Жизнь после жизни: между мирами

Алиса Сахарова

Жизнь после жизни: между мирами

                Глава первая. Смерть.

Сквозь пальцы смотришь ты на мир,

И не горишь – легка, беспечна.

Но вдруг,  разбудят струны лир,

И ты уйдёшь, ведь жизнь не вечна.

      Сегодня, 19 марта, оборвалась моя жизнь.

      С утра всё было как обычно: проснувшись, я умылась, затем легко позавтракала – кофе и тостом, оделась и отправилась на работу. Прошло некоторое время, которое я просидела за компьютером, составляя отчёты о продажах. После нескольких часов, казалось, они тянулись вечность, настало обеденное время. Как всегда, сходили с коллегой в любимое кафе; плотно пообедали, говорили о чём-то незначительном, так пролетел перерыв. Вернувшись в офис, я снова села за компьютер; принялась за работу: составить пару необходимых таблиц. По заведённому порядку, рабочий день заканчивается в шесть; так и сегодня. Отчёты доделать не успела, однако, рабочее время вышло, пора уходить; выключив компьютер, я забрала сумочку, и покинула офис. На улице обнаружила – телефона в кармане нет. Возвратившись, и взяв со стола забытую вещь, я направилась в сторону дома. Торопилась: сегодня день рождения сестры. Дом от офиса отделяет оживлённая дорога. Не знаю, судьба, или случайность, ведь могла перейти её чуть раньше, если бы не забыла телефон, или, чуть позже, прояви я чуть больше служебного рвения. Но случилось то, что случилось. Дорогу я не перешла; на ней кончилась моя жизнь.

    Тридцать четыре года, не думала, что уйду так рано. А может вовсе и не рано; вряд ли я когда-нибудь изменила бы образ жизни. Я никого не любила по-настоящему, а замужество считала верхом безумия, я не собиралась заводить детей, хотя мама требовала внуков. В моей жизни не было ничего интересного. Работа – дом, дом – работа. Какие-то мужчины, то появлялись, то исчезали; ухаживания не были редкостью, но и фантазией не отличались. Да и встретив достойного мужчину, не думаю, что уцепилась бы. Нет. Не хотелось ничего менять, не находила смысла; может не находила, потому что не искала?

      Я умерла 19 марта, в день рождения сестры.

     Не завидую сестрёнке, теперь, каждый день рождения, мама станет  плакать. Знаю, то будет раздражать Лию, так зовут сестру. Не то чтобы она ненавидела меня, но и любви особой не испытывала: наверное, семейное: отец никогда никого не любил, хотя и не заявлял об этом открыто, итак ясно: прозрачен как стекло.

    Не знаю, чего ждала. В нашем мире говорят о рае, об аде: ад для плохих, рай для хороших. Я не отношусь ни к тем, ни к другим: не сделала ничего полезного, ничем не жертвовала, никому не помогала. Дурных поступков также не совершала: не убивала, не воровала и тому подобное.

    Не узрела блаженного света, пронизывающего горизонт – не приблизиться к небесам; но и чертей не увидела; лишь тело, лежащее посреди дороги. Моё тело. Множество людей стоит вокруг; женщина кричит, – «Доктора, доктора!», из толпы выходит пожилой мужчина небольшого роста: нагибается надо мной, щупает пульс; качает головой.

    Действительно страшно, умереть. Страшно, потому что не знаешь, что будет дальше. Ждёт воздушное, пористое облако, или же, ожидает жаркое, всеобъемлющее пламя, прожигающее кожу, и порывающее внутренности, проникая в тебя до костей…или глубже. Только одно чувство способно перебить страх – любопытство. Становится, вдруг, безумно интересно, что же дальше, что станет теперь, когда душа покинула оковы плоти. Я простояла над бездыханным телом несколько секунд, до того как услышала за спиной глухой, ровный голос.

– Анна.

     Обернулась: предо мной крупная фигура, в чёрном плаще, плывущем по асфальту: человек не шагает, летит; снял капюшон, и я увидела красивое лицо, широкоглазого мужчины, с жёстким, рисованным профилем и всезнающим взглядом. Широкоплечий, пожалуй, плечи такой ширины я не видела раньше, незнакомец протянул руку. Что-то в облике его успокаивало, я, словно, провалилась в бездонные, сухие очи; всё исчезло: перебивающие друг друга чувства, рвущие на части мысли, всепоглощающий страх. Захотелось довериться. Вернее не так: отсутствовали иные мысли: нельзя не довериться появившемуся ниоткуда человеку, если, конечно, он человек.

