По ту сторону обычного

В переходе метро

Сегодня я случайно стал свидетелем необычного эпизода.

Я возвращался с работы, как обычно, на метро. Поднялся со станции и шел по длинному переходу до своего выхода. Впереди колыхалась живая река такого же рабочего народа, разношерстного, разномастного, но в чем-то неуловимо одинакового. Прямо передо мной, чуть слева, шел молодой парень, может даже подросток. Весь его вид выражал юношеский максимализм вперемешку с пофигизмом, причем я затрудняюсь сказать чего было больше. Широкие, граничащие с нахальством шаги, самоуверенно задранная голова с модными эйрподсами в ушах. Он явно ничего вокруг не замечал, уверенный в своей исключительности. Ну, шел и шел, мне какое дело. Вдруг он резко дернулся вправо, я едва не врезался в него и уже был готов высказать ему пару ласковых о его манере передвижения в многолюдном месте. А парень выдернул один наушник и остановился у тщедушной старушки, торговавшей какими-то мелкими невзрачными яблоками. Может, насобирала падали, может, у самой такие в огороде растут, мне неведомо, но уж больно непрезентабельными были те яблочки. И вот слышу я такой разговор.

– Мать, почем эпплы?

– Чего, сынок? – Не поняла старушка. Парень понял свой промах и исправился.

– Яблочки, говорю, почем?

– А, дык, по десять всего, милок. – Просияла старушка. – Ты на вид-то не смотри, они вкусные, с маво огороду. Надысь вот натрясла немного.

Парень оценивающим взглядом пробежался по явно залежалому товару.

– Сколько у тебя тут?

– Ой, милок.. – Стушевалась старушка. – Я и не знаю… Мабуть, кило три или четыре…

– Так, мать, давай я у тебя это все за полтинник возьму, ок?

– Чегось? – Старушка, похоже, была туговата на ухо.

– Все за пятьдесят отдашь? – Повторил парень громче.

– Ой, милок, конечно, конечно, бери, не пожалеешь, слаадкие! – Затараторила старушка и стала торопливо укладывать убогий урожай в какой-то мятый пакет. Парень протянул сложенную купюру и я заметил, что из-под полтинника едва заметно выглядывала сотня. Я уже хотел было указать парню на его оплошность, но что-то меня остановило. Парень сунул деньги в сморщенную ладонь, легко подхватил пакет и скорым шагом, словно убегая от чего-то, направился к выходу. Я чуть задержался, запнувшись взглядом о почти счастливую бабульку в древнем, многократно заштопанном, но чистеньком плащике, который вряд ли мог согреть тщедушное тело. С трудом догнал парня я уже на улице. Парень оглянулся и, увидев или не увидев что-то свое, как-то неловко, тайком, высыпал практически гнилые яблоки в урну. Обернулся еще раз, удовлетворенно кивнул и пошел дальше. Я не удержался и остановил его.

– Извини, друг, что это было? – Парень сначала не врубился, но, вытащив наушник, все-таки сообразил о чем речь.

– Понимаешь, чувак. – Как-то неожиданно печально произнес юноша. – Яблоки я не ем, вот и выбросил. Тем более такие. Вряд ли кто вообще в здравом уме их даже в руки-то возьмет. А не купить не мог.

– Ты дал ей даже больше, чем договорились…

– Да, знаю. Ну ты сам прикинь, сколько она с этим говном стоять будет? Ну не мог я не помочь, понимаешь?

– Да, понимаю. – Что-то горькое шевельнулось у меня в душе. – Ну мог бы просто денег дать.

– Мог. Но этим я бы ее страшно обидел. Она ж не милостыню просила, а продавала то, что своим трудом заработала. Яблоню ли трясла, падаль ли собирала – пофиг! Она работала! Просто дать ей денег означало бы оскорбить ее. А так и помог, и не обидел. Понимаешь, чувак? – Парень улыбнулся так легко и светло, что мне стало не по себе. А он всунул обратно свой наушник и побежал догонять автобус. Я смотрел ему вслед и никак не мог простить себе своего безразличия. Я ведь не просто прошел бы мимо этой старушки, я бы вообще ее не заметил, хотя она и сидела практически у меня под ногами…

Ряженый.

Опустив голову, глядя пустыми глазами себе под ноги, Санька медленно брел по улице, погруженный в мрачные мысли. Ничего  не замечая он загребал ногами мутную жижу из снега и соли, шлепал прямо по лужам и чуть не врезался в ряженого Деда Мороза, топтавшегося прямо посреди тротуара. Дед Мороз, явно испытывая дискомфорт от промозглой городской слякоти, безуспешно зазывал прохожих написать свои новогодние желания.

