По щучьему велению

Серж Светланов

По щучьему велению

Сыновьям моим посвящаю

Здравствуй, милый мой дружок.

Обопрись о локоток,

Тебе сказку расскажу,

Всё, как было, покажу.

Сказка эта непростая,

Волшебством своим играя,

Учит молодцев намёком,

Точно жизнь своим уроком.

Расскажу я о Емеле —

Самом главном в этом деле,

О волшебной Щуке – деве,

О царе страны – Куделе,

О царевне, о народе

И о саде – огороде.

Ты же слушай и внимай,

Только рот не разевай.

В стародавни времена

Царств повсюду было – тьма.

Что ни волость иль обитель —

Царь там главный управитель.

Что укажет он перстом —

Выполнять изволь потом.

Да не мешкай, не зевай,

А то сразу – нагоняй

Иль другу земную кару.

Скоры были на расправу

Стародавние цари…,

Да, к тому ж, не глухари:

Всюду уши их, глаза —

Сделать, иль сказать, нельзя

Супротив царёвой воли.

Хуже нету такой доли…

Цари войска содержали —

Береглися от печали.

И шалили: друг у друга,

Коль мала своя округа,

Отнимали, что придётся…

Если очень уж неймётся,

То и царство забирали,

Иль границы расширяли.

От того народ страдал,

Лишь на бога уповал…

И просил, чтоб Он помог,

От лихого уберёг.

Так из года в год и жили.

И хоть меж собой тужили,

Жизнь своё везде брала:

От столиц и до села

Все пахали, промышляли…

Закрома не пустовали.

Понемногу торговали,

Что для дела – там меняли.

Деток много наживали,

Чтобы было кому дале

Жизнь на Свете продолжать,

Старость, немощь поддержать.

В общем люди не плошали:

На царей не уповали,

Каждый делал свой запас,

Чтоб в лихое время спас.

Вот в одном из этих царств,

Православных государств,

Недалече от лесов,

Средь ухоженных лугов,

На бугре у речки струйной,

В половодье, аки, буйной,

В деревеньке небольшой

Жил Козьма – мужик лихой.

Замуж взял себе жену

По любви и по уму.

Дарью – тихую девицу,

Когда ездил в Град – Cтолицу.

Жили весело и дружно,

Помогали кому нужно.

Он охотой промышлял,

В Град меха всё поставлял.

Дарья ж землю страсть любила.

Всё сажала и растила

Сад немалый, огород.

И с округи весь народ

Приходил смотреть на чудо,

Когда всё цвело покуда,

А потом росло и зрело.

Непривычный вид имело

И размером и красой.

Ну, а вкус – прям неземной

И у овоща и фрукты.

Эти Дарьины продукты

Знали люди и ценили.

И отведать приходили,

А кто мог, тот покупал.

А не мог – задаром брал.

Дарья жадной не была,

Как и муж её Козьма.

Хлебосольством, добротой

Славен дом их был простой.

Так с добром они и жили…

Много деток народили:

Шесть красавиц – дочерей,

Как дубки – шесть сыновей.

Все добры, с умом и статны,

Веселы в отца, опрятны…

Время мчится – не унять,

Стали детки подрастать…

Вышли замуж, аль женились,

Понемногу отделились.

Своей жизнью стали жить

И детей своих растить.

Мать с отцом не забывали,

При случае навещали.

Козьма с Дарьей заскучали,

Пребывали всё в печали…

А потом тишком решили.

И… ещё сынка родили:

«Будет, мол, ужо, на старость

В доме нашем светла радость».

А малец и прямо светел.

Видно Бог его приметил.

Вихри – кудри точно солнце,

Что глядит в его оконце;

Лик курнос и конопат,

Точно пламенем объят.

И глаза смешливы сини,

Не найти таких в помине.

Остальное – в отца, мать,

Тут уж точно не отнять.

Стан-то матери родной,

Нрав весёлый и лихой,

Шустрый, как его отец.

Любознателен малец

И умён не по годам —

Дар-то Дарье был тот дан…

Все дивились: «На кого ж

Сей малец был боле схож?»

