bannerbanner
Антитела
Антитела

Полная версия

Антитела

Язык: Русский
Год издания: 2021
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

У его блога было полтора миллиона подписчиков – целый город каждый день видел его картинку. Город, рассредоточенный по планете, смотрел, как он готовит на кухне коктейль Молотова, как перевязывает раненых, как перегораживает улицы вывороченными из тротуаров паркоматами.

В Распределённой метрополии, как и в материковом Китае, блог студента-медика был под запретом, и подключаться нужно было через VPN. Технология VPN тоже запрещена, но пользуются ей все – каждый физический живёт двойной жизнью, как гонконгский студент-медик. Только физические в метрополии выходят не на улицы с коктейлями Молотова в рюкзаках, а всего лишь в интернет.

Над кварталом, где расположена квартира А., кружит дрон Министерства противодействия. В десяти минутах ходьбы от её дома площадь трёх вокзалов, огромный кусок пустоты, растянутый на вокзальных шпилях. Пустоту прорезают гигантские экраны, с которых улыбается Президент-бот, помолодевший после Выборных игр. Он с улыбкой смотрит на пустоту над площадью, на площадь, разделённую потоками машин и людей, на пробку возле выезда на Каланчёвскую улицу – эта пробка здесь всегда, её не избежать, не обмануть, выехав чуть раньше или чуть позже, на эту пробку давно махнули рукой, она стала частью природы, как снежные заносы или летние ливни. Президент-бот смотрит на продавцов беляшей, чебуреков и шаурмы, смотрит на грузчиков, таксистов и проституток возле Казанского. Под улыбающимся лицом Президент-бота – бегущая строка, главные новости в режиме реального времени. Открыли новый мост через Волгу в районе Саратова. Запущена очередная станция метро. Готов к старту транспортный космический корабль, он доставит на орбиту оборудование и запас продовольствия для космонавтов. В Китае зафиксирована вспышка нового вируса, количество смертельных случаев растёт, власти закрывают границы, в Пекине вводят карантин.

А. поднимает голову от ноутбука. В окно она видит один из гигантских мониторов на здании Внешэкономбанка. На мониторе – репортажная съёмка, как будто на него вывели трансляцию китайского стримера: улица в Пекине, над городом смог, пыль, жёлтый воздух похож на утренний туман. Много людей. В толпе идёт человек в белой рубашке, он идёт, идёт, а потом падает, словно его выключили с помощью дистанционного пульта, или как в кино падают подстреленные снайпером. На белой рубашке человека нет следов крови, то, что его убило – у него внутри, это невозможно увидеть. Мёртвый человек лежит на асфальте посреди улицы. Вокруг него собираются прохожие.

2. Кликер

Вика, стюардесса рейса номер 915 Венеция – Москва, заходит в салон, ставит свой чемоданчик на полку и перед тем, как захлопнуть дверцу, вынимает из внешнего кармана чемоданчика кликер. Это очень древний механический кликер, он старше, чем сама Вика, на задней стенке выбит логотип несуществующего завода, непонятное Вике слово «ГОСТ» и номер из девяти цифр. Кликер Вика купила на барахолке в Праге, у такого же древнего деда в серой кепке и тёмно-зелёном френче. На локтях ткань френча блестела, а в кепке застряли опилки. Вика сперва подумала: будильник, просто очень маленький, а когда взяла в руки, не сразу поняла, что это. Блестящий металлической корпус, одна кнопка, колёсики с цифрами. Дед показал большим пальцем – нажми! Вика нажала – правая цифра перескочила на следующую. Дед кивнул, заулыбался. Кликер был приятный на ощупь, весомо оттягивал ладонь и удобно в ней лежал, а стоил какую-то ерунду, две кружки пива. Вика купила его и сразу положила во внешний карман чемоданчика, к зарядкам для телефона и планшета. Тоже старьё из прошлого, но зато, когда прилетели в Джибути, там вообще не было беспроводных зарядок нигде, и все приходили к ней, просили: Вика, дай, Вика, дай.

