Охота на невидимок

– Тут, брат, такие дела творились. О-о-о! Тебе лучше и не знать. Крепче спать будешь.

– Какие дела, расскажите, – взмолилась Люська.

Егор Матвеевич снова покосился на входную дверь.

– Проблем лишних я не хочу, Юлия баба строгая, с гонором, узнает, что распространяюсь, вмиг выгонит. Это она с постояльцами любезная-разлюбезная. А с другими не церемонится. Что ты! Иной раз рявкнет так, мурашки по коже.

– А где здесь можно спокойно поговорить, чтобы Юлия Анатольевна нас не заметила?

– Не о чем нам разговаривать, – тон Егора Матвеевича сделался жёстким, лицо стало суровым. – Не надо вам всего знать.

– Зачем тогда вообще интриговали, не пойму. – Люська прищурила глаза. – Или соврали?

– Я? Соврал? Если хотите знать, в прошлом году в гостинице постоялица одна с ума сошла.

– Как?

– А как с ума сходят. В одночасье. Приехала с мужем летом на пару недель, и всё вроде нормально у них было, а потом, ночью, шум на всю гостиницу подняла, орала, как резаная. Я думал, помрёт баба, смотреть на неё страшно было.

– Что произошло?

– Она из номера ночью вышла, хотела в библиотеку пройти, книжку взять. Спустилась вниз, открыла дверь, а там…

– Егор Матвеевич, ну давайте уже, договаривайте.

– Уверяла, что увидела в библиотеке саму себя.

Люська пошатнулась. Я неотрывно смотрел на мужичка.

– Саму себя, понимаете?

– Не совсем.

– Никто её тогда не понял. А она клялась, что видела себя, и вроде бы та женщина, улыбнулась ей, протянула руку и стала приближаться. Нервы естественно не выдержали: визг, крик, истерика.

– А потом?

– Утром муж увёз. Хорошо помню, выводит её из гостиницы, поддерживает под руку, а она, будто неживая. Глаза в одну точку смотрят, руки подрагивают, и шепчет что-то под нос. Сбрендила, тут и думать нечего.

Взглянув на Люську, я понял, что она напугана до полусмерти. Меня же, вопреки ожиданиям, рассказ Егора Матвеевича не воодушевил. Шита эта история белыми нитками. Подумаешь, постоялица уверяла, что видела своего двойника. Говорить она могла что угодно, где доказательства, факты? Их нет. Далеко ходить не надо, достаточно вспомнить вчерашнюю истерику Ксении.

Но Егора Матвеевича вдруг потянуло на откровения. Спустившись по ступенькам, и поманив нас за собой, он зачастил:

– Осенью семья из трёх человек в «Камелоте» остановилась. Родители и сынишка. Шустрый такой мальчонка, Вадиком звали. И чего приключилось, вбегает как-то Вадик в гостиную и кричит срывающимся голоском, что мамка его стоит на балконном поручне, вроде вниз прыгнуть собирается. Парнишка плачет, ножками топает, а потом смотрит, мать с отцом в креслах сидят. Ну, вопросы всякие начались: что, как, может, привиделось, причудилось. А Вадька твердит, нет, в номере мама была, стояла в белом платье на поручне, улыбалась ему и хотела прыгнуть вниз. Поднялись в номер, там никого нет. Балконная дверь закрыта.

– Мальчишка тоже свихнулся?

– Нет, ему успокоительного дали, до вечера поспал, за ужином и не вспоминал об утренней истории. Ребёнок, чего с него взять. Взрослые насторожились, потребовали другой номер, устроили скандал Юлии. И уехали на четыре дня раньше запланированного срока.

Люська зачерпнула снег и поднесла его к щекам.

– Страсти какие вы рассказываете.

– Так сами просили, я вас не неволил.

– И что, по-вашему, произошло на самом деле?

– Место для строительства гостиницы выбрали плохое. Здесь часовня была…

– Мы в курсе, – перебил я.

