Темные воды времени

Искры от костра поднимались в небо и там растворялись, поглощенные ночью. Костер стал затухать, не находя себе пищи. Я встала что бы собрать немного веток. Прошла несколько шагов внутрь, впрочем, не выходя за круг света. Подобрала хворост, и кинула его в костер. Огонь радостно взвился и благодарно заскользил по сучьям. Я решила собрать еще немного дров, про запас. Ночь обещала быть долгой. И тут, за моей спиной послышался тихий шорох осыпающейся земли и осторожные шаркающие шаги. Бес тихонько зарычал. Резко обернувшись назад, я увидела в нескольких шагах от себя … маленькую сморщенную старушонку.

Старушонка была совсем маленькой. Едва-едва доставала мне до пояса. Сгорбленная спина, крючковатый нос, сморщенное личико, похожее на печеное яблоко. Только глаза светились зеленым рысьим огнем. По куриному сморщенная лапка держала большую сучковатую клюку. Зеленоватая мешковина, служившая ей одеждой, была подвязана простой веревкой. Я выронила дрова и отступила несколько шагов назад. При этом, чуть не наступив на Любашу. Подруга моментально проснулась и подскочила, как ошпаренная.

– Что ??! Кто ??!! – Терла она заспанные глаза.

И тут она увидела нашу ночную гостью. Мы стояли с ней молча, и только пялились на старушку, глупо приоткрыв рты. А тем временем, бабулька подошла ближе к огню. Внимательно оглядела нас с ног до головы, и скрипуче пробормотала:

– Что, девки, провалились? Попал куренок в западню… Охохоххх… Присесть что ли можно у костра вашего?

Мы недружно закивали головой. Старушка села у огня, ловко подогнув ноги калачиком. Мы осторожно опустились по другую сторону костра, кое-как сумев подстегнуть челюсти.

– Бабушка, вы … Баба-Яга? – несмело спросила Любаша.

От такого ее вопроса я аж икнула. А бабка рассмеялась скрипучим заливистым смехом, больше похожим на стрекотание бурундука, нежели на смех человека.

– Ну тоже сказанула, " Баба – Яга".... Ох, насмешила!! Сказок что ль начиталась, глазастая? – И она озорно подмигнула Любаше.

От этого ее подмигивания меня отпустило. Я с облегчением вздохнула. Превращать в лягушек и жарить немедленно нас не будут. Уже хорошо. А бабулька тем временем продолжила:

– Нет, девоньки, я простая лесавка.

– Кто??? – хором спросили мы.

– Лесавка я, – Как глухим громко пояснила она. – Значитца, простая помощница Лешего. А зовут меня Аристида. Вы можете звать меня баба Рися.

Нет, мы, конечно, были ко всему готовы. По крайней мере, нам так думалось. Но ее имя нас добило окончательно. Более нелепого имени по отношению к этой старушонке представить себе было просто невозможно. Мы начали сначала подхихикивать, пытаясь себя сдержать. А потом просто совершенно неприлично стали хохотать в голос. До икоты, до желудочных колик. Все это время, пока длилась наша истерика, бабулька спокойно сидела, поглядывая на нас из-под лохматых бровей, я бы даже сказала, с пониманием.

– Ну, что, угомонились? Слушать будете, али мне дальше идти? – строго спросила старушка, глядя на нас с укоризной. Нам стало стыдно. И мы принялись в два голоса, слегка еще икая после бурного веселья, просить у бабушки прощения. После того, как старушка нам милостиво кивнула, уставились ей предано в глаза, и приготовились слушать.

– Сразу видно, не местные вы, не тутошние. И думается мне, что грозой вас перебросило. – Мы дружно закивали головами, обрадованные такое ее прозорливостью. Баба Рися тем временем продолжила. – Гроза та не простая была. Ну вам то от этого радости мало. Вы, поди, обратно вернуться хотите?

– Ой, хотим, бабушка, еще как хотим…– Запричитали мы хором с подругой.

