Немой мир. Падшие и обреченные

«Один – ноль, пернатый!» – восторженно думаю я, мысленно представляя, как скачу по комнате от радости. Внешне же я, конечно же, остаюсь спокойна.

– Нет у меня аллергии, но это странно… – наконец говорит он, и его лицо напрягается. – Забудь, – заключает он, сопровождая это обречённым взмахом руки.

Нет, мне определённо не нравится этот разговор. Он должен выложить мне правду, или я достану сама её из него, пусть даже прибегнув к старым, мучительным пыткам с отрезанием конечностей, или как там ещё пытали во времена Средневековья.

– Что не так с её именем? – мой голос наливается сталью и становится осязаемо твёрдым.

В спальне снова нависает тишина. Вот почему он имеет привычку превращать и без того напряжённые моменты в тяжелейшие вечера моей жизни?

– Не горячись. Для начала скажи мне, полное имя твоей сестры ведь не Аври? – равнодушно произносят идеальные губы, которые частично прикрыты такой же совершенной ладонью.

– Откуда ты знаешь? – щурясь, отвечаю я. Мой взгляд невольно пробегает по предметам в тёмной комнате.

Но демон не спешил отвечать. Он ждал моего прямого подтверждения. Я уже начала раздражаться из-за его упрямства, как вдруг он произносит:

– Аврелия, так ведь зовут её?

Меня парализует шок. Тётя и дядя когда-то сами придумали это имя. Его никто не знал из посторонних. И теперь какой-то парень, пусть даже скинутый с небес, называет её не «Аврил», как все, а «Аврелия» – её настоящим и единственно верным именем.

– Откуда… – начала было говорить я, едва ворочая во рту онемевшим от удивления языком, как вдруг Анаэль несколькими шагами пересекает комнату и прижимает меня к стене, прикрывая мой рот рукой и задевая ещё пока свежие раны от дождя.

– Я расскажу тебе, но для начала, ты должна понять, что не всё так просто. Мой и твой мир… точнее, то, что от него осталось, – тут его глаза приобретают уже знакомый оттенок ехидства – неразрывно связаны на протяжении миллиардов лет. Иногда происходит то, что люди не в состоянии понять или осмыслить.

– Что за бред ты несёшь? – ворчу ему в руку я.

Анаэль сильнее прижимает её к моим губам.

– Тихо. Я пытаюсь сказать, что мой рассказ может вогнать тебя в транс или депрессию, – он пробегается по мне оценивающим взглядом. – Хотя нет, тебя скорее это приведёт в ярость, а меня к поломанным крыльям.

Я вновь впадаю в оцепенение. У демонов так принято: сначала запугать, а потом смеяться?

– Сядь, – резко приказывает он и за руку усаживает меня на кровать. – Готова слушать меня и не распускать руки?

Я поражённо несколько раз моргаю, а затем утвердительно киваю головой, ерзая на кровати от напряжения.

– Готова.

Анаэль обречённо вздыхает, нависая над мной. Все его жесты, взгляды, выдают ведение настоящей внутренней борьбы. Каждая мышца на волевом лице будто танцует свой никому не известный танец. От того, что даже такой хам, как он, подбирает слова и выглядит неуверенным, мне становится ещё больше не по себе. Насколько должен быть ужасным его рассказ, если он так ведёт себя? Наконец, падший заканчивает терзать себя раздумьями, очевидно следуя одному прекрасному плану: «Будь, что будет!».

– Дея, я пал давно. И жил в Аду до тех пор, пока мне не повелели выполнить одно задание, – его серьёзный и мёртвый тон заставляет корни моих волос встать дыбом.

– …К-какое?

Он вновь смотрит в мои глаза, словно говоря: «Я не виноват», а затем произносит:

– Мне сказали, что я должен убить юного ангела, по имени Аврелия, которого найду на Поверхности. Дея, я должен убить твою сестру и навсегда отдать её душу Люциферу.