Но ответа не нашли,

К Мудрецу гурьбой пошли.

Тот со смехом отвечал:

«Что малец уж очень мал.

Пройдёт время, малый срок.

Из мальца-то будет прок.

Бог его всем наградил

И судьбу определил».

Мать с отцом смеются тоже:

« На судьбу грешить негоже.

Старца все зовут – Омеля,

Окрестим сынка – Емеля!»

Так и сделали они.

И крестины те прошли,

Точно свадьба удалая,

Всю округу зажигая.

Веселилися три дни,

Расходились как могли…

А потом всё гомонили,

От хмельного отходили.

Дальше жизнь своё диктует.

Мать с дитятей всё воркует,

Он за нею по пятам,

Уж глаголит по слогам.

А отец всё промышляет.

Их не часто навещает,

Но с гостинцами спешит,

Их целует, тормошит.

Счастье в доме и тепло.

Быстро время утекло…

Вот отец, ужо, и мать

Стали быстро уставать.

Дни уж дома коротали

И в том не было печали.

А Емеля вырос статным,

Некрасивым, но опрятным.

Развесёлый и лихой,

А смекалистый какой!

Всё в сарае мастерит,

А глядеть-то не велит.

Дома чинит всё подряд —

Будь то крыша иль ушат.

Мать-то в нём души не чает,

А Емеля всё вздыхает:

« Инструмент бы мне и лес —

Сделал б хату до небес».

Лето, осень иль весна —

От работы кутерьма.

Поспевай лишь, не ленись,

Семь потов сойдёт – трудись.

Так с рассвета до заката

Пробегали дни когда-то

В поле пахотном, лугах,

Огороде иль садах,

Да в лесах, тогда дремучих,

Бурных водах – дюже злючих…

И Емеля не сидел,

Как и все, в трудах потел:

Вместе с матерью в саду,

В огороде иль в лесу…

Тут Козьма был одинок.

Не в него пошёл сынок,

Не заставишь промышлять —

Зверя, птицу добывать.

Он их сызмальства жалеет,

Убивать, ужо, робеет.

Плачет, если их поранит.

Лечит их, с отцом буянит.

Не охота – лишь морока…

Возвращались раньше срока.

Козьма с Дарьей совещались…

И… с охотой – распрощались.

Промышлять Козьма ходил,

Как на то хватало сил.

А Емелю уж не брал,

Только всё тайком вздыхал…

Вот страда опять прошла.

Осень тёплая ушла.

Запуржило, замело,

И с зимою принесло

Для Емели благодать —

Сласть любил на печке спать.

В тишине, в тепле мечтает…

И во снах своих летает

Точно сказочный герой,

Той былинною порой.

И о чём он там мечтал…?

Только дни и ночи спал.

Подвывала ему вьюга,

Снов прелестная подруга.

Так он зиму коротал…

Но по дому помогал:

Снег расчистит аж до речки,

Поразмяв бока от печки;

Дров нарубит, нанесёт,

Песни весело поёт.

Прорубь сделает как надо —

Девкам здешним то отрада.

( Раньше воду с речки брали

И хворобой не страдали).

То для бани воду носит,

Если мать его попросит.

Два ведра и коромысло,

Песни звонкие с посвистом,

Залихвасткие поёт,

Подбоченися идёт.

Девки зыркают глазами,

Тихо подпевают сами.

Не одна вздыхает тяжко —

Замуж хочет уж, бедняжка…

А Емеле хоть бы что:

«Он? Жениться? Ни за что!»

Мать с отцом уже не раз

С ним о том заводят сказ.

Но Емеля лишь смеётся,

А в «силки» – то не даётся:

«Вот в снежки-то благодать…

Можно с девками играть.

Много их, а ты один —

Сам себе и господин!..»

Вот, однажды, будит мать:

«Надобно тебе вставать,

Рождество, чай, на носу.

Я ж водицы не снесу.

Ты заполни наши бочки,

Баньку мы истопим к ночке,

Чтоб попарить стары кости.

