Полная версия
Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)
Инструкцией 1922 г. впервые вводилась процедура обжалования решения избирательной комиссии о лишении избирательных прав: лица, лишенные избирательных прав, в течение трех дней с момента опубликования списка могли выступить с протестом; жалобу надлежало подавать «через орган, действия которого обжаловались»[71], и он за 24 часа был обязан переслать заявление вместе со своим заключением по месту назначения. Жалобы подавали в комиссии разных уровней, вплоть до губернской. Согласно инструкции, списки «лишенцев» должны были публиковаться за неделю до перевыборов.
Инструкция 1924 г. положила начало разработке процедуры восстановления в правах [ранее возможность восстановления не предусматривалась, человек, ставший «лишенцем» на любом основании (кроме судебного решения), получал этот статус на неопределенный срок]. Сначала процедура была очень простой, даже примитивной, но само восстановление было возможно только «для лиц, прибегавших ранее к наемному труду, нетрудовому доходу или торговле»[72]. Им надлежало лишь представить «удостоверения от фабрично-заводских комитетов, сельского общества или местного комитета по принадлежности о том, что данное лицо в настоящее время не эксплуатирует чужого труда, живет на средства, добываемые его личным трудом, и вполне доказало свою лояльность к Советской власти»[73].
Инструкция о выборах городских и сельских советов, принятая ВЦИК 13 октября 1925 г., содержала целый ряд нововведений, касающихся определения круга «лишенцев» и технической стороны процедуры лишения избирательных прав. Она намного подробнее, чем ранее, разъясняла, кого следует лишать избирательных прав, но главное – предусматривала предоставление избирательных прав (хотя и со значительными оговорками) крестьянам, ремесленникам, которые использовали наемный труд, применяли труд не более одного взрослого работника или двух учеников[74]. Впервые избирательные права сохранялись за торговцами, выбиравшими патент первого разряда (торговавшими вразнос)[75], вспомогательным персоналом церквей и теми, кто бесплатно выполнял определенные обязанности при церквах[76].
Послабление не коснулось лишь бывших полицейских, чиновников царского и контрреволюционных правительств; список лишаемых избирательных прав по ст. 65 п. «д» практически не изменился по сравнению с инструкцией 1924 г.[77] Более того, несмотря на сужение круга лишенных избирательных прав в инструкции 1925 г., появилась совершенно новая категория – члены семей «лишенцев», о которой ничего не упоминалось ни в Конституциях РСФСР 1918 и 1925 гг., ни в предыдущих инструкциях о перевыборах в советы[78]. С введением этой категории лишение избирательных прав стало наследственным. Главу об определении круга лиц, лишенных избирательных прав, завершала ст. 22, строжайше запрещавшая «дополнять перечень лиц, указанных в настоящей главе»[79]. Ее появление положило конец произвольной трактовке категорий «лишенцев», перечисленных в Конституции 1925 г. и инструкции.
Инструкция 1925 г. внесла существенные коррективы в сам процесс лишения избирательных прав. В ней для каждой категории приводился подробный список документов, на основании которых человека можно было лишить избирательных прав. Значительно большее время (с 7 до 20 дней) отводилось для составления и оглашения списков[80]. Впервые подробно разъяснялся порядок обжалования решения по лишению избирательных прав в различных инстанциях: срок рассмотрения жалобы комиссиями увеличивался с одних до трех суток, при этом в течение недели заявитель должен был получить ответы от всех инстанций, в т. ч. окружной[81].
Само восстановление в избирательных правах не оговаривалось особыми условиями, ходатаи должны были лишь документально подтвердить, что «живут на средства, добываемые личным трудом, и не эксплуатируют чужого труда»[82]. Подобную процедуру восстановления в правах можно считать упрощенной и относительно гуманной, поскольку она не предусматривала ведение учета предыдущей деятельности.
