Приключения Очертяки и Какангела

Какангел положил на стол инструкцию, собрал нужные флаконы, банки и лоточки.

– Приступаем, – он деловито поправил очки и подтянул сползшие краги. – Сначала отрежем нужного размера стекло.

– Какангел… А можно?.. – несмело предложил Очертяка.

– Что – «можно»? – Какангел был сосредоточен.

– Можно мы сделаем зеркало из моего стекла? Я уже отрезал…

Очертяка полез за этажерку у ближней стены и вытащил небольшой свёрток. Распаковав его, он протянул Какангелу пару стёкол размером со сковородку для блинов. Видимо, вначале они задумывались автором как круглые, но рука мастера дрогнула. Линия обвода шла замысловатым путём, лишь издали намекая на окружность. Но Какангел был очень доволен. Он поздравил друга, ласково потрепав его пушистые уши, и вручил знатному стекольщику спелый кюлот, извлечённый из недр огромного фартука.

Работа закипела. Оставив одно стекло про запас, второе пушканы отполировали особым составом и куском старой фетровой шляпы, которую когда-то дедушка Какангела привёз с острова Сардиния. Сильно траченная молью, за долгие годы шляпа утратила былое великолепие, но Какангел никак не мог расстаться с ней. Некоторое время в шляпе жила семья удодов, а после стирки, которую учинил хозяйственный Очертяка, шляпа годилась разве что на протирку мебели.

Очертяке было поручено измельчить и просеять кусок пемзы для обработки стекла перед серебрением. Пересыпая готовый порошок из мельницы в блюдце, пушкан так осторожничал, что чихнул. От знаменитого чиха Очертяки книги сыпались с полки, а если дело происходило за завтраком, яичницу-глазунью сдувало на подоконник. Просеянный порошок разметался по всей мастерской, а самого Очертяку вместе с мельницей и ситом отнесло в угол между этажеркой и шкафом. Какангел поспешил к другу. Бегать в крагах, да еще плотно завёрнутым в фартук, очень неудобно, и Какангел, и без того не слишком устойчивый, пару раз упал, наступив на полу фартука. Наконец, оба пушкана, кряхтя и отряхивая друг друга, попробовали вернуться к работе.

Но порошок затуманил очки, скрипел на зубах, щекотал носы, покрыл летучей сединой шёрстку.

– Давай пропылесосимся! – предложил Какангел. – Сначала я тебя, потом ты меня.

Ручным пылесосом, осторожно, Какангел обработал части очертякиного тельца, видневшиеся между крагами и фартуком. Потом за дело взялся Очертяка. Он уже заканчивал с ногами Какангела, когда вдруг снова чихнул. Дрогнувшая лапа переключила пылесос на полную мощность. Тот взревел бешеным зверем, сорвал крагу с приподнятой ноги, потом присосался к какангеловской спине. Ойкнув, Какангел попытался дотянуться до пылесоса, но, будучи спелёнатым обширным фартуком, только завертелся волчком. Тем временем Очертяку снова отнесло в угол, к этажерке. На этот раз на него упала коробка с ветошью. Какангелу все-таки удалось стряхнуть с себя электрического вампира. Потом он извлёк из-под старых носков и обрывков рубашек притихшего Очертяку. Ни слова не говоря, пушканы поправили очки и продолжили работать.

Почти не дыша, Какангел колдовал над двумя фарфоровыми мисочками с жидкостями. В одну из них он добавил кислоты и небольшой кусочек серебра, а в другую насыпал сахара. Смеси меняли цвета прямо на глазах. Очертяка с благоговением следил за работой друга и грел лампочкой стекло. Потом прошептал:

– Что делаешь?

– Растворы для серебрения, – шёпотом ответил Какангел, помешивая жидкости стеклянными палочками. Сильно пахло аммиаком, и Очертяка прикрыл лапой нос. Какангел покосился на него.

– Если собираешься чихать, лучше выйди.

Очертяка нажал на переносицу, чтобы не чихнуть. Уходить ему не хотелось.

Раствор для серебрения налили на подогретое стекло. Оно потемнело, но скоро начало светлеть.

– Видишь, это осаждается серебро, получится амальгама13 – самая главная штука в зеркале, – объяснил Какангел. – Давай лампу, посвети сквозь зеркало.

Он промыл новорождённое зеркальце водой и стал придирчиво смотреть в него. Контуры лампы были едва видны, зато контуры двух взволнованных носов и двух пар очков чётко отражались на гладкой поверхности. Какангел удовлетворённо угукнул.

