Любить волка. Быть волком. История одной любви

Лилия Мигаро

Любить волка. Быть волком. История одной любви

Часть 1. Знакомство

Знаете, как обычно у женщин? Прямые волосы – завить, а завивающиеся – выпрямить. Так и у меня. Меня не воспринимали всерьёз. Мелкая, с округлыми, немного детскими чертами лица. Крупными карими глазами и вьющимися непослушными темно-русыми волосами. Мой рост метр пятьдесят семь сантиметров. Ну вот кто будет воспринимать такую мелочь всерьёз?

Правильно – никто. И если в школе, славные детские годы на хуторе Тумак, Волгоградской области, прошли ярко и только в лучших воспоминаниях. Там все друг друга знали, в основном жили семьи старожил. То моё поступление в МГУ им. Ломоносова на юридический факультет это начало моей истории. Начну с начала, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова Юридический факультет – это было моей мечтой. С самого раннего детства.

Мой дед, он был адвокатом, успешным и честным. Я была ещё совсем крохой, когда его показали по всем новостям и напечатали во всех газетах. В лихие девяностые, которые я не особо помню в силу малого возраста, и мой дед. Ему было плевать, что он защищал простого работягу пойдя против системы. Суд он выиграл, не просто очистил имя подзащитного, а в ходе разбирательства выявил оборотней в погонах подставивших подзащитного и указал на нескольких заинтересованных, среди которых мог быть виновный. Это его и погубило.

Деда нашли на окраине Волгограда растерзанным, якобы диким зверем. Только откуда взяться дикому зверю в городе? Вот тогда родители и переехали из огромной четырёх комнатной квартиры в центре города на хутор. Сначала приехали похоронить деда рядом с бабулей, которую я не застала, а потом решили остаться навсегда, в старом доме, нашем, семейном, так сказать родовом гнезде. Вот тогда, увидев деда по телевизору, я решила, я стану как он.

Я росла, в возрасте, рост мой остановился на отметке ниже среднего ещё в пятом или шестом классе. Но вместе со мной росла, и мечта стать адвокатом, как дед. И мечтала я учиться именно в МГУ, тоже, как дед. Но мои родители дали добро только на Ростов, Москва слишком далеко и дорога, для семьи рабочих. Я соглашалась, но мечтать не прекращала.

Поэтому и пошла на авантюру, села на поезд до Ростова, а там пересела до Москвы. Сдала вступительные экзамены и поступила на бюджет. А родителям сказала, когда было поздно что-то менять. Учёба началась. Тут-то я и столкнулась со своими проблемами мелкого роста. Меня не воспринимали всерьёз. Что бы я не делала, для всех я была маленькой, беззащитной девочкой с детскими чертами лица.

Ребята воспринимали меня как сестру, даже мажоры и задиры умилялись мной и словно котёнка тискали. Мои влюблённости воспринимали как забавную игру маленькой девочки во взрослую жизнь. А педагоги, они любили меня за знания, но откровенно говорили, что адвокат во мне не вырос. Девчонки не видели во мне соперницы и если и строили пакости, то только по учёбе, чтобы не выделялась.

Меня не спасали даже шпильки, из которых я не вылезала весь третий курс влюбившись в Виталика из параллельной группы. Он смеялся с моих попыток понравиться ему и говорил, что я словно котёнок, милый и маленький, забавный котёнок. И когда я отважилась его поцеловать, он рассмеялся, извернулся, поцеловал меня в макушку и рассмеялся. Заявил, что я ему как сестра, а их не целуют.

Тогда я поставила новую цель, я стану лучшим адвокатом, такой себе дамой – стервой и перестану быть котёнком в глазах окружающих. Цель-то я поставила, только как её достигнуть я не знала. Это в документах я Елена Макаровна Волкова, а в жизни, скорее волчонок, хотя на вид котёнок. Поэтому начала я с прозвища, на котёнка я стала демонстративно обижаться и не реагировать. А потом добилась практики с лучшим адвокатам Москвы по гражданскому праву.

Ещё студенткой, после практики, он взял меня на пол ставки в помощники. Это был шаг, том направлении, которое я выбрала ещё ребёнком. Закончив ВУЗ я уже имела отличную практику и хорошую славу. Шеф прозвал меня волчонком, не из-за фамилии, нет, а как игрушка из детства, кручусь и выкручиваюсь. Работа мне нравилась и зарабатывала я очень даже не плохо. Кто будет воспринимать всерьёз мелкую недоросль?