– Что, внучок, нос повесил? – Зычный бас ряженого вывел Санька из оцепенения. – Давай, пиши желание, исполню!

– Ага, счаз, исполнит он.. – Пробурчал парень себе под нос.

– Да что случилось-то? – Не отставал сказочный персонаж.

– Чего-чего… – И тут Санька словно прорвало. – Жена, зараза, к любовнику сбежала, развод за три дня оформила, как успела только… С работы поперли, типа сокращение, а на самом деле начальничек своего бездарного отпрыска пристраивает… Погода еще «блеск» просто, где это видано, дождь под Новый год…

– Да… Сочувствую… – Промолвил ряженый. – Ну, работа найдется, не переживай…

– Найдется, ага.. – Не поверил парень. – Где я тебе ее под праздник найду?

– Найдешь, не волнуйся. – Уверил Дед. – Жена-то, поди, все забрала? Жить-то есть где?

– Жить есть. – Грустно усмехнулся Санька. – Квартира еще до свадьбы куплена, под «совместно нажитое» не подпадает.

– Ну вот, уже неплохо! – Обрадовался сказочный персонаж. – Дело за малым. Пиши желание, исполнять буду! Чего желаешь – жену вернуть, работу?

– Нет уж. Разбитую чашку можно склеить, но она так и останется разбитой, пить из нее уже нельзя. Да и что ты можешь, ты же актеришко на подработке. – Скептически заметил уволенный. – Ты уж не обижайся, не до сказок мне…

Санька обошел ряженого и побрел в серую мглу вечернего города, поливаемый мелким противным то ли дождем, то ли мокрым снегом…

Как прошла ночь Санька не помнил. То ли спал, то ли просто провалялся в забытьи, так и не переодевшись толком. Телефонный звонок вывел парня из небытия.

– Алло.. – С трудом прочистив голос ответил невезучий.

– Hello! – Раздалось на другом конце. – Mister Alex Smirnoff?

– Yes, go ahead. – На автомате ответил парень, довольно сносно знавший иностранный язык.

– Мы ждем вас сегодня в 15.00 в нашем офисе на Центральной площади, дом семнадцать. – Собеседник перешел на русский, но говорил с явным акцентом.

– Извините, здесь какая-то ошибка. – Опешил Санька. – Вы вообще кто и что вам надо?

– Вы отправляли резюме. Мы вас ждем. В случае вашего отказа мы пригласим другого кандидата. До встречи, мистер Смирнофф! – Скороговоркой проговорила трубка и отключилась.

«Что за бред? Какое резюме?» Недоумевал Санька. Но поехать все-таки решил, надеясь сам не зная на что. Пока добиралось вызванное из мобильного приложения такси, парень привел себя в порядок. Если офис находится на Центральной площади, значит, организация не самая плохая. Надо выглядеть прилично, а своим ходом есть риск прийти мокрым и с неподобающим ароматом…

От вчерашней слякоти не осталось и следа. Ночь припорошила городок пушистым, искрящемся на морозце снежком. Парень захлопнул дверцу машины, назвал адрес и погрузился в свои мысли, гадая, чем обернется для него это недоразумение. Через несколько минут такси остановилось у солидного пятиэтажного здания из стекла и бетона, водитель назвал цену. Санька удивленно обернулся на голос, неожиданно оказавшийся женским. И обомлел во второй раз.

– Алена? Ты как это? С мотика на такси пересела?

– И тебе привет, Саш. – Улыбнулась девушка. – Рада, что узнал.

– Да как не узнать-то! Десять лет на соседних партах! – Приятные школьные воспоминания отогнали грустные мысли парня. – Так с чего вдруг такси-то?

– На гонке травму получила. – Вздохнула Алена. – Так что теперь руль для меня только на четырех колесах. А без дороги я не могу, ты ж знаешь.

– Вот  как… Сочувствую…

– Не стОит, все хорошо. Даже интересно. Разные люди попадаются, мне нравится их изучать.

– Да, я слышал, что таксисты неплохие психологи. – Парень взглянул на часы и спохватился. – Ален, извини, у меня сейчас… Даже и не знаю.. типа собеседование чтоль, получается… Может, встретимся вечером?

– Могу подождать, у меня пока нет заказов.

– Спасибо, но я представления не имею, сколько я там пробуду.

– Ясно, как скажешь. – Девушка достала блокнот, написала что-то и протянула парню. Санька краем глаза заметил, что правая рука водителя была совершенно свободна от колец. – Вот, позвони, как освободишься.