Давала, конечно.

Теперь перед каждым взлётом Вика с кликером в руке обходит салон, смотрит по очереди в глаза каждому паксу и нажимает кнопку. Кликер щёлкает, со щелчком поворачивает барабан с цифрами от нуля до девяти, а когда регистр переполняется, барабан цепляет другой барабан – и он тоже перещёлкивается на следующую цифру. Закончив обход, Вика смотрит на цифру и сверяется с ведомостью регистрации. И так каждый раз.

Спец из Министерства противодействия, который приезжал в лётный отряд для инструктажа, увидел у Вики этот кликер, взял его, повертел в руках, понажимал кнопку, потряс возле уха. Устройство спецу понравилось, сказал, похож на киберпса. Как будто охраняет тебя, как наших. Старый, ещё советский.

Вика ему тоже понравилась – позвал её на курсы выходного дня в Нахабино, на министерскую базу. Вика поехала. Думала, будет весело, а их посадили на двое суток в актовый зал, первый день читали лекции с утра до ночи, а на второй заставили разыгрывать сцены с подставными паксами, как будто не паксы, а террористы, и надо понять, кто перед тобой сейчас, пакс или террорист. Учили смотреть в глаза, eye contact. Спец из министерства говорил, кликер помогает фокусировать внимание. Посмотрела в глаза – нажала кнопку. В глаза – кнопку. Работают разные участки мозга, замечаешь больше деталей.

Вика на второй день занятий не надела трусики, думала: заметит спец деталь или не заметит? Ей сначала показалось, что не заметил, но после курсов стал ей писать в инсту, в директ, сердечки присылать, цветочки – заметил. Правильно, он же контрразведчик.

На курсах им говорили: вы теперь не просто бортпроводники, а человеческие датчики, часть системы СОН. Ваша задача – по глазам прочитать пакса и, если что-то покажется странным, подать сигнал командиру.

С тех пор Вика искала в глазах паксов странное. И её кликер действительно блестел и клацал как киберпёс. Вика видела такое: вот кто-то подозрительный, а из-за угла выходит пёс – и за ним. Клацает, клацает, человек ускоряет шаг, клацает громче, а если побежать, то пёс кинется, и тогда в ту сторону лучше не смотреть.


Вика достает кликер из внешнего кармана чемоданчика и кладёт в карман кителя. Если сразу не взять, то, когда народ повалит, времени уже не будет.

Полгода назад авиакомпания урезала расстояние между рядами на пару сантиметров, немного, так сразу и не заметишь, но зато удалось втиснуть три дополнительных ряда, а это плюс двадцать четыре человека. Куча денег, и всё за пару сантиметров. Зарплату Вике, правда, не увеличили, только на кнопку кликера ей теперь нажимать на двадцать четыре раза больше и разносить дополнительные двадцать четыре порции еды. Спец из министерства говорил: если что-то показалось странным – подавай сигнал.

Вике кажется очень странным, что работы стало больше, а денег больше не стало.

Пилоты готовятся к взлёту. Вика стоит возле входа, рядом с дверью в кокпит.

Бригада уборщиков закончила пылесосить и протирать подлокотники полчаса назад, для Италии это быстро. Правда, из Москвы летели пустыми, треть мест не занята, будний день, середина недели. Самолёт оставили чистым. Зато обратно будет битком, как обычно, и все злые. Возвращаться в метрополию никто не любит, домой летят нервные, пьют больше, но не весело, как если в отпуск, а тоскливо: ругаются, скандалят. Спец из министерства говорил: на обратном пути держи нос по ветру. Или ухо востро. Одну из этих поговорок.