– Идём, Анна.

     Подумалось, он ангел; образом своим узкобёдрый мужчина завораживает, вводя в состояние нереальности. «Ему нельзя не доверять» – снова пронеслось в голове. Я подала руку, ничего не спрашивая.

      Вмиг мы появились в гигантской светлой зале, переполненной людьми; будто, на вокзале очутились. Люди расположились везде; на скамейках, коих около сотни, на полу, присаживаясь на маленькие коврики, на многочисленных стульях, и даже на столах. Вид большинства усталый и замученный; избиты ожиданием и неизвестностью.

      Я подняла голову; внимание привлекла грандиозная хрустальная люстра, окаймлённая с кулак алмазами, отражающими резкое дыхание солнечных ламп, заглатывая острые бесцветные лучи, переливаясь тёплыми цветами и холодными оттенками, разливают свет по необъятному месту, наполняя присутствием царского лика каждую молекулу воздуха.  Хотелось лучше разглядеть  не огранённые, немыслимые камни, но отвлёк голос спутника, который, я думала, уже покинул залу.

– Садись, Анна, и жди.

– Чего ждать?

– Приглашения.

– Куда?

– Приглашения войти, – сказал он, указав на двери.

       Невероятной величины двери, начинаются с потолка. Необыкновенно искусный рисунок заполняет выточенные драгоценными камнями рельефные поверхности. Непонятные знаки выведены на них, наверное, молитва какая, на неизвестном живым языке. Залу пропитал безразличный голос; назвалось имя. Человек с коврика поднялся, и двинулся к дверям. Встал у порога, они открылись. Вошёл – закрылись вновь.

– А что там, за дверьми? – спросила я, у спутника.

– Суд.

– Кого будут судить?

– Тебя.

      По телу прошла дрожь.

– Когда я пойду?

– Как только услышишь своё имя.

    Я отвернулась и взглянула на двери. Суд. Значит, правда: всех, в конце жизни, ждёт суд. Страшно. Вдруг отправят в Ад? А может всё иначе, может, и нет Ада? Да что я гадаю.

– А что там… – начала я говорить, а повернувшись, поняла: мой ангел исчез.

    Видно и не мой ангел, раз не может посидеть со мной, пока жду такого важного, в жизни…нет, не в жизни. Такого важного в смерти, жду суда. Боже. Когда последний раз молилась? В детстве? Да, лет в девять. Точно, как сейчас помню. Ходили в церковь с мамой, молились. А что потом? Папа убедил маму: не нужно, мол, пустая трата времени. Мог ли отец знать про суд? Да он и в бога не верит. Не осуждаю, нет. Не верит, потому что не видел настоящего горя. Когда будет особо больно, или, когда окажется в этой зале, поверит; дело времени. Все вспоминаем о боге в момент одиночества, отчаяния. Многие говорят, – «не верю», но всем, однажды, становится безумно страшно, и обращаются к высшим силам, потому что больше не к кому. Хоть бы и здесь, всё же становимся верующими, чтобы смягчить приговор грешной душе.

     А что если не пойти?

     Я огляделась. Нет другого выхода, только гигантские двери. Ждать. Ждать, когда кончиться реклама, ждать, когда подействует снотворное, ждать, когда закончиться рабочий день. Ждать, когда пройдёт очередь в магазине, ждать, когда освободится общественный туалет, ждать, когда закончится жизнь. Ждать суда после смерти. Похоже, мы вечно вынуждены прибывать в ожидании. Может, оно дано для раздумий, для осознания ошибок? В любом случае, ожидание утомительно и явно даруется не во благо, а в наказание.

      Почему здесь нет часов? Наверное, нет времени. Я мертва, вокруг люди, и они мертвы. Для нас нет больше минут, но почему же они так тянутся? Долго жду, знаю, чувствую. Больше тяжёлых мыслей, больше тревоги. Надеюсь, скоро всё закончится. Закончится. Закончится ли когда-нибудь? Вечных мук не заслуживаю, а вечного покоя не хочу. Вечность. Страшное слово. Скорей бы решилась судьба, невыносима неопределённость.

– Анна Кларенс.

      Моё имя. Нужно двигаться. Подхожу к дверям, к дверям суда. Зачем же боюсь? Ничего не изменить. Рано или поздно случилось бы, все когда-нибудь умирают. Но то все, а то я. Хотя, чем же отличаюсь от всех? Особенная я лишь для себя. В действительности, все одно; частичка толпы, ничтожный муравей на лоне Господа.