Бабулька махнула на нас своей куриной лапкой, что бы мы замолчали. И продолжила:

– Не просто это, девоньки, ой как не просто. Лес этот не простой. Много кого здесь прячется. У вас это называют "нечистой силой". Даже моему хозяину, Лешему, сюда путь заказан. Поэтому и прорыты эти ходы. Я многого то не знаю. Мое дело в лесу помогать за порядком глядеть. Но кое-чего и мы в нашей глухомани слышали. – Хитро прищурившись, проговорила бабуля. – Думаю на сегодня хватит. Спать ложитесь. Утро вечера мудренее. А мы с Бесенышем посторожим вас, так уж и быть.

Не скажу, что ее речь нас сильно успокоила. Но, напряжение немного спало. Одно дело вслепую тыкаться в разные стороны. Совсем другое, когда кто-то хоть что-то да знает. И мы улеглись с Любашей возле костра. Бабулька что- то замурлыкала. Песня – не песня, так вроде мелодия какая-то. В ней было шуршание камыша, шорох трав, шум легкого летнего дождя. И, не заметив как, мы провалились в глубокий спокойный сон.

Глава 5

Я проснулась, как от резкого толчка. Шея онемела от неудобного лежания на каком-то, выступающем из земли, корне. Небо над головой чуть посветлело, и звезды таяли, как льдинки под лучами солнца. Любаша еще спала, и я заботливо укрыла ее своей курткой. Костер догорел совсем, и только еще немного теплились угли под толстым слоем остывающего пепла. Рядом никого не было. Сон… Первое, что пришло мне в голову. Мне приснился сон. Бабулька со странным именем " Аристида". Крепко должно быть, я приложилась вчера при падении.

Я раздула угли и положила в костер несколько сухих веток. Пламя запрыгало и весело затрещало. Достав из рюкзака нехитрую снедь, я попыталась сделать завтрак. Получились просто бутерброды с колбасой. Бес наверху стал скулить, напоминая, что он тоже голодный. Тем временем, Любаша проснулась, вылезла из- под куртки и стала озираться.

– Доброе утро. Ты кого потеряла?

– А, бабуля где?

Ну вот… А, я так надеялась, что это был сон…

– Я думала, что это мои глюки из-за травмы вчерашней. Как-то не могу до сих пор перейти на ЭТУ реальность. Все кажется, что мы просто в поход с тобой отправились. – Сокрушенно вздохнула я. – Вставай, пожуем чего ни будь, да дальше пойдем.

Мы быстро позавтракали. Собрали свои нехитрые пожитки. И стали думать, как выбираться из ямы. Мне представлялось это не особенно трудным, так как кругом из земли торчали корни. Перемазавшись в земле, мы вскоре были уже наверху.

– Ну и чего? – Спросила подруга. – Бабульку ждать не будем?

– А ты уверена, что бабулька была на самом деле, и что все это нам не приснилось? – Задала я мучивший меня вопрос.

– Как сказал герой мультфильма из Простоквашино, "это гриппом болеют все вместе, а с ума сходят по одиночке". – Философски заметила Любаша. – Идти-то куда, Сусанин?

Я немного подумала и махнула рукой в выбранном мной направлении.

– А почему именно туда? – С любопытством задала вполне разумный вопрос подруга.

– Потому, что подземный ход вел в том направлении. Надеюсь, что он не сильно отклоняется от курса, и не уходит резко направо или налево, например.

– Так может по подземному ходу и пойдем. Тогда точно не заблудимся.

– Конечно, по подземному ходу проще. Только если мы все время будем ползти на брюхе, периодически стряхивая с ушей червяков, пауков и прочую подземную живность. – Ехидно заметила я. И уже серьезно добавила: – Ты высоту хода помнишь? А рост бабульки?

Любаша сокрушенно вздохнула.

– Вот то-то же. И идти нам надо быстро. Помнишь, ЧТО Аристида про этот лес говорила? Не хочется мне уже ни с кем… таким встречаться. – И я покрутила выразительно в воздухе рукой.

