Короли грязи-с

– За дам, если дам это глагол, – остроумно заметил Илья Ильич и поднял налитую стопку.

– Ладно, задом – так задом! – сказал Гарик с ухмылкой.

Милочка залилась смехом.

– Не задом, а за дам! – поправила она Гарика. – И за глагол тоже, – сказала она и лукаво посмотрела в глаза Павлу Григорьевичу.

Выпили. Павел Григорьевич, пьянея, начал гладить девушку, подбираясь к ее заповедным местам.

– Нимфа!.. Рыбка!.. – шептал он ей.

– Рыбка хочет плавать, – томно сказала Милочка и поднялась с коленки.

– Да, плавать, – встрепенулся Павел Григорьевич и, поднявшись, направился за девушкой в бассейн. – Киса!.. – шептал он. – Рыбка!

– Ему сейчас повезет в любви, – с сарказмом сказал Гарик. – Не хотите тоже развлечься? – спросил Гарик. – Может, и вам пригласить девушек?

– Нет, – сказал Илья Ильич сухо.

– Не сегодня, – ответил расслабленный и довольный собой Сергей Львович.

Павел Григорьевич торопился за девушкой. Милочка на ходу сбросила сарафанчик, расстегнула лифчик и подразнила им Семизадова.

– О-о! – покачала она ажурным бельем перед Павлом Григорьевичем, кинула лифчик в воду и прыгнула следом.

– Киса!.. Нимфа!.. Рыбка!.. – простонал Павел Григорьевич, спускаясь за ней по ступенькам в воду.

Милочка дала себя догнать и стала смеяться таким смехом, который все больше возбуждал Павла Григорьевича. Он обнял ее и прижал к себе, после чего они стали тонуть. Милочка, выныривая и хватая ртом воздух, простонала: «Утонем же…» Тогда Семизадов показал ей повелительно на дверь с надписью: «Массажная» и сказал:

– Туда!..

После массажа сразу всего тела Павел Григорьевич вернулся к друзьям в предбанник, и они еще выпили. Затем помылись в душе и надели футбольные майки и трусы. Сзади у каждого на спине было написано «Россия». У Павла Григорьевича на спине была цифра один, у Новосумова-Захребетского красовалась на спине семерка, у Ильи Ильича виднелась пятерка. И Гарик сидел за столом с шестым номером на спине. На груди у каждого можно было прочитать его имя.

Все пошли в игровую, где еще выпили, но уже за Павла Григорьевича, как за действующего президента. После столько выпитого спиртного сомнений в ином исходе приближающихся выборов не оставалось. За игровым столом Павел Григорьевич предложил продолжить игру.

– Я больше не… Не играю… – покачал головой Сергей Львович. – Не могу… Спать… Только спать…

Он поднялся и шатко пошел в соседний кабинет, где стоял диван и два кресла.

– Я тоже, – сказал Илья Ильич и, встрепенувшись, словно отмахиваясь от кого-то длинными руками последовал за банкиром.

За игральным столом оставались двое. Оба члены сборной «России». У одного на груди было написано «Паша», у другого на груди красовалось «Гарик».

– Я буду отыгрываться, – сказал Павел Григорьевич.

Горбоносый Гарик прищурился и молчал.

– Дашь отыграться? – спросил Павел Григорьевич.

– Дам, – сказал Гарик.

Ночь незримо обнимала двоих игроков и заглядывала непроглядной чернотой в окно.

За столом сидели Семизадов и Гарик. Очередная партия закончилась проигрышем Павла Григорьевича.

– Я буду отыгрываться, – упорно твердил Семизадов.

– Хорошо… Давай выпьем, – предложил Гарик.

– За меня, – тут же согласился Семизадов и поднял хрустальную стопку с коньяком, который им принесла Милочка.

Выпили.

– Во что играем? – спросил Гарик.

– В дурака. Я сейчас только в дурака… Могу…

– На что?.. Ты мне уже все… Проиграл… – сказал Гарик.