«Один-миллион» – нервно проносится в голове, а затем мой мир взрывается и разлетается на множество маленьких частиц.

Глава 4

Я совершенно не чувствую своего тела. Только что Анаэль уничтожил всё, что я пыталась сохранить или построить. Я думала, что он поможет мне, что обрела невероятно мощного союзника, а вместо этого пригрела врага-убийцу, мечтающего лишить жизни единственного человека, ради которого до сих пор бьётся моё сердце.

– Убирайся! – визжу я, соскакивая с кровати, и толкая парня изо всех сил в грудь.

Анаэль отступает на шаг назад, но не дальше. Я снова кидаюсь, пытаясь ударить его как можно сильнее и больнее. Замахиваюсь кулаком, метя прямо в нос, но его тяжёлая и быстрая рука останавливает мой удар на расстоянии примерно в двадцать сантиметров от лица. Он пытается успокоить меня, хватая за плечи.

– Дея, – его глаза вспыхивают беспокойством. Он явно не ожидал такого рьяного сопротивления с моей стороны.

Но я продолжаю кричать. Мой мозг отказывается воспринимать какую-либо информацию, кроме уже полученной ранее. Я нервно задыхаюсь от ужаса, чуть ли не физически ощущая угрозу. Я клялась защищать Аври! Я дала обещание её матери уберечь сестру и отвезти её в этот город беженцев, когда уносила ноги из горящей, разрушающейся многоэтажки! А теперь что? Приходит какая-то птица и пытается отнять последнее, что связывает меня с прошлой жизнью, в которой существовало слово «семья»? Никогда.

– Уходи! – мой голос будто бы фоном звучит где-то далеко. – Убирайся! Не смей трогать её!

Анаэль что-то говорит мне. Его слова неразборчивым шумом гудят в голове, но абсолютно лишены чёткости. Я снова делаю выпад вперёд. Всё тело сначала парализует страх, но затем отчаянье и пустота возвращаются двойной порцией адреналина. Кровь словно закипает, и в следующее мгновение я не вижу ничего, кроме демона, который представляет угрозу. Перед глазами встаёт лицо маленькой сестрёнки, её улыбка. Затем я вижу дымящиеся обломки своего дома и женщину, которой уже нельзя помочь. Наверное, её безжизненные, стеклянные глаза будут преследовать меня всегда, ведь я стояла всего в нескольких метрах, когда громадная, тяжёлая бетонная плита упала, выбивая из них жизнь.

– Остановись! Хватит!

Я моргаю. Воспоминания сменяются изображением ярких, янтарных глаз. С трудом фокусирую зрение и вижу лицо, на котором отражается ужас и, может быть, даже страх. Анаэль и я стоим посреди спальни. Его грудь вздымается так, словно он только что боролся с чудовищем. Всё тело напряглось, видно каждую, даже мельчайшую мышцу. Руки прижимают меня к стене за плечи настолько крепко, что я чувствую затылком гладкий бетон. Падший, не моргая, смотрит на меня. В ладонях я ощущаю что-то мягкое и приятное. Невольно слегка опускаю взгляд, чтобы посмотреть на руку. Мой кулак сжимает какую-то непонятную, похожую на неровно нарезанные куски ткани, массу чёрного цвета. Я осторожно разжимаю ладонь и тихо взвизгиваю. Это перья. Вернее, то, что от них осталось. Мой рот приоткрывается от удивления, когда приходит осознание того, что я сделала.

– Что? – невнятно бормочу я.– Это…

Анаэль тоже смотрит на мою ладонь. В его глазах отражается боль, заставляющая блёкнуть огненный, янтарный цвет. Он тяжело вздыхает, но ничего не говорит. В этот момент мне становится стыдно как никогда до этого.

– Анаэль, я не хотела…

– Забудь. – отречённым голосом перебивает он. – Лучше послушай меня. Я не собираюсь причинять боль твоей сестре. Видишь ли, пока ты там на поверхности играла в добытчика – экстремала, я успокаивал её здесь.

