Полная версия
Историки Французской революции
Историей французского социалистического движения В.М. Далин увлекся на занятиях в семинаре Н.М. Лукина, который он вел в ИКП с 1928 г. Здесь же В.М. Далин познакомился с А.З. Манфредом. Около полувека продолжилась дружба и сотрудничество этих двух крупнейших специалистов по истории Франции. А.З. Манфред впоследствии вспоминал: «То был объединенный семинар Института красной профессуры и РАНИОНа, объявленный осенью 1928 г. Семинар был небольшим: в него входили С.С. Бантке, В.М. Далин, А.В. Ефимов, Э.А. Желубовская, С.В. Захаров, А.З. Манфред, ТВ. Милицина, Е.С. Николаев – всего восемь участников»[42]. В.М. Далин исследовал тему «Объединенная социалистическая партия (19051914 гг.)».
Глубокому осмыслению и изучению французского социалистического движения во многом способствовала восьмимесячная научная командировка В.М. Далина во Францию в 1929–1930 гг., куда он был направлен по решению Ученого совета ИКП вместе с Е.С. Николаевым и С.С. Бантке, который и возглавил эту маленькую группу. Отметим, что его коллега Я.В. Старосельский в 1928 г. был в Париже в научной командировке на довольно короткий срок, что и заставило его высказать свою крайнюю «неудовлетворительность результатами поездки»: «Опыт этой поездки показал крайнюю нецелесообразность посылок в Париж на 2 месяца (ибо денег, отпущенных на 3 месяца, хватает на 2 только при максимальном сокращении потребностей). При условии 8-9-часового рабочего дня в библиотеке и архиве двух месяцев оказалось недостаточно даже для общей ориентировки в теме. Польза от такой командировки (если об этом можно говорить как о пользе) это скорее ориентировка в Париже, во французских профессорах и архивариусах»[43].
В отличие от него в Париже В.М. Далин провел плодотворные изыскания в Национальной библиотеке и, уезжая из Франции, «вез с собой не только большой чемодан материалов о социалистической партии, но и 15 томов ежегодной статистики стачек»[44]. На основе изучения богатого фактического материала, главным образом рабочей и социалистической прессы, он написал ряд статей по истории социалистического движения[45]. Ключевые идеи он развил в монографии «Стачки и кризис синдикализма в предвоенной Франции».
В.М. Далин доказал, что в социалистической партии в то время не было левого крыла, вокруг которого могли бы сплотиться революционные силы французского пролетариата[46]. К слову, Н.М. Лукин выразил весьма положительное мнение об одной из частей этой книги в своем недатированном отзыве: «Работа, представленная т. Далиным, является второй частью его монографии “Массовое рабочее движение в довоенной Франции”, начало которой помещено в сборнике по “Истории социалистических] движений во Франции”[47]. Работа (в размере 11,5 печ[атных] листов и ряд статистических таблиц по стачечному движению во Франции) основана на значительном материале (протоколы документов, парижская пресса и т. д.), политически выдержана, представляет большой интерес и ценность в научном отношении. После некоторых небольших исправлений может пойти в печать»[48].
По просьбе деятелей Французской коммунистической партии В.М. Далин написал также учебник по истории рабочего движения во Франции от Коммуны до Первой мировой войны, который был опубликован в Париже под псевдонимом Ж. Видаль[49]. Ж. Коньо впоследствии отмечал, что эта книга послужила для представителей его поколения «первым пособием по политграмоте»[50]. Высокая оценка книге дана К. Вилларом, крупнейшим специалистом по истории французского рабочего движения, расценивавшим ее как «самое интересное марксистское исследование по истории социализма и рабочего движения этого периода, опубликованное во Франции до Второй мировой войны»[51].
В 1920-1930-е гг. в СССР первоочередной стала задача создания новых школьных учебников. Еще в 1928 г. совместно с М.С. Зорким и В.Н. Рахметовым В.М. Далин написал учебник для крестьянской молодежи, охватывающий период от средневековья до современности и явившийся одним из первых марксистских пособий[52].
