Книжный магазин «Бюро находок»

Он вздохнул. Его лицо не изменилось. Он не сделал ни одного движения. Но его темные глаза отражали такую невыразимую грусть, что Натали передернуло от боли.

– Я знаю, – прошептала она, взяв его за руку и проводив до двери. – Больно все время. Каждое мгновение.

– Да, – он сказал. – Боль – отражение того, как сильно мы любили ее.

– Ты всегда все мог выразить словами.

– Блайз считала, что это наследственное. Она читала дневники Коллин.

– Коллин? Ты имеешь в виду свою родственницу, которая умерла во время землетрясения?

– Бабушку, которую я не знал. Моему дорогому папе было всего шесть лет, когда он потерял ее и оказался в сиротском приюте. Он редко говорил об этом, но, я убежден, это преследовало его всю жизнь.

Натали заметила, что четче у дедушки были воспоминания о далеком прошлом, нежели о событиях пятиминутной давности.

– Я не знала, что у Коллин были дневники.

– Блайз нашла их не так давно. Я не знаю, что она сделала с ними. Она планирует переписать их и собрать в одну книгу.

Натали не стала объяснять, что этот момент никогда не наступит, ни завтра, никогда. Вполне возможно, дневники были всего лишь плодом воображения деда, как и все, что они знали о Коллин. Об О’Рурк было известно, что она иммигрировала из Ирландии, родила одного сына – отца дедушки, Джулиуса – и пропала навсегда во время землетрясения. Этот поворот судьбы навсегда изменил историю семьи.

«Почему это случилось с мамой и Риком? — задавалась вопросом Натали. – Ирония судьбы?» Или она сама срежиссировала эти события, когда пригласила маму на вечеринку на работе? Каждый день ей хотелось вернуть тот момент.

Она остановилась у вешалки в коридоре для привычной церемонии перед выходом. Сначала тонкий шейный платок. Потом пальто, черная фетровая шляпа, и наконец, трость. Зонтик сегодня не нужен. Несмотря на то, что было туманно и влажно, дождя не было. Яркие желтые листья ранней осени легли ковром на тротуаре.

Дедушка придержал Натали дверь, и она шагнула вперед.

– Тебе нужна коляска?

Он засомневался, глядя на коляску, его лицо сморщилось от боли.

– Нет, – отказался он. – Я пойду пешком на поминки дочери и произнесу речь стоя.

Этот мужественный ответ едва не разорвал ей сердце. Она медленно прошла по узкому коридору мимо склада, забитого книгами, через задний кабинет и затем в книжный выставочный зал.

Когда Натали, была маленькой, она начинала свой день с прогулки по магазину, здороваясь со своими любимцами – с Ангелиной Балериной, Шарлоттой и Рамоной, Лили и ее пластиковой сумочкой. А потом она убегала, чтобы успеть на школьный автобус. Теперь внутри и снаружи магазин был захламлен подарками и сочувственными записками знавших ее маму людей.

На входной двери висела табличка «Закрыто» и напечатанное объявление о поминальной службе: «Празднование жизни Блайз Харпер».

Почему это так называется? Последнее, чего хочется скорбящей дочери, – так это праздника.

Она открыла дверь и расчистила путь, заваленный сувенирами, которые оставляли люди, – букеты цветов, романы с загнутыми страницами и памятные вещи, свечи и рисунки, открытки. Книжный магазин «Бюро Находок» находился на Пердита-стрит, сколько Натали себя помнила, и внезапная кончина его владелицы вызвала бурю эмоций.

Что будет после всех этих соболезнований – об этом Натали не задумывалась. Кто соберет поникшие цветы, мокрые от дождя листы со стихами, выцветшие фотографии, свечи?

В ожидавшей их черной машине пахло дезодорантом. Водитель помог дедушке сесть на заднее сиденье. На дороге, несмотря на утро субботы, были пробки, и во Флад Мэншн они скорее ползли, чем ехали. Их путь пролегал сквозь туман, мимо деревьев, скрученных и изогнутых ветром, и вдоль косого ряда крыш домов, напоминавших викторианских раскрашенных дам. Вагоны фуникулера, трезвоня, пролетали мимо шумных кафе и магазинов. Поднявшись наверх, они вышли из тумана и оказались в другом микроклимате небесной чистоты, их взору открылись великолепные городские пейзажи.