– Как колокольный звон раздастся, так всякая дребедень в скором времени начинается.

– Вы тоже слышали звон?

– О чём и речь, – оживился Егор Матвеевич. – Летом в полночь его услышал, и через несколько часов женщина в библиотеку спустилась. И осенью за день до истерики Вадика опять звон колокольный был. Предупреждение. А вы говорите. Такое вот наше житьё-бытьё.

– Егор Матвеевич, сегодня ночью вы ничего не слышали?

– Бог миловал, спал крепко, даже не просыпался.

…Заходить в гостиницу нам расхотелось. Мы снова дошли до ворот, постояли немного, разглядывая горы, чистое небо, обледенелые еловые лапы, и никак не могли решиться заговорить друг с другом. Так и стояли молча, переваривая услышанное, внушая себе, что всё сказанное Егором Матвеевичем чистой воды вымысел. В это очень хотелось верить.

***

Появление Ильи Васильевича у ворот произвело эффект неожиданности. Его шагов мы не услышали, то ли он крался по-кошачьи бесшумно, то ли мы настолько глубоко отстранились от реальности, сказать трудно, но факт остаётся фактом: когда я обернулся, сразу увидел недовольное лицо Ильи Васильевича. В сером пальто с поднятым воротником, вязаной шапке и длинным шарфом, несколько раз обмотанным вокруг шеи, он мне напомнил ожившего и рассерженного снеговика.

– Вот что значит, людям некуда девать деньги, – чётко произнес он, своим занудным голосом. – Нет, я бы ещё мог понять обычную гостиницу в черте города, но «Камелот». Извините, это ни в какие ворота не лезет.

– Чем вам не понравился «Камелот»? – спросила Люська.

– Не в том дело, Люда, здесь надо зрить в корень. Понимаешь, это великолепие, – Илья Васильевич очертил в воздухе полукруг, – должно приносить хозяевам доход. Предположу, что доход неплохой. А сейчас половина номеров пустует, и всё по прихоти нашего Всеволода Всеволодовича. Арендовал на три дня «Камелот». Страшно представить, сколько моих зарплат он отдал за аренду.

– Вообще чужие деньги считать нельзя. – Люська не хотела его обидеть, но Илья Васильевич, неверно истолковав её слова, обиделся.

– Думаешь, я старый завистник и мне не дают покоя его миллионы? Нет, Люда, я не завидую Всеволоду. Я тридцать четыре года работаю в конторе, люблю свою работу, и как банально не прозвучит, жизнь готов за неё отдать. У меня же ничего больше нет. Живность? Так я их вижу в лучшем случае час-полтора в сутки. Друзья? Не обзавёлся. Родственники? Сами понимаете, общение с родственниками не моя тематика. Есть только работа. И есть деньги, которые я там получаю. Деньги, – повторил Илья Васильевич, повернувшись лицом к гостинице. – Живу на них скромно, почти бедно. А тут вдруг гостиница в горах – своеобразный шик. Мелочь, конечно, для Всеволода, пыль, но другим такие щедроты не по карману.

Развернувшись, Илья Васильевич не спеша пошёл в сторону высокой ели, ссутулился, руки сунул в карманы пальто.

– Он и в прошлом году с кислым лицом сидел. Улыбнулся бы хоть для разнообразия.

– Его уже не переделать. Пошли, – я сделал несколько шагов и взгляд сам собой метнулся на одно из окон на втором этаже.

Всё произошло довольно быстро, буквально за секунду, но, тем не менее, я хорошо успел разглядеть в окне женское лицо. Придерживая рукой занавеску, женщина смотрела на меня, а когда взгляды встретились, молнией отпрянула от окна. Сейчас там слегка покачивалась занавеска.

– В каком номере остановилась тётя Шура? – спросил я у Люськи.

– У-у… На третьем этаже…

– Не-е, тогда не подходит. Слушай, то окно не Ёлкино?

– Которое?

Я уже хотел вытянуть руку и указать на оконце, как внутри что-то оборвалось и тело бросило в жар.