– На что хочешь? – спросил Павел Григорьевич. – На Курильские острова! Я их японцам во отдам… – Павел Григорьевич тут же из своих толстых пальцев выстроил выразительную фигу. – Во!.. – И для убедительности показал фигу кому-то в окно, где, отражаясь, маячило подозрительно желтое и круглое лицо луны. – А тебе отдам!..

– Идет, – сказал Гарик и раздал по шесть карт.

Павел Григорьевич посмотрел в свои карты, и они как-то странно зарябили в его глазах. Он мотнул головой и карты зарябили больше. Бросил ищущий, рассеянный взгляд по столу и спросил:

– Какие козы?..

– Что? – удивился Гарик.

– Какие козы?.. – снова спросил Павел Григорьевич, рассматривая свои карты.

– Какие козы? – удивился Гарик.

– Какие… Козы- ри?.. – поправился Павел Григорьевич.

– Козыри черви… У тебя шестерка. Ходи…

– Откуда зна…? – спросил пьяно Павел Григорьевич и, чтобы лучше видеть, повернул карты к люстре, висевшей над ними.

– Карты не надо показывать, – сказал Гарик и повернул карты партнера к Павлу Григорьевичу, что не мешало ему их видеть.

– Хожу!.. – сказал Павел Григорьевич и зашел с восьмерки крестей.

– Бита!.. – сказал Гарик и побил восьмерку десяткой.

– На… – Павел Григорьевич подкинул ему десятку.

– Так…– побил Гарик десятку валетом. – Все? Теперь я… Хожу!.. Карты бери.

Гарик отложил из колоды две карты для Павла Григорьевича и взял себе две карты.

– На! – Гарик бросил на стол даму треф.

– На!.. – Павел Григорьевич побил даму валетом.

– Не-е… Королем… надо, – сказал Гарик. – У тебя король есть…

– Откуда знаешь? – удивился Павел Григорьевич.

– По лицу догадался… – ухмыльнулся Гарик.

Павел Григорьевич забрал валета и тут же бросил на стол короля. Гарик подкинул ему еще короля. Павел Григорьевич побил его козырной шестеркой. Гарик подкинул ему шестерку.

– На, – отбился червовой девяткой Павел Григорьевич.

– А эту? – подкинул Гарик бубновую девятку. И как только Павел Григорьевич потянул бубнового туза подкинул ему пикового. – Нечем?.. – ухмыльнулся Гарик. -Бери…

Павел Григорьевич послушно сгреб со стола карты. Игра продолжалась. Количество карт в руках Павла Григорьевича увеличивалось, а колода на столе уменьшалась.

– Все!.. наконец, бросил на стол оставшихся у него козырей Гарик. – Ты дурак! – Он взял со стола сигареты и закурил. – Похож я на Курильские острова? – спросил он, дурачась, и выпустил из себя кольца дыма.

– А я отыгрываться буду, – упрямо сказал Павел Григорьевич. – Давай на Аляску…

– Не… Давай на Чукотку…

– Давай.

В игровую незаметно тихо прокрались сизые сумерки рассвета. Двое сидели за столом и играли в карты.

– А я буду отыгрываться, – упрямо говорил Павел Григорьевич.

– Ты мне всю Россию проиграл, – сказал Гарик. – Теперь ты мой раб.

– Не, – мотнул головой Павел Григорьевич.

– Раб, – твердо сказал Гарик. – Карточный долг это… Выше всего.

– Нет…

– Выше.

– Я выше… – сказал Павел Григорьевич. – Спать хочу…

Солнце угодливо заглянуло в спальню к Павлу Григорьевичу и всем ясным видом, будто спрашивая: «Утро заказывали?» Павел Григорьевич, разметавшись по постели все в той же футболке под номером один даже не отреагировал. «Тогда я дальше», – поплыло мимо окна солнце.

