-волчьи улыбнулся в ответ Хаджиев и, посерьезнев, добавил. – По крайней мере, бандиты поняли, что они – бандиты и должны сидеть по норам и не высовываться, иначе – голова с плеч. Чиновникам и силовикам дали понять, что их задача – службу нести, а не бизнес крышевать. Людям вселили уверенность, что можно ходить по улицам и не шарахаться от встречных прохожих. Впервые за последние лет двадцать власти в крае стали доверять, жители реальную работу увидели, а не пустые обещания и переливания из пустого в порожнее. И в этом львиная доля принадлежит Штурмину. Сегодняшнее убийство пробило огромную брешь в системе обеспечения безопасности края. И отголоски случившегося мы еще долго будем испытывать на себе. При всей неоднозначности натуры, мужик хороший был. Сильный. – Заур подавил тяжелый вздох сожаления. – Знаешь… мы же подрались с ним как-то…

– Как?! – не понял Леднев. Он не мог представить себе начальника краевого УФСБ и советника губернатора, одетых в дорогие костюмы, выясняющих отношения с помощью кулаков посреди рабочего кабинета.

– Просто. Мы ругались тогда до хрипоты. Борис – сторонник радикальных мер…был. Я считал, что действовать надо мягче, не переть в дурь, чтобы дров не наломать и людей лишний раз не злить. Он же фактически всем нам в лицо плюнул, когда для проведения спецмероприятий спецназ и следователей из столицы притащил. Дал понять, что не уверен в нашей чистоплотности и церемониться не собирается. Я недовольство свое прямо высказал, а Штурмин меня тогда едва не обвинил, что я преступников покрываю… но сдержался. А затем подошел вплотную и сквозь зубы предложил отношения по-мужски выяснить. На ринге!

– Выяснили?

– Да, – глаза Заура вспыхнули на секунду, озаренные приятными воспоминаниями, – он хороший боец. Зверь, а не человек. Боли совсем не чувствует… не чувствовал. Но я его…

Леднев ничего не стал говорить на желание Хаджиева похвалиться победой, только с сомнением заглянул в глаза, заставив генерала тут же исправиться.

– В общем, ничья у нас вышла… Обоим досталось. Но после боя контакт наладился.

– Мда, – протянул Леднев, не зная, что сказать на признание. Он всегда считал родной Южноморск вполне цивилизованным европейским городом, но услышав, как два высокопоставленных руководителя мордуют друг друга, пусть и на ринге, усомнился.

– В него же стреляли не так давно. Еще после того покушения я настойчиво предлагал ему охрану, – посетовал Заур Имранович, – сейчас понимаю, что должен был настоять. Но Борис, он же упертый. Считал, что может быть только две точки зрения: одна его, а другая неправильная. С моим предложением откровенно послал меня по известному адресу.

– А что в итоге? Глухарь?

Хаджиев только рукой махнул.

– Следственный комитет занимался вместе с твоими ментами. Типа, нашли заказчика, но он приказал долго жить. Так что дело закрыли в связи со смертью подозреваемого. Результат устроил всех, кроме меня.

– А тебе что не так?

– Там было, в чем покопаться. Если бы по тому эпизоду плотно поработали, может, и не сидели бы с тобой сегодня здесь, и Борис Андреевич жив бы остался. Стрелка не нашли, понимаешь?

– Думаешь, сегодня выполнил ранее сорвавшийся заказ?

– Не знаю. Не уверен. Там из СВД стреляли, а здесь в упор из пистолета. Но стрелок – единственный, кто на заказчика указать может. В любом другом случае – только наши домыслы, пусть и подкрепленные фактами.

– Значит, не веришь уликам?

– Там не было улик никаких, – заверил Хаджиев. – Ни одной, которая указала бы на заказчика. Следствие пошло по хрестоматийному пути: ищи, кому выгодно. Нашли и навесили ярлык убийцы. Говорю же: результат устроил всех, в том числе и советника. Вот его согласие меня до сих пор удивляет.

– Не хотел выяснить истину? – подобное поведение Штурмина поставило Василия Петровича в тупик.

В ответ Заур только пожал плечами.