Никто, вот и не готовились к слушаньям оппоненты. А проигрывая дела удивлялись. Но гражданское право мне наскучило быстро, уже через полгода собственная практика не радовала. Поэтому я пошла на курсы и в практиканты к не очень удачливому, но очень дотошному и честному адвокату по уголовному праву. Я мечтала стать как дед и шла к этому.

Мой наставник научил меня многому, очень. Он словно собака, видел или чувствовал вину обвиняемых, находил слабые места, но не всегда удачно ими пользовался. Поэтому он был не богат и не особо успешен. А иногда он просто отказывался от дела. Смотрел на подзащитного, долго, изучающее и уходил не возвращаясь.

Моя уголовная практика началась с беды, мой наставник попал в аварию. Я перехватила дело как ведущий адвокат и выиграла его разгромно. Мой наставник гордился мною и со временем, уйдя от дел оставил мне свой кабинет и старые связи. А я шла к цели, к осуществлению мечты, быть как дед, непобедимой в своём деле.

О, как удивлялись мои подзащитные видя метр с кепкой, как смеялись, но как искренне благодарили и хвалили в итоге. Как и учил мой наставник, я не брала тех дел, где моя совесть говорила стоп. Я так же долго смотрела, изучала и решала для себя, смогу ли я спать если он выйдет избежав наказание.

Так было и в этот раз. Я смотрела на взрослого мужчину. Его тёмные волосы уже почти полностью посеребрила старость. На лице глубокие морщины. Серые глаза. Он сидел в комнатке за столом для свиданий с адвокатом, но сидел так уверено, гордо. Он не сломлен.

Его обвиняют в убийстве с особой жестокостью, ему грозит пожизненное заключение, а он сидел словно так и должно быть. Не надменности, но уверенный в себе. От него словно волны на берег, исходила сила, уверенность. Я смотрела на него изучала не скрывая взгляда, он смотрел на меня и тоже излучал, словно видел больше, глубже. Он посмотрел на меня ласково, с заботой, прямо в глаза.

– Не стоит браться за это дело, дочка. Не злись, ты по возрасту как моя дочка. И не пыхти так, ты же адвокат, а не паровоз. Врать, как советовали твои коллеги, что приходили раньше, я не буду. А вина за мной есть. В деле правду написали. Так что не стоит тебе мараться в этом деле. Ты же волчок, счастливица Фемиды, а моё дело, решённое.

– Браться за дело или нет, решу сама.

– Ну, так и я могу отказаться от представителя. – Он говорил, улыбаясь, по-доброму, по-отечески.

– Вы убили?

– Да. И не жалею.

Это все что мы обсудили, дальше молчали оба. Молчали и изучали друг друга. Дело его я изучила от корки до корки. Он признался сам. Убил на окраине города человека, первым, что попалось под руку – грабли, палки, голые руки. От его жертвы осталось кровавое месиво, ещё тёплое, когда он привёл полицию к месту преступления. Недалеко были найдены волчьи следы. Мои коллеги предлагали сослаться на них. Но он отказался от всех уловок. Честно на предварительном заседании признался в своей вине. Без подробностей и пояснений, просто сказал, вину признаю.

Но что-то в этом всем было, не уловимое, не понятное, что заставляло снова и снова возвращаться к папке с бумагами, в котором было его дело. Князев Николай Фёдорович, владелец рыбного хозяйства, нескольких ферм, базы отдыха в лесном массиве Звенигорода, владелец лесного массива, части прудов вдоль реки, огромная территория леса до самых границ заповедника. Сети магазинов натуральных продуктов по Москве. Нескольких кафе, разбросанных по Москве и области и модного ресторана в центре. Активно борется за сохранение живой природы, но при этом владеет охотничьим клубом, закрытым. Семьянин, два сына и три дочери. Старший сын и средняя дочь имеют свои семьи.

Что могло толкнуть такого человека на убийство? И не простое, с особой жестокостью, голыми руками. В деле этого не было, только голые, сухие факты. Вызвал полицию, встретил у дороги весь в крови, указал на труп, назвал его имя и фамилию, признался в убийстве, пояснил, как и чем. Все обнаружено тут же. Причины не называет, связи между ним и жертвой не установлены.

На третий день раздумий я не выдержала, поехала к его жене. Вообще, это дело не принесёт денег. Обвиняемый отказался от адвокатов, всех, кто приходил к нему с целью наживы, и суд назначил госзащитника.