Павел Григорьевич проснулся ближе к обеду. Тело казалось вялым, непослушным, онемевшим. Собственный мозг ему представлялся сейчас слежавшимся прошлогодним стогом сена, в который кто-то жидко нагадил. Рот заполняла противная сухость и горечь. Павел Григорьевич открыл глаза. Поднял правую руку и, увидев ее, подумал: «Чья это рука?.. Кто на меня поднял руку? Кто посмел?» Он пошевелил рукой и увидел, что, когда он шевелит пальцами, рука, поднятая на него кем-то с угрозой, шевелится. Чуть позже он догадался, что это была его собственная рука, которая плохо им чувствовалась, как и все остальное тело.

В дверь постучали и вошли.

– Котик, пора вставать! – послышалось приветливое.

Вошла Милочка. Павел Григорьевич увидел ее, хотел нахмуриться, но передумал и как смог улыбнулся.

– Котик ждет завтрак в постель? – засмеялась Милочка, подходя к нему, покачала бедрами так, что Павел Григорьевич зашевелился, приготавливаясь встать весь и отдельными частями. – Михеич просил разбудить котика, – сказал ласково Милочка.

Михеич в резиденции Павла Григорьевича называли человеком-невидимкой. Он везде поспевал, отдавал распоряжения, следил за их выполнением. Вчера он с Милочкой лично довел шефа до спальни, раздел и уложил спать.

Павел Григорьевич засопел, с трудом сел на кровати и сообщил народу в лице Милочки:

– Встаю.

Команда сборной России, которая готовилась к предвыборной «гонке в президенты» сидела в столовой за столом в футболках и завтракала. Все, кроме Гарика.

– Где там Гарик? – спросил Павел Григорьевич у появившейся Милочки.

– Он в биллиардной играет…

Милочка составили с подноса на стол перед игроками три порции омлета, соус и горячую металлическую емкость с крышкой, чуть сдвинула крышку, и из емкости пошел парок, разнося вокруг запах вареных сосисок.

– Знает кошка, чье мясо съела, – посмотрел на членов сборной России по гонке в президенты Павел Григорьевич и улыбнулся. – Пусть сюда идет. Пошутили и хватит. Я не сержусь.

Сидевшие за столом члены сборной засмеялись и продолжили завтракать.

Через десять минут вернулась Милочка. Она поставила на стол небольшие углубленные тарелочки, в которых лежало желе, взбитые сливки и творог.

– Что Гарик? – спросил Павел Григорьевич, кушая сосиску.

– Сказал, чтобы вы все сидели смирно. Он скоро придет и с вами разберется.

Сосиска не полезла в рот Павлу Григорьевичу. Она так и осталась торчать на вилке, которую Павел Григорьевич поднес ко рту.

Члены сборной переглянулись.

– Что это значит? – возмутился Сергей Львович.

– Что он себе позволяет? – удивился Илья Ильич

– Обнаглел, – констатировал Павел Григорьевич.

После этого аппетит у членов сборной пропал, и пища плохо лезла каждому в горло. Наконец, появился Гарик. На нем не был надет темный костюм и черная рубашка.

– Ты что себе позволяешь? – спросил его Павел Григорьевич строгим басом.

– Слушайте все сюда и шевелите мозгами, – вызывающе начал Гарик и повысил голос. – Теперь вы все будете делать то, что я вам скажу.

Члены сборной с возмущением зароптали.

– Гарик… – рявкнул Павел Григорьевич, пытаясь одернуть наглеца.

– Вы все у меня на крючке… – истерически заорал на них Гарик и тут же мило заулыбался и ласково проговорил. – У меня на каждого из вас компромат.

Он полез в карман пиджака и показал всем кассету.

– Вот кино… Не хотите посмотреть?

