Михайлов или Михась?

Простим огрехи нелепого документа, представленного следствию полицейским инспектором Ваннером. Где он раздобыл это чудо служебного бумаготворчества, знает, должно быть, он один. Если верить данному «документу», то получается, что Василий Иванович Казаков одновременно работал в Ленинградском горкоме КПСС и был заместителем председателя Совмина РСФСР. В этот же самый период, вероятнее всего, в свободное от работы на партийном и советском поприще время, он успевал сбегать на машиностроительный завод, где, по-видимому, подрабатывал мастером и начальником цеха. Пусть простит мне Василий Иванович эту язвительность, тем более что к делу Михайлова он не имеет никакого отношения и в это повествование попал лишь по нелепой случайности. А впрочем, по нелепой ли?

Швейцарские следственные власти послали запрос в Москву с просьбой установить степень компетентности начальника следственной части Генпрокуратуры России В.И. Казакова. Владимир (но отнюдь не Василий) Иванович Казаков в правоохранительной системе России фигура настолько заметная, что перепутать его с каким-либо однофамильцем было попросту невозможно. Ответить швейцарцам, что начальник следственной части прокуратуры РФ – лицо, не компетентное подписывать официальные письма, чиновники не могли, это означало бы явную ложь. И тогда швейцарцам подсунули биографию российского политика Василия Ивановича Казакова. Разбирайтесь, мол, в нашей бюрократической мешанине сами – компетентен бывший зампред Совмина РСФСР подписывать исходящие из прокуратуры бумаги или нет. Самое парадоксальное, что следователь Зекшен и прокурор Кроше и этот документ сумели использовать в качестве компромата против Михайлова, сделав глубокомысленный вывод, что политик Казаков не имел права подписывать документ, адресованный следствию. А раз так, то Казакова подкупили «солнцевские» и он состряпал бумагу в защиту Михайлова.

Тогда, в самом начале долгого следственного пути, и Михайлову, и его адвокатам такое отношение Зекшена к документам казалось по меньшей мере странным. Спустя несколько недель стало ясно: следователя устраивают любые подтасовки, сколь бы нелепо они ни выглядели. Сказать, что состряпанное Зекшеном и Кроше дело было шито белыми нитками, значило бы не сказать ничего. Полагаю, во всех женевских магазинах не хватило бы белых ниток, дабы использовать их в инспирированных против Михайлова обвинениях. Стоило в деле появиться документу, так или иначе, прямо или косвенно свидетельствующему в защиту Сергея Михайлова, как Зекшен заявлял, что это не что иное, как происки русской мафии. В любой стране органы юстиции признают аффидевиты – нотариально заверенные или данные под присягой документы. Сергей Михайлов стал единственным в мире исключением.

Документы уголовного дела № Р9980\96

Управление полиции

Рапорт инспектора Ваннера Документ № 96.624.715.22

Господину начальнику службы безопасности полиции Господину судебному следователю Зекшену

Касательно: уголовного дела Михайлова Сергея, организованная преступность

По распоряжению судебного следователя, 7-го, в четверг, и 8-го, в пятницу, ноября 1996 года мы забирали подозреваемого из тюрьмы Шан-Долон для проведения допросов и для выяснения следующих деталей, а именно:

происхождение финансовых средств;

время, на которое он приезжал в Швейцарию; способы получения израильского паспорта;

все вопросы, способствующие продвижению следствия. Михайлов отказался отвечать на все вопросы без своих адвокатов. Он даже не ответил на вопросы о своем пребывании и пребывании своей семьи в Швейцарии. Однако мы его предупредили о том, что проводили слушание его жены. Мы ограничились тем, что поспорили с ним. Мы посчитали ненужным составлять письменный отчет о допросе.

Мы подчеркиваем тот факт, что в ходе беседы 8 ноября, в пятницу, обвиняемый высказал инспектору Кампишу следующее:

«Я ничего больше не знаю о вашем деле, а вы мне не верите».

Обвиняемый должен был вернуться в наш отдел в понедельник, 11 ноября, однако он отказался покидать тюрьму Шан-Долон.

Подписи: инспектор Ваннер инспектор Кампиш.