Одного он выгнал с синяком под глазом, оправдавшись перед судьёй тем, что врать не будет, а этот «слизняк» другого не умеет. Второго прямо в зале суда на предварительном слушанье увели с охраной, он пытался угрожать семье обвиняемого, если не оплатит услуги. Судья назначила меня.

Как мне сказала, по большому секрету, моя знакомая, она же секретарь у судьи, что судья так и сказала обвиняемому, что его единственный шанс на адвоката – это одна заноза, неугомонный волчок, не проигравший до этого случая ни разу, но все бывает в первый раз. Но дело не в деньгах, это дело засело назойливой мушкой.

Жена Николая Фёдоровича, как она сказала тётя Катя и никак иначе, была дородной зрелой женщиной. Во взгляде была печаль и боль. Волосы полностью белые, не крашеные, просто седые, заплетены в косу, толстую, на зависть молодым, свою, натуральную. Морщинки разрезали лицо в добром выражении, она часто улыбалась. На ней светло-зелёный брючный костюм и вязаный крючком длинный френч серого цвета. Выглядит она как-то тепло, радушно. Только печаль, боль, поселившаяся в её глазах, выдаёт её состояние.

– Не знаю, чем тебе помочь девочка. Мой муж признался. Это его слово, и я ему верю и принимаю.

– Ну должна же быть причина. Почему хороший человек вдруг нарушает закон, убивает, хладнокровно, словно зверь.

На последнем слове моя собеседница вздрогнула.

– Он хороший человек, ты права, детей любит, и меня очень. Верный мне был и останется верным. Но чем тебе помочь – не знаю.

Уходила я в ещё большем несогласии с собой, чем, когда пришла. Эти люди не бедные, совсем не бедные, их доход выше среднего, а в доме все удобно, хорошая техника, но нет того сверх нужного, которым обычно кичатся наши богачи. Дом из сруба в два этажа. На верху не была, не знаю, что и как. А вот внизу, удобная и большая кухня плавно перетекает в столовую с огромным столом. Большие панорамные окна и мягкие ковры на полу.

Во дворе беседка со столом не меньше чем в столовой в доме. В ней мы и общались с тётей Катей, супругой обвиняемого, Екатериной Степановна. На столе огромный медный с выбитым узором самовар, варенье, домашнее и пирожки с вишнями. Так меня встречала хозяйка дома. Забор тоже из сруба, вдоль забора росли ухоженные кусты роз, в углах участка черёмуха, калина и сирень. Под окнами дома были узенькие клумбы с разными цветами, не высокими кустарниками. Среди них волчий аконит, мята, розмарин и лаванда.

Эти клумбы почти близнецы тех, что у меня дома, на хуторе. Поэтому и запах близкий и родной, из детства родом. У семьи Князевых есть квартира в Москве и не одна. Но как сказала тётя Катя, после несчастья ей там без мужа делать нечего, поэтому она живёт тут, на земле их предков. В Химках в СНТ «Вашутино», красивый район. Лес, речка, озера. Их дом был среди тех, которые тут старожилы, как сказала моя собеседница, старый дом Князевых стоял тут ещё до Долгорукого, при первом владельце этих земель. Мы много говорили с хозяйкой, но ничего конкретного я так и не выяснила.

На автобус я опоздала и шла на электричку. Доеду до метро, а там в свою коморку. Пусть и съёмная, но мой уголок. Шла в раздумьях, поэтому не слушала и не ждала ничего особого. Да и что может случиться? Встретится пару попутчиков или наоборот, тех, кто вернулся с работы и торопится от станции домой. Все-таки до Москвы рукой подать, да по самой Москве дольше ехать. И тут, на этой самой мысли, я столкнулась с кем-то, видимо таким же замечтавшемся, как и я. Ну как столкнулась, я буквально на него налетела уткнувшись в него.

Я подняла глаза вверх. Сначала увидела широкую мужскую грудь, обтянутую темной футболкой с каким-то принтом, в кожаной куртке косухе на распашку и собранную в рукавах до локтей. На улице прохладный и сырой вечер, ветерок, пусть не большой, но достаточный, чтобы пробирало сыростью и прохладой до самых костей. Как ни как уже и бабье лето прощается с нами дождями. И судя по редким лужам он тут не так давно пролился влагой. Так что комфортом и уютом и не пахнет.

