Миф

2

Суши – бар «Дайтори» местом наших встреч был выбран не случайно. И все благодаря опять же моей сестрице. У нее теперь появилось новое хобби. Вернее, их стало два, но на первом месте стояло увлечение восточной культурой, куда естественно входила и восточная кухня. Об ее занятиях йогой, популярной в последнее время, я ничего не имел против, даже наоборот, считая, что йога весьма полезна, прежде всего, для здоровья. Хотя и относился к этому по – началу скептически, понимая, что это очередное короткое увлечение, которое быстро пройдет. Но каково же было мое изумление, когда в мой очередной приезд на ее квартиру, я застал ее в одной из поз, под льющеюся громкую музыку ситары. Я понял, что теперь такую картину я буду наблюдать часто. А вот второе увлечение, ну никак, на мой взгляд, не вписывалось с первым. Это рок – музыка. Как по мне, громкая, порой грубая, жесткая, разрывающая барабанные перепонки музыка – смесь чего – то несовместимого как для двадцатитрехлетней девушки, к тому же работающей в библиотеке. Ответ Мирославы был краток: «в этом я нахожу свою гармонию и баланс». Как тут возразить такому утверждению?

«Дайтори» как и подобает заведениям подобного типа, отвечал всем принятым атрибутам: ярким тканям – бархату, шелку, парче. Необычной формы столики. Стены в росписях. Светильники по всей площади выполнены из рисовой бумаги. Обслуживающий персонал, конечно же, не состоял из представителей азиатской расы, но канонов придерживался. Одежда восточная, пестрая. Речь спокойная, вежливая, напоминающая мне звуки все той же ситары. Настоящий кусочек Азии в одном из европейских городов.

Мирославу я заметил сразу. Она сидела за столиком и уже поедала свои любимые роллы. Сестра относилась к той редкой породе женщин, которые никогда не опаздывают на встречи, чего не скажешь о представительницах второй половины человечества, считая это больше за норму, чем за правило. А ее аппетит поражал не только меня одного. Он был сугубо мужской. Так едят только мужчины – жадно и быстро. От своих привычек она избавляться не хотела. Так вел себя за столом и отец, получая частые замечания от матери. И еще одно. Когда она нервничала, у нее был неуемный аппетит. Впрочем, не у нее одной. Я знал пару человек, у которых так же проявлялось чувство голода, даже при малейшем волнении.

Мирослава не замечала меня, как будто встречу назначил я, а не она. Своим присутствием она привлекла внимание несколько мужчин, роняя вполне недвусмысленные взгляды в ее сторону. Моя сестра не была гадким утенком из одноименной сказки известного писателя, а ее новый образ, пришедший на смену старому, придавал ей некую изюминку совсем еще юной девчонки. Раньше она носила длинные волосы, и мне казалось, что от такой красоты грех отказываться. Но надо было знать Мирославу. Кто – то из подруг посоветовал ей короткую прическу, и в один прекрасный день она удивила, пожалуй, не только меня одного. Я тогда тактично промолчал, полагая, что она вполне самостоятельная и вправе принимать те решения, которые она считает нужным, получив за свое молчание благодарную улыбку и поцелуй в щеку. Это был редкий знак проявления любви от сестры, которого еще нужно было и заслужить. Один из незначительных знаков в небольшом наборе наград Мирославы, предназначенных лишь для меня.

Мирослава предпочитала носить классическую одежду, как мой друг и коллега – Игорь Паперный. И это не было отражением ее положения в качестве человека, вокруг которого постоянно были книги. Такой стиль она выбрала осознанно, без чьего – либо вмешательства. Сегодня она выглядела как обычно: строгий короткий пиджак поверх белой, как всегда отутюженной блузки. Юбка чуть ниже колен и закрытые туфли-лодочки.