– Ну что, готово? – Очертяка подпрыгивал от нетерпения.

– Нет еще. Нужно запечь.

– Как это? – растерялся Очертяка. Оно же не курица!

– Натюрлих14. Так надо. Прочнее будет, – Какангел осторожно размещал зеркальце внутри печи.

– А сколько ждать?

– Два часа.

Закрыв дверцу печи и облегчённо вздохнув, Какангел снял очки и краги.

– Пойдём пока выпьем кофейку, – предложил он.

– Я сам сварю, – Очертяка заторопился в дом, на ходу распутывая фартук и спотыкаясь.

После первой же чашки кофе Очертяка засуетился:

– А если оно уже испеклось? Пойду гляну.

– Прошло всего полчаса. Потерпи! – Какангел лежал на софе и расслабленно смотрел в потолок.

Но Очертяка не понимал спокойствия друга. Сейчас, когда долгожданное зеркало вот-вот станет его собственностью, он не мог терпеть ни одной лишней минуты. Вздыхая и не находя себе места, он беспрестанно поглядывал на часы и мучил Какангела вопросами: «Испеклось? Не пригорит?» В конце концов, Очертяка не выдержал и побежал в мастерскую. Там он уселся на раскладной стульчик прямо напротив окошка печи, уложил на круглых коленках бумажный кулёк с кюлотами и принялся жевать, не отводя взгляда от вожделенного предмета.

Когда Какангел пришёл в мастерскую, Очертяка, усеянный косточками от кюлотов, безмятежно спал, свесив набок уши. Какангел легонько подпихнул дружка, тот уселся, хлопая глазами. И тут же закричал:

– А зеркало?.. Зеркало не пригорело?

– Не может оно пригореть при 100 градусах! – Какангел выключил печь, надел мягкие варежки и почти не дыша достал зеркало.

Оно удалось на славу. Ровненький слой амальгамы радовал глаз.

– Ну что, все? Можно забрать? – вертелся Очертяка.

– Терпение, только терпение! Сейчас только лаком покроем…

– Давай я покрою! Где лак?

– Вот стоит на столе, в пульверизаторе15. Надень фартук и легонько нажми на рычаг…

Но Очертяка на радостях забыл об осторожности. Он схватил банку и нажал на рычаг что есть сил. Лак щедрой струёй ударил на зеркало и залил большую часть стола. Какангел подскочил к другу, пытаясь вырвать банку, и через секунду оба пушкана были забрызганы лаком от ушей до животиков.

Спустя час терпеливого отмывания Очертяка, наконец, взглянул в зеркало. Он увидел испуганные глаза под слипшимися бровями, разлохмаченные уши и подмятое лицо с остатками лака в самых ненужных местах. Он долго и молча разглядывал своё отражение.

Потом сказал:

– Странно все это…

Оставив зеркало на столе, он забрал портрет, подаренный Какангелом, и ушёл в свою комнату. Придя к ужину, он положил портрет и зеркало на подоконник и поглядывал на них, по-прежнему думая о чем-то своём. Тем временем Какангел находился в прекрасном настроении. Дело, которому он уделил времени и сил, удалось, и пушкан гордо отметил в Журнале Знаний и Умений: «25 марта сделали зеркало».

– Какангел, – не выдержал Очертяка. – Вот у меня вопрос. Почему на портрете я такой красивый, а в зеркале – не очень?

– Ты всегда красивый, дружочек, – улыбнулся Какангел.

– Нет, давай по-честному, – не успокаивался тот. – Ну почему?

– Ты вправду не знаешь?

– Знал бы, не спрашивал. На портрете у меня всегда кисточки на ушах красиво уложены, и брови причёсаны, и шёрстка блестит, и зубы белые, – Очертяка оторвал влюблённый взгляд от портрета и недружелюбно покосился на зеркало. – Ну, вот как это называется?

– Ретушь16, мон ами, просто ретушь.

– Не ругайся, пожалуйста, Какангел. Просто объясни.

– Ну, как тебе сказать. Ретушировать – значит поправлять что-то, убирать недостатки, например, на фотографии или портрете. В общем, ретушь – это фантазии17, а зеркало – реальность18. И если выбирать между фантазиями и реальностью, я выбираю реальность, – Какангел протёр зеркальце мягкой фланелью и унёс к себе.

