Агент на передовой

Иногда казалось, что это говорит не он, а кто-то другой. Голос, в норме довольно приятный, подскакивал на целую октаву и ненадолго зависал на дидактической нотке, но за это время я успевал по-думать: знакомый регистр, в духе Стеф. И спорить бесполезно, накатывает волна, а тебя словно и нет, лучше всего покивать в ожидании, что волна спадет сама собой.

А по существу? В каком-то смысле каждый раз один и тот же замес. Брексит – это самосожжение. Британцев ведет по краю пропасти кучка преуспевающих элитарных мародеров, выдающих себя за представителей народа. Трамп – антихрист, Путин – такой же. Для Трампа, богатенького мальчика, откосившего от армии, воспитанного в стране великой, хотя и не без изъянов, демократии, не может быть искупления ни в этой жизни, ни в следующей. Для Путина, никогда не знавшего демократии, вдали еще что-то мерцает. Так нонконформистское прошлое Эда постепенно находило выражение в его словоизлияниях.

Как развивались события, Нат? – интересовались мои chers collègues. Его взгляды менялись? Не было ли у вас ощущения, что он готов сделать некое важное признание? Опять же мне нечем было их утешить. Может, он стал свободнее и разговорчивее, укрепившись в доверии к слушателю, то есть ко мне. Может, со временем я стал более дружелюбной аудиторией, хотя никакой враждебности с моей стороны и так вроде не было.

Но я готов признать: случались у нас за Stammtisch посиделки, когда меня отпускали разные заботы – Стеф, Прю, или что-то начудивший новый агент, или эпидемия гриппа, которая на пару недель оставила нас без передатчиков, – и я был почти весь внимание. В такие минуты я позволял себе поспорить с очередным радикальным утверждением – не столько для того, чтобы его опровергнуть, сколько из желания несколько умерить бескомпромиссный тон Эда. В этом смысле – да… менялись не столько его взгляды, сколько мое отношение – я начал к нему привыкать – и его реакции, готовность иногда, пусть и неохотно, посмеяться над собой.

Но примите во внимание простую вещь, и это не попытка самооправдания, а констатация факта: я не всегда внимательно его слушал, а иногда и вовсе выключался. Если в Гавани была напряженка – а это случалось все чаще, – перед тем как идти за Stammtisch, я обязательно совал в задний карман служебный мобильник и украдкой проверял сообщения, пока Эд разглагольствовал.

А когда его монологи, по-юношески невинные и безапелляционные, совсем уж меня доставали, после прощального рукопожатия я не шел прямо домой к Прю, а выбирал обходной маршрут через парк, чтобы как-то привести мысли в порядок.

◾

И последнее о том, что бадминтон значил для Эда и что он значит для меня. В глазах неверующих это смягченная версия сквоша для мужчин с избыточным весом, опасающихся инфаркта. Для истинно верующих это спорт номер один. Сквош – сплошные муки и страдания. Бадминтон – хитрость, терпение, скорость и невероятные спасения. Выпад из засады, пока волан описывает неторопливую дугу. В отличие от сквоша, бадминтону чужды социальные различия. Ему тесно в рамках привилегированной частной школы. Он далек от теннисного аллюра на открытом воздухе и от мини-футбола. Не начисляет очков за красивый замах. Не прощает ошибок. Бережет твои колени, но, говорят, ужасно вреден для тазобедренных суставов. Он требует более быстрых реакций, чем тот же сквош, и это доказанный факт. Здесь между игроками нет особой душевности, каждый, в общем-то, сидит в своей скорлупе. В глазах других спортсменов мы выглядим немного чудаками-одиночками.

Мой отец играл в бадминтон, когда служил в Сингапуре. Только одиночные партии. С армейскими, со мной. На нормандских пляжах во время летних отпусков. В Нёйи, через бельевую веревку вместо сетки, с фляжкой красного дерева, наполненной шотландским виски, в свободной руке. Бадминтон – лучшее, что он мне дал. Когда меня отправили с вещами в Шотландию, в эту ужасную школу-интернат, я там играл в бадминтон, как и он до меня, а впоследствии я выступал за свой университет. А когда уже служил в Конторе и ждал первого назначения в дальние страны, я подбил своих партнеров, и мы под кодовой кличкой «Диверсанты» бросали вызов новичкам.

А Эд? Как он обратился в истинную спортивную веру? Мы сидим за Stammtisch. Он глядит незамутненным взором в свою пивную кружку, как обычно делал, когда решал мировые проблемы, или гадал, что не так с его бэкхендом, или просто медитировал. Для него простых вопросов не существовало. До всего приходилось докапываться.