Вместе с тем либерализация «по-советски» в 1925 г. имела строго очерченные рамки. До вступления в силу указанной инструкции, 8 мая 1925 г. была принята Конституция РСФСР. Несмотря на смягчение политики, статья в Конституции, ограничивавшая в избирательных правах некоторые категории граждан, осталась неизменной[83]. В Конституцию РСФСР не был внесен пункт о предоставлении избирательных прав крестьянам, нанимавшим рабочую силу, который, по утверждению Ю. Голанда, М.И. Калинин настойчиво предлагал включить в Основной закон[84]. Не рискнув пойти на уступки крестьянству и не закрепив в Конституции 1925 г. возможность найма рабочей силы, большевики тем самым дали понять, что намерены пересмотреть решения, отражающие смягчение курса в отношении крестьян и торговцев.
Мероприятия по ужесточению политики в экономической и политической сферах в 1926 г. проводились параллельно. Государство приняло ряд мер, призванных вытеснить мелких собственников города и деревни или по крайней мере ухудшить их положение[85]. Ограничение роста частного сектора в экономике сопровождалось ужесточением в отношении к непролетарским слоям в сфере политики. Одним из инициаторов этого был И.В. Сталин. 15 марта 1926 г. на заседании Оргбюро ЦК он резко осудил избирательную инструкцию ВЦИК, в которой был очерчен более широкий, чем в Конституции РСФСР, круг лиц, пользующихся избирательным правом. Сталин подчеркивал: «У целого ряда наших советских товарищей в последнее время страшно развилась эта готовность пойти на уступки непролетарским элементам»[86]. По его инициативе было решено создать комиссию под руководством Молотова (далее – комиссия Молотова), которая должна была пересмотреть инструкцию и устранить из нее положение о «расширении круга».
В проекте постановления «Об исправлении избирательной инструкции», представленном комиссией 21 августа 1926 г., и в докладе Молотова на июльском объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в вину как центральным, так и местным советским органам власти ставились «ошибки и извращение партийной линии»[87], которые заключались в «неправильном понимании нового курса партии (оживление советов, развитие общественной самодеятельности) в том смысле, что к политической активности должны быть призваны новые слои населения, до сих пор не пользовавшиеся избирательными правами»[88].
Инструкция о выборах городских и сельских советов, которую ВЦИК принял 26 ноября 1926 г., в полной мере учитывала замечания и рекомендации, высказанные комиссией Молотова. Эта инструкция существенно отличалась от предыдущих – расширился круг тех, кто мог быть лишен избирательных прав, изменились процедура составления списков «лишенцев», порядок рассмотрения жалоб и восстановления в избирательных правах. В инструкции 1926 г. появилась отдельная глава, посвященная вопросам восстановления в избирательных правах. Глава «О лишении избирательных прав» была дополнена разъяснениями об условиях лишения или нелишения избирательных прав каждой категории. Наиболее подробно комментировались пункты о применении наемного труда крестьянами, кустарями и ремесленниками. С 1926 г. крестьяне и ремесленники лишались избирательных прав за применение наемного труда, если оно не было вынужденным в случаях болезни, мобилизации, избрания на общественную должность с отрывом от производства (для крестьян), а также не диктовалось условиями производства (для кустарей и ремесленников)[89]. По новой инструкции в полном соответствии с партийными решениями лишались избирательных прав все частные торговцы, вне зависимости от разряда патента, который они выбирали, а также священнослужители и вспомогательный персонал церквей независимо от того, получали ли они за исполнение своих обязанностей вознаграждение[90].
Перечень бывших чиновников, которые лишались прав по ст. 69, п. «д» Конституции РСФСР 1925 г., в 1926 г. также претерпел изменения. В соответствии с рекомендациями партии к «лишенцам» отнесли бывших белых офицеров и военных чиновников белых армий, а также руководителей контрреволюционных банд[91]. В примечании к этому пункту говорилось, что не должны лишаться избирательных прав «те из бывших белых офицеров и военных чиновников, которые впоследствии состояли в рядах Красной армии и Красного флота и принимали активное участие в вооруженной защите советских республик»[92]. Однако формулировка «активное участие» ввиду ее расплывчатости не раз становилась поводом для многочисленных запросов край- и губисполкомов.