Гарик подошел к видеоплейеру, поставил в него кассету и нажал кнопу «воспроизведение». Не прошло и нескольких секунд, как члены сборной услышали женский веселый писк и мужской хохот. На экране появились голые мужчины и женщины, которые в пьяном виде кутили и предавались любовным утехам в бане, предбаннике и в других местах.

Члены сборной замерли и сидели, как неживые. Они будто одеревенели, потому что каждый на экране увидел себя в неподобающем виде и в неподобающих позах.

– Хватит? – спросил Гарик. – Дальше еще лучше будет… Хотите посмотреть?

Ему никто не ответил. Гарик остановил плеер и вытащил из него кассету.

– Не вздумайте мне мешать, – сказал он. Помахал перед сидевшими кассетой и убрал ее в карман. – Я сам поеду в санаторий и разберусь с этим Имеловским. Санаторий «Чудесные грязи» будет моим.

– Я… – начал было солидно Павел Григорьевич. – Я…

– Ты вообще молчи. Карточный долг выше всего, как закон. Понял?

– Мы Боре Зовскому все расскажем, – сказал Сергей Львович.

– Он сам хотел на вас компромат иметь, – засмеялся Гарик.

– Я кандидат в президенты… Меня поддерживает народ, – сказал Павел Григорьевич. – И Боря Зовский поддерживает…

– Поддерживает… Он еще не видел эту кассету. Пока она у меня в кармане, а не на телевидение, слушайтесь меня и живите спокойно. А то… Говорит и показывает Москва!.. – женским голосом, пародируя мимикой ведущих на СИЧ произнес Гарик. – Так что вы лучше все помалкивайте, – добавил он.

И вдруг неожиданно достал из кармана рыжий парик, красный клоунский нос и моментально все это надел на себя. И тут же залился истерически заразительным смехом.

– Адье! – сказал он в конце зачем-то по-французски и, издевательски, по-клоунски отклячив зад, удалился.

Члены сборной в полном молчании и растерянности проводили его взглядами.

– Он за нами следил, – сказал Павел Григорьевич.

– Теперь понятно, как он узнал про санаторий, – догадался Сергей Львович.

– Безобразие! – басовито возмутился Павел Григорьевич.

– Вот так шестерки становятся королями!

– Каждая шестерка хочет стать козырной, чтобы побить королей, – сказал Илья Ильич.

– С ним надо… – начал Павел Григорьевич и вдруг осекся. – Ладно, об этом потом…

Сидевшие за столом его поняли.

– Михеич, – позвал Павел Григорьевич.

Тут же в столовую вошел распорядитель дома.

– Куда охрана смотрит? Кто мне ответит, откуда у меня в резиденции жучки и телекамеры? – спросил Семизадов. – Мы тут решаем важные государственные вопросы, а нас снимают.

– Гарик?.. – с недоумением пожал плечами Михеич. – Он был, как свой…

– Я ему слишком доверял. Всю охрану сменить. Я Мордохватову устрою разнос. И вызови специалистов. Пусть они каждый сантиметр проверят и уберут все жучки. Чужие глаза и уши нам здесь не нужны. И еще ты мне лично ответишь, как это все попало ко мне в резиденцию.

Михеич покраснел, кивнул и ушел.

– Никому доверять нельзя, – пробасил Павел Григорьевич, поднимаясь со стула.

Члены сборной прошли в предбанник и стали переодеваться. Павел Григорьевич вдруг быстро начал шарить по карманам пиджака.

– Что? – спросил его Сергей Львович. – Что-нибудь потеряли?

– Нет, – сказал Павел Григорьевич задумчиво, смутно припоминая, детали прошедшей ночи.

Теперь уже Илья Ильич вдруг тоже начал что-то лихорадочно искать по карманам пиджака.

– Что случилось, Илья Ильич? – спросил его Павел Григорьевич.

– Гарик сволочь… – сказал Илья Ильич.

– Да, – согласились с ним другие члены сборной.

– Завтра встретимся где-нибудь в другом месте, и все обговорим, – предложил Павел Григорьевич.