Совместно с Н.М. Лукиным В.М. Далин подготовил и отредактировал сборник документов и материалов по новой истории, вышедший тремя изданиями[53] и переведенный на украинский, белорусский, армянский языки[54] и сохранивший свое значение по сей день. Он был также одним из соавторов учебника по новой истории для средней школы, написанного на основе марксистско-ленинской периодизации всеобщей истории. Макет был опубликован в 1935 г.[55] В состав авторского коллектива этого издания он был введен по решению ЦК ВКП(б) и Совнаркома[56]. Но этот учебник так и не увидел свет, так как в 1936–1938 гг. трое из его авторов (Г.С. Фридлянд, В.М. Далин и Н.М. Лукин) были арестованы. Отметим также, что в середине 1930-х гг. В.М. Далин часто писал отзывы на рукописные работы своих коллег[57].
К этому времени относится начало преподавательской деятельности В.М. Далина, приступившего к этой работе еще в годы обучения в ИКП. В 1924–1925 гг. он вел педагогическую работу в Институте Либкнехта, в 1926–1928 гг. – в Политическом Просветительном Институте, в 1928–1929 гг. – в Коммунистическом университете Я.М. Свердлова, готовившего партийных работников, а также в университете Комакадемии, в 1930–1932 гг. – в Институте подготовки кадров. В 1931–1932 гг. как доцент по истории Запада, он преподавал новую историю на подготовительном отделении ИКП[58]. Позднее работал также в Международной ленинской школе, где вел курсы по истории рабочего движения.
С 1 апреля 1932 г. В.М. Далин работал в Научно-исследовательском институте истории Коммунистической академии заместителем руководителя группы по новой истории[59]. Как отметили руководители этой организации директор Н.М. Лукин, партком
А. Медведева и местком Шапиро, он «в Институте истории ведет активную общественную и партийную работу, руководит кружком по изучению истории ВКП(б). Треугольник Ин[ститу]та поддерживает представление Дирекции о присуждении т. Далину звания действительного члена Ин[ститу]та и степени доктора исторических наук без защиты диссертации»[60].
С середины же 1930-х гг. В.М. Далин вошел в состав преподавателей кафедры новой и новейшей истории исторического факультета МГУ, где в 1934–1936 гг. занимал должность заместителя заведующего кафедрой. Тому были объективные причины. Как отметил М.Б. Рабинович, «историческая наука в СССР была в 1934 г, так сказать, реабилитирована. Преподавание истории, до того фактически ликвидированное, вновь ожило. Как обычно, произошло это по указанию свыше. Появилось известное постановление (“О преподавании гражданской истории в школе”), подписанное И.В. Сталиным, С.М. Кировым и А.А. Ждановым, в котором говорилось о необходимости распространения знания истории, как отечественной, так и зарубежной. При Московском и Ленинградском университетах восстановились исторические факультеты, в свое время “за ненадобностью’à упраздненные, были собраны профессора, преподаватели»[61]. В МГУ профессор Далин (это звание ему было присвоено в 1936 г.) читал лекции по истории революции 1848 г. во Франции [62].
В те годы В.М. Далин был уже известным историком, специалистом не только по истории Французской революции. Как представитель своего поколения, он хороший знаток работ классиков марксизма-ленинизма, в 1930-х гг. состоял в рядах штатных научных сотрудников Института Маркса-Энгельса-Ленина[63]. В.В. Адоратский, директор этой научной организации, 29 мая 1934 г. написал большое письмо И.В. Сталину, в котором высказал свое видение расстановки кадров. Как отметил В.Г. Мосолов, «здесь просьбы выделить заведующего] Сектором Маркса и Энгельса, работников для подготовки экономических работ Маркса… для работы над историческими произведениями Маркса и Энгельса – Далина, Степанову. Зайделя и Кирпотина»[64].
Поскольку в те годы В.М. Далин был членом редакционной коле-гии «Борьбы классов», в декабре 1931 г. А.М. Панкратова выступила с предложением о его назначении вместо нее ответственным секретарем этого журнала. Обращаясь ко всем членам редакционной коллегии, она написала: «Освободить меня от работы в качестве ответственного секретаря, ибо при теперешнем моем положении и состоянии моего здоровья я фактически не в силах буду вести эту работу. Вместо меня отв[етственным] секретарем всего лучше посадить тов[арища] Далина (как и было согласовано с Лазарем Моисеевичем Кагановичем в моей личной беседе с ним после моего назначения)…»[65] Однако на эту должность он не был назначен.