Забывая, как дышать, мой стыд мгновенно сменяется яростью и злостью.

– Ты подходил к ней? – повышая тон, требую ответа я.

– Конечно подходил, – его невозмутимый настрой ещё больше разжигает гневный огонь в моей душе. – Она ревела.

– Можно подумать, что у тебя есть чувства.

Анаэль бросает на меня обиженный взгляд и отходит на два шага назад, давая мне возможность встать на ноги, и освобождая из плена своих сильных рук.

– К твоему сведенью, падшие ангелы не лишены чувств. Мы испытываем эмоции точно также, как и люди.

– Но ты убийца! – не унимаюсь я. – Ты хотел уничтожить маленькую девочку. Знаешь, что я думаю? Ты – жестокая, беспощадная, лишённая ума, птица – убийца!

– Сказала девчонка, которая только что хотела общипать меня заживо!

Действительно, это я упустила.

– Это ты довёл меня до такого состояния!

– Браво, – вдруг зааплодировал он. – Давай теперь искать виноватого.

Меня трясёт от раздражения. Резкие выдохи-вдохи помогают хоть как-то сдерживаться и не закричать вновь.

– Хорошо. Тогда ответь мне на один вопрос, Анаэль. Что падший ангел забыл в этом мире, если же не пошёл на задание? Что ты здесь делаешь?

Парень натянуто улыбается и выпрямляет спину, расправляя свои невероятно большие крылья.

– Я пришёл сюда по приказу, да, – медленно говорит он, словно специально растягивая слова. – Но лишь потому, что другого выхода из Ада у меня не было. Я просто воспользовался возможностью сбежать.

Молча выжидая продолжение ответа, я упираюсь руками в талию и слегка наклоняюсь вперёд. Падший закатывает глаза и недовольно продолжает:

– Извини, но человеческая девушка не входит в круг тех, перед кем я буду изливать душу.

Его пальцы нервно трутся друг об друга, но в голос вложена вся жёсткость, поэтому сразу становится ясно, вытягивать информацию прямо сейчас – неблагодарное занятие. Я киваю, мысленно отмечая для себя то, что должна всё-таки выведать, зачем он поднялся сюда. Что-то подсказывало мне, что это прямо касается меня или моей сестры.

Напряжение, царившее в комнате, внезапно нарушает стук, и дверь слегка приоткрывается. Из небольшой щёлки возникает голова Аври. Девочка улыбается, но при одном взгляде на наши лица, её улыбка исчезает.

– Эм… я только хотела сказать «спасибо», – смущённо шепчет она и опускает глазки на пол.

Я бросаю взгляд на Анаэль, который говорит: «Не смей ей это рассказывать» и «Вот это милейшее существо ты хотел убить?!». Ответом мне стал лишь пристальный взгляд и недовольное цоканье языком. Я быстро прохожу к сестре и беру её на руки.

– Хочешь рассмотрим подарки вместе? – нежно говорю я, заправляя выбившуюся прядь её непослушных волос за ухо.

Лицо Аври озаряется теплотой и радостью, она широко улыбается и начинает по-детски, чисто смеяться.

– Конечно!

Я спускаю малышку с рук и смотрю, как сестрёнка вприпрыжку бежит в нашу комнату за плющевой сумкой.

Оставшийся вечер проходит довольно тихо. Я и Аври сидим на её кровати и играем с Бейби Бон. Чуть позже она примеряет курточку, которую мне удалось раздобыть в магазине. Но ни на секунду я не могу избавиться от слов Анаэля, который теперь сидит в метре от нас на старом кресле и осторожно чистит свои перья.

Я бросаю на него случайный взгляд, и меня пробирает смех.

– Что смеёшься? – сверкая глазами обращается он ко мне.

– Извини, – мой голос иногда срывается от хохота. – Я была не права… ты достаточно чистоплотная птица.

Демон поднимает глаза на меня, и в глубине янтарного цвета вновь загораются опасные огоньки.