Меня она заметила лишь тогда, когда я уже вплотную подошел к столу. Мы были настолько близки, что мне было достаточно одного, короткого взгляда, чтобы понять настроение сестры. Если применить к ней некую шкалу, которая измеряет уровень обеспокоенности, то Мирослава находилась на самом ее пике, за той чертой, где мне уже стоит заволноваться и применить все средства для того, чтобы погасить очаг ее присутствующего волнения.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку. Обычный ритуал при наших встречах. Я сел напротив и внимательно посмотрел в ее глаза, в которых серый цвет преобладал над голубым. С сестрой явно было что-то не так, подтверждая мою догадку.

– Привет, – коротко обронил я, продолжая наблюдать за Мирославой.

Ее тонкие, безупречно розовые губы, сразу же мгновенно приоткрылись для того, чтобы произнести мне короткую, но такую понятную фразу, которая выдавала ее нынешнее состояние с лихвой. И как обычно в таких случаях она стала потирать пальцы рук.

– Ну, наконец – то.

– Рассказывай, – нетерпеливо потребовал я, готовясь услышать все что угодно – вплоть до вселенского заговора, в котором участвовала и моя младшая сестрица.

– Может, для начала сделаешь заказ? – предложила Мирослава, из чего я сделал первый вывод: беседа предстояла долгая.

Но то, что я увидел и услышал далее, перечеркнуло все мои самые всевозможные варианты, которые могли объяснить ее поведение. Услужливый официант пошел выполнять мой заказ, а я уставился на сестру, ожидая от нее продолжения. Мирослава отставила свою тарелку с остатками еды чуть в сторону, тяжело выдохнула и потянулась к сумочке, которая висела на стуле. Я лишь наблюдал за ее движениями. Через мгновение она протянула мне черно-белый снимок. Я вначале недоуменно уставился на сестру, а затем уже стал смотреть на фото.

Снимок был старый, черно – белый и не совсем качественный. Тот, кто его проявлял, был явно непрофессионал. Новичок-любитель – одним словом. На фото были запечатлены люди, стоящие в ряд в расслабленных позах. Семь человек: пятеро мужчин и две женщины. Одеты неброско, как вроде бы для загородной прогулки, что, впрочем, было недалеко от истины, так как вокруг них развивались кроны деревьев, что-то из породы хвойных. Так сразу и не разберешь. На заднем фоне виднелся автомобиль. «Москвич». Модель «Иж – Москвич-412ИЭ», с круглыми фарами и решетками с двумя горизонтальными брусьями. Я присмотрелся к лицам людей на снимке. И каково же было мое удивление, когда среди них я узнал маму и папу. Совсем еще молодых, излучающих радость и возбуждение, как мне показалось на первый взгляд. Но самое главное и поразительное было то, что пятеро из семи человек на фото, были перечеркнуты крест – накрест обычным карандашом. В том числе и мои родители. Какая-то чертовщина. Кому понадобилось делать подобную отметку? А главное – зачем? Я перевернул фотографию. Обратная сторона была абсолютно чистая. Ни надписей, ни пометок.

Принесли мой заказ, но к еде я не притронулся. Я уставился на Мирославу, при этом стуча указательным пальцем по снимку. Предоставленное фото я видел впервые. В наших семейных альбомах я подобного снимка не замечал.

– Откуда у тебя это фото? – спросил я у сестры.

– Наших родителей ты видишь? – проигнорировав мой вопрос, Мирослава задала свой.

– Ну, конечно.

– А теперь прочти вот это.

Мирослава снова потянулась к своей сумочке и вынула оттуда сложенный напополам лист бумаги, вырванный из обычного блокнота для записей который можно было купить в любом канцелярском отделе. Все это можно было сравнить с игрой фокусника, демонстрирующего свои пассы, забирая все внимание собравшейся публики на своих магических приемах. Сначала фото, теперь вот лист, исписанный простой ручкой для письма. Я протянул руку и поднес листок для чтения. Почерк вполне понятный, слегка размашистый. У некоторых моих студентов манера письма была и похуже, почти как у медиков, выписывающих рецепты, – одни сплошные закорючки.

«Здравствуй, Вадим! Пишу тебе письмо, решив прибегнуть к старому и проверенному способу.