Очертяка подумал с минуту, потом взял в руки портрет, смахнул с него пылинку, нежно прижал его к сердцу и пошёл в свою комнату, бормоча:

– Ну, а я выбираю фантазии. Я же не виноват, что так фантастически красив.

Словарик Какангела

Мон шери – дружеское обращение, переводится с французского как «мой дорогой» и пишется вот так «mon cheri».

Вэлком – англичане так приветствуют гостей, иногда даже пишут на ковриках у двери «welcome», что означает «добро пожаловать».

Амальгама (в нашем случае) – непрозрачная «изнанка» зеркала, без неё зеркало было бы обычным стеклом.

Натюрлих – так говорят немцы, когда согласны с кем-то. Пишется «naturlich» и обычно означает «конечно».

Пульверизатор – приборчик для распыления жидкостей, например, лака.

Ретушь – очень хорошая штука. К примеру, тебе не нравится своё лицо на фотографии, можно что-то зачистить, а что-то дорисовать, французы называют это «retoucher», то есть «исправить».

Фантазия – что-то интересное, что придумано и на самом деле не существует.

Реальность – что-то не всегда интересное, что существует на самом деле.

Глава 3, которая повествует о пикниках и о том, что иногда из этого выходит

—Завтракать не будем, – произнёс решительный голос над сонным ухом Очертяки. С трудом разлепив очи, пушкан увидел друга в полной экипировке для вылазки на природу. Мысли неуклюже заворочались в очертякиной голове. «Если мы идём в лес, – подумал он, – позавтракать ну просто необходимо!»

Однажды он уже сходил в лес на голодный желудок. Спустя час прогулки по свежему воздуху, он ощутил такой зверский аппетит, что чуть не заглотнул сыроежку. Из подробностей похода он помнил только яростный спор с Какангелом на тему съедобности сыроежек.

– Они ведь так и называются – «сыроежки»! – кричал Очертяка, пытаясь запихать в рот гриб покрупнее.

– Это просто название такое! – кричал в ответ Какангел, вырывая из цепких лап голодного друга помятые куски гриба. Чтобы поддержать тающие силы несчастного Очертяки, Какангел выдал ему пару припасённых кюлотов, сдобную булку и горсть ягод, собранных тут же, на полянке. Заглатывая снедь, Очертяка не переставал бушевать. Утихомирился он только дома, когда съел огромный кусок пирога-шарлотки с яблоками, расстегай с речной рыбой и глубокую плошку чечевичного супа. Потом Очертяка, конечно, приболел физически, зато выздоровел морально, как мудро заметил Какангел, пронаблюдав приступ обжорства у дорогого друга.

– Если хочешь, не завтракай сам. А я буду, – Очертяка натянул одеяло на нос. Два круглых и блестящих, как золотые медальоны, глаза с вызовом смотрели на Какангела.

– Я имею в виду, что не будем завтракать дома, – объяснил Какангел. – Мы пойдём на пикник19.

– На… куда?

– Пикник. Это старая традиция. Берёшь с собой корзинку с провизией, хорошего друга – и на природу: полянку или опушку, берег реки, озера или моря. Глянь, какая погода!

Очертяка глянул в окно. Утренние лучи нежно обнимали листочки кротона, подсвечивая их изнутри, отчего те играли яркими оттенками зелёного и красного. Пушкан вдруг представил себе основательный ломоть свежего хлеба, щедро намазанный домашним сыром, с ломтиками огурца и помидоркой, кружку вкусного компота и все это – под птичьи песни и шелест ветра в высокой траве… В общем, идея Какангела пришлась ему по вкусу.

Расчёсывая шёрстку и приглаживая кисточки ушей, Очертяка благодушно наблюдал за тем, как Какангел укладывает съестные припасы и банку с компотом в миленькую плетёную корзинку с крышечкой.

– Откуда у нас такая чудная вещица?

– От твоей тётушки, Каказалии.

– Да?..

Очертяка удивился, что он, рачительный хозяин, мог проглядеть такой подарок.

– А почему я не помню?

– Потому что ты простудился и лежал с температурой, когда твоя тётя принесла в этой корзинке малиновое варенье и лимоны. Она сказала, что оставляет нам корзинку для пикника. Мы тогда еще подумали, что Пикник – это чья-то фамилия, и все ждали, когда этот самый пикник явится за корзиной.

Очертяка хихикнул. Он вспомнил, что пресловутый Пикник представлялся ему длинноносым типчиком в красном плаще и почему-то на ходулях.