                Глава вторая. Судный час.

Ты можешь наживаться на других,

На их печали, на слезах, и на их горе,

Но рано или поздно, из живых,

Уйдёшь. И судный час настанет вскоре.

     Двери открылись. Перед глазами предстала великолепная, необъятная зала. Взглянула под ноги: чёрные, мраморные полы, светятся от чистоты и света, падающего из витражей. Посмотрела направо: несколько рядов длиннейших скамеек, расположенных на различных высотах, начинаются от стены. На них множество мужчин, в оливковом одеянии, и в треугольных уборах. Повернула голову; впереди возвышенность, состоящая из ступеней двух высот: выше посередине, и две, по бокам. На каждой ступени квадратный стол, за каждым столом мужчина. Все трое необыкновенно одеты, двое, в изумрудных мантиях, и в плоском квадратном уборе, того же цвета. А один, посередине, в белоснежной одежде, с посеребрёнными узорами. На голове высокий прямоугольник, серебристого цвета, по краю, обложенный безупречными, чётко огранёнными бриллиантами, переливающимися от контрастных лучей красного светила, отражённых витражом, камни будто пульсируют собственным солнечным соком, разливая сильными волнами насыщенные цвета, отражая яркие и тонкие полосы света, источаемые  пунцовым сердцем, многочисленными гранями.

      Окна особо привлекли моё внимание: громадные, с платиновыми, рельефными рамами, они отпечатались в сознании, словно внутренний фотограф, подмечающий колкие моменты, вышел из оков будничного и принялся упиваться красотой; бесцельной, но возвышающей. Витражи, с безумно сложным рисунком, невероятной тонкостью и грациозностью линий завораживают: стекло каждого окна, имеет особый, только свой рисунок. А окон здесь двенадцать. Тут, ангелы. Серьёзны и несколько грустны, представлены в обличии детей. Нагие, лишь тонкая лента ткани, обвивает полную ножку или ручку. Их белые, небольшие крылышки сложены за спиной. Другое окно; написан огромный чёрный ангел, вокруг него множество тёмных, страшных существ, бесы, или ещё кто, не знаю. А вот увлекательней; на третьем окне, изображён огромный шар. Шар покоиться на горе. Или, вовсе не покоится, ведь несколько десятков маленьких человечков, толкают его на гору. С другой стороны шара также стоят люди, только эти, толкают шар вниз, с горы. Кроме того, огромное множество человечков, около сотни тысяч, стоят у подножия горы, и смотрят вверх, на борющихся сородичей. Интересно, кто же победит? Следующий витраж: изображён человек. Он разделён на две части; одна черна и уродлива, другая красива и светла. Между половинами, перегородка. Кажется, она движется…

– Анна.

      Мужчина, сидящий на высшей ступени, обратился ко мне. Наверное, судья. Я посмотрела в большие, синие глаза, слишком чистые и спокойные, для человеческих.

– Вы бог? – спросила я. Ровный, басистый смех разнёсся по зале, наполняя величественное место глубокими, монотонными звуками. Мужчина ответил нежной улыбкой.

– Нет, я не бог. Лишь слуга Господа.

     Хотелось спросить, где же бог; даже, слегка приоткрыла рот, но мелькнувшая мысль, остановила порыв: не стоит задавать многих вопросов. Ещё с секунду смотрела на Судью, и опустила глаза.

– Анна. В зале решается судьба людей. Я и совет, – широким движением руки он указал на длинные скамьи, переполненные мужчинами в оливковом одеянии, – решаем, куда попадёт человек после смерти.

     Нет, не может быть реальностью, подобное. Сон. Точно, сплю. Всё не настоящее. Ущипну себя за руку, сильно ущипну, и проснусь. Ай! Больно. Как же больно? Я мертва! Нет тела. Видела, как бездыханное, оно лежало на дороге, и истекало кровью. Ничего не понимаю. Похоже, загробный мир, за пределами того, что я привыкла считать нормальным. Не сон, всё происходит на самом деле. Не фантазия, всё реальней, чем когда-либо. Мир новой действительности, открывающейся только после смерти. Что это?

– Почему чувствую запах Лилий?

      Я произнесла вслух? Не нарочно. Неожиданное ощущение, необычное для нынешнего положения, неподходящее к месту. Не надеялась на ответ, но, ждала его. И получила.