Это был город Блайз Харпер, полуостров, увенчанный сорока тремя холмами и окруженный водой; место, которое она поклялась никогда не покидать. Но все же покинула, чтобы никогда не вернуться, и теперь Натали и Эндрю приходилось искать путь в темном лабиринте неожиданного горя.

– Она сказала, что вернется в пятницу вечером, – сказал дедушка, его глаза вновь затуманились.

– Таков был ее план, – подтвердила Натали.

– Что, черт возьми, случилось?

У Натали пересохло во рту. Она ничего не ответила.

– Нэтти, – назвал он ее семейным прозвищем. – Я, знаю, забывчив, но я заслуживаю знать правду.

Она кивнула. Она уже говорила. Но ему нужно было услышать это снова.

– Мне очень жаль, дедуля. Трудно говорить об этом, потому что мне кажется, это произошло из-за меня. Я хотела, чтобы мама приехала на дурацкую вечеринку в нашей компании. Не знала, что они с Риком хотели удивить меня, появившись вместе. Он сказал мне, что у него испытательный полет, но это было всего лишь уловкой. Вместо этого он прилетел сюда и забрал ее с пирса 39. Они должны были приземлиться на аэродроме Архангела около трех дня и застать меня врасплох в офисе. Но во время полета что-то пошло не так.

– Твой Рик опытный пилот.

Она сложила руки вместе и сжала их до боли.

– Да, был. Ох, дедуля. – Она вспомнила, как на секунду решила, что пассажирка в самолете была его любовницей. Как ужасно подумать так о человеке, который пытался сделать ее счастливой.

Поминальная служба по Рику прошла днем ранее в Петалуме. Натали заставила себя прийти, стойко выдержав церемонию. В каждой прощальной речи говорили о его компетентности и профессионализме.

– Если он был таким экспертом, то как он мог разбиться? – удивился дедушка.

– Расследование все еще ведется, – ответила Натали. – Она просмотрела предварительные отчеты: можно подумать, если они установят точные причины случившегося, трагедия станет менее разрушительной. Согласно докладу, пилот использовал новый легкий спортивный самолет-амфибию. Небольшой самолет летел слишком низко и, вероятно, из-за тумана по ошибке попал в каньон. Следователи предположили, что пилот решил, что находится в другом каньоне, который вел к более открытому участку озера. Прямо перед катастрофой местный рыбак заметил самолет над озером. Как только Рик осознал, что из каньона выхода нет, он попытался развернуться на 180 градусов, чтобы вылететь. Но из-за технических ограничений самолет не смог подняться над крутой местностью. Рыбак сообщил о том, что видел самолет примерно в пятидесяти футах над водой.

«Когда самолет снизился, я помахал пилоту, он помахал в ответ, – сказал свидетель. – Казалось, что все нормально. Я решил, что они просто кружат над озером или готовятся к посадке на воду. Через несколько секунд я услышал, как они ревут и разгоняются. Мне кажется, он пытался развернуться».

Самолет исчез из поля зрения, а потом мужчина услышал громкий хлопок. Он сразу понял, что самолет рухнул. Он помчался на лодке искать место падения. Приблизившись к небольшой бухте, он заметил обломки, ответа на его крики не последовало. Он позвонил 911.

Чиновники и спасатели прибыли на место крушения. Они предположили, что Рик ошибочно принял один каньон за другой из-за морского слоя. Когда он понял, что ошибся, места для подъема уже не хватило. Он сделал крутой вираж, чтобы избежать столкновения со скалой, но самолет упал на край озера.

Натали вздрогнула, представляя эту картину. Снова и снова она прокручивала в голове последние секунды, пытаясь представить, что чувствовала ее мама – осознание происходящего, панику, ужас. Она рассказала дедушке все, что узнала, но не стала делиться подробностями, всеми подробностями, что были в отчете. Кровь. Неподвижные тела, найденные рыбаком.

– Они оба погибли при ударе, – сообщила она ему.

Дедушка наклонился и взял ее руку.

– Я не был знаком с твоим Риком лично. И жалею об этом.

– Что это?

Она сунула руку в сумочку.

– Это нашли в кармане его летного жилета. Она протянула маленькую коробочку дедушке.

– Кольцо с бриллиантом, – он взял его дрожащей рукой.

– Рик собирался удивить меня предложением руки и сердца, – сказала Натали. – Полагаю, он хотел, чтобы мама была рядом, когда он будет делать предложение.