– Может, и правда поверил, что заказчик мертв – ему-то виднее, кому неосторожно дорогу перебежал. А может, в собственную неуязвимость искренне верил. Его же пуля не брала, Аллах хранил, наверное. До поры…

– Понятно…

Леднев поднялся с кресла и подошел к окну, за которым вовсю кипела курортная жизнь. Сквозь стекло была видна площадь перед зданием администрации, залитая белым солнечным светом, постовые полицейские, старавшиеся укрыться в прохладной тени зеленых деревьев, и чугунный Владимир Ильич, стойко переносящий субтропическую жару, с надеждой глядящий в синеву черноморских вод.

– У него половина Кавказа в кровниках, – неожиданно произнес Заур Имранович. – Даже я не могу подобными достижениями похвастать, хотя всю Чечню и Дагестан вдоль и поперек исходил. А другая половина лучшим другом считает. За особые заслуги перед Чеченской республикой был позолоченным Стечкиным награжден с дарственной надписью, у имамов особым уважением пользовался… Знаешь, история одна была. Сам не видел, но очевидец рассказывал…

Стояли возле Гудермеса уже около месяца. После череды боестолкновений можно было считать это время отдыхом. Соседство выдалось спокойное, но не слишком комфортное: с тех пор как Сулим вместе со своей нешуточной армией перешел на сторону федералов и передал Гудермес под контроль федеральных сил, местные жители ночами с автоматами по горам не бродили, на представителей власти под покровом темноты не бросались. Но бойцы подсознательно ожидали выстрела в спину, ежечасно ощущая на себе враждебные взгляды.

В первую чеченскую Борису Штурмину, дослужившемуся, наконец, до двух просветов и одной звезды на погонах, уже довелось бывать здесь, и тогда они смотрели друг на друга по разные стороны баррикад сквозь прицел калашникова, готовые огнем ответить на огонь. За прошедшее время многое изменилось, но главное, что прежние враги стали не друзьями, но союзниками. Изменился расклад сил в республике, в умах лидеров и в федеральном центре, и в стане сепаратистов возобладал здравый смысл, активная фаза КТО сменилась эпизодическими столкновениями и спецоперациями. Война не закончилась, но стала вялотекущей, ушла из городов и сел в горы, позволив людям вспомнить о мирных профессиях. Бандподполье неумолимо теряло сторонников, многие из тех, кого называли боевиками, охотно складывали оружие и, пользуясь объявленной амнистией, возвращались в лоно семьи.

Это стало переломом в долгом противостоянии.

Официальная легенда их пребывания в Гудермесе была такова: обеспечить соблюдение законности и конституционный порядок в подконтрольном регионе, не допускать провокаций со стороны пособников террористов. Но даже самые неискушенные прекрасно понимали, что три дюжины бойцов федерального центра брошены сюда, чтобы не противостоять бандитам, а сдерживать намерения местных элит. Их присутствие символизировало неразрывную связь с Россией, видимую готовность подчиняться Москве. Являлось определенной гарантией, что Сулим с братьями не вернутся к прошлому. В соответствии со старой пословицей, командование считало его тем самым волком, хоть и одетым в российскую форму, которого сколько не корми, а он все в лес смотрит.

Штурмин же, потерявший за последнюю командировку двух убитыми и трех ранеными, чувствовал себя и вверенное ему подразделение жертвенной овцой, отданной на заклание каким-то высшим целям и идеалам, прекрасно понимая, что в случае конфликта противопоставить пяти тысячам стволов Сулима кроме трех БТРов ему нечего. Потому известие о смене места дислокации поначалу воспринял как избавление, хотя не раз уже на собственной шкуре испытал, что после штиля неминуемо приходит шторм. И чем длительнее затишье, тем страшнее разразится буря.

– Твоя задача оперативно перебросить силы в Турпал-Юрт…

Турпал-Юрт – крупное селение более чем с тремя тысячами жителей, зажатое меж двух почти отвесных гор, главной достопримечательностью которого была большая мечеть, выстроенная еще в девятнадцатом веке. Удивительным образом война и разруха всегда обходили село стороной. Может, потому что местные, издревле занимавшиеся на каменистых почвах земледелием и скотоводством, никогда не были враждебно настроены к окружающим – будь то русский, ингуш, чеченец или ногаец – а возможно, им миролюбивым покровительствовал сам Аллах.