– У меня в банке, – предложил Сергей Львович. – Моя служба безопасности работает исправно.

С ним все согласились.

Глава 3

Специалист по неликвидам

Трое важных людей в костюмах, белых рубашках и при галстуках сидели в кабинете Сергея Львовича в центре столицы в банке «Столичный ЭмитентЪ». По лицам присутствующих можно было понять, что разговор идет очень серьезный.

– Ради своей жизни можно и чужую прекратить, – сказал Павел Григорьевич солидно и веско. – С Гариком надо кончать.

– Да, – кивнул Сергей Львович.

– Кассету надо достать любыми способами, – вставил Илья Ильич.

– Над этим надо подумать, – сказал Сергей Львович.

– Думайте, – велел Павел Григорьевич.

– Может выкупить, – предложил решительно Илья Ильич. – И дело с концом.

– Не продаст, – с пессимизмом обронил Сергей Львович.

– Все покупается и все продается, – уверенно заявил Илья Ильич. – Надо предложить много.

– Я звонил. Он отключил телефон, – информировано произнес Сергей Львович. – Залег на дно.

– Выкрасть, – предложил Илья Ильич и руки у него зачесались. – Он же собирался поехать в санаторий к Имеловскому и разобраться с ним.

– Этого я ему не прощу, – снова закипел Павел Григорьевич. – Со мной такие шутки шутить. Меня шантажировать?.. Гарика я беру на себя. А вы достаньте кассету.

Сергей Львович и Илья Ильич переглянулись.

– Сергей Львович, я просил вас найти фотографии Гарика, – обратился Павел Григорьевич к банкиру.

– Да, я помню. Гарик не любит фотографироваться. Он как увидит, что его снимают, так камеру разбивает. Я собрал все, какие смог, фотографии. – Сергей Львович полез в верхний ящик письменного стола, достал из него конверт с фотографиями. – Вот, смотрите… – Сергей Львович начал по одной доставать фотографии и класть на стол. – На этой он отвернулся, когда его фотографировали. Видите… Здесь он спрятался за Бугая. На этой фотографии он наряжен так, что его не узнать.

– Может через Чахохбили на него выйти? – спросил Илья Ильич.

– Его лучше в это не посвящать, – сказал Сергей Львович.

– Просто клоун, – выругался Павел Григорьевич, рассматривая фотографию на столе. – В парике, брови приклеенные.

– Это он на Новый Год, – уточнил Сергей Львович.

– Неврастеник, – вставил Илья Ильич. – Псих… Как начнет дурака валять, так до истерики. Как мы его только терпели?

– На этой фотографии он снова с Бугаем. И снова отвернулся. Бугай хорошо получился. На этой фотографии он загримировался женщиной. Помните заявился как проститутка… Ни одной нормальной фотографии. И остальные фотографии такие же…

– Я возьму все эти фотографии, – решительно сказал Павел Григорьевич.

Сергей Львович собрал со стола фото, сложил в конверт и протянул его Семизадову.

Тот положил конверт с фотографиями в портфель и преисполненный важности поднялся.

– У меня много дел, – сказал он. – Меня ждут в избиркоме, на телевидении. Нужно заехать на работу и сделать несколько важных звонков.

Павел Григорьевич попрощался и вышел. Его у подъезда ждал личный «Мерседес» с табуном лошадиных сил под капотом.

– Сначала на службу, – сказал он водителю.