– Да, так он планировал, – кивнул дедушка. – Он так сказал, когда мы говорили по телефону…

– Ты говорил с ним? – Натали почувствовала приступ тошноты.

– Конечно, говорил. Он рассказал мне, что собирается сделать. Он не спрашивал моего разрешения, просто хотел, чтобы я знал, что он любит тебя. Он хотел связать с тобой свою жизнь.

Она не могла вымолвить ни слова. В горле застрял ком. Натали выдохнула.

– Он сказал тебе и маме? Ты знал? – Не может этого быть. Может быть, это плод воображения больного дедушки?

– Он собирался сделать тебе предложение и вернуться с тобой и мамой в город. Забронировал вам номер на двоих в отеле «Четыре сезона» на Ноб Хилл. Я был невероятно рад тому, что такой замечательный молодой человек хочет на тебе жениться. Мне и в голову не могло прийти, что что-то может пойти не так.

Натали убрала кольцо.

– Я не знаю, что делать, дедуля. Что же мне делать?

Он рассеянно смотрел на нее. Это был один из тех моментов, когда он впадал в забытье. Она поняла это по отрешенному взгляду, нервным движениям рук, непроницаемому выражению лица.

Понимая, что теперь она осталась один на один со всем этим, Натали стала вглядываться в окно автомобиля. Пока Рик планировал сделать ей неожиданное предложение и подарить романтическую поездку, она обдумывала, как бы вежливо с ним порвать. В тот самый момент, когда он летел вместе с ее матерью и дорогим обручальным кольцом в кармане, Натали представляла свою жизнь без него.

Ей казалось, они оба прекрасно понимали, что их отношения закончились. Она ждала, что он первым позвонит, чтобы сообщить о расставании. Но вместо этого он купил кольцо с бриллиантом. Планировал неожиданное предложение и романтический уикенд.

Брак.

Сюрприз.

Какой ужас. Как она могла так просчитаться?

Поминальная служба по Рику была болезненной до скрежета зубов. Все члены его семьи оказались очень милыми и считали Натали такой же. Вот только она милой не была. Неужели этого не видно?

Его сестра протянула ей коробочку с кольцом.

– Он очень любил тебя и наверняка хотел бы, чтобы оно осталось у тебя.

Натали не могла прикоснуться к кольцу, которое уютно устроилось на бархатной подложке.

– Пожалуйста, я не могу.

– Я понимаю, ты сейчас в расстроенных чувствах. Но ты неправильно рассуждаешь, – Ронда положила коробочку в сумку Натали. – Тебе никогда не придется его носить в знак помолвки. Можешь носить его как обычное кольцо, или сделать из него что-то другое. А можешь продать и на вырученные деньги купить что-то нужное. Рику бы это понравилось.

– Это неправильно, – возразила Натали.

– Во всей этой ситуации нет ничего правильного, – голос Ронды сорвался, и она робко обняла Натали. – Мне жаль, что мы так и не стали сестрами.

Натали чувствовала себя чудовищем.

Она была чудовищем.

Машина подъехала к Флад Мэншн, особняку, возвышающемуся на холме, с которого открывался великолепный вид на окрестности залива – на сам залив, на мост Золотые Ворота, и на холмы графства Мэрин.

– У этого здания романтическая история, – сказал дедушка, прерывая молчание. – После Великого землетрясения и пожара Мауд Флад так боялась огня, что ее муж построил для нее гигантский мраморный дом на вершине этого холма. Он хотел подарить ей надежное жилище, сделанное из камня, чтобы она чувствовала себя в безопасности.

– Вот что значит хороший муж, – ответила Натали. Из Рика бы вышел хороший муж, подумала она, ощутив чувство вины. Он был заботливым и осмотрительным, знал, как вести дела. Он был надежный и стабильный, два ее любимых качества не только в людях, но и в жизни.

Пара служащих в белых перчатках придержали дверь для нее и деда. Кто-то в фойе отнес их пальто и шляпу в гардеробную. Красивый плакат на мольберте приветствовал гостей на «Празднике жизни Блайз Харпер».

Голос Брайана Ферри, исполнявшего «Авалон», разносился из колонок, окутывая, как туман. Мама любила «Рокси Мьюзик». Несколько дней назад бессонной ночью Натали собрала плейлист из медиатеки Блайз.