– Мистер Алекс? – Сухощавый щеголеватого вида иностранец проводил Санька в служебное помещение с кучей серверных стоек. – У нас проблема с базами данных. Мы можем ее легко решить, но это хороший повод проверить кандидатов. Справитесь до конца дня – вы приняты на постоянную работу. Нет – у нас есть еще кандидаты.

– Понял. Хорошо. Только один вопрос – откуда у вас мое резюме?

– У меня нет Вашего резюме. – Ответил щеголь. – Мне передали Ваши контакты рекрутеры. Можете потом, если останетесь, спросить у них сами…

Ярко красный закат, обещавший морозное утро первого января, застал Алену и Сашу в лесу, катающимися на лыжах. Алена распарилась, сняла варежки. На изящном пальчике поблескивало скромное, но страшно ценное для девушки колечко с камушком. Лишь один момент самую малость омрачал так замечательно начинающийся новый этап в жизни ребят – того актера, «исполняющего желания» под видом Деда Мороза, они так и не нашли…

Случайный разговор

Куда только не заносит судьба фотографа в поисках интересного кадра! Вот и меня занесло. Присмотрел живописное болотце рядом с небольшой деревушкой подальше от цивилизации, экипировался и выдвинулся. Но прогноз погоды, как водится, обманул капитально. Ни о каких закатах-рассветах не могло быть и речи. Мелкий противный, но интенсивный дождик и резкое похолодание с ветром не оставляли шансов даже на хоть какой туман. Серый плоский свет и полное отсутствие красок и игры теней, на которые я так рассчитывал. Водяная пыль пронизывала все насквозь и я посчитал неразумным ждать у моря, а точнее у болота, погоды в палатке и попросился на постой в соседнюю деревушку. Хозяйка, худенькая бодрая старушка лет семидесяти радушно приняла меня в своем скромном жилище. Уплетая вареную картошку с селедкой (хозяйка пригрозила, что выгонит меня обратно под дождь, если я еще раз заикнусь о том, что у меня есть своя провизия и я не хочу ее, хозяйку, обременять) мы разговорились. Местные сплетни, урожай, погода, сельский батюшка, почему-то особо невзлюбивший оккультизм – вот наши разговоры. Да, все православные священнослужители крайне негативно относятся к оккультизму, это понятно и объяснимо, но этого батюшку, по словам хозяйки, прямо-таки передергивало всего при малейшем упоминании этой темы. Не относя себя ни к истово верующим, ни к атеистам, ни к язычникам, я от всего сердца искренне поблагодарил хозяйку за действительно очень вкусный ужин и завалился спать в надежде на следующий день. Но утро не принесло ничего нового – тот же пронизывающий дождь без намека на хоть какой-то свет. Делать было особо нечего и я отправился вместе с хозяйкой в церковь. Местный батюшка сразу выделил меня из толпы прихожан. Оно и понятно – всех своих он знал как облупленных, а я резко выделялся на их фоне и поведением, и внешним видом. После службы я не спешил выходить в противную сырость и батюшка, закончив беседы с прихожанами, подошел ко мне поинтересоваться кто я и что тут делаю. Я все честно рассказал, скрывать мне нечего, бояться тем более.

– Да, бывает. – молвил батюшка после моего сетования на провалившиеся планы съемки. – Хотя, думаю, тебя просто оградили.

– Оградили? От чего? Кто?

– Ну, понятно кто – Господь. А от чего, кто знает… Говорят, змей в этом году на болоте много развелось.

– Да ну, что вы.. – отвечаю, – кому я нужен, ограждать меня…

– Ну не скажи. Для Бога все одинаково ценны. И для каждого у Него есть свое предназначение. Пойдем-ка в трапезную, отобедаем, да и погутарим.

Отказываться я не решился, да и общение обещало быть занимательным.

В трапезной было даже жарковато, я снял свою походную куртку и сел за стол. Бесподобно пахло деревенскими щами, как оказалось, постными, но от этого не менее вкусными и питательными. Воздав должное матушкиной стряпне и после молитвы, во время которой я чувствовал себя не в своей тарелке, батюшка начал свой рассказ:

