Петро Мартынов весело шагал по узенькому питерскому переулку. Вчера он получил увольнительную из казарм до одиннадцати утра сегодняшнего дня и навестил старого приятеля санитара Трофима. Во время недавнего погрома какого-то винного склада повезло разжиться несколькими бутылками казёнки. Одну из них удалось обменять на буханку хлеба и ломоть сала, вторую он взял с собой к Трофиму.

Посидели, вспомнили Анисима, их беседы в палате втроём. Помянули. Обсудили сегодняшее положение вещей в Петрограде, дружно согласились, что правительство надо скидывать, а на власть ставить большевиков во главе с Лениным. У Трофима тоже нашлась бутылка, добытая аналогичным способом. Открыли, но прикончить не удалось. Трофима после выпитого потянуло в сон, да и самому Петру уже пить не хотелось. Заночевал в госпитале с разрешения доктора, а сейчас возвращался в казармы. Триста граммов принятой вчера казёнки были для его здоровенного тела как слону дробина. Никакого похмелья не ощущалось

Настроение было безоблачным, утро – прекрасным, день обещал быть чудесным. Он, Петро, служит в Павловском полку, большевик – и впереди открываются сияющие горизонты.

Лучезарные мысли прервал истошный вопль, доносившийся из двора, который Петро только что миновал.

– Уби-и-или! Уби-и-или! Ратуйте, люди добрые!, – надрывался молодой перепуганный голос.

Он не раздумывая развернулся и кинулся назад, на крик, тяжело бухая сапогами. Почти тут же его обогнали несколько чёрных фигур в матросских бушлатах с винтовками на плечах. Фигуры влетели во двор первыми, и там послышались возбуждённые голоса.

Петро вбежал за ними и остановился. Двор был невелик и принадлежал к небольшому особнячку. Кроме особняка, во дворе располагался маленький домик – видимо, для прислуги – и ещё один, поменьше – по виду какая-то сторожка.

Петро перевёл дыхание. Да, сытая жизнь даёт своё. Когда он на хуторе махал молотом в кузнице, такой пробежки бы и не заметил. Надо жрать поменьше … и водочкой не увлекаться.

Он подошёл поближе к матросам. Те стояли, глядя на кого-то, кого из-за сторожки Петру не было видно. Мартынов сделал пару шагов вперёд и увидел высокого молодого парня в солдатской форме. Парень был бледен и постоянно облизывал губы. На плече висела винтовка с примкнутым штыком.

– Кто такой … чего орёшь? – раздался угрюмый голос одного из матросов. Голос был Петру явно знаком.

– Рядовой Волынского полка первого батальона второй роты Алексей Кравцов, – по военному отрапортовал молодой солдат, – дык как же тут не заорёшь. Я по нужде в те кусты пошёл – а там она лежит.

Дальше за сторожкой и вправду виднелись кусты.

Петро откашлялся, чтобы обратить на себя внимание.

– Привет, братва. Что за шум, а драки нет? – попытался он разрядить обстановку.

Шутку не приняли. Взгляды матросов ощупали его габаритную фигуру.

– Ты, дядя, кто такой будешь? – поинтересовался молодой веснушчатый матросик, старавшийся выглядеть максимально серьёзно, и как бы в подтверждение этой серьёзности уже снявший с плеча винтовку и грозно державший её хотя и с опущенным дулом, но явно наготове.

– Кто буду? Да наверное, пока так и останусь рядовым второго батальона первой роты Павловского полка и большевиком, – Петро не оставлял надежды разрядить атмосферу.

Взгляды матросов сразу потеплели, а веснушчатый восторженно спросил:

– Павловец? Это ж ваш полк в революцию вышел на улицы в полном составе за восставших? Вы там все большевики?

– Постой, постой, – раздался голос матроса, который был явно главным и только что интересовался у молодого солдатика причиной воплей, – Я ж тебя знаю … это ты меня … давеча … уберёг … от казни торговки … игрушками … на Невском … месяц тому … или поболе.

Матрос произносил слова с усилием, чередуя их паузами, как будто опасался сказать лишнее и тщательно обдумывал каждое слово. Теперь Петро его окончательно узнал. Трудно забыть такого “красноречивого”.