В приемной перед кабинетом Павла Григорьевича пахло кофе, конфетами, духами, ароматизаторами и еще чем-то приятным. Здесь пахло особой жизнью. Виновница этих запахов Калерия Валериановна Небрыкалова сидела за рабочим столом на месте секретарши и самозабвенно отдавалась труду. В данный момент она рисовала себе новые глаза, губы, щеки, которые вчера бросились на нее со страниц модного журнала и не давали всю ночь спать. Она хотела себе точно такие же. Журнал с открытой страницей с тем самым макияжем, которому она так позавидовала, лежал перед ней, прислоненный к подставке для бумаг, как образец настоящей жизни, высокой моды и эталон подражания. И она, с завистью глядя на это знакомое и невозможно модное лицо, подручными, преимущественно косметическими средствами, создавала себе новое современное и привлекательное лицо. Правда, работать ей над собой не давали. Постоянно заходили какие-то проходимцы, которые отрывали от дела. Они все время что-то спрашивали и просили. Одни хотели записаться на прием, другие получить подпись. Вот и сейчас, трудясь перед зеркалом, она почувствовала всем существом и трепетным телом, что кто-то заходит в приемную.

– Стойте!.. Куда вы? – вскочила со стула секретарша, не отводя обновленных глаз от зеркала в руках и преграждая высокопарной грудью и статным телом, как фигурным шлагбаумом, проход к кабинету. И только секунду спустя, отведя глаза от зеркала, увидела перед собой шефа. – Ах, это вы, Павел Григорьевич? – сладко улыбнулась и залепетала она. – Я думала, вы сегодня не придете.

– Всю ночь работал… Ни сна, ни отдыха… – пробормотал Павел Григорьевич. – И на меня набрасываются в приемной …

– Я думала посторонние… – оправдывалась Калерия Валериановна ангельским голоском.

Она, насколько смогла, втянула грудь в себя, освобождая проход в кабинет, но тут же подхватилась и поплыла впереди шефа к двери. Ее зад так аппетитно оттопыривался, что Павел Григорьевич невольно почему-то представил на нем небольшой поднос с выпивкой и закуской. Это представлялось фривольным и иллюзорным, но будило фантазию шефа. И он даже представил, как Калерия заходит в его кабинет, поворачивается задом, и он видит поднос с выпивкой и закуской.

Калерия открыла обитую кожей дверь и пропустила Семизадова в кабинет.

– Кофе? – спросила она.

– Да. И бутерброды. Я сегодня не пообедал. И свяжите меня поскорее с Семируковым или нет, лучше с самим Мордохватовым. Но сначала кофе, – предупредил он.

В кабинете, размеры которого внушали мысль о масштабности хозяина, а высота потолка – о высоте его положения, Павел Григорьевич сел за массивный с изящными гнутыми ножками стол, отделка которого говорила о завидном положении его обладателя, и принялся обдумывать намеченное. Сначала кофе. Потом разговор с Мордохватовым. Обязательно сделать несколько важных звонков заместителям.

Дверь кабинета открылась и в кабинет вплыла Калерия, чуть величаво покачивая бедрами, словно красавица яхта на плаву. С подносом в руках она подошла к столу Павла Григорьевича и поставила перед ним большую чашку с кофе и тарелку с бутербродами. Калерия составила принесенное с подноса и сделала шефу глаза, исключительно, чтобы проверить на нем силу своих чар и волшебство нового макияжа. Семизадов вперился в нее взглядом, не понимая, что собственно от него хотят с такими глазами. И на всякий случай сказал то, что никогда прежде не говорил.

– Спасибо.

У Калерии от этого глаза стали еще больше, выразительнее и интереснее.

– Пожалуйста, – ответила она, обновленным и томным голосом, которым вчера говорила светская львица из нового сериала «Опозоренная и обласканная».

Понимая, что новый макияж и голос действуют неотразимо, Калерия, довольная собой и произведенным впечатлением поплыла из кабинета. ОН хотел ее вернуть, но запах кофе вернул его к реальности, и он стал жадно поедать бутерброды и запивать их кофе. Щеки его слегка вздрагивали, бутерброды с ветчиной исчезали быстрей, чем наступающее насыщение. В заключении он вытер салфеткой губы и бросил ее на тарелку. Пустые тарелка и чашка всем своим видом говорили об исчерпанности и ненужности. Павел Григорьевич нажал кнопку связи с секретаршей и попросил соединить его с Модрохватовым. Через минуту он услышал голос Калерии:

– Павел Григорьевич, Мордохватов на связи.