А с утра – к дитяткам в гости.

Обещались уж давно…

Не ходить совсем – грешно.

Батя баньку с утра ладит…».

А сама Емелю гладит

И любовью своей греет,

И от счастья тихо млеет.

Тут Емеля потянулся,

Улыбнулся и … проснулся.

Мать обнял, поцеловал,

Шапку лихо надевал,

Полушубок старый свой

И, любуюся собой,

Вышел. Песни начал петь,

Да и вёдрами греметь.

С горки к речке вмиг скатился

И… в сугробе очутился.

Отряхнулся, рассмеялся,

Да и к проруби помчался.

Наледь сбил с неё ночную,

Пока тонку, чуть седую.

Над водицей пар пахнул.

Вёдра полны зачерпнул,

К коромыслу их приставил,

Там покудова оставил…

Как на воле хорошо!

Всё вокруг белым – бело.

Тишина и благодать…

Места лучше не сыскать.

Лишь задиристый мороз

Щиплет краем его нос.

Вдруг в ведре плеснуло что-то…

Иль позвал, кажись, кого-то?!

Глядь – в ведре-то Щука бьётся…

В руки сразу не даётся:

«Ну, голубушка, постой,

Знатной будешь ты ухой!»

Тут рукою он словчил

И за жабры подхватил.

Вынул мигом из ведра:

«Здравствуй, щучая кума!

В гости, видно, к Рождеству

Бог прислал таку красу».

Щука рот лишь открывает,

Да неслышно что-то бает.

А сама то не простая:

Вся сребристо – золотая,

Глаза – чиста бирюза…

В них горючая слеза.

Тут Емеля рот открыл…

Жаль такую – нету сил.

Улыбаться перестал,

Пальцы рук своих разжал,

Положил в ведро опять,

Дабы дать ей подышать.

Вкруг ведра того всё ходит,

Но со Щуки глаз не сводит.

Жалко Щуку отпускать,

Ещё жальче убивать.

Вот задача то какая?!

Добро с естеством играя,

Ставит грешный свой вопрос

Не на шутку, а всерьёз…

«Распеки меня, Омеля, —

Вдруг махнул рукой Емеля, —

Больно Щука хороша —

Раскрасавица Душа!

Эх, плыви, Кума, на волю.

Береги, впредь, свою долю!»

Шапку под ноги кидает,

Щуку в прорубь опускает,

Машет, в след её, рукой

И качает головой:

Вот ведь штука-то какая…,

Жил такого не встречая.

Шапку, отряхнув, одел:

Поспешать бы – много дел.

Ведро в прорубь опускает,

Крякнув, лихо вынимает,

А в ведре…Ты только глядь —

Щука плавает опять!

Тут Емеля обомлел…

С маху, прям, в сугроб и сел.

В изумленьи – не сказать,

Да и слов не подобрать.

Лишь руками он разводит —

Щука, чай, с ума-то сводит:

«Что ж ты, милая Кума,

Не нашла в себе ума,

Чтоб уплыть куда подале

От своей такой печали?

Али хочешь в казанок?

Аль ещё какой оброк

Заставляет жизнь кончать,

Да и смертушку принять?!

Я ж тебе дарую волю,

Право слово, не неволю!»

Щука рот свой открывает,

Да глазищами играет,

Точно девица весною

Во саду, ночной порою.

И, вдруг тихо говорит,

Только голос чуть дрожит:

«Ты мне счастье подарил,

Говорить-то нету сил…

Я ж Царевна молодая

Царства Северного края.

Жизнь родителям я грела

До поры. И хорошела…

И жених мне Богом дан —

Витязь сказочный, Иван.

Но случилось злое лихо:

Чародей, однажды, тихо,

На несчастье и беду,

Увидал меня в саду.

Злой любовью воспылал

И средь бела дня украл…

Я ж женой его не стала —

Скинув ночи покрывало,

Волшебством огородилась —

В щуку, вишь, оборотилась…

Он же наложил заклятье.

До поры сильно проклятье

И мне щукой в водах жить,

Для людей едою быть.