Хочу сразу тебе сказать, что побудило меня написать тебе письмо – это последние события, о которых я узнал совершенно случайно. Мне больно осознавать, что все мы стали непосредственными участниками и заложниками прошлого. Вся реальность случившегося с нами связала нас в тесный клубок. Клубок, сотканный изо лжи и молчания. Мы закупорили сковывающею нас тайну на долгие годы. Продолжать можно долго, но от этого легче никому не станет. Мы жили своей жизнью, как будто ничего и не было, но каждый проживал ее по – своему. Позабытый всеми нами «миф». Теперь же все изменилось. И смерть Зинаиды – тому явное подтверждение. Это был первый сигнал. Закон бумеранга никто не отменял. Нам все вернулось…»

Я закончил читать это странное, недописанное письмо, а мои мысли моментально образовались в рой вопросов, на которые я естественно ожидал услышать ответы. Если я не ошибаюсь, то в письме упоминалась моя родная мать. Фотография только подтверждала мой первый итог. Что за тайны хранит письмо? О каком «клубке, сотканном изо лжи и молчания» упоминает неизвестный? И эта странная фраза «нам все вернулось»? Зачем было метить пятерых? Почему не всех? И что он хотел сказать о смерти моей матери? Смерть ее – подтверждение чего? И самый главный вопрос: «Кто автор этих строк»? Совершенно ничего не понятно. Сплошная абракадабра. Сплетенный узел, который не разорвать. Понятное дело, что теперь мне было не до еды. Я уставился на сестру, в надежде получить любое, даже маломальское объяснение.

– Рассказывай, – с нажимом в голосе произнес я сестре, кивая на письмо незнакомца и черно-белую фотографию, выступающая как некое приложение. Однозначно все это было взаимосвязано. Во мне в первую очередь сработал рефлекс педагога, вернее историка, который предпочитал во всем ясность и точность изложенных фактов и событий, смешиваясь с чувством тревожной мнительности.

– Откуда у тебя все это? – повторил я свой жест, направленный на лист и снимок. Два предмета содержащих в себе прежде всего эффект неожиданности и некой тайны. Или я все-таки преувеличиваю?

К чести, Мирославы первая волна потрясения в отличие от меня у нее уже прошла. К тому же она владела большей информацией, чем я.

Сестра выдержала паузу, дав мне ясно понять, что к подобным и вполне логичным вопросам она была готова. Но ее ответ, вернее вопрос, застал меня врасплох. Почему она оттягивает момент? Непонятное поведение со стороны сестры.

– Как ты относишься к случайностям? – неожиданно спросила Мирослава, пристально смотря на меня.

– Энгельс как-то сказал, что «случайность – это неопознанная закономерность». К чему этот вопрос, Мирослава? Где связь? – какой-то внутренний поршень стал заводить меня, готовясь ко всему, что я бы не услышал далее.

И Мирослава стала рассказывать: внятно, неторопливо и доходчиво. Она прошла горнило экзаменов и умела выстроить всю цепочку от «а» до «я», как мои самые лучшие студенты. Подобных студентов я называл просто – «зачетные». Так что мне пришлось на несколько минут сбросить нахлынувшее напряжение и внимательно слушать сестру, не пропуская ни единого слова.

– Из городского бюджета нам выделили средства на ремонт библиотечного зала. Ты же знаешь, в каком здании находится наша библиотека.

Действительно, постройка, где работала Мирослава, была довольно-таки старой; ей еще владел купец Трифонов, известный в свое время меценат и ценитель прекрасного. Фасад здания со временем утратил свою былую прочность и нуждался в скорейшем ремонте. Мирослава, будучи директором библиотеки, неоднократно обращалась в городскую мэрию, и это дало свой результат.