– Соедините, – попросил Павел Григорьевич и взял трубку второго телефона. – Да… Алле!.. Вали Атасович Мордохватов? Собственной персоной? Рад тебя слышать, дорогой. Как дела?.. Да вот трудимся на благо родины?.. Видел мое выступление по телевизору?.. Понравилось?.. Планы большие, цели великие. Я чего тебе звоню. У меня проблемы. Неликвидность появилась. Я говорю, неликвид замучил. Нужно бы… Дело конфиденциальное, не терпит отлагательства. Ты не мог бы помочь, выделить из твоих бывших кагебэшников. Заказов много?.. Телевизор смотрю. То банкира недосчитаемся, то бизнесмена. Твои стараются? Нет?.. Понимаю… Конкуренция! Мне нужен одноразовый. Ну, так чтобы со списанием. Дело высокого уровня, щекотливое, не каждому могу доверить… Знаю, что твои специалисты с высокой квалификацией. Знаю, что такими не разбрасываются. Знаю… Ты поищи, мне срочно нужно. Жду звонка.

После Мордохватова Семизадов позвонил своему заместителю Семирукову, начальнику предвыборного штаба Оформилову. Сделал еще несколько важных звонков. И в этот момент ему позвонил Мордохватов. Он сообщил, что подобрал для него специалиста по неликвидам. Специалист владеет необходимыми навыками, обеспечивает сто процентную ликвидность и может использоваться, как одноразовый.

– Только учти, он очень тщеславен, – сказал Вали Атасович.

На следующий день Семизадов сидел в кабинете на втором этаже резиденции и кушал фрукты, когда Михеич по телефону доложил, что прибыли от Мордохватова.

– Пусть поднимается, – сказал Павел Григорьевич солидно кашлянул и отодвинул от себя тарелку с наполовину съеденными фруктами.

Через пять минут дверь в его кабинет открылась и к нему боком вошел человек неброской внешности. Невысокий, худой, в черном костюме, в черном галстуке, в черной шляпе и белой рубашке. Глаза маленькие колючие, черные. Взгляд пронзительный, неуловимый. Смотрит странно, как будто в сторону и одновременно на того, кто перед ним.

«Неказистый», – отметил мысленно Семизадов и едва заметно поморщился, потому что рассчитывал увидеть супермена.

– Подойдите ближе… – сказал он пришедшему.

Ликвидатор приблизился. И тут Павел Григорьевич увидел, что пришедший заметно хромает на левую ногу и правую руку держит как-то странно, чуть согнуто. Когда тот подошел ближе, Павел Григорьевич попытался посмотреть ему прямо в глаза, у него это не получилось. Сначала он подумал, что у него самого что-то случилось со зрением. Потом понял, что это у пришедшего не все в порядке с глазами.

«Косой, – удивленно подумал Павел Григорьевич. – Какой же он ликвидатор?»

– Расскажите о себе, – потребовал Павел Григорьевич с недоверием.

– У меня нет биографии.

– Как вас зовут? – строго спросил Павел Григорьевич.

– У меня нет ни имени, ни отчества, ни фамилии.

– Документы есть? – спросил Семизадов.

– Сейчас у меня паспорта на Петра Никодимовича Стрелкова, Сидора Андреевича Запечного, Питера Икс, Вацлава Игрек и Нормана Зет. Есть кличка Косой.

– Хорошо, буду называть тебя просто – Косой, – сказал Павел Григорьевич. И тут же, увидев, как глаза у Косого смотрят в разные стороны, спросил. – Косоглазие не мешает?

– Помогает. Они все думают, что я за ними не слежу, а я за ними за всеми слежу, – сказал находчиво пришедший.

И это Павлу Григорьевичу понравилось.

– Давно с глазами? – спросил он ликвидатора.