Мысли неслись словно скакуны в забеге. А мой взгляд не спешно поднимался выше. При моем росте, чтобы посмотреть в лицо пришлось запрокинуть голову назад. Да он словно скала возвышается надо мной. Такая тёплая и ровно дышащая скала. Он же просто огромный, особенно в сравнении со мной маленькой. Его лицо, да уже темнело и лес вокруг света совсем не прибавлял, видно было плохо. Но его лицо, та злоба, даже не так, ненависть я видела отчётливо. Она словно волны накатывала на меня.

Я сжалась и сделала шаг назад сглотнув. В руках только папка с бумагами по делу Князева. Ключи, которыми можно было бы расцарапать ему морду, и те в сумочке, и я сомневаюсь, что он даст мне хоть один шанс достать их или перцовый баллончик. Разве что упасть в бок и схватить какую-нибудь ветку, хоть глаз выколоть смогу. Может тогда убежать успею.

Этот человек на против вселял в меня ужас и сеял панику. Мне казалось я слышу, как стучат мои зубы от страха. Я сделала ещё пару шагов, назад не отрывая взгляда от него, теперь я смотрела ему в глаза. Кажется, они черные. Я отступала назад пока не наткнулась спиной на новое препятствие. Тёплое, значит человек. Я обернулась и увидела ещё одного качка, того, кто стал моим препятствием при отступлении. А по бокам у него стояли такие же широкоплечие качки.

И все трое смотрели на меня так же, как и тот первый, с такой же жёсткостью, нет жестокостью во взгляде. Под этими взглядами я чувствовала себя не просто мелкой, а словно я маленькая, глупая карманная собачонка или мелкий щенок сбежавший от заботливых хозяев и теперь дикая стая бездомных, одичавших или даже бешеных собак окружили меня. И они готовы кинуться и разорвать меня на мелкие кусочки.

Дикий страх и паника сковали меня. Я стала тяжело дышать. Сердце билось уже не в груди. Все моё тело дрожало и вздрагивало в ритме быстрого набата, ставшего словно колокол в моей голове биением сердца.

– Что тебе надо от тёть Кати?

– Опять за компроматом и сенсацией гонишься?

– От какого издания прислали такую маленькую, щупленькую смертницу?

Трое качков передо мной кидали фразы с угрозой и призрением в голосе. А потом совсем близко, почти у самого уха полушёпот того, первого пробил меня новой волной страха, нет не контролируемого ужаса.

– Ты же в логово маньяка пришла, боишься? Правильно, бойся.

Он говорил медленно, окутывая своим теплом из-за спины и заставляя меня сжиматься, почти теряться и растворяться в страхе, почти теряя сознание. Я новая сглотнула и во рту появился вкус желчи и крови. Видимо я от страха прикусила внутреннюю часть щеки до крови. Только это не помогало взять себя в руки и унять ужас, завладевший мною. К черту все уроки самообороны. Что я, метр с кепкой могу сделать? Что могу противопоставить четырём здоровым качкам?

– Что молчим, детка?

Подал голос один из трёх впереди стоящих качков. А я зажмурила глаза со всей силой, так что побежали пятна перед глазами и больно стало от сильно замкнутых век. Ну предлагала же Екатерина Степановна переночевать. Ну вот какого я ушла?

– В чем дело, мальчики?

Новый женский голос вырвал меня из мыслей прощания с собственной жизнью. Может поможет. Может она не одна. Может успеет добежать до домов и позвать на помощь. Эта надежда придала сил. Я стала дышать полной грудью. Я и не заметила, что почти не дышала. Я открыла глаза. Из-за трёх качков передо мной никого видно не было. Да и темнота и мушки перед глазами совсем не помогали.

– Да вот, очередная журналистская тварь пришла поживиться на чужой беде.

Равнодушно ответил один из трёх подходя ближе и обдавая меня своим горячим дыханием. Он словно выплёвывал яд мне в лицо. А сзади в затылок опять с жаром страха накрыло ненавистью вместе со словами.

– Тебе не говорили, что на чужом несчастье деньги счастья не приносят?

– Серый! – Рычащий голос, новый от куда-то с тропинки не говорил, ни кричал, он отдавал команду. – Прекращай пугать девчонку! Это новый адвокат отца. И из-за вас, идиотов перекаченных, она опоздала на электричку.

Голос приближался и потом почти рядом, заботливо обратился ко мне. Вырывая меня из круга этих качков.

– Испугалась? Пойдём домой. Мама чаем напоит, с травками.