– Помню тебя, морская душа. Охотник на лживых торговок. Ну, да она сама виновата. Ишь моду взяла – каждого покупателя, который с ценой не согласен, в городовые записывать. Так, конечно, наторгуешь. Но думаю – урок запомнила … у неё перед тобой все поджилки дрожали.

А вы что же тут, просто прогуливаетесь с винтовками или по делу следуете? Может, ты матросскую народную милицию открыл, а я и не знаю? Я – Петро Мартынов, будем знакомы.

– Николай Маркин я … да нет … какая милиция … запомнился мне … тот случай … порядка нет … убить могут … прямо на улицах … из-за таких торговок … вот я с братишками … патрулировать решил … маленько … порядок нужем.

– Во-во! – вклинился молодой солдат, о котором, похоже, забыли, – Убивают людей. Я ж говорю, я в кусты по нужде – а там она.

Вспомнив, зачем они здесь, матросы развернулись снова к солдату.

– Ну веди … в кусты … показывай.

Алексей послушно повернулся, шагнул к кустам, раздвинул их, сделал несколько шагов и остановился у лежавшего на земле трупа женщины лет сорока с возмущённо открытым ртом. Женщине явно не нравилось быть трупом, и всё выражение её лица яростно протестовало.

Одета убитая была в простенький платок, телогрейку, домотканую юбку и стоптанные валенки. На левой груди виднелась большое кровавое пятно. Кровь была и на траве около трупа.

Маркин мрачно посмотрел на мёртвую, после чего перевёл взгляд на Кравцова.

– По нужде … говоришь … ты всегда по нужде … с винтовкой ходишь?

Алексей торопливо кивнул.

– Ну да, всегда. В доме рядом держу, спать ложусь – у кровати ставлю, иду куда – на плечо вешаю. Больно много лихих людей развелось. А так мне спокойнее. Да хоть Филиппыча спросите, он подтвердит.

– Филиппыч … кто это?

– Земляк это мой, курские мы, из села Соловьи. Филиппыч, значит, сторож здешний. Особнячок – титулярного советника господина Мезенского Аполлинария Кузьмича. Он ещё до революции отъехал куда-то, где нынче – неведомо.

А Филиппыч дом сторожит, как положено. А это, в кустах лежит – Лукерья. За прислугу у Аполлинария Кузьмича была. Ну там прибраться, обед сготовить, то да сё. Во-он в том домике проживала. А Филиппыч за дворника и за сторожа. Двор содержать, за порядком смотреть. Земляк мой. Ну, говорил уже. Как я в Питер в Волынский полк попал, так вскорости его сыскал и стал захаживать. Вот и вчера зашёл. Посидели, выпили, конечно, не без того. У него и заночевал. Вот там он живёт, в сторожке.

– Так ты убил-то?

У Алексея даже рот открылся от возмущения.

– Да не я это, что ты плетёшь?! Я ж говорю, вышел по нужде, зашёл в кусты, глянь – а она лежит.

Маркин мрачно взирал на Алексея.

– По нужде, говоришь … ну-ка, дай сюда … винтовку.

С этими словами матрос потянулся к винтовке, висящей на плече солдата. Тот вцепился в неё, явно не собираясь отдавать, но Маркин, не обращая внимания на его усилия, крепко взял ту за ствол, снял с плеча Кравцова и, поднеся к глазам, стал внимательно изучать. Сопротивления молодого солдата он при этом как бы и не заметил.

– Ну ничего себе! С виду матрос как матрос, а мускулы просто стальные, – присвистнул Петро.

Веснушчатый матросик, правильно поняв его присвист, повернул к Мартынову голову и шёпотом разъяснил:

– У Николая силища немеряная. Давеча идём, патрулируем, – он с наслаждением произнёс это учёное слово, – глядим – несколько парней девку у забора зажимают. Грубо так. А она визжит.

Ну, мы, конечно, к ним, мол, стоять, кто такие, отстаньте от девчонки. Тех-то хоть больше, чем нас было, да мы при винтовках и не лыком шиты. Только, вишь ты, их ещё больше оказалось … из проулков повыходили. Я уж струхнул, признаться, а Николаю всё нипочём. Кто старший – спрашивает. Ну, самый здоровый из тех и подошёл. С ленцой так, с развальцем. А ты что за хрен с бугра – спрашивает – и руку Николаю к лицу тянет – вроде схватить хочет.