– Есть информация, что в мечети укрылся Малик Агроном со своими боевиками. Твоя задача: выкурить его оттуда и доставить в Махачкалу.

По самым скромным подсчетам, изрядно похудевший отряд Малика Дадаева мог насчитывать до двадцати – двадцати пяти бойцов, отъявленных отморозков, хорошо подготовленных и отменно экипированных. Но основная проблема заключалась в том, что сам Малик был родом из Турпал-Юрта.

– Почему не поручить это Сулиму? – осознавая всю невыполнимость поставленной перед ним задачи, Штурмин прекрасно знал, кому она по силам. – Ему перечить не посмеют.

Сначала в эфире раздались ругательства, потоком лившиеся из динамика радиостанции, красноречиво пояснявшие, что майору недолго осталось носить погоны, указывавшие на его место и на направление движения, а закончилась тирада коротким:

– Агроном нам живым нужен!

Слова прозвучали как аксиома, не требуя доказательств. В свой последний визит в здешние края Малик Дадаев порядком наследил: его, улепетывающего от федералов, не пустили в Гудермес, и в результате скоротечного боя погибли четверо местных жителей. Так что не было никаких сомнений, попади он в руки личной гвардии Сулима, головы ему не сносить точно. Закон мести в горах непререкаем!

Дадаев закончил сельхозинститут по специальности агроном как раз в тот момент, когда время перемен настойчиво стучало во все двери. Зарабатывать грабежами и похищением людей оказалось проще и выгоднее, чем возделывать поля. Собрав вокруг себя энергичных и амбициозных, но не желающих зарабатывать себе на хлеб трудом молодых людей, он сколотил банду, напрочь лишенную каких-либо принципов и представлений о морали, впоследствии ставшей костяком его отряда. С оружием проблем в республике не было, и вскоре деньги потекли рекой. С заложниками особо не церемонились, причем не разделяя их по национальному признаку, – если выкуп не поступал вовремя, то жертве сначала отрезали уши или пальцы, чтобы родственники стали сговорчивее, а затем убивали. Единственным критерием отбора жертвы служила платежеспособность его родственников, а не верность заветам пророка Мохаммеда. Выучив две суры из Корана, и выгравировав на автоматном стволе еще одну, Малик проливал реки крови, прикрывая творимый беспредел борьбой с неверными и их приспешниками. Когда совершаемые им зверства вышли за любые допустимые рамки, республика как раз оказалась на грани войны, и пришла пора получить какой-либо легитимный статус. Он со своими отъявленными головорезами вступил в батальон «Борз», в котором и воевал в первую чеченскую кампанию, прославившись крайней жестокостью, от которой кровь стыла в жилах даже у видавших виды командиров. Агроном никогда не чурался насилия и с удовольствием совершал акты устрашения: позировал перед камерой, расстреливая в упор пленных солдат и офицеров федеральных сил или перерезая им глотки. Видеоролик с его участием облетел когда-то все федеральные каналы.

Когда в стане сторонников независимости республики наступил раскол, Дадаев, не колеблясь, занял сторону арабов. Там больше платили. Участвовал в рейде на Дагестан, в стычках с силами самообороны в Гульрипшском районе Абхазии. Несмотря на то, что регулярно совершал намаз, в реальности признавал только одного бога – Золотого Тельца. И отдаться готов был любому, в чьих руках шелестят купюры.

Теперь, когда наиболее одиозные арабские наемники и их сторонники были уничтожены в результате спецопераций ФСБ, когда после тучных лет наступили худые, и с финансированием возникли ощутимые проблемы, Малик вынужден был скрываться в горах, постоянно меняя норы, чтобы не оказаться настигнутым своими преследователями. Времена, когда его отряд организовывал похищение замминистра МВД, иностранных журналистов, когда полевые командиры преклонялись перед ним, ушли безвозвратно. Приходилось довольствоваться редкими набегами на села, вернувшись к банальному разбою. Количество его сторонников неумолимо сокращалось и рядом остались только самые преданные, либо те, кому путь домой был давно заказан. Зато количество людей, желавших Агроному смерти, увеличивалось с каждой вылазкой в геометрической прогрессии. И были среди них те, кто ни за что не отправится на покой до тех пор, пока собственноручно не отрежет Дадаеву голову.