– Учился я тогда на втором курсе института на факультете электроники. В то время студентов начальных курсов посылали в начале учебного года "на картошку" – в подшефный колхоз или совхоз собирать урожай. Вот и нас, тридцать молодых оболтусов, поселили в летнем пионерлагере, вывозя по утрам на работы в поле и забирая обратно в лагерь к вечеру. Ну, днем понятно, работали, как могли, а по вечерам, после ужина, делать было решительно нечего. Водку пьянствовать не позволялось, за этим строго следили педагоги, да и взять ее было негде. Кино и клуба с танцами не было и в помине. Карты каждый вечер быстро надоели. Общение с местными тоже как-то не заладилось. Пацанов местных мы не видели вообще, кроме одного мелкого, лет пяти-шести, клянчившего у нас сигареты. Кое-кто из наших парней собрались-было "попортить местных девок", но очень быстро выяснилось, что портить там нечего, все давным-давно испорчено и наши потеряли к ним интерес. Все ж мы городские, хотелось какой-никакой романтики, а тут только увиделись и сразу в постель. Типа "а чо, делать все равно неча". Вобщем, неинтересно. И тут кто-то предложил (подозреваю, что местные девчонки, чтобы хоть как-то нас заинтересовать) вызвать Пиковую Даму. Кто это и что это никто толком не знал, но явно было что-то потустороннее и нас, физиков-материалистов, это заинтересовало. Раздобыли где-то свечку, выпросили у девчонок зеркальце для ритуала. Ну а в картах недостатка у студентов никогда не было. И вот собрались мы ближе к полуночи, как полагалось по обряду, в сушилке – малюсенькой комнатушке, предназначенной для сушки вещей. В комнате кроме стеллажей с подогревом, табуретки и крючков для одежды ничего не было. Ну, приготовились, зажгли свечку, поставили перед зеркальцем, рядом стакан с водой, а под стаканом игральная карта, та самая Дама Пик. Расположились кто где. Комнатушка малюсенькая, нас тридцать здоровых лбов. Кто на полках для сушки, кто на полу, а я одной ногой на крючке для одежды, другой на полке, завис прямо над головами сокурсников. Действо началось. Кто-то бормочет типа заклинания вызова, все в напряжении. И вот уже вроде за окном какие-то тени задвигались, вот вроде пламя свечи как-то не так горит, вот вроде и в зеркальце что-то проявляется. Мерещится нам это от жары и духоты или и правда заклинание работает… Все затаили дыхание. И тут подо мной ломается тот самый крючок для одежды и я с грохотом и матюками валюсь прямо на головы ребят, больно ударяюсь пятой точкой о бетонный пол, но тут же вскакиваю и столбенею – комната пуста! То есть совсем пуста, ни одного человека. Только свечка на табуретке, стакан и зеркальце. И в зеркальце искаженные гримасой ужаса лица моих друзей… Я, кажется, забыл как дышать, стою и даже глазами не хлопаю. А по зеркальцу будто тень какая пробежала, а за ней лицо женское появилось, красивое, но холодное, ледяное даже, жуткое такое. И исчезло. И только свечка отражается, стакан, и карта под стаканом. Только вот изображения дамы на карте нет, одни значки пик по углам. И тут меня прорвало. Как я вопил! Дверь, внутрь открывающуюся, наружу открыл, ломанулся вон оттуда....

Я сидел, потрясенный услышанным. Это не укладывалось в моей голове. Это было просто невозможно! И вместе с тем, передо мной сидел даже не очевидец, а самый настоящий участник этого кошмара…

– И после этого вы к Богу обратились? – спрашиваю.

– Нет, не совсем.  – батюшка тряхнул головой, словно прогоняя видение. – Я тогда всех на уши поднял своими воплями "она их всех забрала!" Никто сначала ничего понять не мог, потом сообразили, что тридцать лоботрясов и впрямь куда-то подевались, но никто, само собой, в мой бред не поверил. Вызвали местного участкового, потом следователя из района, собак. Но нигде никаких следов. А я свое талдычу – "она их забрала". Ну, психушку мне вызвали, обследовали, допрашивали все подряд, а я все свое гну. Следователи моей вины найти не смогли, да и не было ее. Психиатры поставили мне какое-то там расстройство, хотели сначала "белочку" диагностировать, но не срослось, не было никаких следов алкоголя во мне. Так и выдали мне "белый билет" и отпустили, потому как хоть и псих, но социально не опасен. А куда мне с "белым билетом"? Ни в армию, ни на работу приличную. Обратно в институт, само собой, тоже никак. Слухи поползли, что я хоть официально и не виновен, но причастен, сгубил тридцать душ. Житья совсем не стало и я решил уехать подальше. Перебивался случайными заработками. И вот как-то после очередной шабашки сидим с таджиком одним на лавочке, пивко попиваем. Ну и рассказал я ему про случай тот. Он долго молчал, а потом и говорит, мол, "спас тебя Бог-то. Зачем, не знаю. Но спас. Это как пить дать". Вот тут-то меня и осенило как дальше жить и что делать.