Касательно: расследования УД № Р9980\96 против г-на Сергея Михайлова

Господин судебный следователь,

в пятницу 8 ноября 1996 года инспектора полиции провели допрос нашего клиента… На нашего клиента оказывалось давление с целью получить информацию… Допрос был снят на видеокамеру, но протокол не был составлен.

В понедельник 11 ноября 1996 года, в 8 часов утра представители полиции безопасности пришли в тюрьму Шан-Долон с целью провести новый допрос. Господин Изенеггер, который в это время проводил совещание с господином Михайловым, решительно выступил против нового допроса, и он не состоялся.

Принимая во внимание, что вы строго соблюдаете нормы проведения уголовного расследования, я напоминаю вам о статье 164 уголовно-процессуального кодекса Женевы, в которой говорится о том, что:

СУДЕБНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ ПРИБЕГАЕТ КО ВСЕМ СПОСОБАМ СБОРА УЛИК, ПРЕДУСМОТРЕННЫМ НАСТОЯЩИМ КОДЕКСОМ, В ТОЙ МЕРЕ, ПРИ КОТОРОЙ ОНИ СЛУЖАТ ДЛЯ ОТКРЫТИЯ ПРАВДЫ,

и о статье 165 уголовно-процессуального кодекса Женевы, где говорится, что:

СУДЕБНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ НЕ ДОЛЖЕН ИСПОЛЬЗОВАТЬ МЕРЫ ПРИНУЖДЕНИЯ, УГРОЗЫ, ОБЕЩАНИЯ И ДРУГИЕ СПОСОБЫ ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ПРИЗНАНИЙ ИЛИ ЗАЯВЛЕНИЙ.

По всей видимости, описанные выше сцены допроса не соответствуют законным требованиям. Мы не можем представить, что вы дали разрешение на такие методы, и, принимая во внимание то, что вы сами руководите расследованием, мы убедительно просим вас прекратить подобные допросы и не повторять их в будущем.

Мы пересылаем копию настоящего письма господину прокурору Жану Луи Кроше в силу действия статьи 206 уголовно-процессуального кодекса Женевы, ибо службы полиции находятся в его ведении.

Господин Михайлов намерен подать жалобу. С уважением

Адвокаты: Поль Гулли-Харт Ральф Освальд Изенеггер

Республика и кантон Женева Судебные органы

Офис судебного следователя Почтовый ящик 3344

Женева, 12 ноября 1996 года Площадь Бург де Фур, 1.

Господину Поль Гулли-Харту, адвокату Господин,

я получил ваше письмо, содержание которого меня очень заинтересовало.

Руководствуясь сведениями, полученными мною от инспекторов полиции, которым было поручено вести следствие, я делаю вывод, что действия были корректными и профессиональными. Кроме этого, они точно соблюдали переданные мной инструкции от 5 ноября 1996 года.

Я считаю этот вопрос закрытым. С уважением

Судебный следователь Ж. Зекшен

Те, чьи действия судебный следователь Зекшен определил как

«корректные и профессиональные», были уже известные Сергею полицейские Кампиш и Ваннер. О, они действительно были профессионалами своего дела. Сами внешне невозмутимые, они строили тактику допроса таким образом, чтобы вывести Михайлова из себя. Немудреную эту тактику Сергей разгадал практически сразу и твердо решил не давать своим мучителям ни малейшего повода насладиться плодами своих издевок.

…8 ноября 1996 года его разбудили затемно. «На допрос, господин Михайлов», – пояснил тюремщик, словно извиняясь. Сергей наспех умылся и отправился вслед за служителем длинным коридором. Когда он вошел в кабинет полицейского управления, часы показывали только 6 утра. В кабинете никого не было. Стрелки часов продолжали свой мерный ход, час тянулся за часом. Лишь в полдень в кабинет заявились Кампиш и Ваннер.

– Пришлось ждать переводчицу, – сказал Кампиш. – Надеюсь, господин Михайлов, вы к нам не в претензии, в Женеве не так– то легко найти человека, хорошо знающего русский язык.

Через несколько минут в кабинет вошла уже знакомая Сергею переводчица Корин Бийо. Начался допрос. Ваннер и Кампиш поочередно спрашивали у Михайлова, как он может объяснить тот факт, что у него дома обнаружено 47 тысяч швейцарских франков, о том, сколько времени он находился в Женеве, как получил израильский паспорт. После каждого вопроса Сергей заявлял, что отказывается отвечать в отсутствии адвокатов.