Натали чуть не споткнулась, проходя мимо фотографий, выставленных в ротонде. Скорбь была подобна удару под дых. Агония, от которой невозможно дышать, выворачивала ее наизнанку. Она бы не смогла идти, если бы не дедушка. Несмотря на то, что двигался он медленно и опирался на трость, он по-прежнему был высоким и сильным. Из-за бесследно исчезнувшего отца дедуле пришлось стать главным мужчиной ее жизни, за что она каждый день благодарила судьбу.

Перерыв вместе с дедулей и сотрудниками магазина кучу альбомов, она нашла много маминых фотографий. Их отправили в студию, специализирующуюся на печати широкоформатных изображений. В результате получилась прекрасная галерея портретов, в которых отражалась вся красота души Блайз.

Вот маленькая девочка из семидесятых собирает ягоды на какой-то ферме. А здесь – юная девушка, гордо позирующая в шляпе и халате на пляже Беркелей-блю и Калифорния-голд. Невероятно молодая мама, окруженная призрачным светом, на руках у нее маленькая дочь, а на лице – выражение одновременно и гордости, и страха. Женщина, изящная, как кошка, стоящая в дверном проеме книжного магазина «Бюро Находок», во всей своей восхитительной живости. Дочь, с мягким взглядом, нежно обнимающая своего пожилого отца.

Последним шел самый любимый портрет Натали. Никто не знал, кто сфотографировал Блайз, стоящую на пляже в Форт Фунстоне на юго-западе города, глядящую вдаль с загадочным выражением лица. Несмотря на жизнерадостный дух, за который все любили Блайз, Натали все же считала ее немного меланхоличной. Повзрослев, она стала понимать, что до конца так и не знает мать. А теперь было слишком поздно.

Но еще больше, чем фотогалерея, ее трогало то, сколько народу пришло. Когда Натали с дедушкой шли к своим местам, он сказал:

– Я всегда представлял, как провожу свою дочь к алтарю, а не в последний путь

Она едва не споткнулась, услышав эти слова. Только желание поддержать его помогло устоять на ногах. Несмотря на то, что зал был забит до отказа, люди все подтягивались. Бархатная веревка перегораживала первый ряд, отделяя несколько мест с табличкой «Зарезервировано для семьи».

На самом деле им требовалось всего два места – для нее и для дедушки. Мать Блайз ушла из семьи, оставив после себя только страдания и скандалы, когда дочь была еще ребенком. Что касается отца Натали, Дина Фогарти, скорее всего, про службу он слышал, но его на ней, как и во всей жизни Натали, не было.

Их семья состояла из трех человек. А сейчас, неожиданно, их стало двое. Натали и дедуля. Да и дедушка, кажется, ускользает от нее понемногу, разрывая ей сердце.

Она узнала многих – друзья мамы, постоянные покупатели, которые с годами тоже стали друзьями, даже торговые представители нью-йоркских издательств, зависевшие от ее вкуса и мнения. Были авторы, чьи книги стояли на ее полках, местные торговцы и соседи по тенистой улице Пердита, и знакомые, которые появились за эти годы.

Люди, сидящие по обеим сторонам прохода, неловко махали ей, прикладывали руку к сердцу в знак сочувствия.

Никто не знал, что нужно говорить в таких случаях. Натали и сама не знала. Ей было очень трудно встречаться с ними взглядом, она чувствовала необъяснимый стыд или даже вину.

Они заняли свои места, перед трибуной, украшенной венками из местных сладко пахнущих лилий и осенних хризантем с фермы «Боннер Флаувер» в Гленмуире, естественных и долго не увядающих, именно таких, какие бы хотела видеть мама.

Над головой висели буддийские молитвенные флаги. Мама никогда не придерживалась определенных догм, она утверждала, что организованная религия – причина насилия и мировых разногласий. Тем не менее, она часто говорила о своих любимых религиозных книгах, включая Благородный «восьмеричный» путь буддизма, и с радостью признавала, что ей импонируют миролюбивые и ненасильственные принципы буддизма.