– Потому что душа ещё, частично, привязана к телу.

– Я жива?

– Нет. Ты мертва. Некоторое время после смерти, души имеют ветхую связь с плотью. Один услышит шёпот родных над ухом, другой осязает последний поцелуй любимого, третий почувствует слезу, упавшую на поверхность кожи. Кого-то обожгут слезы ненависти. Ещё, возможно ощутить запах цветов, положенных на могилу.

– Значит, меня похоронили…так скоро?

– Время здесь идёт по-другому, Анна.

      «По-другому», – отдалось в голове. Моё тело сейчас под землёй. Лилии,  любимые цветы, никаких сомнений; мама положила их на гроб. Мама. Осознание того, что не увижу больше добрых, тёмно-карих глаз, не возрадуюсь светлой улыбке, не прижмусь к тёплой груди, заставляет жалеть о смерти. Не могу представить, какую боль чувствует теперь мама, единственный человек, по-настоящему любивший меня.

– Я попаду в ад?

     Мужчина улыбнулся. Нет, он не человек. Слишком отличается. Другой. Чувствую что-то исходящее только от него. Может и не бог, но явно ближе прочих к нему.

– Нет, – ответил он, тем же низким, спокойным голосом, – Ты не сделала ничего плохого.

    «…Ничего плохого», – отразилось в голове. Действительно, не сделала ничего плохого. Не потому, что правильная, религиозная, или что-то в этом роде. Просто, не хотелось. Да и не помню, правда, хотелось ли чего-нибудь. Всё как пеленой покрыто. Жизнь – не жизнь, жизнь туман.

– Значит, я попаду в рай?

      Судья нахмурился, прошёлся пальцами по гладко выбритому подбородку.

– Нет. Ты не сделала ничего хорошего. Посмотри назад, Анна.

      Повернулась. Двери, открытые предо мной несколько минут назад, исчезли. Гладкая матовая стена на их месте. Недоумевая, я обернулась.

– Обрати внимание на весы.

      Взглянула снова. На месте, некогда пустом, расположились большие, с меня длинной, медные весы, представляющие две чаши, висящие на цепях, состоящих из огромных звеньев. Одна чаша из платины, другая из множества чёрных, крупных, жемчужин, не представляю как, склеенных вместе.

– Весы решают судьбу души. Перевешивает тёмная чаша, душа отправляется в ад. Светлая чаша полна, место души в раю.

      Я подошла ближе, чтобы заглянуть в чаши; увиденное не удивило, но огорчило. Сделалось неловко, даже стыдно. Я вдруг почувствовала, особо сильно, что хочу уйти, куда угодно, лишь бы всё решилось скорей; слишком уж утомительно, ждать, пока душе вынесут приговор.

– Но, они пусты, – произнесла я, сделав шаг от весов, взглянув на мужчину.

– В том то и дело.

      Судья посмотрел в сторону, прищурился. О чём думает? Почему молчит?

– Послушай, Анна, – наконец, порвал он тишину. – Может ты  хотела бы вернуться в свой мир? Изменить жизнь, или, хотя бы, попытаться. Что скажешь? Редко предлагаю людям подобное.

     Неожиданный вопрос. Знала ответ? Хотела ли возвратиться? Продолжить серую, пустую жизнь. Снова погрузиться в бессмысленную работу, в никому не нужные отчёты, документы…Конечно нет. Одно «но»: Мама; хотела бы вернуться к ней. Но, для чего? Чтобы удовлетворить успехами на работе? Я ждала повышения восемь лет. Для чего? Чтобы порадовать внуками? А ничего, что за тридцать четыре года жизни, я не встретила ни одного нормального мужчины, ни одного, с которым получилось бы построить полноценную семью? И наконец, для чего? Если пройдёт каких-то пятнадцать лет, и вновь её потеряю. Я твёрдо решила и ответила:

– Нет. Не хочу. Ничего не изменится.

– Иной ответ  я и не рассчитывал получить, от тебя.

       Мужчина отвёл взгляд, видимо, опять погрузился в раздумье. На несколько секунд, в зале воцарилась тишина. Я оглядела скамьи, и заметила; выражения лиц, сидящих, изменились. Неожиданно, послышался негромкий голос, кажется, говорили на латыни. Точно. Латынь. Изучала в университете. Из услышанного, разобрала только – «закон для всех, почему сомневаетесь?». Слова мужчины, сидящего на второй по высоте ступени.