Исчерпав вопросы, Кампиш решил прибегнуть к тактике угроз:

– Послушайте, господин Михайлов, нам ведь и без ваших признаний все известно. По сути дела, все уже решено, и вы получите пять лет тюрьмы. Вам ничего не поможет, и никто за вас не заступится. В Москве, как только узнали, что вы арестованы, во главе вашей организации тут же встал другой человек. Понимаете, вы для них больше никто, и ни на чью помощь вам рассчитывать не приходится. Однако подумайте о своей жене, о детях. Ведь ваши дочери учатся в швейцарской школе, они получают хорошее образование, а вы им вредите. Если вы откажетесь помогать следствию, мы вынуждены будем выслать вашу семью из Швейцарии.

Подождав несколько минут и убедившись, что Михайлов никак не отреагировал на его слова, Кампиш распорядился отправить подследственного в изолятор. Продержав Михайлова там три часа, он снова вызвал его. Но на сей раз лишь для того, чтобы сообщить, что допрос окончен.

Это было в пятницу. В субботние и воскресные дни допросы в Швейцарии проводить запрещается, и на два дня следователи оставили его в покое. Но в понедельник Кампиш и Ваннер заявились в Шан-Долон в восемь часов утра. Они не сомневались в том, что сумеют продолжить допрос, но буквально на несколько минут раньше сюда приехал адвокат Михайлова Ральф Изенеггер. Познакомившись во время одного из своих путешествий с молодой москвичкой и женившись на ней, Ральф Изенеггер довольно сносно овладел русским языком. Общаться с ним было Сергею гораздо проще, чем с другими адвокатами. Узнав, что его подзащитного вновь хотят увести на допрос, Изенеггер запротестовал:

– Вы применяете к моему подзащитному тактику угроз и шантажа, и мы обжаловали ваши действия у судебного следователя и прокурора, – заявил адвокат полицейским. – Кроме того, вы уводите моего подзащитного для допроса в слишком раннее время, не поставив в известность его адвокатов. Это недопустимо! Я категорически возражаю против такой формы допросов.

Выслушав гневную тираду адвоката, полицейские предпочли ретироваться.

От первого лица

Сергей МИХАЙЛОВ:

С самого начала адвокат Поль Гулли-Харт был категорически против того, чтобы я отвечал на вопросы следователя и полицейских. Он считал, что, используя свое право на молчание, я предоставлю адвокатам широкое поле деятельности и дело вскоре будет закрыто. Именно в этой позиции мы с господином Гулли-Хартом общего языка не находили. Я считал, что мне нечего скрывать и своими ответами на вопросы сле-дователей я, наоборот, как можно быстрее внесу ясность.

Не скрою, поначалу поведение полицейских казалось мне вполне лояльным. Они всячески подчеркивали, что лишь исполняют свой долг. После одного эпизода я даже проникся некоторой симпатией к Кампишу. Когда в доме, который мы с семьей арендовали, произвели обыск, то было обнаружено 47 тысяч швейцарских франков. Как каждый россиянин, я предпочитал всегда иметь наличные, нежели пользоваться кредитными карточками и чековыми книжками. С наличными было как-то привычнее. Так вот, Кампиш, внося в протокол обнаруженные при обыске деньги, спросил меня: «Господин Михайлов, ваша семья остается в Женеве, им понадобятся деньги. Сколько денег оставить вашей жене?» – «А сколько бы вы оставили своей жене в подобной ситуации?» – ответил я вопросом на вопрос.

Кампиш призадумался, потом отсчитал восемь тысяч франков (чуть более шести тысяч долларов США. – О.Я.) и оставил эти деньги на столе. Этот жест, скажу честно, меня растрогал, я решил, что полицейские действительно лично против меня ничего не имеют, а лишь выполняют свой служебный долг. Лишь несколько месяцев спустя, пообщавшись в Шан-Долоне со швейцарцами из тюремной администрации, я понял, что этот жест Кампиша был не более чем проявлением вечной склонности швейцарцев к подсчетам. И уж не кто иной, как Кампиш уже вскоре дал мне понять, что его озлобленность против меня лично заставляет его даже нарушать закон. Эти злосчастные 47 тысяч, которые мы с женой и не думали прятать, мои поездки по всему миру, то, что я и не думал скрывать, что являюсь состоятельным человеком, – все это вызывало его злобу. Так же, как для Зекшена и Кроше, для Кампиша и Ваннера русские люди – это люди второго сорта. И уж какие могут быть церемонии с такими «недочело-веками».