Через час пушканы шли извилистой тропинкой среди белокожих красавиц-берёзок и крепеньких молодых дубков. Глядя на уверенно шагающего Какангела, Очертяка поинтересовался:

– А куда мы все-таки идём?

– Терпение, Очертяка, – Какангел загадочно скользнул взглядом по тропинке. – В одно роскошное место. Уже рядышком.

Очертяка недолюбливал любые незнакомые места, особенно такие, до которых надо было идти лесом. Его лапа еще раз нащупала в кармане комбинезона компас, затерявшийся среди кюлотов. Взобравшись на пригорок, Какангел позвал друга:

– Очертяка, ком цу мир20! Пришли!

Допыхтев до вершины, утирая повлажневший нос, пушкан увидел такую красоту, что ахнул.

Перед ними расстилалась чудесная лужайка, сверкавшая изумрудной травой. Мягкие линии ландшафта причудливо огибали живописный пруд, уводя восхищённого зрителя к линии горизонта. Очертяка выронил свою ношу, и шотландский плед мягко свалился на его кеды. Гордый Какангел повёл друга вниз, по склону, в дивное местечко у пруда. Там друзья поставили корзинку, расстелили плед и расположились с кружками вишнёвого компота в руках. Любуясь сочной и упругой травой, Какангел провёл по ней ладошкой.

– Хочу походить босиком!

Он снял кеды, опустил розовые пятки на зелёный ковёр, запрыгал и затанцевал. Потом разулся Очертяка. Несколько минут друзья резвились на лужайке, потом плюхнулись на плед, запыхавшиеся и счастливые.

– Какая замечательная штука – пикник! – Какангел взял бутерброд и уютно расположился с видом на пруд. Перед тем, как откусить первый кусочек, он повернулся и собрался что-то сказать Очертяке. В ту же секунду раздался громкий щелчок, и Какангел повалился на плед с блаженной улыбкой и бутербродом. В сторону от рыжего тельца покатился белый шарик размером с тефтель. Изумлённо проследив глазами за шариком, Очертяка кинулся к другу. Схватившись за затылок, постанывая и кряхтя, тот пытался подняться.

– Бедненький, бедненький дружочек! – запричитал Очертяка. – Вставай!

– Что это было? – Какангел пробовал сфокусировать взгляд.

– Не знаю! Как ты?!.

– Тоже не знаю… По-моему, не очень…

Он потёр ушибленное место и покрутил головой.

– Вот, смотри, Очертяка, что там белеет?

Очертяка принес шарик.

– Тяжёлый какой… и странный…

Шарик был плотный, блестящий и как будто огранённый со всех сторон.

– Его кто-то бросил в тебя, – Очертяка недобро оглядел окрестности. Его зрачки сделались такими большими, что глаза казались черными. Уши отогнулись к затылку. Обычно жизнерадостный и покладистый, Очертяка мгновенно вспыхивал, если слабенькому Какангелу угрожала малейшая опасность.

– Эй! Как вы там? – вдруг донёсся чей-то голос. Спустя секунду из-за пригорка показалась смешная резвая машинка. Из неё выскочил встревоженный незнакомец в забавных штанишках, перехваченных под коленом.

– Как вы? – он мгновенно определил пострадавшего и кинулся к Какангелу. – Не очень ушиблись?

– Сам бы он не ушибся, – начал Очертяка. Глаза недвусмысленно прожигали незнакомца. – Его ушибли.

Но владелец смешных штанов и не думал смущаться.

– Вам надо скорее уйти отсюда. Давайте я отвезу вас за пределы поля21, – предложил он, помогая Какангелу подняться. – в клубе есть доктор, он вас осмотрит.

Пострадавший послушно забрался в машинку.

– Интересное дело, – изумился Очертяка. У него на глазах чуть не прибили друга, а теперь, не извинившись, увозят его за какие-то «пределы поля».

– Куда это вы направились? Почему мы должны уходить отсюда?

Теперь удивился незнакомец.

– Это же поле для гольфа. У нас идёт игра.

– Нет, это поле для пикника. И у нас идёт пикник, – упрямился Очертяка. Он не знал, что такое «гольф», но не собирался сдаваться

– Очертяка, дружок, – вдруг отозвался Какангел, – пойдём, я потом тебе все объясню.

Собрав вещи и рассыпавшиеся части какангеловского бутерброда, пушкан неохотно двинулся за двухместной машинкой незнакомца. За пригорком находился бревенчатый домик, где Какангела осмотрели и наложили повязку из бодяги, полезной травки, излечивающей ушибы и синяки.