– Глеб, ты чего? О каком окне ты говорил, Глеб!

– Не может быть, – шептал я.

– Ты меня пугаешь.

– Это мой номер, Люська, – крикнул я, сорвавшись с места. – Мой номер!

– Подожди. Глеб, да остановись, что случилось?

В холле я чуть не налетел на Феликса. Он опять собирался выйти на улицу, и когда я дёрнул на себя дверь, состроил такую гримасу, как будто я пытался его убить. На лестнице я встретил отца.

– Глеб, ты мне нужен.

– Не сейчас, пап.

– Глеб, постой, – кричала из холла Люська.

Пани Вержвецкая вышла из своего номера; моё шумное появление заставило её насторожиться и спешно прижаться спиной к стене.

– Что за бестактность и неорганизованность!

Наплевав на её ворчание, я рывком распахнул дверь, уставившись на занавеску. Всё верно, минуту назад именно от этого окна отстранилась женщина в белом. Не уверен, что она полностью облачена в белые одежды, но на голове у неё точно была белая косынка или платок. Но что ей здесь понадобилось, с какой целью зашла ко мне, таращилась в окно, а потом позорно бежала? Стоп! И кто это мог быть? Я начал судорожно перебирать в голове всевозможные варианты. Ёлка, Ксения, горничная Ада, горничная Яна…

– Глеб, – Люська вбежала в номер и привалилась к распахнутой двери. – У тебя с головой всё в порядке?

Я рассказал про незнакомку у окна. Люська закрыла дверь и подскочила к окну.

– Перепутать не мог?

Вместо ответа я зло бросил:

– Смотри на улицу, я сейчас.

Проверить стоило, во избежание всяческих сомнений и кривотолков. Я вышел на улицу, спустился по ступеням, задрал голову и махнул сестре рукой. Люська тоже махнула.

– Ты меня видела? – спросил я, вернувшись в номер. – И я тебя видел. А перед этим видел тётку. И только не надо мне говорить про глюки или разыгравшееся воображение.

– Проверь, вещи на месте.

– Что? – я удивлённо посмотрел на сестру.

– Вещи, говорю, проверь.

– В «Камелоте» не так много женщин, и почти все приходятся роднёй, – я открыл шкаф.

– Дальней роднёй, – задумчиво ответила Люська, рассматривая широкий подоконник.

– Вещи на месте.

– Есть ещё персонал: управляющая, горничные.

– Юлия Анатольевна исключается. Та женщина… Она была молодая, лицо худое. Вроде бы. Я не успел разглядеть.

– Будет тебе урок на будущее, уходя, закрывай номер. Помнишь, Алиска рассказывала, как в Турции горничная у них из номера часы и телефон стибрила?

– Помню, но здесь совсем другое.

– То есть ты уверен, что в твой номер женщина проникла не с целью поживиться чем-нибудь ценным?

– Самый ценный у меня телефон, и он в кармане. А мои шмотки её вряд ли могли заинтересовать.

– Не скажи, Глеб, не скажи, – Люська села на корточки, заглянула под кровать, потом проверила шкаф и поочерёдно открыла дверки двух прикроватных тумбочек.

Я снял шапку, бросил её в кресло и увидел у круглой ножки чёрную зажигалку.

– Глеб, я могу ошибаться, но, по-моему, мы вляпались в неприятную историю. И ещё, – Люська опасливо осмотрела номер и тихо спросила: – Тебе не кажется, что время идёт слишком медленно? Неправдоподобно медленно.

Глава пятая

Праздничный салют

Ужин в честь юбиляра начался с торжественного прохода гостей в столовую, где в самом центре стоял красиво сервированный стол. В глаза бросалось изобилие блюд.

Облаченный в смокинг Всеволод Всеволодович, подтянутый и бодрый, он словно скинул пару десятков лет, сидел во главе. По левую руку от старика устроился Иван, справа села пани Вержвецкая. Мы с Люськой заняли свои места одни из последних.