Урну с прахом заслонял другой, самый большой портрет Блайз Харпер. Его выбрала Натали. На нем Блайз сидела на своем любимом месте в книжном магазине – в мягком кресле, заваленном подушками, в углу возле кружевной занавески у витрины. Мягкий свет, струящийся сквозь старинные кружева, освещал правильные черты ее лица, обрамленного тонкими темными кудрями, улыбку и глаза, полные энергии. На коленях Блайз держала свой любимый сборник стихов Мэри Оливер. Подпись под фото была цитатой из известного стихотворения: «Скажи, что ты планируешь сделать со своей единственной, безумной и драгоценной жизнью?».

Цитату тоже выбирала Натали.

Дедушка прислонил трость к спинке стула и уставился вперед.

Натали обняла его за плечи и задумалась, когда она перестанет себя чувствовать так, будто сейчас расплачется.

– Как ты?

– Стараюсь быть спокойным, – просто сказал он.

Его давний друг, Чарли Вонг, в красивом черном жакете с воротником Неру, подошел и сел рядом с ним. Чарли наклонился вперед и коротко кивнул Натали. Он, как обычно, улыбался, но глаза его оставались печальны. Пожилой художник знал Эндрю с детства. Много лет назад Чарли расписал здание книжного магазина, который тогда еще был машинописным бюро дедушки. Теперь старики встречались несколько раз в неделю, ходили на обед к дочери Чарли или играли в местном центре для пожилых.

Тэсс и Доминик заняли места позади Натали. Тэсс наклонилась вперед и сжала ее плечо. Натали в ответ похлопала ее по руке.

Клео и Берти, работавшие в книжном магазине, заняли свои места с другой стороны от Натали.

– Привет, ребята, – прошептала она. – Спасибо, что пришли.

– Ты как, держишься? – спросил Берти. – Прости за банальность, но я, правда, переживаю, милая. – Начинающий актер, он был пластичным и грациозным, его тело выражало чувства без слов – наклоном головы, поворотом плеч. Берти был умным, смешным и меланхоличным, он мечтал исполнять главные роли в лучших театральных постановках. Он любил ее мать, которая поощряла его актерскую карьеру, отпуская его на прослушивания и репетиции, когда было нужно.

– Мы с дедулей поддерживаем друг друга, – ответила Натали. – Если честно, у меня еще никогда так не разрывалось сердце. Теперь я знаю, как это бывает.

Тусклые глаза Клео были наполнены грустью. Она кивнула и коснулась платочком щеки. – Ты так сильно на нее похожа.

– Правда?

Берти наклонился вперед.

– Да, черт возьми.

Клео была ровесницей Натали и приходилась племянницей Мэй Лин – женщине, которую дедушка любил большую часть жизни, и это делало ее практически членом семьи. Девочки вместе играли на Портсмут Сквер под присмотром китайских и американских дедушек и бабушек, которые попивали чай с молоком и играли в настольные игры. Мэй приносила им мягкие булочки со сладкой кокосовой начинкой, а когда шел дождь, они забегали в антикварные лавки или на фабрику печенья «Золотые Ворота», где сладкий аромат будоражил их сознание.

Клео была второй помощницей Блайз, она помогала управлять магазином, а в свободное время писала пьесы.

Натали откинулась на спинку кресла и попыталась сосредоточиться на фотогалерее. Портреты расплывались у нее перед глазами, словно акварельные картинки.

Фрида Миллс, давняя подруга Блайз, вызвалась начать службу. Она поднялась к трибуне. Ее растрепанные волосы с проседью напоминали нимб, сияющий над ее маленьким осунувшимся лицом.

Музыка стихла, пока Фрида поправляла микрофон, надев очки в металлической оправе.

– Доброе утро и добро пожаловать, – сказала она. – От лица Натали и Эндрю Харперов я хочу поблагодарить вас за то, что пришли.

Она взглянула на записи, лежавшие на трибуне.

– Я знаю Блайз с первого курса колледжа. Она была моей соседкой по комнате, с которой меньше всего хотелось жить, – неряшливая и болтливая, симпатичнее меня, вечно опаздывающая, постоянно в движении, захламляющая все вокруг. Она сказала это с улыбкой, но ее губы задрожали, когда она сделала паузу и глубоко вздохнула.

– Несмотря на все это, или, может быть, благодаря этому, я любила ее как сестру. Мы вместе отмечали праздники, вместе воспитывали детей.

Оба сына Фриды время от времени приглашали Натали на танцы и вечеринки. Она подозревала, что мамы пытаются их свести.

– А потом появились книги, – продолжала Фрида. – Даже в колледже у нее было так много книг, что мы использовали их в качестве мебели – табуретов, скамеек, тумбочек, полок для других книг.