Местные сегодня тоже невесёлые. Техники, секьюрити на выходе, таможенники – говорят мало, если по местным понятиям, то просто молчат. Обычно чао, белла, чао, белла, а сегодня ни слова. Погода, правда, не задалась – небо серое, дождь – но это же север, Венеция, ранняя весна. Рейс отстой, на земле два часа, из самолёта даже не выйдешь, ничего не купишь. Зато завтра – Рим, утром туда, поздно вечером обратно, можно в город, там новый экспресс пустили, если вылететь вовремя и прилететь по расписанию, как раз успеешь на поезд. Битком, конечно, будет, и в поезде не протолкнуться – одни туристы, зато уже тепло, не то что в мартовской метрополии: плюс пятнадцать, солнце. К концу года обещали ещё на сантиметр сдвинуть ряды, чтобы ещё побольше кресел вставить, хотя куда уже, и зарплату не повышают.

– Начинаем посадку! – хрипит интерком на стене.

Шестеро бортпроводников расходятся по местам, двое у входа, один в бизнесе, двое в экономе и одна в хвосте. Три мальчика, три девочки. Их и на работу берут по квоте, и по экипажам расставляют, чтобы мальчик-девочка. Встают, готовятся. Сейчас начнётся. Четыре сотни человек, сумки, коробки, мешки. Двадцать минут на всё про всё, багаж разложить, людей посадить. Потом – кликер в руку, и вперёд по салону. Считать, смотреть в глаза.

Стоят, ждут.

– Слышь, Вик, – спрашивает через пять минут бортпроводник Миша. – А где люди-то?

У Миши широкие плечи, узкие бёдра и красивый член. Они встречаются с Викой уже полгода, уезжают вместе в город, когда есть окно между прилётом и вылетом, снимают отель, зависают на час или два, потом идут обедать, потом возвращаются в аэропорт. Отношений не скрывают, во время рейса почти не общаются, только если по работе. Завтра в Рим они летят в одном экипаже, как сегодня в Венецию.

В рукаве пусто. Потом они слышат шаги – идёт человек. Идёт быстро, как будто спешит или как будто стальной киберпёс бежит за ним и клацает, как Викин кликер, когда она считает паксов.

Человек появляется из-за поворота рукава. Высокий, красивый, хорошо одетый, небольшой рюкзак на плече. Никаких пакетов и коробок. Молча кивает Вике и Мише, показывает корешок посадочного – бизнес-класс, второй ряд – проходит на своё место. Уже возле кресел оборачивается:

– Виски принесите, пожалуйста.

И садится.

Вика наливает в стеклянный хайбол чёрный «Джонни Уокер», ставит на поднос, несёт. Пакс выпивает залпом, протягивает пустой хайбол Вике.

Вика наклоняет голову, ловит его взгляд, как учили.

Пакс смотрит с вызовом:

– Что?

У него крупные губы, они блестят от виски.

– А, министерство? Тренинг? Eye contact? Вы адресом ошиблись. Другого кого-нибудь проверьте.

Он кивает головой, показывает вокруг себя, как пьяный. Но говорит при этом связно, язык не заплетается.

– Ещё принесите.

Вика берёт хайбол рукой в белой нитяной перчатке, разворачивается и идёт ко входу. В открытую дверь видит двух техников, они стоят в трубе, смотрят в смартфоны.

– Позвони на регистрацию. Что там у них, – говорит Вика Мише. Миша снимает трубку интеркома, нажимает кнопку на панели.

– Это девятьсот пятнадцатый, на Распределённую. Мы ждём. У вас всё в порядке? Может, рейс перенесли? – Он улыбается, потом перестаёт, губами всасывает улыбку внутрь. – Понял. Хорошо.

Кивает головой, смотрит искоса на Вику, вешает трубку.

– Это всё.

– В смысле «всё»?

– Больше нет никого. Никто не зарегистрировался на рейс, кроме этого, – Миша дёргает подбородком в сторону салона. – Они там сами ничего не понимают. Говорят, кто-то заболел.

– Они там сами заболели.

– Да, так мне и сказали.