По большому счёту праздничный ужин прошел зачётно. Драйва, конечно, не хватало, но учитывая, что большинство присутствующих далеко не подростки, ждать от них каких-нибудь безумств и крутой веселухи было бы глупо.

Всеволод Всеволодович пребывал в ударе: много шутил, смеялся, травил анекдоты и требовал, чтобы все участвовали в разговоре.

– Феликс, – обратился он к притихшему парню. – Ты ничего не ешь, молчишь, всё в порядке?

– Д-да, – рассеяно ответил Феликс, одарив Деда беспомощной улыбкой. – Предлагаю выпить за ваше здоровье.

– Хи-хи-хи, – рассмеялась тётя Шура. – Какой своеобразный тост. Вы только вдумайтесь, друзья мои, иногда мы выдаем такие ляпсусы. Феликс сказал «Выпьем за здоровье». Хи-хи… А я поставлю вопрос иначе, совместимы ли эти вещи: спиртное и здоровье?

– Мать, не начинай, – шёпотом попросил дядя Саша.

– Подожди, Саша, я хочу внести ясность. Друзья, после каждого глотка спиртного, кислород прекращает поступательные действия к клеткам головного мозга, и как следствие происходит гидроксия…

– Гипоксия, – поправил её Ларик. – То есть кислородное голодание.

– Хм… Гипоксия. Именно гипоксию мы ошибочно воспринимаем расслабляющим эффектом, а в это самое время мозг уменьшается в объёме, и гибнут десятки тысяч электронов.

– Может быть, вы имели в виду нейроны? – с лёгкой усмешкой спросил Ларик.

– Нейроны, – согласилась тётя Шура и смутилась.

– И зачем нам знать, что происходит в мозгу, позвольте вас спросить? – пани Вержвецкая подняла бокал и улыбнулась: – За тебя, Сева! Твоё здоровье!

Ксения больше пила, чем ела, и примерно через час начала поздравлять всех с Новым годом. Ёлка хотела увести мать в номер, но та воспротивилась.

– Оставь меня в покое, дорогуша, я отлично себя чувствую. А давайте выпьем за нашу тетю Валю.

– Мама, какая тетя Валя, что ты говоришь?!

Ксения засмеялась, махнула рукой и уставилась на пани Вержвецкую.

– А эту бабку я, кажется, знаю. Она у нас бухгалтерский учет в институте вела.

Пани Вержвецкая нашла в себе силы, чтобы проглотить оскорбление и смолчать. А вот Всеволод Всеволодович громко рассмеялся, хлопнул в ладоши и предложил всем немного передохнуть.

– Передохнуть или передохнуть? – неожиданно громко спросила Ксения. – Договаривайте, на какой слог ударение ставить: на третий или на четвёртый.

– На последний слог, – хмуро ответил Дед.

Гости разбрелись по первому этажу. За время их отсутствия Яна и Ада заменили посуду, сменили салфетки и даже успели пропылесосить.

Я откровенно скучал, краем уха прислушиваясь к разговорам разбившихся на группы родственников.

В гостиной у камина напротив друг друга сидели пани Вержвецкая и Дед.

– Прага – чудесный город, – говорила старуха. – Ты знаешь, наверное, я смогла бы там умереть.

– Что ты, Лида, зачем сегодня говорить о смерти. Не надо.

– Какие там храмы, Сева. Ты бы видел! В одном из них я чуть не лишилась дара речи. Мозаика, фрески, скульптуры, бесподобный алтарь, своды. А какие завораживающие витражи, Сева! Красота неописуемая, это надо видеть собственными глазами. Я хотела сделать фотографии, но мне не разрешили.

Чуть поодаль от престарелой парочки вели непринуждённую беседу Илья Васильевич и дядя Саша.

– А деньги на деревьях пока не растут, – плаксиво тянул Илья Васильевич. – Пенсия крохотная, продукты с каждым днём дорожают. Опять же квартплата сколько сжирает.