– Представь себе, я ведь ещё и про ванну с горячей водой знаю.

– А про гель? – тоненький голосок Аври вмешивается между нашей очередной перепалкой.

Анаэль громко усмехается

– И про гель для душа тоже.

– «Пухочёску» принести? – не унимаюсь я. – Знаешь, которой обычно котиков чешут.

Ангел пробегается по мне взглядом и едко выдаёт:

– Она тебе ни к чему, дорогая.

Я должна была обидеться или ещё хуже, взорваться, но вместо этого я запрокидываю голову назад и снова начинаю смеяться.

Сон не приходит ко мне этой ночью. Под окнами опять расхаживают психи с транспарантами, которых я сильно недолюбливаю, но не они стали причиной бессонницы. Голова полностью занята мыслями про Анаэля. Я поворачиваюсь на своей кровати прямо лицом в стену. Что же скрывает этот падший? Безопасно ли нам находиться с ним? Но что меня ещё больше волнует, так это то, что сегодня вечером я почувствовала малюсенький, едва живой огонёк тепла в груди. Конечно, я никогда бы не призналась ему в этом, но что-то определённо изменилось и это «что-то» начинало дико пугать. Я безумно надеюсь, что эта была ненависть, иначе у меня начинают вырисовываться громадные проблемы.

***

– Не лезь к моей кружке! Даже не смотри на неё! – воплю я, стоя посреди кухни, нервно тряся предмет в руках, размахивая им перед глазами Анаэля.

– На ней не написано, что она твоя! – защищается он, сверля всё вокруг взглядом и, должно быть, уже проклиная тот момент, когда он протянул свои пальцы к моей ярко-рыжей вещи.

– Но она моя! Не трогай Мурку!

Глаза падшего увеличиваются в размерах за доли секунды.

– … Ты назвала кружку Муркой?

– Да, – обиженно выпячивая губу отвечаю я, прижимая кружку с изображением кота к себе.

Анаэль приподнимает изящную, тёмную бровь.

– И после этого я ненормальный по всем фазам, да? – вызов в его голосе побуждает меня на более рьяную защиту собственности.

– Чёрт побери, возьми стакан! Но не лезь к моей Мурке, она к тебе не хочет!

– А вдруг этот стакан тоже имеет имя и не хочет ко мне? – ошеломлённо парирует парень, хватая стакан, и, чуть ли, не прижимает его к моему носу.

Я осторожно отодвигаю от него кружку и обхожу его, а затем аккуратно ставлю Мурку к её собратьям на полку.

– Стакан имени не имеет. Можешь брать, – поворачиваясь, выдавливаю я.

Анаэль усмехается, ещё с полминуты крутит стакан в руках и возвращает прозрачный предмет на стол, а потом ни слова не говоря выходит из кухни.

Да, так и начинались дни. Именно этими перепалками встречало меня каждое утро с тех пор, как падший ангел поселился в нашем подвале. Порой он был не выносим на столько, что я уже подумывала, как бы его вышвырнуть на улицу за шкирку, но были и плюсы – за это время я больше узнала о нём. Анаэль не походил ни на одного демона из старых страшилок бабушек и прабабушек. Наоборот, он скорее сошёл бы за бравого война, который был способен на благородные поступки. Он даже помогал залечивать мои раны от кислотного дождя, приходя с повязками почти каждое утро и меняя мне их. Но при всех достоинствах, у него имелся очень серьёзный недостаток: ОН ВЕЧНО ХВАТАЛ МОИ ВЕЩИ! Поэтому я никогда не посмею причислить его к списку идеальных супергероев (хотя мои глаза день изо дня опровергали это решение, смотря на бронзовую кожу, натянутую на стальные, рельефные мышцы и непослушные, шикарные чёрные пряди волос).