– Мы перенесли наши книги и мебель из библиотечного зала в конференц-зал, освобождая место для строителей. Затем принялись делать перестановку уже в конференц-зале, так как там царил настоящий хаос. И вот там я совершенно случайно задела стопку книг. Одна из книг раскрылась, и я обнаружила вот это письмо и фотографию. Я стала приводить все в порядок, взяв естественно выпавшие снимок с письмом. Такое случается. И довольно-таки часто. Наши читатели оставляют в книгах все что угодно – вплоть до денег. Да, поверь, бывали и такие случаи. Я машинально хотела засунуть все обратно, но интерес призвал меня взглянуть на фото, и каково же было мое удивление, когда на снимке я распознала наших родителей. Понимаю, что читать чужие письма считается дурным тоном, словно вторгаешься в чужое пространство, но так сложилась ситуация, – стала оправдываться Мирослава, хотя у меня сейчас и не было никакого желания упрекнуть ее в содеянном поступке. Я жаждал продолжения. – И я стала читать письмо, строчка за строчкой. У меня были точно такие же чувства, как и у тебя, минутой ранее: непонимание, смятение. Внутри меня появилась какая-то тревога. Я принялась расспрашивать наших девочек о книге, из которой выпало письмо со снимком.

– Что это была за книга? – прервал я сестру, поинтересовавшись книжным фолиантом, как – будто бы это имело какое – то значение.

– «Прощай, оружие».

Роман общепризнанного мирового классика – Эрнеста Хемингуэя. История любви американского добровольца и английской медсестры, развивавшейся на фоне сражений Первой мировой войны. Замечательный роман выдающегося писателя.

– Ты ведь знаешь, что на форзаце каждой библиотечной книги вклеен листик сроков возврата полученной книги. Благодаря этому листку мы можем определить читательский номер, – Мирослава стала посвящать меня в тонкости библиотечного дела. – А дальше все предельно просто. Каждый читатель проходит непременную процедуру: регистрацию, с последующим заполнением формуляра, где указывает свою фамилию, имя, отчество, возраст, место работы или учебы, домашний адрес и телефон. И вот тут начинается самое интересное. С этой книгой связана какая-то странная история. Как оказалось, ее принес не сам читатель, а как оказалось – его соседка, молодая девчонка. Книгу принимала Кира Будакова, но она так и не вспомнила, что же на самом деле произошло с незадачливым читателем. Она забыла, что ей говорила девушка.

Меня удивляло и поражает до сих пор, что в наше время, – время поглотившей всех без исключения всемирной паутины и новых технологий, что кто-то еще посещает библиотеки, вдыхая запах покрытых пылью книг, томно ожидающих своего читателя, временного властелина на несколько последующих дней. Да я и сам, что греха таить, отдавал предпочтение электронным и аудиокнигам. Но считал, что они все равно не заменят книжную версию. В бумажной книге есть своя неповторимая магия.

– И таким образом я нашла последнего владельца романа, в котором и содержалось фото и письмо. Это некий Дудник Станислав Иванович. Возраст шестьдесят три года. Пенсионер, согласно заполненному формуляру. Проживает по адресу: улица Энтузиастов, дом семь, квартира девяносто два. В формуляре был указан его стационарный номер. Я звонила, но мне так никто и не ответил.

Фамилия Дудник ничего мне не говорила. Ее я слышал впервые; по крайней мере, в среде знакомых моих покойных родителей она не всплывала. Я бы точно вспомнил. Очевидно, было другое – он видимо знал маму и папу. Да и возраст подходящий. Столько же было и моим родителям. Вполне вероятно, что они могли где-то, да и пересечься. С этими рассуждениями я и поделился с Мирославой, взяв в руки найденный старый снимок. Теперь я стал рассматривать его более тщательно, внимательно всматриваясь в лица. Своих родителей я откинул. Оставалось пятеро. Вернее – шестеро человек. Добавим сюда фотографа. Кто-то же их снимал. И был ли среди них Дудник Станислав?