Ну, Николай Григорьич ему и врезал. Тот постоял как-то задумчиво, потом сразу соскучился и на землю отдыхать улёгся. Остальные тикать, мы за ними. Кого повязали, кого нет. В Петросовет сдали. А глянули на того задумчивого, а он уж и не дышит. С одного удара Николай из него жизнь вышиб.

– Переборщил … малость … не рассчитал, – отозвался Маркин, который, оказывается, всё прекрасно слышал, – ничего … их так и так … Петросовет к стенке прислонил … не впервой … шалили … этот просто чуть раньше … туда отправился.

Он уже выбрал на винтовке наиболее интересовавшее место и внимательно его разглядывал. Местом этим оказался штык.

– Значит, не убивал … говоришь … а кровь на штыке … откуда?

Алексей уставился на штык – и глаза его выпучились. Остальные тоже перевели взгляды туда же. На штыке виднелась свежая кровь, даже не успевшая полностью свернуться.

– Ей-Богу, не знаю, – залепетал солдат, – вот тебе истинный крест. Чисто всё было, как спать ложился.

Он размашисто перекрестился. Но Маркина это не переубедило.

– Э, парень … у тебя и на плече шинели кровь … видать, всё-таки ты убил … хватай его, братва.

Два матроса сноровисто схватили Алексея за руки. Тот не сопротивлялся, лишь побледнел, заморгал и часто-часто облизывал губы. Лицо скривилось – он готов был заплакать. Петру стало его жалко.

– Постой, Николай, не спеши. Дело серьёзное, дай-ка осмотреться. Вспомни того шапошника, что за малым без вины не кончили.

Маркин буркнул что-то неразборчивое, но не возразил.

Петро подошёл к трупу и наклонился над ним. Потрогал шею. Потом взялся за края одежды, порванной над раной и с силой рванул. Обнажилась левая грудь, на которой вокруг раны была видна давно запёкшаяся кровь. Мартынов выпрямился.

– Отпустите его, но уходить не позволяйте, – уверенно скомандовал он, – Может он и убийца, но кровь на штыке – не её. Посмотри, Николай. На ней вся кровь запеклась давно, даже под одеждой. Она уже почти холодная. Её больше двух часов назад убили … может, и трёх. А на штыке кровь свежая, свернуться не успела. И рана у неё не от штыка. Ты мне поверь, я на войне штыковых ран-то насмотрелся.

Эта похожа на рану от кинжала. Я такие у австрияков видал после боя, когда они с нашими кавказцами в рукопашную резались. Только кинжалы обоюдоострые, а тут похоже на нож с заточкой с одной стороны. Кухонный.

Говоря, он шагал, огибая сторожку. Матросы следовали за ним, ведя с собой Алексея. Труп Лукерьи и даже кусты скрылись из виду, теперь стена сторожки их закрывала. Вдруг Петро остановился и начал внимательно вглядываться в землю. Трава здесь не росла, видно, давно вытоптали, и голая земля была покрыта каким-то мусором и слоем пыли. В пыли виднелось множество следов.

– Так, – снова заговорил Петро, – натоптали мы тут с вами, конечно, как стадо баранов. Но кое-что прочитать можно. Смотри, Николай, вот какой-то след, как будто тяжёлый мешок тащили. Ну-ка, глянем, где он начинается … или кончается. Только давайте уже теперь на следы не наступать. Сбоку идти старайтесь.

Они направились вдоль следа волочения, аккуратно обходя отпечатки на пыльной земле. След вёл к домику Лукерьи, и по мере приближения всё громче стали слышны какие-то звуки. Звуки были Петру знакомы, но он всё никак не мог сообразить – что же это. Помог веснушчатый матросик.

– Ишь, раскудахтались, – уверенно заявил он, – Где-то то тут курятник поблизости.

Курятник они увидели, когда след заставил обогнуть домик. По небольшому огороженному пространству, квохча, ходили куры, суетливо склёвывая что-то с земли. Два петуха – один постарше, другой помоложе важно вышагивали, напоминая жандармов, следящих за порядком.