В инструкции 1926 г. по сравнению с предыдущей значительно ужесточились правила восстановления в избирательных правах для всех категорий. Лишенные избирательных прав по ст. 15 могли быть восстановлены только по постановлениям Президиума ВЦИК при условии, что они доказали лояльность по отношению к советской власти и занимаются общественно-полезным трудом[93]. Для представителей других категорий, имевших пятилетний трудовой стаж и доказавших лояльность советской власти, возможность восстановления связывалась с постановлением краевых, областных или губернских избирательных комиссий[94].
Появление новой инструкции, в которой круг «лишенцев» был описан более подробно, чем ранее, вызвало мощную волну запросов из различных ведомств, губ-, обл-, крайисполкомов во ВЦИК, ЦИК СССР и даже ЦК ВКП(б). Они касались определения круга различных категорий «лишенцев» и процедур, связанных с лишением и восстановлением в правах[95]. Многочисленность запросов во ВЦИК и ЦИК СССР была обусловлена, во-первых, тем, что центральные и местные власти впервые всерьез занялись проблемой лишения избирательных прав, во-вторых, принятием более жесткой инструкции, статьи которой не всегда соответствовали реальности. Краевые или губернские исполкомы могли решить многие вопросы, но предпочитали перестраховаться и сделать запрос во ВЦИК.
Некоторые пункты инструкции оказались непродуманными и создавали проблемы ведомствам или местным властям. Последние подталкивали (иногда и не без успеха) центральные власти к внесению в документ изменений. Лишение избирательных прав было напрямую связано с членством в профсоюзах, кооперативных организациях, предоставлением работы, и в случаях, когда применение этой меры к представителям той или иной категории противоречило интересам ведомств или краевых (областных) властей, они активно вмешивались и, как правило, добивались нужного им решения.
В разъяснениях, дававшихся ВЦИК и ЦИК по вопросам о лишении избирательных прав в 1926–1927 гг., чаще оговаривались «особые» условия и поблажки для крестьян и кустарей, они согласовывались и с ведомствами, и с партийными органами. К принятию решений о лишенных по ст. 69, п. «д» Конституции 1925 г. во ВЦИК относились с большой осторожностью, поскольку полагали, что к «бывшим» лучше причислить лишних, чем наоборот. Но почти всегда, если ведомство или местные власти приводили в качестве аргумента веские прагматические соображения социального или экономического характера, ВЦИК или ЦИК шли в этом им навстречу.
Экономическая и политическая ситуация в 1928/29 г. значительно отличалась от ситуации, в которой проводилась предыдущая кампания. Кризис хлебозаготовок, начавшийся еще в конце 1927 г., проблемы с обеспечением городов продуктами и товарами обусловили принятие решений об административном нажиме на крестьян и нэпманов. Выборы 1928/29 г. проводились в обстановке действия чрезвычайных мер, «решительного наступления на кулака».
К перевыборной кампании 1928/29 г. отдельной брошюрой была издана инструкция о перевыборах, по объему в несколько раз превосходившая некомментированную инструкцию 1926 г. Инструкция, изданная к перевыборам советов в 1928/29 г., производит двойственное впечатление. С одной стороны, очень запутанной выглядит ключевая глава об определении круга «лишенцев». Комментарии к отдельным пунктам инструкции зачастую изменяли смысл этих пунктов. Другого трудно было ожидать, поскольку с конца 1927 г. социально-политическая ситуация в стране существенно изменилась, а относить к «лишенцам» «кулаков», торговцев, «бывших» власти продолжали по инструкции, принятой в других условиях. Попытка вносить сиюминутные изменения через пространные комментарии была объяснимой, но неэффективной. С другой стороны, в ряд глав, регулировавших технические вопросы (о составлении списков, порядке восстановления в правах, рассмотрения жалоб «лишенцев»), были внесены исправления.