И мы, наконец, двинулись в путь. Я шла впереди, взяв в руки маленький топорик, и кое где прорубала нам дорогу. Промучившись часа полтора, мы наконец вышли на довольно широкую тропу. Которая, о счастье, вела в нужном нам направлении. Вскоре, к нашей радости, лес стал редеть. И еще через минут тридцать мы вышли на опушку леса. Перед нами раскинулись холмы, покрытые высокой травой и синими метелками дельфиниума. Воздух был напоен медом и солнцем. На самом краю леса стояла маленькая покосившаяся избушка. Крыша была покрыта мхом и травой, крылечко совсем вросло в землю. А на крыльце сидел человек. Голова была опущена на руки. Лица не было видно, только всклоченные волосы с проседью доставали до плеч. Одежда была рваная, из- за грязи, налипшей на ней, нельзя было разобрать какого она цвета. Бес зарычал и встал впереди, закрывая нас собой от незнакомца. Человек поднял голову и посмотрел на нас пустыми глазами. Мы остановились, не решаясь подойти ближе.

И тут двери избенки открылись и на крыльцо вышла… баба Рися. Мы облегченно вздохнули.

– Ну что, потеряшки! Шевелитесь быстрее, щи стынут. – С этими словами она опять нырнула обратно внутрь.

Мы бочком протиснулись мимо сидящего мужчины и вошли в избу. Нос защекотало от запаха сушенных трав, к которому примешивался запах свежевыпеченного хлеба и наваристых щей. В животе сразу заурчало громко до неприличия. А Бес подхалимски замотал хвостом, тихонько повизгивая.

– Садитесь, девки. Щей похлебайте. А потом уж и поговорим. А то на голодный желудок какой разговор.

Мы накинулись на щи, как будто никогда до этого не ели. Это были не просто щи. Это была песня. Бес в углу, почти с кошачьим мурлыканьем, глодал мозговую косточку, которую ему не забыла подсунуть хозяйка по доброте своей душевной. Через некоторое время, мы с сожалением, что все так быстро закончилось, облизали ложки и приготовились к разговору.

– Ну так… – Неспешно начала разговор баба Рися. – Идти вам надо все время на восток. Пойдете по солнышку, не заблудитесь. Через некоторое время увидите горы. Вам прямехонько к ним надо. Как до гор дойдете, ищите камень похожий на орла. Аккурат от этого камня будет две дороги расходиться. Направо пойдет широкая, мощеная серым камнем дорога. Она вам без надобности. Другая, налево, больше похожа на тропу, с колдобинами, да ухабами. Так вот эта та, что вам нужна.

Любаша тихонечко фыркнула:

– Ну, это уж как водится… Мы легких путей не ищем.

Бабка взглянула на нас сурово.

– Не перебивай!!! Али плохо вас учили, что нельзя старших перебивать …?!

Мы притихли на лавке, боясь пошевелиться. А бабулька продолжила:

– По этой тропке пойдете. И, упаси вас Тара, свернуть куда-нибудь!! Тропка выведет вас к большому озеру. Так вот, на другом берегу и будет стоять Священная Дубрава. Посреди той дубравы будет стоять огромный дуб.... Дальше все сами увидите и поймете. – Вдруг резко прервала она свое повествование. – И так много лишнего наговорила. Путь к Святой Дубраве указала. А он заповедный. Охохооо… Прищемит мне язык то Чомор 1. Поплачусь я за свою доброту… – Запричитала бабка.

А мы загрустили. В голове была каша. Мозг никак не хотел впускать эту реальность. Казалось, мы оказались в каком- то дурном сне, и никак не можем проснуться. Видя такую нашу молчаливость и задумчивость, баба Рися занялась своими делами. Загромыхала посудой, зашуршала травами. Чай стала готовить.

– Сегодня у меня переночуете, а завтра на зорьке и в путь тронетесь. Да этого, – она мотнула головой в сторону крыльца, – с собой заберете. На кой он мне тут нужен то…

– А кто это, бабушка? – спросила я.

– Ааа, каженник приблудился. Не гнать ведь… лес кругом. Жалко… Живая душа все ж таки.