Но вернусь все же к моей тактике на допросах. Я уже говорил, что, считая, что мне скрывать нечего, довольно охотно отвечал поначалу на вопросы следователей. Но уже вскоре понял, что это не вопросы, направленные на установление истины, а коварные ловушки. На допросах следователи постоянно интересовались моими контрактами. Не имея под рукой никаких документов, как я мог вспомнить конкретные даты, цифры, имена? Ведь речь шла в том числе и о контрак-тах, заключенных и осуществленных мною несколько лет назад. Разумеется, я сказал, что к таким вопросам мне нужно подготовиться. Об этом писали в своих ходатайствах и адвокаты. Но следователи не желали их слушать, они настаивали, чтобы на все их вопросы я отвечал немедленно. Более того, судебный следователь Жорж Зекшен вынес постановление о

«сверхзадержке» моего дела. Этот швейцарский юридический термин в переводе на обычный русский язык означает, что Зекшен вынес постановление, которым засекретил все мое досье на неопределенное время. Таким образом, он лишил и меня, и моих адвокатов возможности знакомиться с материалами дела. О какой защите отныне могла идти речь, если мы даже не знали, какие материалы находятся в моем досье.

* * *

Документы уголовного дела № Р9980\96

Судебные органы

Офис судебного следователя

Письмо судебного следователя Жоржа Зекшена к Фиби Банку Швейцарии.

…располагает или располагал ли он (С. Михайлов. – О.Я.) в Швейцарии или за рубежом сбережениями, управление и сохранение которых было вам поручено, напрямую или косвенно, или через третьих физических и юридических лиц, а именно через банковское управление вашей группы.

Если вы располагаете данной информацией, прошу немедленно выслать мне копию открытия счета, все необходимые для этого бумаги и все документы с последующими изменениями.

В соответствии со статьей 178 уголовно-процессуального кодекса Женевы настоящий документ является распоряжением на обыск и арест.

При рассмотрении уголовного дела секрет банковских операций не сохраняется.

Я остаюсь в вашем распоряжении для дополнительной информации.

Заранее благодарен за помощь. С уважением

Судебный следователь Жорж Зекшен.

Общество швейцарских банков Аешерворстад, 1.

Получено: офис судебного следователя Республика и Кантон Женевы.

Господин судебный следователь.

Мы передали ваше распоряжение по нашим филиалам для проведения поисков. К сожалению, мы не можем вам сообщить информацию относительно господина Михайлова или упомянутых в вашем распоряжении компаний. Наше общество не может провести такого рода поиски по центральным регионам ввиду следующих причин:

с одной стороны, банковское общество Швейцарии не располагает информационной системой, позволяющей провести поиски. С другой стороны, в силу Конкордата о международной взаимопомощи у вас есть возможность непосредственно обратиться к упомянутым кантонам, в которых, по вашим предположениям, находятся финансовые средства юридического или физического лица. В настоящих условиях мы отметим, что Банковское общество Швейцарии поддерживает деловые отношения с частными клиентами и организациями из стран бывшего Восточного блока только в Бали, Женеве и Цюрихе.

В дополнение мы можем сообщить вам, что не располагаем сведениями о клиентах наших банков за рубежом.

Мы рассчитываем на ваше понимание. Вы, конечно, знаете, что между банками и правовыми отделами кантонов идут переговоры по преодолению выхода из подобных нашей ситуаций.

Г-н Вирс,

советник по юридическим вопросам,

г-н Зиммерманн,

уполномоченный представитель.