– No. Differt ab eis, – последовал громкий и отчётливый ответ. Судья приподнялся, пронзая взглядом подавшего голос мужчину.

     Слова означают – «она отличается». Защищает? Но зачем? Кто я, и кто он. И кто всё-таки он? Вдумчивый, рассудительный, добрый… ангел? Да что я всех кличу ангелами. Слишком узко мыслю, чтобы понять. Ведь, что могу предположить? Лишь то, что слышала при жизни.

     Другие подняли шум, видимо, согласились с тем, кто говорил «за закон». И на лице защитника сомнение появилось. Похоже, меня ждёт что-то страшное. Ну вот, он уже не колеблется, что же решил? Как много острых голосов… умерла бы от ужаса: да я и так мертва.

– Внимательно слушай, Анна.

     Решил! Только бы не ад, хоть бы что-нибудь не слишком ужасное. Зачем отказалась, когда предложил воскрешение? Какая я глупая, что же будет…

– Тебе даются три испытания. Не пройдёшь – гореть в аду. Но учти: за все времена лишь трое сумели возвратиться.

      Сказав последние слова, он щёлкнул пальцами. Забилось сердце; неожиданный толчок первого удара дёрнул тело вперёд.

– На время испытания, воскрешают. С тобой будут и другие; не одна ты имеешь равное количество грехов и хороших поступков, но одна не имеешь ни того, ни другого.

                Глава третья. Огонь.

Я каждой клеткою горю,

Горю, никак я не сгораю.

На долю выпало мою

Гореть, я так себя караю.

– Удачи, Анна. – Что-то заставило посмотреть под ноги. Тут же я провалилась вниз, по кривой, грязной трубе. Пролетев по ощущениям метров двадцать, упала на кого-то. Извинилась; встала и огляделась: тёмный, вонючий подвал, переполненный людьми предстал передо мной.

– Вы тоже упали сюда? – спросила я человека, находившегося рядом. – Вопрос не из лучших, конечно, просто, не понимаю, куда попала, и зачем.

– Вот уж действительно, упал, – посмеялся мужчина. – Нас ждут испытания, разве вам не объяснили? Три испытания.

– Вас, вижу, это не очень-то расстраивает.

– А что мне, плакать? – улыбнулся. – Как вас зовут?

– Анна.

– Меня Диас. – Появились фигуры в чёрных плащах, с факелами. Огонь осветил приятное лицо собеседника. Нас построили и затолкали  по узкому, разящему смертью коридору. Языки пламени светом ударили в глаза, когда из тёмного полуподвала мы выбрались, на участок свежей земли, пылающий с двух сторон. Устланное углями поле простиралось до следующего куска суши. Из железных дверей, с мощными затворами, тянущихся вдоль прямой стены, выходили люди. Каждый получал на выходе по мечу. Около ста пятидесяти человек неподвижно встали в ожидании. За нами закрыли. Теперь, выход один – перейти по углям до другого клочка земли.

– Нас ждёт смерть! – проревел человек из толпы.

– Мы уже умерли, идиот, – отозвался рыжеволосый мужчина. Группа людей посмеялась.

    Я встала у границы земли и углей; кожа покрылась мурашками. Рядом стоит девушка, лет двадцати; трясётся, и с опаской глядит на пламя, восходящее к небесам. Чувство собственного страха сменило беспокойство за девушку. «Совсем ребёнок», – подумала я. Захотелось поддержать, защитить, но не знала, как. Да и можно ли помочь в подобной ситуации?

– Слушай, – сказала я; она робко повернула голову, – держись ближе, попытаюсь помочь по возможности. – Девушка кивнула. – Как тебя зовут?

– Ника.

– Меня Анна. Не бойся, Ника. Верь, мы выберемся отсюда.

     Один попробовал наступить на угли, мол, ненастоящие; с криком отпрыгнул, подобных мыслей больше ни у кого не возникло.

– И где же ваши испытания? –  длинноволосый человек с силой ударил по двери ребром сжатой ладони.

– Зачем мечи? Будем сражаться? С кем? – спрашивала женщина в возрасте, то ли у тех, кто привёл нас сюда, то ли у окружающих.

– Может выложить дорогу телами? – улыбнулся жирный мужчина.

– Тогда твоё будет первым. – Со злостью крикнул длинноволосый, и занёс меч. Началась схватка, видимо, оба опытны в деле фехтования, хотя, мечи то не шпаги, много тяжелей. Рыжий мужчина разъединил их.