Мы с Любаней переглянулись. В голове был винегрет из неизвестных слов и имен.

– Бабуль, а кто такой каженник? – попыталась прояснить хоть что- то Любаша.

Бабка села напротив нас за стол. Вытерла полотенцем руки, смахнула несуществующие крошки со стола, и принялась нам объяснять. При этом, не переставая вздыхать и ехидно сокрушаться по поводу нашей дремучести.

– Каженник – это тот, кого батюшка Леший замотал, да памяти лишил. Он теперь не знает ни, кто он, ни откуда взялся. Ни имени своего не помнит, ни рода. Ну, чисто, как дите малое. А с вами пойдет, может, что и вспомнит. А, может, и Старцы помогут.

Мы с Любашей недоуменно переглянулись.

– А, на что он нам такой? Сами ничего не знаем, а тут еще забота об этом… как его, каженнике. Тьфу ты!!! Язык сломаешь! – Заворчала я.

– Не скажи, дочка. В остальном то он человек, как человек. И, видать, силушка есть, и охотник добрый. Да и защита понадобится может. А тут, все ж какой никакой, мужик рядом.

– Главное, чтобы нам его не пришлось защищать. – Продолжала ворчать я. -Да звать то его хоть как? Не можем же мы его звать просто " мужик", или, прости Господи, " каженник"! Имя то у него есть?

– Так я ж вам и говорю!!! – Разозлилась бабка на мою бестолковость. – Не помнит он НИЧЕГО! И имя свое не помнит! Называй, как хочешь. Ну хоть вон Тимофеем, в честь кота своего. – хитро подмигнула мне Рися.

Я набрала в грудь воздуха… и тут же выдохнула.

– А ты откуда знаешь, как моего кота зовут? – Подозрительно прищурилась я.

– Дак, Пафнутий мне твой рассказывал. Ох и озорник он у тебя, Пафнушка-то!

Я впала в легкую задумчивость. А Любаша осторожно спросила.

– Так это значит, бабушка, ты и про нас все знаешь?

В отличие от меня, Любаша эмоциям не поддавалась и была со всеми вежлива, да ласкова. Помня, что ласковое слово даже кошке приятно. Рисе ее обращение очень понравилось. И она уже боле милостиво продолжила.

– Конечно, знаю. Вы где живете? В лесу. А это моя вотчина. Мне положено про всех знать. – И добавила уже суровым голосом, словно из старого Советского фильма о работе нашей милиции. – Работа моя такая.

У меня в голове сразу закрутилась песня " наша служба и опасна, и трудна…" От нереальности всего происходящего, у меня закружилась голова. Стало нечем дышать. Мне захотелось на воздух. Увидеть простой и понятный мир вокруг. Сделать глоток студеной воды из колодца, надышаться медовым запахом трав. И я опрометью выскочила из дома. На крыльце чуть не убилась, забыв про сидящего там мужика. Тьфу ты!! Каженника! Кубарем скатилась по ступенькам вниз, больно ударившись рукой о покатившееся ведро. Тут же вскочила, схватила это проклятущее ведро, и ринулась к колодцу. Я остервенело крутила деревянный скрипучий ворот, как будто хотела выкачать оттуда всю воду. Сходу вылила половину ведра себе на голову. Остальную принялась пить жадно, огромными глотками. Потом села на траву тут же, у колодца, и немного отдышалась. Коме одной единственной мысли " вот влипли", в голове ничего не было. На крыльцо вышла Любаша. Сделав ладошку козырьком, посмотрела в мою сторону. Вслед за ней, вышел Бес. Обнюхал сидящего мужика. Тот погладил моего пса по голове и что-то сказал. Бес завилял хвостом и улегся у ног, преданно заглядывая ему в глаза. Любаша тоже присела рядом, и они принялись о чем-то тихо беседовать. Одним словом, гармония, блин! Выходит, что я одна никак не могу прийти в согласие с этим миром. Стало так обидно! Я почувствовала себя одинокой, брошенной всеми. И, не придумав ничего умнее, я заревела в голос, громко, с бабьими причитаниями и всхлипами.