Тем не менее в эти годы В.М. Далин занимался сугубо научной деятельностью. Поэтому в сентябре 1936 г. А.М. Панкратова обратилась к М.В. Нечкиной с просьбой «взять на себя руководство группой по учебникам. Далин для этого совершенно не подходит и отказывается вести группу в целом» [66].
Хотя я упомянул не все основные работы, осуществленные
В.М. Далиным на начальной стадии его научной деятельности[67], но и этого вполне достаточно, чтобы убедиться, как многое молодой энтузиаст, бесповоротно порвавший, к счастью, с партийной и административной работой, успел сделать за эти годы, успешно и плодотворно испытывая свои творческие силы как в области глубокого изучения новой истории Франции, так и на ниве педагогической деятельности.
Тем не менее В.М. Далин оставался представителем своего поколения. Как он сам признавал, для них «годы борьбы были прежде всего радостными, светлыми, исполненными мечтами, надеждами, смелой уверенностью в осуществлении самых дерзновенных планов»[68]. Несомненно, он жил и трудился, полностью охваченный романтическими идеями, выдвинутыми творцами социалистической революции. Как историк – он был воодушевлен новой, марксистской методологией, установившей свое полновластное господство в советской исторической науке и отрицавшей право на существование других методологических подходов. Л.В. Иванова по-праву причислила
B. М. Далина к тем выпускникам ИКП, которые составили «ядро советских историков-марксистов»[69]. Как отметил Д.А. Волкогонов, в те годы «очень многие верили в ослепительную святость вождя большевиков. Все были загипнотизированы греховным величием Ленина. Юные ленинцы и ленинский комсомол, как, естественно, и ленинская партия, все оказались в плену великого жреца»[70].
Вот поэтому в создавшихся в СССР условиях В.М. Далин ничем не уступал другим историкам-марксистам в своем пренебрежительном отношении к «буржуазной» исторической науке и ее «служителям» как в России, так и за рубежом. Д.А. Волкогонов верно заметил: «Ленин превратил Россию в экспериментальное поле Истории, создавая новое общество. Пожалуй, главное, что характеризует это новое общество, – одномерность. Все бесконечное многообразие социальной и духовной жизни, многострунность культуры, исторических традиций, творческих потенций миллионов людей было сведено к жесткой, однозначной, бескомпромиссной идеологоческой парадигме ленинизма. Именно она предписывала Системе как новое откровение монополию на власть, мысль [курсив наш. – В. П.], новые “ценности”» [71].
Анализ работ и выступлений самого В.М. Далина того периода наглядно показывает, что некоторым из них были полностью присущи те же негативные черты, что и трудам других его коллег. Сегодня самое беглое ознакомление с его выступлениями той поры не оставляет и тени сомнения, что их автор, как и все без исключения представители советской марксистской школы, проявлял прямолинейность, излишнюю категоричность в суждениях, ничем не обоснованную и далеко не всегда оправданную нетерпимость к немарксистской исторической мысли и к малейшим отклонениям от марксистской интерпретации, подчас неоправданную суровость по отношению к «буржуазным» историкам[72]. Эти его работы у представителей молодого поколения историков наших дней могут вызвать изумление, но все это было порождением той эйфории, в которой по воле роковых обстоятельств оказалось целое поколение советских исследователей. Совершенно права Л.В. Иванова, отметившая, что «историческая заслуга Института красной профессуры состоит в том, что он воспитал новый тип советского специалиста, в котором органически сочетались черты активного борца с буржуазной идеологией и качества ученого-марксиста»[73].
В середине 1930-х гг. В.М. Далин был полон новых творческих замыслов, но обусловленные советской действительностью крутые повороты не позволили ему, несмотря на поддержку руководителей научно-исследовательского Института истории Коммунистической академии, получить диплом доктора исторических наук. Во второй половине 1930-х гг. жертвами сталинских репрессий стали миллионы ни в чем не повинных советских граждан; тяжелые потери понесла и советская историческая наука. Среди исследователей, изучавших историю Франции, были репрессированы Г.С. Фридлянд, С.С. Бантке, Е.С. Николаев, С.А. Лотте, Я.В. Старосельский, Я.М. Захер, В.М. Далин. В 1938 г. этот мрачный список дополнила фамилия Н.М. Лукина[74]. Как отметил В.А. Куманев, «в конце 30-х годов “разгромленная’à так называемая школа Покровского именовалась уже как “банда шпионов и диверсантов, агентов и лазутчиков мирового империализма, заговорщиков и убийц”. Таким образом, профессия историка становилась просто опасной [курсив наш. – В. П.]»[75]. С 1 января 1936 г. по 1 июня 1938 г. дирекция ИМЭЛ освободила от работы 95 человек, 30 из них впоследствии были «разоблачены» как враги народа и арестованы[76].