Казалось, имея подробную инструкцию, ведомства и исполкомы не должны были испытывать никаких затруднений, тем более что инструкция 1926 г. действовала уже вторую избирательную кампанию. Но с началом избирательной кампании 1928/29 г. с мест и от ведомств во ВЦИК и ЦИК СССР продолжали поступать просьбы разъяснить, уточнить, а иногда и внести изменения в те или иные пункты. Как и в прошлую кампанию, наибольшее количество вопросов вызывали пункты о лишении избирательных прав за применение наемного труда и торговлю, а также «бывших» и священнослужителей. В основном это были незначительные вопросы, связанные с лишением избирательных прав небольших групп граждан, например членов и председателей бывших полковых судов и судов обществ офицеров[96], бывших директоров отделений обществ попечительства в тюрьмах, бывших служащих речной полиции[97], сборщиков утильсырья[98], членов различных сект и приверженцев языческих верований[99] или даже отдельных лиц. Трудно понять, чем было обусловлено появление многочисленных запросов, ведь пункты инструкции не претерпели изменений с 1926 г. Вероятнее всего, в этом проявлялось нежелание местных властей и ведомств брать на себя ответственность за то, что не все «классовые враги» оказывались «лишенцами».
В целом центральное руководство осталось довольно проведением выборной кампании 1928/29 г. Недовольство вызывали состояние учета «лишенцев» и возросший поток жалоб. Не случайно после подведения итогов избирательной кампании вновь активно начали обсуждаться проекты изменения инструкции, передачи учета адморганам – милиции.
Вопрос о необходимости постоянного учета «лишенцев» и о передаче этой работы адморганам возникал не раз. Особенно настойчиво НКВД пытался ввести это новшество накануне кампании 1928/29 г., но не добился соответствующего решения. В ходе кампании 1928/29 г. НКВД сообщал о неудовлетворительной постановке учета «лишенцев» на местах и отмечал «единодушное стремление местных работников о сосредоточении функций по учету лишенцев в адморганах»[100]. Справедливости ради отметим, что местные советские органы в основной массе действительно желали переложить эту тяжкую обязанность на адморганы, о чем неоднократно писали во ВЦИК[101]. В 1929 г. сразу после окончания избирательной кампании НКВД вернулся к вопросу об учете «лишенцев». В СНК РСФСР был направлен проект циркуляра «О порядке учета лиц, лишенных избирательных прав». В предварительном письме нарком внутренних дел в категорической форме требовал передачи ведения учета «лишенцев» административным органам[102]. Столь активная позиция наркомата была обусловлена, на наш взгляд, стремлением навести порядок в сфере учета «лишенцев», а также продемонстрировать свою политическую важность в момент острейшего противостояния с ОГПУ.
Хотя местные власти не возражали против возложения функции учета «лишенцев» на адморганы, а НКВД очень настойчиво добивался этого, ВЦИК и СНК тянули с принятием решения. Только 30 октября 1929 г. появился циркуляр Президиума ВЦИК, согласно которому ответственными за постоянный учет «лишенцев» становились административные органы[103].
В начале 1930 г. руководство страны предприняло попытки навести «порядок» в лишении избирательных прав. Руководству ВЦИК и ЦИК давно были известны серьезные нарушения, допускавшиеся при лишении избирательного права и осуществлении связанных с ним дополнительных ограничений, но реальные меры по их устранению были приняты только весной 1930 г. Центральная избирательная комиссия СССР срочно разработала предложения для исправления сложившегося положения. Так, 1 марта 1930 г. А.С. Енукидзе (секретарь ЦИК СССР, одновременно секретарь фракции ВКП(б) Президиума ЦИК СССР) направил лично Сталину «Докладную записку по вопросу о лишенцах». Одновременно от имени фракции ВКП(б) Президиума ЦИК СССР в Политбюро ЦК ВКП(б) поступила «Докладная записка о лишении избирательных прав и о лишенцах» с проектом постановления Президиума ЦИК СССР по этому вопросу.