– Да, старик, денег всегда не хватает. Мы с Шуркой решили к домику на даче веранду пристроить. Рассчитали всё, вроде хватало. А потом началась свистопляска: гравий подорожал, песок пришлось покупать в дальнем карьере, ближний закрыли. Доставка на тысячу дороже. Плюс Семёныч меня с вагонкой продинамил. Хорошо у меня лаги были и рама. Шифер сосед за полцены продал.

Тётя Шура с мамой разговаривали в библиотеке. Точнее монолог вела тётя Шура, мама её слушала, изредка кивая.

– Есть у меня, Маша, рецепт вкуснейших котлет из моркови и капусты. Пальчики оближешь! Для желудка не вредно, можно со сметаной есть, но лучше с соевым соусом. Ты знаешь, как приготовить соус в домашних условиях? Не знаешь? Господи, Маша, да как же вы живёте. Запоминай: берешь килограмм репы…

ёлка, Ларик и Люськи расположились в маленьком холле напротив столовой. Они играли в карты и смеялись; в основном взрывы смеха раздавались, когда Ларик оставался дураком.

Отец поднялся в номер, Иван сидел в углу гостиной, читал электронную книгу, Феликс, одевшись, собирался выйти на улицу.

Решив позвонить Алисе, я прошёл в кабинет управляющей.

Связь была на грани катастрофы, постоянный треск, свист, щелчки, прерываемые быстрыми гудками.

– Такое иногда случается, – виновато сказала Юлия Анатольевна. – Попробуй позвонить завтра.

Не оставалось ничего другого, как вернуться в гостиную и продолжать скучать.

…Вскоре ужин продолжился. На этот раз сытые гости вели себя несколько лениво, часто зевали, нахваливая стряпню Гурама.

Оживление прошлось по столовой, когда Всеволод Всеволодович объявил, что через десять минут на улице начнётся праздничный салют в его честь.

Все поспешили за верхней одеждой. Пани Вержвецкая попыталась отказаться от выхода на улицу, но Дед пообещал затаить на неё обиду, и она, скрепя сердце и, постукивая тростью, поплелась облачаться в свои меха.

Тогда никто не подозревал, что очень скоро веселье омрачится непредвиденными обстоятельствами…

***

Пиротехникой на улице занимался Иван с Егором Матвеевичем. Я пытался им помочь, но меня попросили не мешать.

– Подожди, – крикнул Иван, когда я отошёл на значительное расстояние от заранее расчищенной для салюта площадки. – Сгоняй в гостиницу, я в холе забыл пистолет-зажигалку.

– У меня есть зажигалка, – сказала Егор Матвеевич.

– Твоя не пойдёт, – Иван, с красным от колкого мороза и напряжения лицом, махнул мне рукой, и я рванул в гостиницу.

Зажигалку увидел сразу, принёс её Ивану, снова пытался навязаться в помощники (интересно ведь заниматься подготовкой), и снова был вежливо отшит. Обидно. Знал бы, за зажигалкой бы не бегал.

В ожидании зрелища гости топтались недалеко от крыльца, Ларик с Ёлкой решили поиграть в снежки.

– Берегись! – крикнула Ёлка, слепив снежок. Прицелившись, она замахнулась, и снежок попал прямо в цель – в голову Ларика.

Тот нагнулся и уронил в сугроб очки.

– Ой! – испугалась Ёлка. – Больно, да? Ларик, прости, я не хотела.

– Помоги найти очки. Без них ничего не вижу.

Когда Ёлка подбежала к сугробу и начала приглядываться, Ларик, выпустив изо рта густой пар, схватил её за плечи и повалил в снег. Оба рассмеялись, потом Ёлка вскочила, метнулась по дорожке к торцу здания, Ларик гнался за ней.

Тётя Шура с дядей Сашей стояли на крыльце. И если он, явно голодный и не в настроении, молчал, то она, делая глубокие вдохи, непрестанно верещала о пользе горного воздуха для лёгких.