Натали с легкостью могла все это представить. Когда она была совсем маленькой, мама рассказывала ей, что книги живые. Под обложками герои жили своей жизнью, разыгрывали драмы, влюблялись и расставались, попадали в беду, решали проблемы. Даже стоя закрытой на полке, книга жила своей жизнью. Но когда кто-нибудь открывал ее, случалось волшебство.

– Моя подруга Блайз часто называла свою жизнь большим приключением, – говорила Фрида. – Книги были ее страстью, поэтому я хочу поделиться с вами одной из ее любимых.

Она надела очки для чтения и открыла изрядно потрепанный томик «Паутины Шарлотты».

Отрывок из классического романа завершался известными словами Шарлотты: «В конце концов, что такое жизнь? Мы рождаемся, мы живем недолго, мы умираем».

Натали слышала эту фразу много раз, но теперь ее особенно тронуло мудрое высказывание девочки. Ей бы очень хотелось надеяться, что мама ушла с таким же спокойствием и принятием реальности. «Но, – с горечью подумала она, – это невозможно, с учетом той смерти, которой она умерла». Представляя последние минуты маминой жизни, Натали стала сомневаться, что выдержит эту церемонию, не развалившись на куски.

Другие ораторы тоже вспоминали мать. Надрывными голосами они рассказывали, как искали книги вместе с начитанным продавцом, или как отдыхали в крошечном кафе и наслаждались обществом Блайз. Это были душевные и честные слова от людей, к чьей жизни она имела отношение. Несмотря на потрясение и горе к Натали пришло понимание того, почему мама была так предана магазину.

За чтением и речами последовала песня, которую предложили спеть всем вместе. Слова были напечатаны в программе. «Нет дождя» Блайнд Мелон была любимой песней Блайз, она выражала восторг от побега из реальности в мир книг. Женщина, играющая на гитаре, связалась с Натали и Фридой, когда те составляли программу, и сама попросилась выступить на вечере Блайз. Она была постоянным клиентом магазина, играла в местном ансамбле, который выступал по всему городу. Женщина сказала, что Блайз часто приходила в клуб «Будучи там», чтобы послушать ее игру.

Пока Натали пела хриплым голосом, она жалела о том, что не может сделать того, о чем пелось в песне – «Исчезнуть, исчезнуть, исчезнуть».

* * *

Эндрю Харпер чувствовал мягкое прикосновение музыки, пока ждал. Ждал чего?

Мысли хаотично метались в поисках ответа. Это сложный процесс, все равно что ловить весной головастиков на мелководье в пруду. Он взглянул на молодую женщину, сидевшую рядом с ним. У нее была бледная кожа и темные волнистые волосы, а лицо было таким красивым и печальным, что его сердце грозило разлететься на части.

С возрастом Эндрю научился обращать внимание на детали, которых раньше не замечал – звуки и запахи, цвета и мимолетные образы. В последнее время странные приступы забывчивости случались все чаще и чаще. Ему стало все сложнее концентрироваться на чем-то одном – звуке голоса или странице книги. Выйти на улицу было все равно что попасть на шумную арену, переполненную оглушающей какофонией звуков.

Он собрался с мыслями. Ему придется учиться думать иначе.

Утром он пропустил прием лекарств, хотя знал, что доктору Янг это бы не понравилось. Таблетки помогали справиться с перевозбуждением. Может, от них и была польза, но сегодня ему требовалась ясная голова, а от таблеток хотелось спать. Он не должен был встречать этот день в полусонном состоянии.

Это был важный день. Вот только он не мог вспомнить почему.

Эндрю чувствовал, как грустная молодая женщина смотрит на него глазами, в которых застыло горе. Он посмотрел на распечатанную программу в руках. Прекрасная толстая бумага, отпечатанная типографской машиной, в подвале книжного магазина. После того, как он закрыл свой бизнес по ремонту печатных машинок и открыл книжный магазин вместе с Блайз, никто не хотел перевозить этот тяжелый механизм. В итоге они оставили его и изредка пользовались, чтобы распечатать что-то особенное – объявление о рождении Натали, о большом открытии книжного магазина тридцать лет назад или о выставке в галерее Чарли Вонга. Эндрю частенько говорил Натали, что состарится, пока дождется объявления о ее замужестве.