Аври стала часто упрашивать меня взять её с собой на очередную вылазку за продуктами, но я каждый раз отказывала ей, объясняя это чрезмерной опасностью. Когда сестра уже отступилась и на этот раз, а затем ушла в глубь подвала, Анаэль выглядывает из-за двери и серьёзно смотрит на меня.

– Я иду с тобой, – заявляет он, глядя, как я старательно заматываю шарф на шее, закрывая болезненные ожоги, которые до сих пор давали о себе знать.

– Зачем?

– Так безопаснее.

– Без тебя обходилась до этого, и дальше обойдусь, – отрезаю я и выхожу за дверь.

Как только мои ноги вступают на первую ступень лестницы, ведущей наверх, низкий голос басит за спиной:

– Нужно позаимствовать у тебя вредности, а то смотрю, тебе одной столько лишку.

«Всё же пошёл. Что ж, пускай».

Не обращая внимания на его ворчание, я осторожно поднимаюсь и открываю дверь наружу. Всё также тихо, только вот небо, впервые за несколько дней, очистилось и окрасилось в нежные розово-золотые краски. Выйдя на тротуар, я закрываю глаза.

Раньше я ненавидела утро из-за ранних подъёмов в школу, вечно отсыпалась по выходным, уткнувшись лицом в подушку. Теперь же всё было иначе. Каждый день я выходила именно в пять или шесть часов утра, чтобы хотя бы на мгновение вспомнить жизнь, которой я жила до того, как всё рухнуло. Сейчас мир кажется удивительным. Он будто бы чище, добрее, чем вечером или даже днём. Я невольно улыбаюсь, боясь открыть глаза и ощутить беспощадные уколы разочарования от того, что эти надежды – лишь ложь. Мысли отчаянно цепляются за ещё не поблёкшие воспоминания. Больше всего на свете я хотела проснуться и понять, что всё это – страшный сон. Соскочить с кровати и быстро пройти на кухню, где мама бы уже готовила завтрак: хлеб, облитый яйцом, а затем она бы сказала мне: «Доброе утро». Дрожь пробегает всему телу, создавая иллюзию тепла. Но тут я вздыхаю, опускаю голову и медленно открываю глаза. Нет больше ни хлеба с яйцом, ни тепла, ни дома, ни даже, возможно, мамы. Злость и боль обливают сердце, словно раскалённый метал. Раздражение волнами захлёстывает с головой, и вдруг я понимаю, что дрожу, а щекам становится неистово холодно. Легко касаюсь кончиками пальцев влажных дорожек, появившихся от слёз. Мой мир перестал существовать. Он разрушился, исчез, сгорел в огне и утонул в воде, унося с собой прошлую жизнь, в которой остались моя мама и моя семья. Новая же реальность такова: я стою посреди полуразрушенной дороги, окруженной потрескавшимися домами, со стен которых стекают непонятной желеобразной массой рекламные плакаты (их, очевидно, расплавили кислотные капли), а за моей спиной оглядывается по сторонам полуобнажённый парень с внешностью древнего бога и парой крыльев в придачу. Замечательно. Не пропаду.

Анаэль ни разу не окликнул меня и не выдернул из раздумий, а лишь тихо стоял, смотря на всё своим понимающим янтарным взглядом. Как только я нахожу в себе силы обернуться и взглянуть на него, он кивает головой в сторону небольшого магазинчика на самом конце улицы будто бы спрашивая «мы туда идём?». Ещё несколько мгновений я просто смотрю в пространство, пытаясь вырваться из огромных лап тоски, но затем фокусирую зрение на небольшом супермаркете и обречённо киваю. Ноги не хотят слушаться и идти по взорванной дороге, обходя валуны гравия, превращая походку в более, чем креативную.

На этот раз мы набираем еды в несколько раз больше, чем я принесла бы одна. Мой мозг даже допустил мысль, что нет ничего плохого в том, что падший пошёл со мной.

– О чём ты думаешь? – заводит на обратном пути разговор Анаэль.

– Что мне делать дальше, – отвечаю я, перепрыгивая через огромный камень, преграждающий путь.