Пани Вержвецкая, ходя взад-вперёд, недоверчиво поглядывала в сторону расчищенной площадки, наблюдая за действиями Ивана.

– Сева, – крикнула она Деду. – Долго ты ещё собираешься держать нас на морозе?

– Уже скоро, Лидушка, потерпи.

…Салют получился праздничный: в восторге осталась даже привередливая и вечно всем недовольная пани Вержвецкая. В небо взлетали разноцветные кометы; там они крутились, трещали, переливались, словно новогодние гирлянды и разрывались с шипящим свистом. И почти сразу же раздавались новые залпы, и в небо устремлялись ракеты; и снова взрывы и разноцветные волны, переходящие в серебристое мерцание. Небо приобретало самые немыслимые цвета и оттенки: оно окрашивалось в золото, переливалось серебром, краснело, зеленело, становилось синим, на миг делалось оранжевым, плавно перетекавшим в жёлтое. Трещащие искры, шипящие россыпи, мерцающие звёзды – всё это сливалось воедино, создавая незабываемую атмосферу праздника.

После очередного залпа, когда на чёрном полотне сначала образовался сноп красных искр, а потом появились крутящиеся голубоватые жемчужины, произошло непредвиденное.

Раздался устрашающий грохот, сопровождаемый леденящим душу воем. Мы не сразу поняли, что дело тут не в праздничном салюте, и продолжали задирать головы, наблюдая за зрелищем.

Грохот нарастал. Внезапно Иван начал приближаться к крыльцу, за ним едва поспевал Егор Матвеевич. Пани Вержвецкая, не удержавшись на ногах, упала на снег.

– Господи! – кричала Юлия Анатольевна. – Что происходит?

– Похоже на сход снежной лавины.

– Только не это!

– Или обвал.

– Все заходите в гостиницу!

– Стойте! – Иван вскочил на крыльцо, вытянув руки. – Оставайтесь на своих местах. Внутри может быть опасно.

– Мама! – взвизгнула Ёлка, бросившись к входной двери. – Там мама, она спит.

– Ёлка, я с тобой, – Ларик спотыкнулся, растянувшись на ступеньках.

Иван схватил Ёлку, оттолкнул её от двери, сам забежал внутрь.

Пани Вержвецкая крестилась и читала молитву, тётя Шура, дрожа всем телом, прижималась к мужу, Феликс с волнительным трепетом смотрел в темноту – туда, откуда доносился грохот. Уже не такой грозный, но всё ещё устрашающий. Люська стояла с родителями, а Ёлка в голос ревела, порываясь зайти в холл.

– Нельзя, Ёлочка, – увещевал её Ларик. – Всё будет в порядке.

Спустя минут пять, едва Иван вывел на улицу сонную Ксению, а вслед за ними на крыльце появились горничные и повар, Илья Васильевич обратился к управляющей.

– Что вы стоите, у вас есть инструкция или свод правил, объясняющий, как вести себя в подобных ситуациях?

– Н-нет…

– Не может такого быть! В месте, где возможен сход лавин, обвал или оползни, каждый обязан знать, как вести себя в экримальной ситуации. Вы управляющая или кто? Сделайте что-нибудь.

– Не горячись, Илья, – Дед встал между ним и Юлией Анатольевной. – Держи себя в руках.

– А если нас сейчас завалят тонны снега, мне тоже надо будет держать себя в руках?

– Не горячись, – повторил Дед. – Всё стихло. Иван, я прав?

– Вроде стихло. Необходимо посмотреть, что там случилось.

Завязался спор: одни намеривались отправиться на разведку обстановки, другие были категорически против. В итоге Иван, Егор Матвеевич и Юлия Анатольевна – она была непреклонна и никакие просьбы остаться в гостинице, на неё не действовали – вышли за территорию.

Отец хотел пойти с ними, но мать практически повисла у него на плече. Её била дрожь, она была близка к истерике, отцу пришлось заверить, что не отойдёт от неё ни на шаг.