Глава 6

Услышав мои стенания, Любаша вместе с Бесом опрометью кинулись ко мне. Бес кинулся облизывать мне лицо, а я слабо отбивалась. Любаня встревоженно закудахтала:

– Ирка, что случилось? Ударилась? Поранилась?

– Ага… Сейчас… и поранилась, и ударилась… Сил моих нет больше… а-а-а-а… – Продолжала завывать я, как отставшая от поезда.

Подруга обняла меня, прижала к себе и, гладя по плечам, стала приговаривать:

– Тише, тише… Все образуется… Всех найдем… Всех победим… А, кого не найдем и не победим, пусть им хуже будет…

Я перестала всхлипывать. Отстранилась от подруги, встала и вылила остатки воды из ведра опять на голову. Холодная вода слегка отрезвила. Обняла Любашу, погладила Беса по голове, и поспешила успокоить подругу.

– Ничего, Любань, прорвемся. Главное, направление прорыва правильно выбрать. – Невесело усмехнулась я.

Любаша внимательно посмотрела на меня, ища подтверждения моих слов. Убедившись, что я уже успокоилась, сказала:

– Ирк, ты меня так больше не пугай. И так кругом чете чего творится. Если ты еще раскиснешь… Короче, я хочу сказать, что Боливар двоих не вывезет. Ну, ты поняла… – Смущенно закончила она.

– Не бойся, подруга. Это просто минутная слабость. Нервы не выдержали перегрузки. Должна понять. – пыталась оправдываться я.

– Дааа… – Протянула подруга. – Тут у кого хочешь нервы сдадут при таких делах. Да ты смотри на вещи проще! – Оптимистично продолжила Любаня. – Подумаешь.... Параллельный мир. Чего мы не видали то! Мир, как мир. – Она немного подумала и грустно добавила: – Ничего мы тут не видали…И домой очень хочется… – И кажется, сама собралась завыть.

Теперь я, испугавшись, принялась наглаживать ее по плечу.

– Ладно, не трусь… Попадем домой. Если очень захотим, обязательно попадем. Ты же помнишь: Желание – это тысяча возможностей, а нежелание – это…

– Тысяча причин! – закончили мы хором и засмеялись.

Довольные друг другом мы пошли к избушке. Видя, что все наладилось, Бес принялся радостно скакать по лужайке рядом с домом. Вот кому все равно. Наш мир, не наш… Любимые хозяева рядом, мозговая косточка нашлась, а остальное… остальное как-нибудь наладится. Я поймала себя на мысли, что завидую собственной собаке. Дожили… Тут Любаша потянула меня за руку.

– Слышь, а мужик то вроде бы ничего… только не помнит ничего, а так …адекватный мужик… Мы тут поговорили с ним немножко… – И почему- то смутилась, и покраснела.

– Понравился, значит? – Я лукаво подмигнула ей.

Любаня смутилась еще больше.

– Да ну тебя совсем…! Я серьезно! А у тебя все хиханьки, да хаханьки на уме… – Обиженно засопела она.

– Ладно… – Примирительно протянула я. – Я же так просто…, обстановку разрядить… Разберемся. Кстати, а о чем вы там на крыльце разговаривали?

– Да так, ни о чем. Он спросил кто мы, да откуда.

– Ну, и кто мы? – прищурилась я.

– Кто, кто.... Кони в пальто!!! Люди мы! И он тоже человек. И вообще, хватит меня подкалывать! Думать надо, чего дальше то делать.

Я тяжко вздохнула.

– А, чего тут думать. Идти надо. Бабулька дорогу указала. А там… посмотрим, что-нибудь, да получится. – Закончила я на оптимистичной ноте.

Мы подошли к избушке. Будущий наш попутчик встал. Посмотрел на нас исподлобья. Лохмы, падающие ему на лоб, не давали рассмотреть его лица. Но по статной фигуре было понятно, что человек еще не стар. Он попытался отряхнуть грязь с одежды. Получилось плохо. И он замер, как в ожидании приговора.