– Что тебе сказали?

– Что заболели, поэтому не зарегистрировались. Что, наверное, никто больше не придёт. Что город закрывают. Спросишь у пилота?

Миша смотрит на Вику как щенок, снизу вверх. Вике нравится, когда он платит за неё в ресторане, и в постели с ним Вике тоже нравится. Она даже губы для него сделала, только-только опухоль сошла (а зарплату так и не повысили). Вика коротко выдыхает, тянется к интеркому – вызвать капитана.

За секунду до того, как она дотрагивается до кнопки, интерком мигает красным и хрипит:

– Заканчивайте посадку, сейчас полетим.

Вика замирает с вытянутой рукой. Смотрит на Мишу, потом в салон, где сидит красивый хорошо одетый мужчина.

– Двери в положение armed, – тихо говорит Вика. – И виски налей ещё.

3. Чума

Серёжа пил второй день – спасался от стресса. Толком ещё ничего не началось, ни границы не закрыли, ни авиасообщение не отменили, а стюардессы, по ходу, вообще не в курсе. Но самолёт пустой – огромный и пустой – и это похоже на фильм про нашествие инопланетян, когда герой субботним утром едет к морю в кабриолете с открытым верхом, играет радио, и вдруг диджей куда-то пропадает, а вместо него включается густой немодный баритон: «Внимание! Передаём важное правительственное сообщение». И сразу, ещё до сообщения, понятно, что всё, что не будет уже ни моря, ни субботы, ни воскресенья, и хорошо, если успеешь до дипмиссии добраться.

В Индии у него такое было десять лет назад. Индусы тогда закрыли границы за одно утро, и в стране остались полтора миллиона туристов, в том числе и Серёжины три группы. Тогда он попал по глупости – не сбежал сразу – и заплатил за это двумя месяцами карантина в тараканнике на берегу океана. Хрен ли толку с этого океана, если он даже из дома выйти не мог? Его там заперли с этой девкой, Наташей из Сургута, приехала на ретрит или что-то в этом роде: йога, прана, медитация. Дочка у неё ещё была. Через месяц, понятное дело, спали с ней, а когда сняли карантин, сбежал из гестхауза, заплатил за такси её серьгами и обручальным кольцом – ехать надо было, а деньги у него кончились, банки не работали, не мобилу же отдавать. А ей уже, по совести если, обручальное кольцо и не нужно было, зачем ей обручальное кольцо? Два месяца с чужим мужиком – ребята из Сургута такого не поймут, хоть там карантин, хоть что.

В Азию с тех пор Серёжа ни ногой, ни сам не ездил, ни возил никого, ну её к черту, йоги эти, болезни, грязь. Переключился на Европу: совсем другие люди, совсем другие деньги, всё чётко, а главное – он так думал – безопасно. Безопасно! Никаких карантинов, ничего этого. И вот, привет родителям. Смерть в Венеции. Чёрт бы их взял с их каналами и старьём. Наверняка же из-за воды, сколько там всего, в этих каналах.

Когда выпивал, помогало. Успокаивался на время, адаптировался к реальности. Потом трезвел, и всё сначала. Пустой самолёт. Люди в костюмах химзащиты. Пустая лагуна, только подпрыгивают на волнах жёлто-белые санитарные лодки.

Шестую порцию чёрного «Джонни Уокера» Серёжа расплескал на кардиган Gucci из какой-то там шерсти девственной альпаки, он не помнил, да и что там помнить, коза и коза. Ему повезло, что вообще на рейс попал. Мог и не попасть – это ведь из его отеля забирали человека в тройном пакете, проштампованном знаками Biohazard. Приехали, высадились на набережную перед отелем, в оранжевых комбинезонах, в шлемах-пирамидах. Потом выкатили носилки на задний двор, погрузили в медицинскую лодку и отчалили.

Серёжа ещё помнил времена, когда в этот отель без галстука не пускали.

