Ну, Сашок, на посошок!

Марат Валеев

Ну, Сашок, на посошок!

Эта история о мужской дружбе, превратностях судьбы, случающихся в ней казусах. Короче, друзья мои, рассказываю о наших с Сашкой похождениях. Но не о всех (о детских мы уже успели благополучно позабыть), а совсем недавних, когда нам на двоих в сумме уже стукнуло больше ста двадцати годков! Вот такие мы, можно сказать, уже древние. Но по-прежнему бестолковые. Огорошил, да? А вот слушайте.

Жена моя купила дверной звонок. Он вообще-то и на фиг был не нужен, потому что у нас есть домофон, и любой визитер, прежде чем попасть к нам в подъезд,  может  сообщить о своем намерении через это дверное средство связи. Так что обычно гостя  ждет уже открытая дверь.

Но звонок был установлен в квартире еще строителями. При капитальном ремонте после заселения звонок куда-то затерялся, напоминая о своем былом присутствии лишь двумя проводками с залепленными изолентой концами.

Проводки долго торчали из дырки в стене поверх красивых обоев,  и эта уродливая инсталляция портила настроение моей жене каждый раз, когда попадала в ее поле зрения. То есть ежедневно.

Но вот на этой неделе Светка приволокла таки из магазина новый звонок, чтобы закрыть, наконец, эти нахально торчащие провода.

Повесить звонок на стене и присоединить к проводам, конечно, должен был я, как всякий уважающий себя мужчина. Но честно скажу – я боюсь электричества. Меня это, вне сомнения, полезнейшее изобретение за всю историю человечества,  невзлюбило с самого детства и било по любому поводу по самым разным местам.

Чаще всего, конечно, страдали пальцы, когда я, став взрослым,  менял лампочки, чинил утюг или там розетку. И это все было терпимо до определенной поры. Но однажды в армии – а служил ваш покорный слуга  в стройбате в качестве сварного, –  я умудрился (простите за такую подробность) пописать на затоптанный в дождливую погоду в грязь, пробитый во многих местах элекросварочный кабель.

И хотя это был кабель с так называемой низкой стороны, то есть невысоковольтный,  но разряда, прошившего мой организм через струю и то место, откуда она вытекала, хватило, чтобы я с воплем  грохнулся в эту самую грязь, высоко задрав ноги и одновременно хватаясь за пораженный орган.

Я тогда, если признаться, наложил кирпичей – будь здоров, так как думал: все, больше мой этот орган ни на что, кроме как облегчить мочевой пузырь, не сгодится. Но все обошлось. И жениться потом смог, и даже дважды; и детей родить – про двоих точно знаю, они мне уже и внуков наплодили.

Но сейчас речь не об этом. А о том, что с тех пор я стал панически бояться электричества в любых его проявлениях и избегал непосредственного  контакта с ним. Вот и в этот раз я попросил присобачить новый звонок сына. Он хоть и биолог по образованию, но за годы студенчества и одинокого проживания на разных съемных квартирах  насобачился ладить  с электричеством.

– Ладно, – сказал сын, когда я ему позвонил. – Время выберу, подъеду, сделаю.

Ну, неделя прошла, вторая, а сыну все некуда. А тут объявляется мой друг детства, Сашок.  Тут, наверное, надо сделать небольшое отступление и рассказать немного о нас, как мы повстречались здесь, в самом сердце России, в Красноярске, тогда как детство наше и юношеские годы  прошли далеко от Восточной Сибири, в Казахстане.

Жили мы и росли в прииртышском сельце Пятерыжск, по соседству. Сашкин  дом, в котором он обитал со своей старшей сестрой Валей и родителями, был через забор от нашего.

Мои родители были обычными совхозными крестьянами, а Сашкиных можно было отнести к сельской элите. Потому что мама его, Елизавета Михайловна,  была директором нашей восьмилетней школы, а папа, дядя Толя, учетчиком.

Но это не мешало нам дружить. Мы  бегали рыбачить и купаться на Иртыш и пойменные озера, иногда ночевали друг у друга. Случалось, ссорились, а то и дрались, и тогда забор становился границей между нами, через который мы перекидывались задорными дразнилками.

– Очкарик! – орал я с со своей стороны. – Иди сюда, я тебе очки-то щас разобью!

– Татарин с красной бородой! – почти невозмутимо отвечал мне сквозь щель забора Сашок. Я знал, какого татарина он имел в виду – из «Кавказского пленника» Толстого. Никакой обидной ассоциации здесь со своей персоной я в этом сравнении я не находил, и это меня только веселило.

– Сам дурак! – смеялся я. – Он был не татарином, а черкесом. Еще отличник называется (да, Сашок, кстати, был отличником, а я только хорошитом!).

Но  обычно такой раздрай  между нами долго не продолжался. Мы начинали скучать друг по другу и легко шли на примирение.  И снова начинали дружбанить.

Кстати, однажды Сашка тоже прошел примерно через такое же испытание, что и я, но гораздо раньше, и без участия тока.   Он на Иртыше во время половодья прыгнул на нос отчаливающей с пацанами лодки, да очень неудачно – ударился самым сокровенным местом.  На его истошный вопль отозвались даже деревенские  собаки.

Сашка выполз на берег и, шипя от боли, отвернул край трусов, чтобы увидеть, что там у него случилось.  На наших глазах одно Сашкино «фаберже» стало буквально чернеть и увеличиваться в размере и  стало похоже на баклажан. Сашка с испугу потерял сознание.

Кто-то успел сбегать за его отцом. Дядя Толя приехал на берег с соседом на мотоцикле, и Сашку погрузили в коляску и срочно отвезли в райцентровскую больницу. Я не знаю, стал ли он  с тех пор бояться лодок – не спрашивал, но с репродуктивными возможностями у него, к счастью,  тоже оказалось все в порядке – настрогал аж троих детей. Вот только внуков у него пока нет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.