– Полагаю, опасность миновала, – неуверенно произнёс Всеволод Всеволодович, оглядев бледные лица присутствующих. – Мы можем зайти в гостиницу.

– Первым делом надо позвонить в город. Предупредить, – Илья Васильевич побежал в кабинет Юлии Анатольевны.

– Куда ты? – крикнула тётя Шура. – Кому звонить собрался?

– Да хотя бы в полицию.

Но ровно через минуту растерянный Илья Васильевич вернулся в гостиную.

– Телефон не работает.

Дед схватился за сердце. Дрожащей рукой он достал из внутреннего кармана пиджака пузырек с нитроглицерином, положил одну таблетку под язык и откинул голову назад.

Его лицо становилось изжёлта-белым, дыхание участилось, на висках выступил пот. Первая мысль, которая ворвалась в мозг каждого, заставила содрогнуться. Восемьдесят лет старику, возраст почтенный, а учитывая проблемы со здоровьем и сложившуюся неоднозначную ситуацию, ожидать можно чего угодно.

– Мне лучше, – слабым голосом отозвался Дед, когда тётя Шура проверяла его пульс. – Приступ стенокардии. Бывает.

– Вам надо лечь.

– Мне неловко, из-за меня вы пережили такой стресс. Не хотелось бы признавать, но… праздник не удался.

– Не говори так, Сева.

– Уезжать отсюда незамедлительно. Есть у вас связь с городом кроме телефона? – обратился Дед к молчаливому Гураму.

Тот развёл руками.

– Только телефон.

– Чёрт возьми, вы что тут, совсем одичали?! Телефон не работает, а нам надо вернуться в город, как быть?

– Не могу знать, – Гурам опустил глаза.

– Я попробую ещё раз, – сказал Илья Васильевич.

– Я с вами, – Люська побежала за ним.

– Один только телефон, – продолжал негодовать Дед. – Ни «скорую» вызвать, ни полицию. Быть такого не может, здесь же гостиница, а не забытая богом деревушка.

…Ивану порадовать нас было нечем. Вернувшись, он сообщил, что примерно в километре от «Камелота» произошло смещение скальных пород.

– Дорога завалена.

– А это единственный выход отсюда, – Юлия Анатольевна заламывала себе пальцы.

– Но нам повезло, считайте, отделались малой кровью.

– Иван, о каком везении ты говоришь?

– Мы живы – вот главное везение. В противном случае под грудой камней могла оказаться гостиница.

Узнав, что в результате обвала повредился телефонный кабель, Юлия Анатольевна потеряла над собой контроль. Её пришлось отпаивать валерианой, которую из своего номера принесла тётя Шура.

– Не хотите же вы сказать, что мы здесь застряли? – спросила пани Вержвецкая.

– Если вы не умеете летать, то именно это я и хочу сказать, – слабо прошептала управляющая.

– Так, – отец прошёлся по гостиной и встал лицом к окну. – Долго мы здесь не просидим. Рано или поздно об обвале станет известно. Возможно, день-два…

– Никто не узнает о случившемся раньше следующей субботы.

На Юлию Анатольевну посмотрели как на врага.

– Что это значит?

– У него спросите, – управляющая тукнула пальцем в Деда.

– Но я же не знал, – начал оправдываться Всеволод Всеволодович. – Не знал, с кем связываюсь. Думал, гостиница оснащена всем необходимым, и форс-мажорные ситуации ей не страшны. А на деле, арендовал непригодную для нормального существования горную хибару.

– Да объяснитесь наконец! – стукнула об пол тростью пани Вержвецкая.

– Я арендовал «Камелот» до следующих выходных. Хотел пожить здесь недельку после юбилея.

– И поставили условие, чтобы никто после отъезда ваших родственников не появлялся, – зло бросила управляющая.

– Поставил! – заорал Дед. – И имел на это право. Я плачу деньги, и ты не смеешь повышать на меня голос. А когда я подам иск, вы мне ещё за моральный ущерб заплатите. Я этого так не оставлю.