В «Докладной записке…», направленной Сталину, детально освещались положение «лишенцев», а также нарушения в сфере избирательного законодательства и дополнительные ограничения, которые сопутствовали лишению избирательных прав. В ней сообщалось о незаконном расширении круга «лишенцев» местными властями. По мнению автора записки, такое было возможно, в частности, потому что лишением избирательных прав руководили все (рабочие бригады, домоуправления), кроме избирательных комиссий, обязанных заниматься этим по закону. Енукидзе обвинял местные власти и ведомства в незаконном расширении списка дополнительных ограничений, связанных с лишением избирательных прав. Отлично зная ситуацию, он очень точно и ярко описал большинство ограничений для городских и сельских «лишенцев». В «Докладной записке…» предлагалось запретить местным властям произвольно расширительно толковать категории «лишенцев», а также «каким бы то ни было органам и общественным организациям, не предусмотренным в избирательной инструкции Президиума ЦИК СССР, включать граждан в списки лишенцев»[104], вводить дополнительные ограничения для «лишенцев», кроме установленных законом, дать «лишенцам» возможность работать и восстанавливаться в избирательных правах.
В документе, направленном в Политбюро ЦК ВКП(б), кратко излагались проблемы, перечисленные в «Докладной записке…», но особо акцентировалось внимание на несоблюдении сроков рассмотрения жалоб и положении детей «лишенцев», выросших при советской власти. Последняя проблема, по мнению Енукидзе, требовала срочного разрешения, т. к. «по действующему избирательному законодательству лишаются все иждивенцы лишенцев, в т. ч. и дети, достигшие, например, сейчас избирательного возраста, и таким образом создается особый контингент лишенцев, как бы по наследственному признаку»[105].
Несмотря на гуманность предложений, названные документы не были свободными от демагогии. Во всех бедах «лишенцев» и нарушениях избирательного законодательства обвинялись прежде всего местные власти. Однако вопрос о дополнительных ограничениях прав «лишенцев», например, был порожден ведомственными распоряжениями, о которых отлично знали и ЦИК, и ВЦИК.
Момент для «исправления ошибок» в сфере лишения избирательных прав был выбран исключительно удачно, по времени он практически совпал с появлением статьи Сталина «Головокружение от успехов», и в этом было отражение «борьбы» центральной власти за восстановление законности как при коллективизации, так и при лишении избирательных прав.
Предложения, содержавшиеся в проекте, представленном в Политбюро ЦК фракцией ВКП(б) Президиума ЦИК СССР, в целом были воплощены в постановлении ЦИК СССР от 22 марта 1930 г. об устранении нарушений избирательного законодательства в СССР[106]. В нем местным властям категорически запрещалось расширительно толковать категории «лишенцев», а также предписывалось руководствоваться исключительно избирательным законодательством СССР и союзных республик. Для рассмотрения заявлений и жалоб «лишенцев» всем инстанциям отводилось три месяца. Составлением списков могли заниматься только избирательные комиссии, а в сельской местности – только РИК. Постановление категорически запрещало вводить дополнительные ограничения прав «лишенцев»: выселение из квартир и городов, огульное лишение заборных книжек, медицинской помощи, права застройки, исключение детей из школ. Было запрещено распространять меры, направленные против «кулаков», на всех сельских «лишенцев».
10 апреля 1930 г. ВЦИК выпустил аналогичное постановление об устранении нарушений избирательного законодательства, отличавшееся от упомянутого выше более подробным разъяснением каждого пункта. Согласно этому документу, все исполкомы должны были создать специальные окружные и районные комиссии для скорейшего рассмотрения жалоб и заявлений «лишенцев», а также проверить правомерность включения граждан в списки «лишенцев». Эту работу предстояло завершить в двухмесячный срок. К 10 мая всем краевым, областным исполкомам, а также наркоматам и кооперативным центрам РСФСР надлежало представить «исчерпывающие доклады о мероприятиях, принятых ими во исполнение настоящего постановления»[107]. Как и можно было предположить, проверки в регионах выявили массу нарушений избирательного законодательства. Ни за два, ни за три месяца проверить списки «лишенцев», а главное, разобрать их жалобы и ходатайства на восстановление не удалось. Пересмотр дел и рассмотрение многочисленных жалоб продлились до начала новой избирательной кампании 1930/31 г. Проверявшие выявили нежелание местных властей, считавших вопрос о «лишенцах» не первостепенным по важности, исправлять свои ошибки. Большой объем работы пришлось выполнить сотрудникам Центральной комиссии при ВЦИК. Только до 1 мая 1930 г. на ее адрес поступило 20 400 жалоб, на конец июня было рассмотрено 8950 жалоб, было восстановлено 54,7 % «лишенцев», этот показатель в среднем по областям составлял 52,3 % и по краям – 59,9 %, в ряде территорий 66–74 % (данные на период рассмотрения дел областными, краевыми комиссиями)[108].