* * *

По поводу ареста Сергея Михайлова в Швейцарии слухи и вымыслы циркулировали самые невообразимые. Если говорить о том, что все это уголовное дело стало неким юридическим феноменом ХХ века, то с полным основанием могу утверждать, что количество различных версий, перемешанных с элементарными сплетнями, также феноменально. Как на Западе, так и в России целая группа журналистов быстренько смекнула, что на этой «долгоиграющей» сенсации можно сделать себе достаточно звучное имя. А засекретив досье Михася, следователь Зекшен этим развязал руки тем, кто не располагал практически никакими фактами, зато обладал буйной фантазией. За два года было опубликовано несколько сот статей, десятки книг-скороспелок, где излагались самые фантастические подробности о жизни и преступной деятельности главы «Солнцевской» группировки. Забегая немного вперед, расскажу о реакции швейцарских журналистов после пресс-конференции в Женеве. Эту пресс-конференцию собрали адвокаты Михайлова вскоре после того, как досье было частично рассекречено, сам обвиняемый и его защита получили доступ к некоторым материалам дела. Так вот, после окончания пресс-конференции репортеры вынуждены были признать, что о деле Михайлова у них было совершенно искаженное мнение и оглашенные на встрече документы произвели на них эффект шока. Впрочем, большинство из них от шока оправились достаточно быстро, и снова со страниц западных газет на Михайлова был обрушен ушат клеветнической грязи. Российские коллеги, дабы не отставать, эту новую кампанию охотно поддержали. Не обошли вниманием и мою скромную персону.

В конце декабря 1997 года обозреватель журнала «Огонек» Георгий Рожнов опубликовал статью, полную намеков и недоговоренностей. Если говорить коротко, то речь в статье шла о тех продажных журналистах, которые, искажая факты, защищают Михайлова. В качестве самого мощного удара Рожнов использовал мою публикацию, в которой говорилось о том, что следователь Зекшен вынес постановление изъять из дела Михайлова все аффидевиты защитного характера и оставить в деле лишь документы обвинительного содержания. Сам по себе этот факт, если верить статье в

«Огоньке», господина Рожнова потряс до глубины души. Потряс настолько, что он предпринял настоящее журналистское расследование. Не владея французским языком, обозреватель «Огонька» попросил одного своего московского коллегу, хорошо говорящего по-французски, помочь ему. Московские журналисты связались с Женевой и переговорили с одним из маститых криминальных репортеров газеты «Трибюн де Женев». Ему-то они и процитировали тот абзац из моего материала, где речь шла о столь странном, если не сказать больше, решении следователя Жоржа Зекшена. Выслушав российских коллег, швейцарец якобы воскликнул: «Какая ложь. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!» Благородный гневный пафос моего швейцарского коллеги мне вполне понятен. Такого действительно никогда не было, ибо и быть не могло. В уголовно-процессуальном законодательстве любой страны, и Швейцария не является исключением, говорится о том, что в обязанности следователя входит сбор фактов, наиболее полно способствующих открытию истины. Не обвинения или оправдания, но истины. И следователь, ограничивающий поступление в досье документов того или иного характера, тем самым совершает должностной проступок. Однако негодовать по этому поводу оказалось куда как проще, нежели заставить Зекшена изменить свое необъяснимое, прежде всего с точки зрения закона, решение. Более того, это решение следователя нашло живой отклик в душе прокурора Жана Луи Кроше, и он вынес решение на рассмотрение Обвинительной палаты кантона Женева. Адвокаты благодушествовали. Блестящий знаток международного права, президент коллегии адвокатов Бельгии Ксавье Манье, один из авторов европейской Декларации прав личности, не без тонкого юмора утверждал в те дни: «Ну что ж, нам, наверное, придется поделиться с господином прокурором частью своего адвокатского гонорара. Во всяком случае, у нас теперь отпала необходимость писать протест в Обвинительную палату. Вынося решение следователя на суд, мсье Кроше выполнил нашу работу. Вполне очевидно, что Обвинительная палата решение следователя отменит как абсолютно противоправное и беспрецедентное в истории мировой юриспруденции». Мэтр Ксавье Манье в зал заседания Обвинительной палаты женевского Дворца правосудия входил с легкой улыбкой, небрежно перекинув через плечо отороченные мехом горностая кончики своей адвокатской мантии. Через полтора часа, после окончания заседания Обвинительной палаты, мэтр Ксавье Манье с нескрываемой злостью не укладывал, а запихивал в свой элегантный портфель бумаги. Он отказался отвечать на вопросы журналистов и лишь заявил, усаживаясь в вызванное для него на площадь Бург де Фур такси, что немедленно отправляется в Страсбург, где подаст в Европейский суд по правам человека жалобу на столь вопиющее решение: Обвинительная палата удовлетворила ходатайство прокурора Жана Луи Кроше и утвердила решение следователя Жоржа Зекшена об изъятии из досье уголовного дела

№ Р 9980\96 всех документов, свидетельствующих в защиту обвиняемого.