– Например?

Поравнявшись, я бросаю быстрый взгляд на него.

– Мы же не можем жить тут всю жизнь и ждать, когда еда в магазинах исчезнет. Нужно что-то придумать.

– Думаешь, в лесу будет легче? – его уверенный и одновременно удивлённый тон сеет тысячу сомнения в моей душе.

– Нет, но там хотя бы не будет людей. Ты слышал этих сумасшедших ночью? Их становится всё больше.

Анаэль ничего не отвечает, а лишь тихо вздыхает, заставляя моё сердце отозваться беспокойством.

– Не того ты боишься… – едва слышно шепчет он и прибавляет шаг.

Я встаю на месте как вкопанная, прищурив глаза.

– Ты это к чему?

Анаэль всё также не отвечает, продолжая идти. Мне приходится последовать за ним и в какой раз смириться с молчанием, однако я размышляю над его словами до тех пор, пока мы не упираемся в дверь подвала. Падший без труда открывает её.

Моё сердце останавливается и совершает кульбит. Железная вешалка на входе перевёрнута, по всему полу лежат осколки зеркала. Я медленно оглядываю разрушения. Что тут случилось?

«Аври» – внезапно проносится в голове.

Бегом кидаюсь на кухню. Стол перевёрнут и сломан в трёх местах. Тумбочка превратилась в груду досок, будто распиленных или грубо нарубленных.

– Аври! – кричу я, бросаясь в спальню Анаэля, а затем в нашу с ней комнату.

Кровать сестрёнки сломана, матрас изрезан ножом так, что виден только лишь белый, ватный наполнитель. Игрушки лежат на полу в одной куче, за исключением Бейби Бон, которая валяется у стены в самом дальнем углу. Моя же кровать перевёрнута вверх ногами. Окно под потолком выбито, поэтому в помещении стоит холодный, утренний воздух.

Аври здесь нет. Я утыкаюсь лицом в стену, заглушая слёзы, хлынувшие наружу. Я потеряла самое дорогое, что у меня было. Прислонившись спиной к шкафу, скатываюсь вниз на пол, не чувствуя собственного тела. Внезапно тёплые руки ложатся на мои плечи, осторожно поднимая с колен. Я быстро вздёргиваю голову и вижу обеспокоенное лицо Анаэля.

– Мы найдём её. Я помогу тебе, – мрачно, но сочувствующе начинает утешать он. – У меня есть предположение, кто мог превратить подвал в груду хлама и забрать Аври.

Мой сердце предательски наполняется надеждой. Конечно! Анаэль мог бы помочь мне найти её.

– Кто? – сквозь рыдания спрашиваю я, пытаясь унять терзающую внутренности бурю.

Янтарные глаза падшего вспыхивают недобрым огнём, но в ту же минуту гаснут.

– Его зовут Гадрел.

– Кто? – вновь повторяю я. – Кто это такой?

Анаэль явно жалел, что пришлось заговорить об этом. Его тело напряглось, а губы стали тонкой, длинной линией.

– Так зовут одного из падших ангелов. Рождённых падших ангелов.

Я непонимающе смотрю на него, стирая слёзы рукой. Мне эта информация должна была о чём-то сказать?

– При чём тут Аври? – злость закипает в моей душе.

Пропала моя сестра, а он подозревает каких-то своих падших! Гораздо разумнее подозревать сумасшедших фанатиков апокалипсиса с плакатами, чем какого-то ангела. Им как раз нужны жертвы для своих жестоких ритуалов.

Анаэль тихонько качает головой.

– Он, наверно, разозлился, что ты помогла мне той ночью.

Понимание обрушилось на меня.

– Тот парень на улице – это он? Но ты ведь убил его.

– Убил? Нет, – Анаэль быстро качает головой. – Скорее просто отправил в нокаут на какое-то время.

– Этот Гадрел твой враг?

– Да, – грустно отвечает парень. С каждой секундой его глаза становятся на тон темнее. – Он мой злейший враг… и, как бы это сказать, сын по совместительству.