Если бы не бутылка красного и не три рюмки граппы поверх, сбежал бы сразу, уже вчера, первым рейсом, после того, как тот мужик на улице перед ним упал и начал хрипеть. Но от граппы развезло, уснул и опомнился только утром, когда посмотрел из окна, а там эти, в оранжевых костюмах. Всё понятно, он не тупой, Серёжа, ему три раза объяснять не нужно.

Выбраться из города по воде он даже не пробовал. Шоссе почему-то не перекрыли, то ли забыли, а может, решили, что раз остался единственный путь, то его проще контролировать.

Он бросил в отеле чемодан с одеждой – всё новое, только что купил в Милане, недели не прошло, пятнадцать тысяч евро на круг вышло. Ушёл, не заплатив, себе оставил только рюкзачок Gucci. Девка эта на ресепшене нехорошо посмотрела, когда он выходил с рюкзачком, то ли поняла, что к чему, то ли просто не любит туристов. Сейчас, наверное, разбирает его вещи, думает, повезло.

Он дошёл до вокзальной площади, где заканчивались каналы, взял первое попавшееся такси, сел: в аэропорт. Водитель что-то говорил про чуму, про карнавал – Серёжа не слушал, сидел, прижимаясь к двери, смотрел в окно, ждал, что сзади замигают полицейские маячки, перегородят дорогу карабинеры, выйдут из машин уже в костюмах химзащиты, и поверх будут ремни с кобурами.

В самолёте Серёжа открыл ноут, подключился к дорогому аэрофлотовскому вай-фаю. Вставил в уши эйрподы, нашёл контакт Марины, ткнул в иконку с трубкой. Марина подключилась сразу – ждала, сидела в чёрном кружевном у себя дома, на кровати с кованой спинкой. Кровать он ей и подарил, когда у них только начиналось – любил, когда приковывала его к спинке и хлестала трусами по лицу, а потом садилась сверху.

– Так, слушай меня. Продавай всё со скидкой. Ставь на все билеты до восьмидесяти. Все туры, все брони, всё, что можно продать, сливай к чёрту. Начинай с тридцати, потом увеличивай.

Марина наклонилась к камере ноута, наморщила лоб между свежесделанными бровями.

– Что-то случилось? Ты в самолёте?

– Случилось, случилось. Скоро узнаешь. Пока не узнала – продавай всё. Блогеров своих подключай, раздавай им там что-нибудь, не жалей, времени мало. И этого доходягу Лишнева уволь, сама сделай, пока я в офис не пришёл. Дай ему одну зарплату в зубы, пусть идёт к чертям. Аренду выводи, офис нам больше не понадобится.

– Серёжа? У тебя всё в порядке?

– У меня ничего не в порядке, и у тебя ничего не в порядке, посмотри, я в пустом самолёте сижу, видишь? Здесь нет никого, они все болеют чем-то и дохнут на улицах, какая-то чума здесь, понимаешь? Чума, погугли, Марина!

Серёжа поднимает ноут, чтобы Марине было видно пустой самолёт.

На экране ноутбука Марина видит позади Серёжи шестерых бортпроводников. Мальчик-девочка, мальчик-девочка, мальчик-девочка. Они стоят и смотрят на него. Двое держатся за руки.

4. Труп-тур

Ночью бизнес-аналитику туристического агентства «Антидот» Лишневу снится сон.

Во сне он оказывается в просторном помещении, в котором узнаёт квартиру своего отца на Большой Спасской, где не был уже больше года. В квартире много людей, это его коллеги, с которыми он проводит свои дни в опенспейсе, но выглядят они очень странно. Каждый человек в его сне лишился лица: вместо лиц у них мутно-белые пластины треугольной формы, похожие на заготовки для масок из матового пластика, на этих заготовках нет ни отверстий для глаз, ни выступающего носа, это просто полукруглые сужающиеся книзу щитки. Люди с матовыми щитками вместо лиц ходят по комнатам, превратившимся в залы вроде выставочных, белые и просторные, с красивой белой мебелью: Лишнев запомнил диваны, дорогие, обтянутые приятной на ощупь породистой мягкой кожей.