– Это титулярного советника, – пояснил Алексей, – Любил Аполлинарий Кузьмич жареную курочку. Кормить и поить их – этим Лукерья занималась. Филиппыч рассказывал. Эх, что же с ними теперь станется?

– Разберёмся, – усмехнулся Петро, – Посмотрите лучше, здесь уже только два следа, оба какие-то закруглённые. А, вспомнил, это следы от валенок. Одни размером поменьше – лукерьины, наверное. А другие – побольше. Чьи бы это?

– Филиппыча, – уверенно заявил Кравцов, – Он тоже вечно в валенках ходит.

– Ага. Смотрите, оба следа ведут к курятнику, обратно нет ни одного. Ну-ка пошли, посмотрим, откуда они ведут, – Петро уже полностью взял нити расследования в свои руки, и Маркин добровольно самоустранился, видя, что розыск в надёжных руках.

У угла следы разделились. Маленький, оказывается, вёл от входной двери домика, побольше – от сторожки. Петро остановился. Остановились и остальные, выжидательно глядя на него.

– Мне всё ясно, – заявил Петро, – Смотрите. След волочения – он не от мешка. Это волочили труп Лукерьи. Поэтому мы и не видим её обратных следов. Из дома она вышла и пошла к курятнику. Тут её и убили – обратно уже не возвращалась.

Убил мужчина – следы большие, нога не женская – в валенках – следы закруглённые. Потом он, желая скрыть труп, поволок её в кусты за сторожкой. Его обратных следов не видно потому, что след волочения трупа их заровнял … да и передвигался он спиной вперёд, волоча труп.

К кустам за сторожкой, где Алексей этот труп обнаружил, кроме следа волочения, ведут ещё много следов матросских ботинок, причём носок на них отпечатался сильнее пятки, что означает, что вы бежали.

– Так и было, – подтвердил веснушчатый матрос, – мы как крики услыхали, рванули как заяц от орла – как писал злодейски убитый царским режимом товарищ Лермонтов.

– Да погоди ты, – досадливо поморщился Маркин, – дай Петру закончить … интересно же … Петро … ты Нат Пинкертон … какой-то.

Петро покраснел. Похвала немногословного матроса была приятна.

– Есть ещё два следа солдатских сапог, – продолжил он, – большой след … и очень большой. Я смотрел – когда мы шли от кустов. Оба вели к кустам. Очень большой след – мой, посмотрите на мои сапожищи, а просто большой – Алексея. Он не соврал, обратного следа нет. И вправду вышел с утра по нужде, пошёл в кусты, увидел труп и сразу закричал. Тут же прибежали вы, братва. Похоже, Филиппыч убил, больше некому.

– Погоди, – вдруг встрепенулся Маркин, – Лукерья же с Филиппычем … тут живут … ну, Лукерья жила … понятно, в общем. … Тут же вся земля … должна быть их валенками … истоптана … Где?

– Я думал об этом, – терпеливо пояснил Петро, – Помнишь, вчера какой ветрище был? На пыли все следы и заровняло. А в ночь ветер улёгся. Все следы, что мы видели, были оставлены под утро или утром.

Так. Теперь пошли к сторожке. Хочу с Филиппычем поговорить. Только уговор – всем помалкивать и поддакивать. Говорить буду я один. Ты, Алексей, позовёшь его, как к сторожке подойдём. Нас-то он не знает.

Они подошли к сторожке.

– Филиппыч, – закричал Алексей, – ты что там, спишь? Выдь-ка на минутку, тут с тобой потолковать хотят.

– Не сплю я уже, не сплю, – раздался в ответ высокий тенорок, – Щас выйду. Отчего ж не потолковать?

В дверях появился невысокий мужичок, выглядевший именно как хрестоматийный портрет сторожа. На лице росла редкая бородёнка, одет он был в домотканые рубаху и портки, поверх рубахи по причине холодной апрельской погоды находилась овчиная безрукавка шерстью внутрь. На ногах, как и ожидалось, были старенькие валенки, а голову венчал косовато сидящий треух. Наиболее живописной деталью являлся окровавленый нож в правой руке. Петро с удивлением уставился на него.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу

На страницу:

Перейти

1 из 1