Среди них был и В.М. Далин, которого арестовали в сентябре 1936 г.[77], после чего его фамилия исчезла из состава редакционной коллегии журнала «Историк-марксист», членом которой он был с 1935 г., а потом на долгие годы перестала появляться на страницах исторических журналов[78]. На титульном листе хранившейся в различных библиотеках Москвы книги «Новая история в документах и материалах» фамилии составителей были покрыты густой полоской чернил. Далин-историк надолго перестал существовать, его научная деятельность была прервана.
Безжалостные волны повального террора поглотили, естественно, и цвет советской интеллигенции. По мнению В.А. Куманева, «общую цифру загубленных ученых-историков предстоит еще установить. Однако известно, что две трети специалистов из 200 выпущенных Институтом красной профессуры были репрессированы. Почти все – ученики академиков М.Н. Покровского и Н.М. Лукина»[79]. В.М. Далину, в отличие от арестованного по смехотворной причине А.З. Манфреда[80], не удалось избежать незаконного осуждения, и по решению суда он был сослан в один из сталинских лагерей под Владивостоком, а затем был переведен в Магадан[81].
В конце 1947 г., выйдя из заключения по первому сроку, В.М. Далин получил разрешение жить на 101-м километре от Москвы в городе Александрове Владимирской области. Несколько позже ему было позволено занять должность профессора на кафедре всеобщей истории Ярославского педагогического института, но ненадолго. В начале 1949 г. его повторно арестовали[82] и сослали на этот раз в Печору, а затем в Инту[83]. В связи с политикой сталинского режима по отношению к политзаключенным в 1940-х гг. А. Некрич по праву отметил: «В 1947 году истек 10-летний срок тюремного или лагерного заключения для многих осужденных в 1937 году. И их начали выпускать. Неожиданно отворялась дверь дома, и входили отцы, братья, жены, сестры, кого и ждать уже перестали. Ведь они были “врагами народа”. Многие молчали о тех страшных муках, которые им пришлось пережить: кто боялся, а кто просто не хотел вспоминать, старался поскорее выбросить из памяти, вновь вернуться к жизни… Но очень скоро отбывших срок начали вновь арестовывать и отправлять назад, на этот раз уже навечно. “Ошибка”, допущенная властями, была ими же исправлена»[84]. В таких условиях В.М. Далин не смог бы составить исключения.
В.М. Далин не был пригоден к тем работам, которые предназначались для политзаключенных[85]. Оторванный от семьи, от коллег, от друзей, лишенный возможности читать и писать (писать! Впрочем, ему предоставлялось право, как он говорил, несколько раз в году писать письма членам семьи), В.М. Далин даже в таких условиях не пал духом. Бывший сотрудник Института истории АН АрмССР, ныне покойный Г.Г. Мелконян, разделивший в те годы его горькую участь, рассказывал мне, с каким воодушевлением В.М. Далин читал на французском языке лекции по французской истории для тех, кто находился рядом с ним. К большому несчастью, я упустил редчайшую возможность получить сведения о его пребывании в ссылке, ибо не мог предвидеть столь неожиданную и безвременную кончину моего старшего коллеги, последовавшую в 1982 г.
Так медленно проходили годы. То были годы небытия, наполненные тревогами, томительными ожиданиями, волнениями, надеждами. В.М. Далин провел в ГУЛАГе 17 лет, так что утверждение одного из наших историков о том, что, кроме М.М. Цвибака, Г.С. Зайделя и Н.М. Лукина, все «остальные “марксисты’à по 10–15 лет проведут в ГУЛАГе»[86], не соответствует действительности. В целом, как верно заметил А. Некрич, В.М. Далин и С. М. Дубровский «чудом уцелели»[87]. Лишь в 1954 г. его реабилитировали, восстановили в рядах коммунистической партии, после чего он получил возможность вернуться в науку. Какую несгибаемую силу воли, какое огромное чувство ответственности перед избранной профессией надо было иметь, чтобы после всего пережитого вновь вернуться к научной деятельности!