Компания состояла из людей приблизительно одного возраста. Значит, они точно были знакомы и, возможно, часто проводили время вместе. Собрался круг друзей. Мои родители работали на предприятии, как было принято называть в то время относящейся к министерству обороны – «оборонке» и естественно относилось к категории «закрытых». И априори вольный допуск туда был закрыт. Круг для избранных и посвященных, служащих на благо как тогда считалось нерушимой страны. Конечно, все сотрудники подобных предприятий были под колпаком самой могущественной организации – КГБ, которую в народе называли «Как Господь Бог», что впрочем, было недалеко от истины. Мама с папой, вели нормальный образ жизни, практически, как и все жители Советского Союза, но только на первый взгляд. Для них существовали некие правила и нормы, а главное – инструкции, которых они должны были придерживаться. Этого всего мы не знали, хотя и понимали, что наши родители из разряда так называемых «привилегированных». Они получали дополнительный «паек», включающий в себя в первую очередь продукты питания, ради которых большинство советских граждан стояло в многочасовых очередях или переплачивали в три дорого, чтобы выложить добытое на стол, под завистливые взгляды гостей. За родителями иногда приезжала казенная «Волга», по пути завозя и нас в детсад, а потом и в школу. Даже по тем временам детсад и школа считались престижными. Сегодня этим никого не удивишь, а вот тогда мы часто встречали неоднозначные взгляды и перешептывания за спиной. Мы знали, что родители работают над чем-то важным, нужным для страны, и поэтому они не посвящали нас о своих рабочих буднях, приучив нас с детства, что эта тема закрыта. На нее положено табу и нам не позволят познать всей правды. Что говорить, если мы так и ни разу не были на рабочем месте родителей, в отличие от своих сверстников, которые часто делились впечатлениями от походов на место работы своих кровных родственников.

Мама с папой не часто приглашали своих друзей на дом или на дачу, а если кто и приходил, то был в основном из их круга. Я понял это позже. Меня и маленькую сестренку пытались отгородить от взрослых разговоров и потому мы зачастую оставались одни, или в компании детей.

Судя по снимку, собралась взрослая компания. Будь они с детьми, то мы тоже были бы запечатлены. Место мне было не знакомо. Четверо из мужчин, включая и моего отца, словно сговорившись, одеты в «штормовки» – распространенный предмет одежды удобный как раз для таких вот случаев, когда выбираешься на природу или рыбалку. Пятый же мужчина был одет в вязаный свитер под горло. Мама и незнакомая женщина под стать всем присутствующим оделись тоже неброско – легкие, сезонные курточки: мама в светло-голубой, женщина – в курточке пепельного цвета. Лицо женщины размыто. Только теперь я заметил, как у одного из мужчин, из-за спины торчал гриф гитары. Цвет автомобиля, скорее всего светлый, а номер невозможно разглядеть.

– И что нам со всем этим делать? – прочертив круг в воздухе, спросил я Мирославу.

Как оказалось, у сестры был готовый ответ.

– Разобраться, – обронила сестра, как будто речь шла о пустяшном деле.

– Каким образом?

– У нас есть адрес Дудника. Или ты забыл?

– Подожди… – остановил я сестру, пытаясь понять, к чему она клонит. И согласился с ее предложением. Задачка вроде бы простая.

– Тогда поехали, – мне не терпелось поскорее узнать, что вскрывалось за всем этим, и как к этому всему причастны мои покойные родители, помеченные крестом. Мое любопытство разыгралось и требовало действий.

– Ты меня прости, но я не могу. – Мирослава посмотрела на экран своего мобильного. – Через двадцать минут у нас запланирована встреча с молодым, но уже популярным писателем, и я обязана быть там.

– Тогда я поеду один. Тебя подбросить?

Ехать было всего ничего, как для городского жителя – две остановки.

– Да, конечно. Держи адрес, – сестра протянула мне листик с выписанным адресом Дудника, хотя я его запомнил с первого раза. С памятью у меня было все в порядке. – Ты так и не притронулся к еде. Поешь, еще есть время.

– Что-то не хочется, – честно признался я. Причина моего отказа была на поверхности. Таинственность снимка и письмо Дудника совсем отбили мою потребность в питании. – Только вот чая попью.

Чай оказался уже холодным, под стать моего душевного настроения.

К машине мы шли молча, не обронив ни слова, погруженные в свои мысли, и не трудно было догадаться, что они вились вокруг одного и того же.