Батюшка глотнул еще сока, почесал бороду. Мы помолчали. Потом разговор перетек на общие темы, мы душевно пообщались, а я все сидел и думал о совпадениях. В голове крутились две фразы – "пути Господни неисповедимы" и "случайность это всего лишь не выявленная закономерность". Наутро я решил ехать домой. Сел в машину и тут выглянуло солнышко. Возвращаться не стал. Не пустили, так не пустили. Схожу, пожалуй, в церковь, свечку поставлю. В знак благодарности. Похоже, и вправду оградили. Неважно от чего, главное оградили. И мыслей подкинули…

(основано на реальных событиях)

Трое

Их было трое. Они снова встретились. Каждый год в этот день, где бы они ни были, чем бы ни занимались, они встречались здесь. Младший, Старшая и Она. Они сидели и молчали. И думали каждый о своем. Младший вспоминал, как папа учил его кататься на велосипеде, ловить рыбу и водить машину. И делать скворечники. Папа не был самым сильным, самым умным или самым добрым. Но он был настоящим папой. Младший очень гордился папой и хотел быть похожим на него во всем… Старшая сожалела, что не всегда понимала папу, считая, что папа ее не очень любит, ценит и понимает. Только много позже Старшая поняла, что все папины запреты, нотации и критика были проявлением настоящей любви, желанием оградить любимую дочь от невзгод и бед… А Она… Она ни о чем не сожалела. Они прожили непростую, но счастливую жизнь, и теперь Она думала о том, что скоро тоже отправится туда, откуда не возвращаются, туда, где теперь ее муж.... Не сговариваясь, они встали. Младший достал спички, Старшая зажгла свечу, а Она открыла молитвослов. "Отче наш, иже еси на небесех…" Все молитвы давно выучены наизусть, много разных, но именно с этой они, все четверо, начинали каждый свой день, когда были вместе. Вот и сейчас они тоже были вместе, все четверо… Сторож тихонько подошел и в нерешительности топтался рядом, боясь нарушить этот значительный ритуал. Наконец, он негромко кашлянул, потеряв терпение, ему надо было закрывать ворота. Солнце садилось за горизонт, едва заметный ветерок перебирал начинающие желтеть листья на березке. Пора было уходить. Они, взявшись за руки, медленно пошли к выходу. Каждый оставил здесь кусочек души, но унес вечную память…

Одноклассница. Быль.

Я учился тогда в седьмом или восьмом классе, точно уже не помню. Да это и не важно, примерный возраст понятен. Со мной в классе училась она девочка, Валя. Обычная, ничем не примечательная девочка. Тихая и неприметная. Я даже не помню как она училась. Ни отъявленной двоечницей, ни отличницей она не была, обычный середнячок. Не красавица и не страшила, так… И была у нее старшая сестра, на два или три года старше. Марина, старшая пионервожатая. Ответственный, серьезный человек, с огоньком в глазах. Мы ее уважали, старались ни в чем не подводить. И вот однажды весной, после очередных выходных, Марина пришла к нам в класс в сопровождении директрисы и сообщила трагичную новость – Валя разбилась. Насмерть. Каталась с парнем на мотоцикле и… Не знаю, как для других одноклассников, а для меня это был двойной шок. Во-первых, это сам факт смерти одноклассницы. Мы были молоды, беззаботны, о смерти даже близко не думали, а тут… Во-вторых, факт отношений с парнем (кто помнит, в те времена это было почти табу) и катание на мотоцикле этой тихони не укладывался в голове. Но я даже не об этом хочу сказать. Я помню глаза сестры, Марины. Они были… Нет, в них не было ни боли, ни горечи утраты, ни отчаяния. Они были пустыми, равнодушными. Но не тем эгоистичным равнодушием, нет. У нее умерла младшая сестра. И все остальное ее больше не волновало. Все остальное потеряло смысл. Я встречал ее в школе после этого несколько раз. Да, она добросовестно выполняла свою работу. Но огонька в глазах больше не было. Потом, много лет спустя, я видел ее пару раз на улице. Судя по всему, жизнь у нее сложилась, она даже улыбалась. Но глаза… Когда уходят родители это, как бы цинично или жестоко ни звучало, но это нормально. Это привычно, ожидаемо. Неизбежно. Когда умирает младенец, вследствие родовой травмы, врождённой болезни или иных объективных причин, это трагедия. Но рационально объяснимая. Но когда родители хоронят подростка, пережившего критичные моменты младенчества, уже готовящегося встать на ноги во взрослой жизни, это… Это иррационально, нереально, дико. Противоестественно. Такого быть не должно. Родители винят во всем себя. Не спасли, не предупредили, не уберегли. НЕ УБЕРЕГЛИ… А могли?…

(имена изменены)

В оформлении обложки использованы фотографии из личного архива автора.