* * *Творческий путь В.М. Далина расколот на два периода. До середины 1930-х гг. он, как и его советские сверстники, уделял больше внимания овладению марксистско-ленинской методологией, что было полностью созвучно с насущными требованиями времени, ставя перед собой «более широкие задачи» и стараясь на основе опубликованных источников «определить характер французской промышленности XVIII в. или всего французского рабочего движения начала XX в.»[88]. Главная же особенность его творчества последних десятилетий заключалась в исследовании относительно более узких проблем, с привлечением широкого круга архивных материалов, обстоятельство, вписывающееся в общее русло развития советской науки[89]. В 1950-1960-х гг. на основе тщательного изучения личных архивов деятелей французского революционного и социалистического движения (Г. Бабефа, М.-А. Жюльена, А. Мерргейма и др.), сосредоточенных в архиве бывшего Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС[90], В.М. Далин создал ряд ценных трудов, принесших ему мировую известность. Через судьбы отдельных деятелей он выходил на широкие просторы исторической эпохи, раскрывая суть явлений и событий.
В 1955 г. В.М. Далин поступил на работу в Институт истории (с 1968 г. – Институт всеобщей истории) АН СССР, где проработал больше четверти века. Мы уже упомянули о сложившихся в 1930-х гг. добрых отношениях В.М. Далина и А.М. Панкратовой. С глубоким уважением Виктор Моисеевич относился к ней и после выхода на свободу, о чем свидетельствует одно из его письменных обращений от 14 января 1956 г.: «Простите, что Вас беспокою. Дело в том, что я обратился с заявлением к т. Шепилову с просьбой о предоставлении мне возможности вести научно-исследовательскую работу. Так как он лично меня не знает, я разрешил себя сослаться на Вас и Вячеслава Петровича, тем более что он ознакомился с моими последними работами 1955 г. Перед подачей заявления я звонил и Вам, а оказалось, что Вы в Узком. Я не хотел задерживать заявление и послал его. Но хочу поставить Вас об этом в известность на тот случай, если Вас запросят. Еще раз хочу Вас поблагодарить за все»[91]. В любом случае, в 1956 г. блестяще защитив кандидатскую диссертацию «Стачки и кризис синдикализма в предвоенной Франции», не потерявшую научной ценности и актуальности, он занял в Институте истории должность старшего научного сотрудника.
Наряду с участием в работе над коллективными трудами[92], В.М. Далин наконец-то смог возобновить свои изыскания в области истории Французской революции XVIII столетия[93]. В мировую историческую науку он входит прежде всего как крупнейший исследователь Бабефа и бабувистского движения. Впервые интерес к нему у
B. М. Далина возник еще в 1947 г., при составлении комментариев к книге Буонарроти, с той поры он «начал мечтать о том, чтобы написать его биографию»[94]. Это было отнюдь не удивительно, ибо, как верно заметил А.В. Гордон, «замечательной, даже трогательной» чертой А.В. Алексеева-Попова «было привнесение личностного, “человеческого’à фактора в историографические оценки. Он находил, что интерес к определенным проблемам и фигурам революции является продолжением личности ученого, и поэтому, например, Я.М. Захер выбрал изучение жизни и деятельности выразителей настроений городской бедноты, а А.З. Манфред стал биографом Робеспьера»[95].
Именно по той же причине В.М. Далин стал биографом Бабефа, упорная работа над богатым архивом которого, практически не разработанным, позволила ему в сравнительно короткий срок осуществить заветную мечту. Приступив к систематическому исследованию деятельности Бабефа и его идейной эволюции накануне и во время Французской революции, В.М. Далин ввел в научный оборот огромное количество неопубликованных архивных материалов. Он написал ряд статей, посвященных эволюции идей Бабефа и его отношениям с руководящими деятелями Революции[96]. В них анализируется меняющееся в ходе Революции отношение Бабефа к Марату, Робеспьеру, Дантону, вскрыты его идейные воззрения, послужившие, по мнению автора, основной причиной расхождений между ним и вождями якобинцев [97].