– В школе у нас была учительница физкультуры, – наконец отвечает он, широко осклабившись. – Как-то вечером повела меня и еще одного парня в свой клуб. Так и пошло. Короткая юбка и блестящие белые ляжки. Ага.

Глава 6

Вот, для сведения моих chers collègues, вся информация о жизни Эда вне корта, которую я успел почерпнуть до падения. Сейчас, когда я это записываю, меня бы удивил объем, если бы не вошедший в привычку профессиональный навык слушать и запоминать.

Родились они с сестрой, с разницей в десять лет, на севере Англии, в семье шахтеров, издавна принадлежавших к методистской церкви. Его дед в двадцать с небольшим приехал из Ирландии. Когда шахта закрылась, его отец занялся морской торговлей.

ЭД: Я его практически не видел. В конце жизни заболел раком, болезнь как будто поджидала его дома.

Отец, правоверный коммунист, сжег свой членский билет после вторжения Советского Союза в Афганистан в 1979 году. Похоже, Эд ухаживал за ним, когда тот лежал на смертном одре.

После смерти отца семья перебралась поближе к Донкастеру. Эд поступил в среднюю школу; не спрашивайте меня, как она называлась. Его мать все свободное от работы время проводила на образовательных курсах для взрослых, пока эти курсы не закрылись.

ЭД: У мамы были мозги, которые ей никогда не давали применить, плюс еще Лора на руках.

Лора – его младшая сестра, ребенок с ограниченными возможностями – испытывала трудности с обучением.

В восемнадцать лет Эд отрекся от христианской веры ради «общего гуманизма», который я бы назвал нонконформизмом без бога, но из чувства такта помалкивал.

После школы он поступил в университет – какой именно, я не знаю. Компьютерные технологии, немецкий язык факультативно. О полученной степени не докладывал; скорее всего, средняя.

Что касается девушек, то для Эда это была деликатная тема, и без приглашения я в нее свой нос не совал. То ли он им не нравился, то ли они ему. Подозреваю, что живой интерес к международным отношениям и некоторая чудаковатость делали из него непростого спутника жизни. Подозреваю также, что он не понимал силы своего обаяния.

Ну а друзья-мужчины, с которыми он занимался в спортзале, вместе бегал, или крутил педали, или сиживал в пабах? Эд при мне ни разу не упомянул ни одного такого, и я сомневаюсь, что они вообще существовали. Сдается мне, свое одиночество он подсознательно носил на груди, как такой знак почета.

Обо мне он услышал по сарафанному радио, выбрал в качестве своего постоянного оппонента и не собирался ни с кем делить.

Когда однажды у меня появился повод спросить, зачем он пошел в массмедиа, если ему так не нравится эта работа, первый ответ прозвучал уклончиво.

ЭД: Прочитал где-то объявление, пришел на собеседование. Предложили написать что-то вроде тестового задания. Ладно, говорят, вы нам подходите. И всё, ага.

Я поинтересовался, есть ли у него коллеги близкие по духу, на что он просто помотал головой – видимо, не придавал этому вопросу значения.

Ну а какие-то хорошие новости в одинокой вселенной Эда, на мой взгляд, были? Германия и еще раз Германия.

Он был основательно повернут на Германии. Наверное, я и сам чуток повернут в ту же сторону – через мамину неоднозначную генетику. Эд год проучился в Тюбингене и еще пару лет работал в Берлине на свою медийную компанию. Германия – ммм, пальчики оближешь. Немцы – лучшие европейцы. Никакая другая нация не сравнится с ними в понимании, что такое Европейский союз, вещал Эд. У него была мысль все обрубить и начать там новую жизнь, но не сложилось с девушкой, аспиранткой Берлинского университета. Именно благодаря ей, насколько я могу судить, он стал изучать историю подъема германского национализма в двадцатых годах прошлого столетия – ее специализация. Можно предположить, что именно из этих поверхностных штудий он вывел пугающие параллели между европейскими диктаторами и Дональдом Трампом. Стоило только коснуться сего предмета, и остановить его было уже невозможно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Бесплатно (лат.).

2

Оксбридж – Оксфордский и Кембриджский университеты, старейшие и самые престижные в Великобритании. (Здесь и далее – прим. перев.)

3

Профессиональная деформация (фр.).

4

Стол для завсегдатаев (нем.).

5

Дорогие коллеги (фр.).

6

До тошноты (лат.).