Эти события разворачивались за месяц до того, как в журнале

«Огонек» появилось гневное разоблачение Георгия Рожнова. Собственно говоря, московскому обозревателю Рожнову можно было и не разорять либо свой личный, либо и без того скудный бюджет своего издания телефонными звонками в Женеву. Достаточно было позвонить московскому адвокату Михайлова Сергею Пограмкову, и история с изъятием документов из досье предстала бы перед огоньковцем во всем своем очевидном беззаконии. Но такой сенсацией Рожнов вряд ли сумел бы кого-то удивить. Совсем иное дело – вы-вести на чистую воду «продажных» журналистов…

Свою версию выдвинули в книге «Цветная масть» полковник милиции в запасе Вячеслав Разинкин и редактор отдела журнала

«Милиция» МВД России Алексей Тарабрин. Вот что они пишут:

«Главной сенсацией средств массовой информации не только Швейцарии, но и многих газет всего мира осенью 1996 года была тема ареста в аэропорту Куантрэн крупного мафиозо из Москвы Сергея Михайлова, или Михася. (По поводу термина «мафиози» редактор отдела криминальной хроники американской газеты «Новое русское слово» Александр Грант замечает: «…Напомню московским авторам, что “мафиози” – множественное число, а одного члена мафии нужно называть именно “мафиозо”, тогда итальянцы не так обижаются».) Он прилетел в Женеву… из Вены. Пройдя без инцидентов таможенный контроль, Михайлов спокойно вышел из стеклянных дверей аэровокзала. Жест рукой – и к нему подкатил шикарный “роллс-ройс”, водитель которого уже давно поджидал своего хозяина. Вот только на сей раз ему не суждено было отвезти своего патрона домой. Буквально в двух шагах от “роллс-ройса” он был задержан агентами четырех спецслужб разных стран».

Ссылаясь на московскую газету «Экспресс», Разинкин и Тарабрин продолжают: «Интерпол считает 38-летнего Михайлова человеком № 1 в списке наиболее опасных преступников, подлежащих немедленному аресту. Михайлову предъявляются обвинения в убийстве, отмывании грязных денег, контрабанде наркотиков, а также создании крупнейшей международной сети проституции и управлении ею. Следствие считает, что именно он ответствен за наводнение стран Западной Европы проститутками из бывшего СССР, количество которых оценивается в 12 тысяч человек. В Европе Михайлов имеет 17 ночных клубов, один из которых находится в Швейцарии, а четыре в Бельгии. В России он опирается на созданную и по-прежнему контролируемую им банду гангстеров».

Я умышленно привел здесь именно эту, не самую злую, хотя и чрезвычайно насыщенную «фактами» цитату. Уж если авторы не удосужились узнать из достоверных источников истинные подробности задержания Сергея Михайлова в Женеве (о каких четырех спецслужбах разных стран и шикарном «роллс-ройсе» ведут они речь?), то уж остальные детали точно так же высосаны из пальца. Замечу, опять забегая вперед, что даже в официальном обвинении, составленном следователем и подписанном прокурором, не было ни слова, ни даже намека на создание международной сети проституции в Западной Европе, ни на убийства или контрабанду наркотиков.

Старые журналисты рассказывают такую зловещую байку. Однажды утром в приемную редакции газеты «Правда» позвонил взволнованный мужчина.

– Сегодня в вашей газете написано, что я освобожден от занимаемой должности и исключен из рядов КПСС, – срывающимся голосом произнес он. – Но ничего подобного нет. Меня никто не освобождал от должности и не исключал из партии.

– А газета «Правда» у вас сейчас под рукой? – вежливо осведомились на другом конце провода.

– Конечно, – ответил мужчина.

– Тогда прочтите, что написано под заголовком.

– Орган Центрального Комитета КПСС, – прочитал тот.

– Так скажите, товарищ, – спросили его из редакции, – может ли орган Центрального Комитета КПСС ошибаться? Раз написано – значит, так оно и есть. В крайнем случае – будет.