Обладатель голоса прижал меня лицом к своей широкой груди одной рукой, а другой стал поглаживать. При этом он подталкивал меня по тропинке назад к жилым домам. Я задохнулась на вздохе всхлипом. Ноги сами собой подкосились, и я захныкала словно маленькая девочка. Хваталась за незнакомца, сминала его рубашку боясь, что он исчезнет, прижималась к нему сильнее и давала волю своим чувствам.

Мой страх, паника, весь ужас пережитый ранее перерастал в обычную девичью истерику. Кажется, я даже порвала ему что-то, рукав или пуговицы – не знаю. Но рубашка явно пошла по швам в моих руках и в какой-то момент я уткнулась лбом и щекой в его оголённое плечо. А слезы и всхлипы только усилились и ноги уже не держали совсем. Он подхватил меня на руки. Его мышцы играли подо мной, я их чувствовала всем телом и сильнее прижималась к такому сильному, горячему и надёжному защитнику.

– Идиоты половозрелые. – Он говорил не громко, но властно и с рыком. Столько силы было в его словах, что хотелось сжаться в комочек и исчезнуть. – Запугали девчонку до истерики. Нашли равного соперника?

– Мы думали… – Начал оправдываться один из троих

– Если бы вы думали, – злясь и рыча оборвал его мой спаситель прижимая меня сильнее – то многое, слишком многое сложилось бы иначе.

Дальше мы шли молча. Ну как шли, все шли, качки пыхтели громко и возмущённо дыша. Где девица, я не знаю. Мой спаситель нёс меня крепко прижимая к себе. А я сжималась в комочек и как можно сильнее хваталась за него. Слезы лились потоком, я всхлипывала и прятала лицо в его плече боясь посмотреть, боясь отпустить, боясь потерять защитника и спасителя.

Я цеплялась за своего спасителя и прижималась всем телом. Если он исчезнет я умру. От страха или от рук этих качков – не важно. Я позорно ревела, так как было давно в забытом и потерянном во времени детстве. Да, я слабая, мелкая и трусливая. Я не боюсь в зале суда. Я не боюсь в тюрьмах общаясь с отпетыми преступниками и рецидивистами. Там всегда есть кто-то за спиной, охрана, приставы.

А тут, в лесу один на один с опасностью, в окружении четырёх здоровенных качков, настроенных явно не на разговор я боюсь. До ужаса, до истерики. Это было страшно, очень и я поверила и в их угрозы, и в свой страх. Может кому-то станет смешно, кто-то осудит. Но мне плевать на этих «кто-то». Мне страшно, так сильно, как, наверное, ещё никогда в моей, пусть и не долгой жизни, да, о чем речь, я уже со своей жизнью прощалась там, на той тропинке в лесу.

Первой порог дома Князевых переступила не знакомая мне девушка. Она придержала дверь и за ней вошёл мой спаситель со мной на руках. За нами вошёл в дом и мой ужас, самый крупный из тех качков – Серый. Трёх его дружков уже не было.

С рук я не слезала. Слезы по-прежнему текли потоком и всхлипы от пережитой истерики не проходили. А яркий свет в помещении лишил по началу меня зрения. Когда оно вернулось я жалась к своему защитнику ещё сильнее вцепившись в его руки и наверняка оставляя там синяки, а может и царапины. Но отпустить своего спасителя я была ещё не готова. Проморгавшись, я осмотрелась. На полу, на мягком ковре сидела малышка с кучей маленьких куколок. Она склонила свою головку чуть на бок и мило улыбнулась.

Часть 2. Месть

– Мам, бабуль, папа вернулся, и он кого-то принёс. О, и псины несдержанные с ним.

Первой из кухни вылетела, серьёзно, она вылетела со скоростью не просто не свойственной женщине в её возрасте, а человеку в принципе, разве что олимпийскому спортсмену, так вот первой вылетела уже знакомая мне тётя Катя. Меня поставили на ноги, но я по-прежнему жалась к своему спасителю вцепившись в его разорванную рубашку.

А тётя Катя подскочила в пару прыжков к нам. В её руках было кухонное полотенце им она и начала колотить Серого и ту не знакомую девчонку. Я ещё крепче прижалась к своему спасителю спиной наблюдая как эта парочка носилась кругами по комнате перепрыгивая мебель и малышку изворачиваясь от орудия возмездия довольно ловкой и быстрой тёти Кати.