– Поберегите силы, ещё придётся сражаться. Будем драться друг с другом, ничего не добьёмся, – сказал он.

    Диас насторожено оглядывал просторы; будто, знал, чего ждать, потому не терял ни бдительности, ни спокойствия. Он остановил взгляд на восходящем к небу пламени и замер. Я приблизилась к нему.

– Где же былой настрой?

– Исчез с ними, – Диас указал на продолжающих драку, жирного и длинноволосого, мужчин. – Они не готовы. Не понимают, насколько серьёзно то, что предстоит.

– А ты понимаешь? – Диас не ответил. Сосредоточил внимание на огне.

– Слышишь? Он идёт.

– Кто он? – недоумевая, я вгляделась в пламя. – Боже…

– Дракон! Спасайся! – прокричал тот же сеятель беспокойства, на этот раз по делу. Поднялась паника; люди бежали, двоих тут же затоптали.

– Что вы делаете! Так мы никогда не пройдём испытание! Остановитесь, – кричал Диас. Внять праведным речам толпа не желала. Подбежав к пламени с противоположной чудовищу стороны максимально близко, одни останавливались, но другие, разогнавшись страхом, давили на них, и два десятка человек сгорели заживо. Ника, по-прежнему не отходила от меня, а я от Диаса. Дракон стоял перед нами, размахивая мощными крыльями. Десятка два человек рассыпались по всей длине земли, то ли не в силах пошевелиться, то ли выжидая чего-то.

     Никогда бы не подумала, что драконы настолько величественны. Голова чудовища, соразмерная с крупным слоном, с громадными, раздувшимися ноздрями, и, с ободком золотистой кости, как в короне, мягко садилась на янтарное туловище, покрытое чешуйчатой кожей. Будто мантия, от спины до хвоста дракона тянулась малиновая, отражающая свет лента гигантской и толстой чешуи. Чёрные полосы украшали тело гиганта, обвивая шею и расписывая бока, словно рука мастера коснулась прекрасного, ужасающего животного. Вишнёвые крылья, с проглядывающими костями и жилами, взмахами создавали ветер, силы урагана. Сальные короткие ноги, с острыми когтями, жёстко и резко ступали. Лимонного цвета глаза глядели на нас, как на куски свежего мяса.

– Что же, просто сдадитесь? Он из плоти и крови, как и мы, значит уязвим. – Дракон нагнул голову и изверг пламя, все отпрыгнули, включая меня и Нику.

Диас же, проскочив мимо огня, воспользовался моментом, подбежал к чудовищу и проткнул огромный, жёлтый глаз мечом. Животное закрыло пасть, и издало пронизывающий звук. Диас быстро перекатился и нанёс второй удар, в другой глаз.

– Видите, теперь дракон слеп! Не так уж сложно ранить его! –  прокричал он, встав у углей. Дракон проревел, поднялся и изверг пламя в место, где стоял Диас, тот же, кувыркнувшись, оказался возле нас. Вот, оказывается, зачем Диас встал у края. Чудовище шагнуло на звук голоса и наступило на угли. Правда, затем, повернувшись, попало в Диаса хвостом, сбив героя с ног. Я поняла; что-то нужно предпринимать, больно ущипнула себя, чтобы победить чувство нереальности, подняла меч, и с криком бросилась на чудовище. Примеру последовали Ника, рыжеволосый, жирный, женщина в возрасте, длинноволосый, и, чуть отдышавшись, сам Диас. Не сразу удалось ранить дракона; услышав крики атаки, чудовище дыхнуло огнём, мы спрятались за камнями. Быстро поднявшись, я подбежала к янтарному телу, на этот раз без крика. И замахнувшись, воткнула, в подобную змеиной коже поверхность тела дракона, меч, по самое основание. В удар вложила всю силу, что имела. Животное застонало и дыхнуло огнём. Я отпрыгнула, но всё же, не избежала ожога плеча. Другие, наскоро выбрались из укрытия и напали на чудовище. Кто-то отвлекал гиганта криками, кто-то ранил. Я поднялась и нанесла новый удар, по ноге животного; оно застонало, и попятилось. Наша удачная атака спровоцировала действовать других. Вскоре, все бились с драконом. Мне, не без помощи Диаса, конечно, удалось проткнуть горло животному; чудовище бездыханно упало, вызвав всеобщую радость и восторженные крики.