Кампания по пересмотру списков и рассмотрению жалоб «лишенцев» позволила составить представление об истинном состоянии дел в сфере лишения избирательных прав. Чем бы ни руководствовалась центральная власть, начиная эту кампанию, демагогическими соображениями или благими пожеланиями – своей цели она в основном, как нам представляется, достигла: наиболее вопиющие нарушения были ликвидированы. Удалось также наладить постоянный учет и поставить «лишенцев» под жесткий контроль. Тем, кто находился на учете как «лишенец», было сложно скрыться самим либо утаить свое положение.
О необходимости изменения инструкции 1926 г., поскольку она явно не отражала реалий ситуации, стали говорить задолго до начала перевыборной кампании 1930/31 г. Инструкция о перевыборах в советы, утвержденная Президиумом ВЦИК 20 октября 1930 г., была достаточно лаконичной и кроме собственно статей включала лишь несколько наиболее существенных примечаний. В ней при составлении пунктов о найме труда, владении «промысловыми и промышленными предприятиями», сдаче внаем сельскохозяйственных машин, аренде земель и т. д. было учтено постановление СНК от 21 мая 1929 г. «О признаках кулацких хозяйств». Согласно постановлениям ЦИК СССР от 22 марта 1930 г. и ВЦИК от 10 апреля 1930 г., инструкция 1930 г. по-новому трактовала статус членов семей[109]. Были изменены и технические процедуры, связанные с лишением и восстановлением в правах. Ведение учета поручалось административным органам и избирательным комиссиям. Усложнялась процедура проверки документов при составлении списков административными органами. Вместе с тем была упрощена процедура рассмотрения жалоб – согласно инструкции 1930 г., жалоба могла рассматриваться только в одной инстанции, и если ходатай был удовлетворен решением, то дело не передавалось в вышестоящие избирательные комиссии[110].
Выборы 1930/31 г. не вызвали серьезных нареканий со стороны центральных властей и привлекли внимание лишь ВЦИК[111]. После их завершения в основном рассматривались недостатки в работе по учету «лишенцев» и контролю их передвижения[112]. Казалось бы, проблемы, связанные с передачей функции по выявлению и учету «лишенцев» адмотделам НКВД, должны были отойти на второй план. Так бы, наверное, и случилось, но осенью 1930 г. в результате межведомственной борьбы между ОГПУ и НКВД республиканские НКВД были расформированы, а их обязанности оказались рассредоточены между различными наркоматами.
По постановлению ВЦИК от 8 июня 1931 г. ведение учета «лишенцев» вновь возлагалось в сельской местности – на сельские, в городах – на городские советы, в городах, имеющих районы, – на районные. Руководить учетом «лишенцев» должны были президиумы ЦИК автономных республик, краевых и областных исполнительных комитетов[113]. На практике контроль учета, а также рассмотрение жалоб «лишенцев» были возложены на орготделы край- и облисполкомов[114]. Эти новации негативно повлияли на состояние учета и делопроизводства. В сводках, поступивших во ВЦИК в 1931–1933 гг., сообщалось, что на местах вновь стали накапливаться «залежи» жалоб «лишенцев»[115].
В первой половине 1930-х гг. для властей оставались актуальными две проблемы, связанные с «лишенцами»: их учет и восстановление в правах. 30 октября 1931 г. ВЦИК издал постановление «О запрещении государственным учреждениям и организациям требовать от граждан предоставления справок о наличии избирательных прав», в котором, с одной стороны, пресекалась практика центральных учреждений и местных органов власти «требовать с граждан предоставления соответствующих справок»[116], с другой – предполагалось возбуждать уголовные дела в отношении лиц, «давших ложные сведения о наличии у них избирательных прав и пользующихся в связи с этим правами, им не принадлежащими»[117].