В одном из залов, вдоль которых Лишнев скользит как на воздушных коньках, люди без лиц собрались вокруг Серёжи. Он единственный здесь, кого с уверенностью можно узнать, он темнее остальных, словно бы в нём течёт более густая и тёмная кровь, да и лицо у Серёжи на месте. Лишнев подлетает к нему и слышит слова, которые Серёжа говорит:

– Выезд задерживается. Границы мира живых закрыты. Поэтому мы решили перепрофилировать агентство и будем отправлять людей в смерть.

– Убивать! – кричит Лишнев, и его коллеги с масками вместо лиц отшатываются от него одуванчиками на ветру. – Абсурд!

Он хочет сказать ещё что-то, много всего, слова громоздятся и толкают друг друга у него в горле, но ему не хватает сил расставить их по смыслу, к тому же смысл этот он забыл.

Тёмный Серёжа напротив него спокоен и улыбчив.

– Ты смешной, – отвечает Серёжа. – Не убивать, а отправлять в путешествие. Как раньше в другие страны. Труп-тур, понимаешь?

Серёжа разводит руками, и на белой стене за его спиной проявляются полки винного холодильника в кабинете-аквариуме, с дорогими бутылками, только теперь все бутылки наполнены чем-то очень тёмным, гораздо темнее вина, почти чёрным, как Серёжина кровь, а в середине каждой бутылки слабо поблёскивает золотистая искра.

– Труп-тур, – повторяет Серёжа. – Чтобы текли цифры.

Лишнев просыпается в квартире на улице Вавилова. На стене напротив кровати висит чёрный прямоугольник телевизора. Из-за светового эффекта, которые создают лучи солнца, пробивающиеся через листву ясеня за окном, кажется, что изнутри экрана пробивается слабое свечение.

Потом прилетает облако, закрывает солнце, и эффект исчезает.

– Труп-тур, – повторяет Лишнев пойманное во сне слово.

Он встаёт, надевает банный халат, который три года назад увёз из турецкого отеля – за это время халат пожелтел под мышками и потемнел по краям рукавов, эти следы невозможно отстирать – и идёт на кухню, где собирает себе простой завтрак: варёное яйцо, бутерброд с куском костромского сыра, чашку кофе.

Завтракает Лишнев под выпуск новостей на экране ноута.

«На сайте, – говорит ведущая, брюнетка с короткой стрижкой и глубоким голым треугольником между лацканами чёрного пиджака, – собрана вся доступная статистика по новому заболеванию. Количество заражённых, количество выздоровевших и, к сожалению, количество умерших».

Лишнев разрезает яйцо, чиркает ножом о тарелку. Не до конца загустевший желток влажно блестит посередине. Огибая чашку с кофе, Лишнев тянется рукой к клавиатуре, набирает в адресной строке длинную комбинацию букв, щёлкает пробелом, и пока сайт загружается, успевает отправить половинку яйца в рот.

Желток горячо растекается по языку, а на экране ноута посреди чёрного фона всплывает красное число.

63953

Лишнев нажимает Сtrl + R.

63970

Ещё раз Сtrl + R.

64038

Над числом написано два слова: Global Deaths.

5. Таблица

Рабочий стол Лишнева в офисе «Антидота» повёрнут спиной к стене, и даже камеры рядом нет, поэтому экран его компьютера никто, кроме него, не видит.

Обычно, чтобы отвлечься от повседневной рутины, он включает порно, но сегодня ещё до того, как открыть табличку экселя с данными за последний месяц, Лишнев набирает в строке браузера длинный адрес сайта с красной цифрой.

Он сидит и смотрит на неё, иногда нажимая Ctrl + R.