В 1962 г. В.М. Далин защитил докторскую диссертацию на тему «Гракх Бабеф накануне и во время Великой французской революции», а через год на ее основе опубликовал монографическое исследование[98], которое он считал «главным трудом» своей жизни[99].
В книге В.М. Далина деятельность Бабефа представлена в плане изучения его политической активности и выяснения его социальных и политических идей. Сложный процесс формирования революционно-коммунистического мировоззрения Бабефа прослежен на широком фоне окружавшей социальной действительности и развертывавшихся политических событий, повлиявших на окончательное оформление его взглядов. В то же время подвергнуты доскональному изучению идейные истоки этой эволюции, влияние просветительской и коммунистической мысли XVIII в. (Руссо, Мабли), к которой Бабеф относился достаточно критически[100].
В.М. Далин впервые обратил внимание на то, что еще до Революции Бабеф был сторонником «коллективных ферм», то есть, по существу, коллективного производства. Тем самым Бабеф уже тогда придерживался коммунистических взглядов. Он утверждал, что с 1789 г. складывался «интерес Бабефа к совершенно определенной группе населения – к пролетариату и особенно полупролетариату мануфактурного периода» [101].
В.М. Далиным исследовано активное участие Бабефа в борьбе против косвенных налогов в аграрном движении 1790–1792 гг., когда он выступал за «полную революционную ликвидацию феодализма и всех феодальных повинностей без какого бы то ни было выкупа»[102]. Важное значение имеет наблюдение В.М. Далина о решающей роли опыта экономической политики якобинской диктатуры в окончательном формировании социально-экономических идей Бабефа[103]. В 1793 г., как он утверждал, «коммунистический идеал создания общества “совершенного равенства’à являлся центральной идеей мировоззрения Бабефа»[104].
Развитие политических идей Бабефа исследовано не менее досконально. Под влиянием Руссо Бабеф в 1790 г. настаивал на осуществлении «прямого народоправства», а затем, ведя последовательную борьбу против цензовой избирательной системы Национального собрания, стремился к осуществлению «подлинного народного суверенитета»[105]. Как верно заметил В.М. Далин, лишь события последующих лет Революции привели Бабефа к идее необходимости установления временной революционной диктатуры, к которой он окончательно примкнул лишь в годы термидорианской реакции[106].
Книга В.М. Далина – крупный вклад в изучение не только деятельности Бабефа, но и самой Французской революции. Нельзя не согласиться с А.З. Манфредом, написавшим Н.М. Дружинину в письме от 28 января 1962 г., что «исследование В.М. Далина по очень узкой теме: Бабеф до 9 термидора – поднимает также коренные вопросы Великой французской революции»[107]. То же констатировал французский историк Ж.-Н. Дюканж, верно отметивший, что исследование В.М. Далина посвящено «не Бабефу и конспирации, а всему предыдущему периоду до 1794 г.»[108].
На основе многочисленных документов архива Бабефа он дал с марксистских позиций оценки многих важнейших проблем революционной эпохи, имеющих отнюдь не частное значение, таких как усиление феодальной реакции в конце Старого порядка, упорно отрицавшееся представителями критического направления в историографии Французской революции, нарастание революционной ситуации, аграрное движение в 1790–1792 гг. и др. В.М. Далин опроверг точку зрения Ж. Лефевра, считавшего, что конфискации 1790 г. имели чисто политический характер. Ссылаясь на «Петицию о фьефах» Бабефа, где выдвигалось требование конфискации всех сеньорий, он доказал, что этот процесс имел одновременно социальный характер[109].
Книга В.М. Далина была высоко оценена советскими и зарубежными историками. В связи с выдвижением его кандидатуры на премию президиума АН СССР имени В.П. Волгина 4 октября 1970 г. на заседании сектора Истории Франции Института всеобщей истории АН СССР под руководством заведующего сектором А.З. Манфреда, «выступавшие отметили исключительно высокий научный уровень выдвигаемых работ [ «Гракх Бабеф накануне и во время Великой французской революции (1785–1794)» и «Люди и идеи». – В. П.]. На основе до сих пор никому не известных источников, впервые введенных им в научный оборот, В.М. Далину удалось создать практически исчерпывающую биографию Бабефа до 9 термидора, совершенно по-новому осветив целый ряд принципиально важных вопросов»[110].