– Ты думаешь, наши родители были замешаны в чем-то… непристойном… – последнее слово Мирослава прямо выдавила из себя. Хотя на ее языке я был уверен, вертелось совсем иное слово. И это слово ей явно не понравилось, как и вся эта темная история.

– Меня волнует совсем другое – почему сам Дудник не пришел в библиотеку, а передал книги через девушку? Заболел? Или уехал? Кроме этого, если ему так было важно это письмо, то почему он его так не дописал? Ведь судя по всему, он намеревался отправить его какому-то Вадиму? Тебе не кажется это странным?

Мирослава молчала, смотря на дорогу. Мимо нас проносились машины, люди. Город жил своей обычной суетливой жизнью, и мы были частью ее. Со своими бедами, радостями, огорчениями и ожиданиями. Внутри меня зарождалось неприятное чувство, вернее сказать предчувствие. Тревоги как таковой не было. Для меня сейчас предчувствие было почти как животный инстинкт, но в отличие от животных мы можем контролировать и направлять его в нужное русло. Я надеялся, что в ближайший час я найду ответы на многочисленные вопросы и приведу свои мысли в порядок, погружаясь снова в нормальное состояние, окончательно разогнав возникшее с ниоткуда облако волнения и смятения, которое так и зависло над нами.

У здания библиотеки было оживленно. Редкое как по мне зрелище. Я понимаю, если бы это был концерт известных исполнителей, а тут – всего, лишь встреча с писателем. К тому же еще молодым. Я покосился на витрину, висевшую над входом. Имя автора мне ничего не говорило. Макс Кидрук и презентация его книги с довольно таки интригующим названием «Доки світло не згасне назавжди». Название романа таило в себе какой-то налет мистики и таинственности, прямо как в нашей ситуации.

Мирослава положила на панель фото и письмо Дудника. Затем открыла дверцу, повернулась ко мне и надолго задержала свой взгляд.

– Ты как только что-нибудь узнаеш, набери меня.

– Сколько длятся такие встречи? – кивнул я в сторону афишы.

– Все зависит от писателя и читателей. Обычно час-полтора. Всегда по-разному. Чем интересней писатель, тем продолжительней встреча, за которой обязательно следует раздача автографов.

Я кивнул. С этим все понятно. А вот в нашей истории все пока на грани домыслов и предпосылок, на которые хотелось поскорее получить ответы. Махнув мне на прощание, Мирослава поспешила ко входу.

3

Улица Энтузиастов находилась в восточной части города. Езды до нее было с полчаса. Улица входила в состав старого района, строительство которого началось сразу же после окончания второй мировой войны. Если честно признаться был я там давно – лет семь или восемь тому назад. И потому я с живым интересом смотрел по сторонам, пытаясь увидеть изменения, которые должны были коснуться конечно же и улицы Энтузиастов.

К дому № 7 вела узкая дорога, требуящая срочного ремонта. Пока для меня здесь не было ничего нового. Все сотавалось по – прежнему. Дом номер семь словно копировал предыдущие. Стало сразу понятно, что они строились по шаблонному проекту. Энтузиазм строителей может как-то и проявлялся в те времена, но вероятней всего только в названии улицы.

Детскую площадку напротив дома трудно было назвать идеальной, и потому я не удивился, что она пустовала. Хотя нет, – в самом углу я заметил одинокого собачника выгуливавшего своего домашнего питомца – миниатюрную собачонку неизвестной мне породы. Припарковав машину сразу же за темно-синей «Тойотой» я вышел наружу, и уставился на дом, где проживал гражданин Дудник, оставленное письмо которого вызвало у нас с Мирославой кучу вопросов, на которые хотелось бы получить ответы.

Попасть внутрь мне мешал домофон; код я естественно не знал, и мне пришлось со стойкостью часового ждать у подъезда, в надежде, что дверь вскоре откроется одним из жителей дома. Прошло долгих, как по мне, десять минут ожидания и вот, наконец, волшебная дверь Сезама открылась, выпуская наружу пожилую пару, проводившую меня подозрительный взглядом, как только я, молча, прошмыгнул мимо них.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.