– Ну что, попутчик, давай знакомиться. Как нас зовут, ты уже знаешь. А вот как тебя зовут нам неведомо. Так что, не обессудь, будем звать тебя Тимофеем.

– Тимофеем, так Тимофеем. Мне теперь все едино. – Обреченно проговорил чуть охрипшим голосом новоявленный Тимофей.

– Ну, а раз так, давайте на покой собираться. Завтра рано вставать. А путь нам предстоит длинный. – Я вздохнула, и добавила, – И чувствую, не легкий.

Мы вошли в дом. Баба Рися уже постелила нам на полатях. Мы с Любашкой забрались наверх, но сон не шел. Любаша горячо зашептала мне на ухо:

– Ну ты мать, даешь! По-старославянски заговорила. С чего бы это? – и она тихонько хихикнула.

– Заговоришь тут, блин! Скоро, как этот… как его, каженник, последнюю память потеряем с такими-то делами. Смотри, как бы нам не забыть, как нас зовут. – И я отвернулась к стенке, собираясь уснуть.

Но подруга никак не могла угомониться, и опять стала приставать:

– А с чего ты его вдруг Тимофеем-то окрестила, а скажем не Иваном или там Василием?

Не поворачиваясь к ней, пробурчала не без ехидства:

– В честь моего кота…Чтобы самой о доме не забыть.

Любаша собралась мне что- то сердито ответить, но тут на нас прикрикнула баба Рися.

– А, ну, цыть, неугомонные! А то на двор выгоню!

На двор нам не хотелось, и мы примолкли. Не заметив, как, я уснула.

Проснувшись, не сразу вспомнила, где я. В избе пахло березовым дымком и сладким запахом свежих пирогов. Любаша еще спала. Серый неуверенный утренний свет пробивался сквозь маленькое оконце. Я слезла с полатей, сладко потянулась и вышла на крыльцо. Солнце еще не встало. Только горизонт начинал едва светиться розовым светом, небо еще было по ночному темно синим. Угасающие звезды едва мерцали, готовые потухнуть с первыми лучами солнца. На улице было немного зябко от утренней свежести. Луг напротив дома был седым от выпавшей росы. Из леса доносились голоса птиц. Как оркестр перед началом увертюры проверяет свои инструменты. Ждет, когда выйдет дирижер. Замолкает на мгновенье. И вот, дирижер-Солнце взмахивает своей чудесной палочкой–лучом, и многоголосый хор в едином порыве ликующе грянул гимн божественному светилу, воспевая радость жизни. Я стояла на крыльце чуть дыша, боясь нарушить этот вселенский концерт. Наслаждаясь и впитывая в себя эти волшебные звуки. Они заполнили меня всю, без остатка. И какая- то, неведомая мне струна в душе отозвалась этой приливной волне, зазвучала, сначала, чуть слышно. А потом все громче и громче, возносясь вверх, достигая небывалого крещендо, сливаясь в унисон с вечным гимном жизни, принося в душу покой и гармонию.

Я вынырнула из этого состояния, почувствовав на себе чей- то взгляд. Бабы Риси нигде не было видно. Зато наш новоявленный Тимофей стоял рядом с избушкой и наблюдал за мной. "Ранняя пташка"– подумала я ехидно. Я посмотрела на него в упор… И слегка растерялась. За ночь он привел свою одежду в порядок, подстриг волосы и повязал их головотяжцем, оказавшись мужчиной лет сорока, или чуть меньше. Русая борода, без единого седого волоска, была аккуратно подстрижена. Глаза смотрели внимательно, я бы сказала, изучающе, и были абсолютно небесной синевы. Морщинки избороздили его лицо и говорили о прожитых, непростых годах. Он всматривался в меня пристально, слегка просительно. Как будто ждал, что вот прямо сейчас я смогу открыть ему все истины или того хуже, вынести приговор. Мне стало немного неловко за то, что не могу ответить на его немые вопросы. И я вполне доброжелательно обратилась к нему.