На клавиатуре от частого использования протёрлась посередине клавиша «Пробел», и светодиод подсветки золотисто просвечивает изнутри.

Лишнев исследует сайт и находит архив: количество заразившихся и умерших за месяц, за два и раньше, вплоть до того момента, когда появился первый пациент. Он смотрит на цифры, как будто это их нужно внести в презентацию для начальства, и в его голове сам собой, по привычке, наработанной годами, строится график, хоть сейчас бери и делай Ctrl + C – Ctrl + V. Этот график поднимается вверх по траектории баллистической ракеты: ещё десять дней назад красная цифра увеличивалась медленно, но за прошлую неделю рост ускорился.

Лишнев делит экран на две части. Слева по-прежнему открыт сайт с красной цифрой, а справа он запускает свою главную таблицу, куда подтягивается вся информация по билетам, перелётам, туристическим группам, броням отелей – весь бизнес «Антидота».

Таблицу эту Лишнев делал сам: прописывал связи, вводил формулы. Он знает её наизусть, может не глядя назвать столбец и ряд, куда смотреть, чтобы найти данные за последние три года, а если нужно, то и раньше. Может нарисовать диаграмму, как шли дела в зависимости от сезона, погоды и курса валют. Может спрогнозировать, как пойдут дела в ближайшем будущем, недели через две, и – с меньшей точностью – в будущем более отдалённом. Каждый день бизнес-аналитик Лишнев следит за цифрами в этой таблице, уточняет значения, проверяет формулы, копирует данные в отчёты и раз в неделю отправляет отчёты Серёже.

Страны, в которых он никогда не бывал, ночные рейсы, пересадки в незнакомых аэропортах, слепящий белый камень приморских набережных, выставки современного искусства, мировые театральные премьеры, секретные бары, свингер-клубы, опиумные притоны – жизнь, которую проживали клиенты «Антидота», просеивается сквозь сито экселя, а Лишневу от неё остаются только цифры, блестящий золотой песок на дне.

Он смотрит на них и видит, как его таблица пустеет.

Обезличенные данные, похожие на людей в одинаковых масках, отползают в верхние регистры. Там, под рамкой экрана, находится прошлое, где следом за цифрами исчезает и жизнь, сделанная из автоматических объявлений в залах ожидания, гула багажных лент в залах прилёта, перестука печатей в зоне пограничного контроля, запахов бензина и шин на стоянке такси.

Эта жизнь останавливается, стихает, замолкает.

На смену ей ползут снизу вверх пустые ячейки – и у Лишнева нет новых цифр, которыми он мог бы их заполнить.

Неделю назад страны, которые первыми попали под смертельную волну, начали закрывать границы.

Самолёты не летают. Туристы больше не бегут между терминалами на стыковках. Нечего заносить в эксель, нечего анализировать, неоткуда брать больше и некуда кидать дальше: цифры перестают течь.

Мир останавливается и пустеет на глазах.

Только красная цифра на чёрном фоне растёт, как будто хочет заполнить собой эту пустоту.

Лишнев читает в новостях: «В метрополии от вируса скончался первый инфицированный». В больнице на Юго-Западе. Женщина семидесяти лет, кроме вируса у неё были диабет и гипертония. В комментариях пишут: она бы и так умерла, что вы паникуете. В комментариях пишут: это сезонное, это просто ОРВИ. Это от курения. Это от сухого воздуха, от весны, от пыления берёзы.

Лишнев поднимает голову от своего рабочего компьютера и слышит привычные звуки офисной жизни: шелестит бумага в принтере, повизгивает старый ксерокс, гулко стучат каблуки по ковролину, гудит кольцо за окном, Президент-бот улыбается с экрана над крышей Большой спортивной арены Лужников, одновременно моложавый и умудрённый опытом, и бежит внизу строка новостей. Как будто ничего не изменилось. Коротко звенит оповещение мессенджера.

На страницу:
3 из 4