Пока перевязывали Какангела, виновник ушиба жарко спорил с владельцем других укороченных штанов на тему, считать ли Какангела «свободной помехой»22 или «подвижным препятствием». Очертяка чуть не потерял дар речи, потрясённый хладнокровным обсуждением друга как неодушевлённого предмета. Дома он мрачно поинтересовался:

– Что это за гольф такой?

– Очень приличная английская игра. Для настоящих джентльменов, – Какангел выглядел заинтересованным и ничуть не обиженным.

– Тебе понравилось, как они с тобой обошлись?

– Это была случайность. Мой недосмотр. Эррор, одним словом.

– Опять твой «эррор»! – не успокаивался Очертяка. – Странная какая-то игра – кидаться на местности тяжёлыми предметами! Сколько народу они уже, наверное, перебили!

– Очертяка, – засмеялся Какангел. – все не так. Если тебе интересно, я тебе через пару дней расскажу о гольфе подробнее.

И вправду, ровно через два дня Какангел притащил большой лист бумаги с чертежом, напоминающим план местности, три странных предмета, похожих на молотки с длинными ручками, мячи и набор маленьких вещиц, состоящий из флажков и подставочек. Какангелу, как невинной жертве благородного спорта, разрешили позаимствовать все это у гольф-клуба.

Очертяка уселся на высокий стул, размешал в большой кружке чая сгущённое молоко и приготовился слушать.

– В общем так, – умная мордочка Какангела светилась от удовольствия. – Игру в гольф придумали шотландские пастухи. Чтобы не скучать, они начали на спор загонять камешки в кроличьи норы.

– Ногами?

– Нет, пастушьими посохами. А когда игра понравилась и другим, стали строить особые поля, утвердили правила, которые назвали по-французски – «этикет».

– Понятно, – кивнул Очертяка, отхлебнув чая. – Ну, а в чем смысл игры?

– Вот смотри, – Какангел стал водить указкой по чертежу. Здесь на карте три зоны – стартовая, ее называют «площадка «ти». Отсюда игрок делает первый удар. Вот вторая – большая основная зона с препятствиями, а здесь – третья. Это небольшая зона, где расположена сама лунка, куда следует загнать мяч. Здесь только густая травка, поэтому она и называется «грин».

– Ясно, – поболтал ногами Очертяка. – А это что такое?

Он подтащил к себе один из трёх металлических предметов, больше других похожий на молоток.

– Это клюшка, называется «паттер». Именно ею делают заключительный катящий удар, когда мяч находится на «грине». Эти две клюшки называются «вуд» и «айрон».

– Это переводится как «деревянная» и «железная», – радостно сообщил Очертяка.

– Верно, ты молодец. Клюшкой «вуд» делают первый длинный удар с площадки «ти». Клюшку «айрон», они бывают разные, каждая со своим номером, используют для игры на основном поле.

– А тебя свалили какой из них? – заинтересовался Очертяка.

– Если бы меня свалили любой из них, – усмехнулся Какангел, – я бы здесь не сидел. Меня сбили с ног не клюшкой, а хорошим ударом по мячу. И скорее всего, это был удар «свинг»23.

– Какой удар?

– Свинг. При таком ударе мяч может улететь метров за триста.

– Ого! – восхитился Очертяка. – Это такие огромные поля у гольфистов? Хорошо устроились!

– Неплохо, – согласился Какангел. – Сами поля бывают разными, но измеряется не поле целиком, а расстояние между «ти» и лункой. В среднем, это от 100 до 550 метров.

– А лунка большая?

– 4,25 дюйма24 в диаметре. Это немногим больше 10 сантиметров.

Очертяка взвесил в одной лапе клюшку, в другой повертел мяч. Немного подумал.

– Ты мне вот что скажи. Получается, что я по всему полю в полкилометра длиной должен гонять маленький мячик в надежде когда-нибудь загнать его в маленькую ямку, куда только стройный крот залезет? Сколько же это надо бегать? Неделю?

Какангел расхохотался.

– Милый мой Очертяка! Какой же ты смешной! Заметь, и не просто «загнать», а загнать за определённое количество ударов! От 3 до 6!

– Но это ведь невозможно сделать! И сколько таких лунок на грине?

– Иногда 18.

– Нет, ну это же вообще год по полю бегать надо!

Очертяка еще раз повертел мяч.