Глава 5

Скажите, если бы вы встретили ночью на улице сногсшибательного парня на вид не больше двадцати пяти лет (именно НЕ больше), который истекает кровью от ножевых ранений, то догадались бы, что он – бессмертный падший ангел, а тот, кто напал на него – его кровный сын? Я как раз не догадалась.

Эту новость сообщил мне Анаэль после того, как мы пришли в подвал дома номер десять и не обнаружили там моей маленькой сестрёнки Аври. С того момента прошёл уже целый день, но я всё ещё не могу принять и обработать полученную информацию. Её отняли у меня из-за того, что я помогла «пернатому» встать на ноги и оправиться после той ужасной ночи. Вот такая расплата за помощь! Сейчас я сижу на кухне, гипнотизируя воду в любимой оранжевой кружке. Со стороны, наверное, неприятное зрелище: неестественное, напряжённые положение тела, на котором странными лохмотьями свисает серая, потрёпанная майка; подогнутые под себя ноги, сложенные в позе «лотоса» на стуле; поникшие плечи; руки, которые трясутся сами по себе; красные, опухшие глаза и нос; влажные щёки, по которым каждый час текли новые потоки слёз; достойным завершением стали сутулая спина и кружка-Мурка.

– Ты всё ещё здесь? – пробасил он с конца кухни.

Не отрывая взгляда от воды, киваю. Шарканье нарушает тишину, в которой я провела должно быть уже несколько часов или даже весь день – не знаю точно. Анаэль лёгким движением берёт стул и ставит его рядом со мной.

– Кажется, когда я уходил, то просил тебя выспаться, – недовольным, но каким-то милосердным голосом обращается он ко мне. – Почему ты не в кровати?

– Не хотела.

Слабый тон поражает меня до глубины души. Это не мой голос… по крайней мере, я никогда таким не говорила до этого. Тёплая, чужая, на удивление уверенная рука накрывает мою трясущуюся ладонь, и от смены картинки перед глазами, я поднимаю голову и смотрю на Анаэля. А затем неожиданно даже для себя разражаюсь абсолютно неадекватным смехом.

– Что? – непонимающе встряхивает головой он. – Чего ты смеёшься, женщина?

– Ты выглядишь… – начала было я, но внезапно смех срывается на отчаянный короткий взвизг.

Я замираю. Мир резко становится каким-то чужим. Он теряет все свои краски и оттенки, покрываясь мрачной пеленой…, наверное, я схожу с ума. Душа рвётся на множество кусочков, а потом отчаянно пытается срастись обратно, будто понимая, что совершает ошибку. Сначала меня окатывает, словно водой, отчаянье, потом его сменяет пугающее равнодушие, а затем все чувства вытесняет неистовая, сильнейшая ярость. Нет, я точно схожу с ума.

– Дея, – ласковый голос прерывает внутренний спор и грубо отталкивает все эмоции на второй план. Я хотела и могла бы слушать этот звук вечность. Нежное прикосновение сильных пальцев к моему подбородку заставляет зрение вновь сфокусироваться.

Мы всё ещё сидим на кухне. Тёплый и одновременно чужой свет придаёт всем предметам в комнате лёгкий жёлто-оранжевый оттенок. Я сижу на хрупком стуле, рядом со мной, прямо напротив возвышается рельефная фигура падшего ангела. Тень некого испуга омрачат его лицо, но в невероятных глазах можно заметить… облегчение?

– Нельзя так делать, – проговаривают его нежные на вид, идеальные, пухлые губы. – Ты должна бороться с этим.

– С чем? – онемевши бормочу я, с трудом выговаривая столь простые слова.

Анаэль едва слышно усмехается, очевидно веселясь из-за моего незнания. Готова поклясться, если бы я не была в таком ужасном состоянии, граничившим с сумасшествием, то стала бы свидетелем рождения новой остроумно-колкой фразы в свой адрес.