Тётя Катя, не смотря на их старания изрядно колотила этих двоих «псин не сдержанных» при этом ругая и угрожая то прибить паршивцев безмозглых, то уши и хвосты по отрывать. Девчонка заливалась смехом держась за живот и подбадривая беглецов. Вот только сейчас, от этого детского смеха меня отпустил страх и не смотря на всхлипы я перестала плакать, даже губы растянулись в слабой и какой-то кривой улыбке. Я словно оттаяла почувствовав безопасность.

Как и когда я выронила папку с документами не помню. Как эта самая папка с делом Князева очутилась в руках той не знакомой девушки, которая сейчас скачет по комнате изворачиваясь от полотенца тёти Кати, уж тем более не знаю и не помню. Я лишь сейчас поняла, что тот девичий голос принадлежит этой самой девушки с моей папкой в руках.

В какой-то момент она, обороняясь этой самой папкой споткнулась и выронила её из рук. Папка упала и документы рассыпались по ковру. Фотографии с место преступления, фотографии жестокой расправы главы этой семьи полетели к малышке. Она только взглянула на одну из фотографий, как громкий детский крик разнёсся по дому. Это был ужас и страх, крик проникал в меня, а девочка кричала громче и громче.

Малышка закрыла своими ручонками лицо и не переставая кричать начала раскачиваться из стороны в сторону. Стоявшая у арки женщина, наверняка та самая мама, которую чуть раньше звала малышка, она подлетела одним прыжком к ребёнку и заключила её в объятия. Крик стал стихать в объятьях мамы. А мой спаситель, стоявший ранее за моей спиной, выкрутился из моих рук оставляя куски своей рубашки в крепко сжатых моих кулаках и сгрёб малышку вместе с женщиной. Он поднял их на руки и унёс на второй этаж.

Все произошло быстро, очень быстро. Серый, ранее застывший посередине гостиной обернулся ко мне. Он наградил меня взглядом маньяка убийцы и сделал шаг ко мне. Снова страх, животный ужас окутал меня и на чистых инстинктах, не отрывая взгляда от этого зверя я стала пятиться назад к двери, не так и далеко я от неё отошла.

В этот раз моим спасителем стала тётя Катя. Она огрела своим грозным орудием возмездия – кухонным полотенцем этого самого Серого, раз, другой, третий. С первым же ударом ужас, который пару секунд назад меня переполнял – исчез, как и не было его вовсе, исчез быстро, так же, как и возник. Да что это такое со мной, что за перепады настроения от крайности к крайности? А тётя Катя схватила этого качка чёртового за шкварку и ругала от души молотя полотенцем везде где могла попасть.

– Ах ты дворняжка. Да я тебе не только уши, я тебе хвост лично откручу. Прекращай мне тут девчонку пугать. Это твоя вина, а не её. Ты её задержал. Ты чужие бумаги сохранить и оградить от ребёнка не смог. Вот же зверёныш дикий!

Под шумок, собрав бумаги и бросив их на стол, на второй этаж сбежала и та девушка, которая и уронила мои бумаги напугав малышку. Как же я устала. Все, хватит с меня. Да, плевать на деньги! Я хочу домой, к себе. А ещё хочу, как можно быстрее оказаться по дальше от всего этого и от качков во главе с этим Серым.

Дрожащими руками я нашла мобильник в сумке, которая лежала на входе у двери. Видно её я тоже потеряла в лесу в момент истерики, и кто-то её принёс и оставил тут. Если бы не отступала к двери от этого психа, так бы и не увидела её. Я попыталась заказать такси через мобильное приложение, но оно не загрузилось, и я набрала номер диспетчерской службы. Всхлипывая и давясь словами вызывала такси. Все, хватит с меня этой семейки.

– Мне машину, срочно, очень, плачу по двойному тарифу, в Химки СНТ «Вашутино». Еду в Москву ул. …

Мой телефон у меня нагло и бесцеремонно отобрали. Тот самый Серый сейчас стоял непозволительно близко держа мой смартфон в руках.

– Не выдумывай. Переночуешь здесь и завтра брат по пути на работу завезёт тебя куда скажешь.

Странно, он совсем близко со мной, стоит на расстоянии вытянутой руки, но сейчас я чувствую того не контролируемого страха, не чувствую и животного ужаса, того что ещё пару минут назад меня переполняли. Я не боялась. Опасалась – да. Но не боялась. Эти перепады настроения меня возмутили и придали сил к ответу этому качку половозрелому.