– Доброе утро, Тимофей. Ничего, что мы так тебя называем?

Он немного помолчал, и, тяжело выдавливая слова, ответил.

– Мне нравится.

И опять замолчал, как будто навсегда. Черт! Разговорчивым его не назовешь. Но, опять же… Нам с ним на философские темы беседовать не придется. По крайней мере, в тот момент я так и думала.

– Пора собираться, путь неблизкий. – Заметила сухо я, злясь на себя неизвестно от чего.

И, развернувшись, вошла в дом. Пора будить Любаню. А подруга уже не спала. Она суетилась возле печки, гремела чашками. Оглянулась на шум открываемой двери и весело проговорила:

– Зови Тимофея, будем завтракать. Сейчас чай запарится. Баба Рися нам пирогов в дорогу напекла.

– А, сама то где? В смысле, хозяйка то где?

– Да она в лес ушла. Сказала, дела у нее там. Велела нам ее не дожидаться.

Я слегка растерялась.

– А, ты, когда ее видела то? Я уходила, ты еще спала. А нашей бабульки в доме уже не было. Мимо меня она не проходила.

– Так она по подземному ходу ушла. Он тут, за печкой начинается. – деловито объяснила мне подруга. И поставила на стол большой, пышущий жаром самовар.

Я кликнула Тимофея, и мы уселись завтракать. Вдруг за печкой что-то зашуршало, загремело и послышалось неразборчивое бурчание. Бес даже головы не повернул.

– Вот и бабуля вернулась…– радостно воскликнула Любашка.

Из- за печи показалась наша бабуля, все перемазанная в земле и паутине.

– Аааа… Это вы, соколики. Я уж не чаяла вас увидеть. Дел полно. Но, вернулась, решила вас проводить. Вам бы поторопиться. Чую, гроза будет.

– Какая гроза? На небе ни облачка. – удивилась Любаша

– Ох-ох-ох… Молодо- зелено! Сказано вам, будет гроза!!! – рассердилась бабка. – Живо в путь собирайтесь! Я вам тут туесок собрала в дорогу, чтоб не отощали.

Мы выскочили из-за стола и кинулись собирать свои пожитки. Через час мы уже стояли на тропе, ведущей от избушки в нужном нам направлении. Баба Рися вышла на крыльцо проводить нас.

– Я кого смогу, предупрежу о вас. Может помощь какая в дороге пригодится. Ну, ступайте, деточки. Тара2 вам в помощь! -Проговорила бабуля и сделала пас руками, надо полагать, благословляя нас.

Повинуясь минутному порыву, я поклонилась бабе Рисе до земли. Любаня удивленно скосила на меня глаза, и повторила поклон. И мы тронулись в путь.

Глава 7

Тропа бежала по большому лугу. Травы стояли в пояс и издавали одуряющий медовый аромат. Где-то высоко в небе залился песней жаворонок. Дорожка была узкая и мы шли по ней гуськом. Впереди, конечно, бежал Бес, временами заныривая в густую траву с радостным повизгиванием, не то за мышами, не то еще за какими мелкими зверушками. За Бесом шла я, за мной Любаша. А замыкал нашу процессию Тимофей, с коробом за плечами, в котором лежала снедь, собранная нам в дорогу.

Шли мы уже часа три, когда наткнулись на быстрый и звонкий, довольно широкий ручей, который перегораживал нам путь. Вот на его берегу мы и решили сделать привал.

Пока подруга раскладывала на чистом полотенце пироги, которые заботливо приготовила нам бабуля, я пошла к ручью, чтобы умыться и попить холодной воды. Только я наклонилась к ручью, как в камышах что-то зашуршало и захлюпало. Бес подскочил ко мне и яростно залаял. Из камыша вылезла рожа (мягче сказать не могу, потому что лицом это назвать было нельзя). Кривой нос, горящие желтые глаза, зеленоватая кожа вся усыпана бородавками. Лохматые волосы цветом камыша напоминали рога. Голова росла прямо из плеч, над которыми возвышался горб. Бес срывался в лае и, я схватила его за ошейник.