– Ты хочешь сказать, что на свете есть кто-то, кто может за три удара попасть в лунку за полкилометра?

– Конечно, есть. Это большие мастера, их знает весь мир.

Очертяка, неравнодушный к славе, оживился.

– А призы полагаются победителям?

– Еще какие! Очень ценные! Вообще, гольф – игра для удачливых и упорных пушканов!

– А я тоже удачливый и упорный! Давай сюда правила и клюшки, буду учиться.

Прихватив снаряжение, он отбыл к себе в комнату.

Весь следующий месяц Очертяка пропадал на поле для гольфа. Он похудел, окреп. На машинках «будущая звезда гольфа», как Очертяка себя назвал однажды за завтраком, не ездил, так как услышал в клубе, что настоящие игроки ходят по полю пешком. Уходил Очертяка спозаранку, когда солнышко едва начинало осыпать золотом верхушки деревьев, а возвращался только к обеду, голодный, но счастливый. Радостно топоча, он бегал по дому вслед за Какангелом, без умолку болтая об ударах, номерах клюшек, препятствиях и штрафных очках. Какангел тем временем сшил ему шикарные штанишки для игры в гольф, рубашечку и миленький беретик. Сам Очертяка после шедеврального выступления с фартуками браться за нитки и иголку не стал. «Не хочу растрачивать свой талант кутюрье25», – объяснил он.

Как-то вечерком к пушканам на чашку кофе заглянула тётушка Каказалия. Она привезла в подарок коробочку, в которой лежали точные шоколадные копии мячей для гольфа. Какангел быстренько сварил кофейку, пока сладкоежка Очертяка любовался необычным десертом.

– Как успехи в гольфе, племяш? – спросила Каказалия, неспешно потягивая кофе с вишнёвым ликёром, который обожала и носила с собой в маленькой серебряной фляжке. – Не знаю, как у тебя со свингом, но с униформой, вижу, все в порядке.

Очертяка в очередной раз погладил свои брючки-гольф, открывающие пушистые крепкие икры, как вдруг поднял на тётю недоумевающие глаза.

– А откуда вы знаете о свинге?

– Эх, дружочек, ты думаешь, твоя замшелая тётка только варенье варить умеет? Дай мне хороший «вуд», и я покажу тебе, что такое настоящий свинг!

Насладившись произведённым эффектом, она добавила:

– Вообще-то я Почётный председатель нашего гольф-клуба.

Пушканы выронили изо рта надкушенные конфеты. Те с глухим стуком упали на пол и покатились, оставляя след из кусочков белой глазури. Очертяка безотрывно смотрел на тётку, чей привычный образ вдруг расцветился новыми, яркими красками.

Пушканы не отпускали Каказалию до самой ночи. Какангел то и дело убегал на кухню, чтобы порадовать уважаемого председателя очередным лакомством. Очертяка, дрожа от нетерпения и восторга, засыпал тётю вопросами, спешно записывая ответы в маленький блокнотик. Потом он схватил клюшку и стал показывать свою стойку, и под конец так разошёлся, что отправил конфетный мяч в распахнутое окно. Не обратив ни малейшего внимания на вытянувшиеся лица Какангела и Каказалии, Очертяка схватил вторую конфету и отправил ее следом. Третью конфету чуть не постигла та же участь, но четыре руки успели остановить разгорячённого гольфиста.

– Очертяка, это же не мячи! Садись, успокойся немного, – уговаривал его Какангел. – Завтра поиграешь на поле. Посмотри, ты все конфеты раскидал.

Спохватившись, Очертяка побежал искать свой шоколад, так неожиданно отосланный в тёмный двор.

Какангел вздохнул.

– Видите, тётя, что с ним творится. Как только ему в руки попадает клюшка, парень перестаёт соображать. Когда он стоит на поле, на него смотреть страшно: разложит на площадке все мячи и бьёт куда попало. Говорит, что тренирует удар. Тем временем, нам уже пришлось чинить два окна в клубе и извиняться перед пятью пушканами, пострадавшими от очертякиных тренировок.

– Шестью, – поправила Каказалия.

– Ну, да, вот и вы уже слышали. Кто-то жаловался?

– И жаловались тоже. У нашего Очертяки появилась кличка в клубе – Бешеное Солнце. Я сама как-то видела этого рыжего гольфиста, когда он размахивал клюшкой на горке, – зрелище не для слабонервных. В общем-то, я поэтому и пришла. Во-первых, правление клуба временно приостанавливает своё разрешение на очертякины тренировки…