Коль поймают – не съедят,

Волей вольной наградят

То, как дома окажусь,

Вновь девицей обернусь.

Снял, Емелюшка, проклятье,

Чародеево заклятье

Ты своею добротой,

Человечностью простой.

Чародея ты сгубил,

Тем меня освободил.

Благодарствую вовек!

Ты – чудесный человек.

Прежде чем с тобой прощусь,

Волшебством я поделюсь:

Коль нужда какая будет,

Иль судьба-то вдруг осудит,

Ты слова шепни такие,

Для тебя, ужо, простые:

«По Щучьему Велению,

Да моему Прошению…»,

Дале ты желанье скажешь,

Или сделать что накажешь…

Всё исполнится, и в срок!

Был бы делу правый толк.

А теперь, мой друг, прощай,

Да меня не забывай!»

Тут она хвостом вильнула,

В прорубь тихую нырнула.

На воде круги остались…

«Жаль что быстро так расстались.

Я ж «Спасибо!» не сказал

И поклона не отдал…

Ты прости, за ради Бога,

Шлю тебе Поклонов много,

Путь домой благословляю!

Я же здесь не подкачаю…».

Тут Емеля окрестился,

Во след Щуке поклонился.

И стоит – затылок чешет:

Сон – не сон, иль память брешет,

Иль привидилась ему

Краса – Щука одному?!

Тут гадать – не разгадать…

Дело надо продолжать.

Время близится к обеду,

А воды доныне нету.

Вёдра лихо подхватил,

По тропинке, что есть сил,

Быстро на гору поднялся,

Только дюже запыхался.

Дух, переведя едва,

Вспомнил Щукины слова:

«Так к обеду не поспею,

Хоть себя не пожалею.

Бочек много – я один…

Буду ж вёдрам господин!» —

Отдышавшись, он решил.

Тихо, робко попросил:

«По Щучьему Велению,

Да моему Прошению:

Вёдра, сами всё решайте —

За водицей поспешайте,

Чтобы бочки были полны,

Тихо в них гуляли волны,

Да к обеду, а в сенице

Были полны все криницы».

Только вымолвил слова,

Отскочить успел едва:

Вёдра к хате побежали

И… обратно поспешали.

Воду сами лихо носят,

Ни о чём, ужо, не просят.

Тут соседи всполошились,

Поглазеть бегом явились:

«Что тут? Чудо али лихо?..

Вёдра сами носят лихо

Воду с проруби домой!

Кто колдует, Домовой?

От какой такой печали?

Отродяся не видали!…»

Все толкутся и снуют…,

Кулаками достают,

Иль стоят, разинув рот,

В шубе задом наперёд.

Ребятишки тут как тут,

Рядом с вёдрами бегут.

В общем, полное веселье

И всеобще изумленье.

А Емеля на бугре

Счёт ведёт себе в уме…

Как решил, что всё – досыть,

Тихо стал опять просить:

«По Щучьему Велению,

Да моему Прошению:

Вёдра хватит поспешать,

Воду в бочки наливать.

Два последних наливайтесь

И до хаты отправляйтесь».

Только так проговорил,

Пыл у вёдер поостыл.

Два последних окунулись,

Да водицей зачерпнулись,

За Емелей пошли вслед,

Время – полдень, уж обед,

На приступок дома встали.

«Молодцы! Не подкачали.

Вот и время отдохнуть.

Пусть же будет лёгким путь

Для тебя, ужо, девица,

Щука – Дева, лебедица!»

Полушубок скинул, шапку,

Сгрёб одёжу всю в охапку —

И на печку, на лежанку,

Чтоб прогреть её изнанку.

Вышел, снегом пообмылся

И… к столу оборотился.

Видит – бати дома нет.

От дверей один лишь след.

«В казанке-то стынут щи,

А его ищи – свищи.

Мать-то тоже гдесь пропала,

Видно, дюже как, устала.

Может в баньке что-то ладят,

Без меня никак не сладят?»

Сдвинул греться казанок

И до баньки скок – поскок

По сугробам напрямую

В баньку крыту – небольшую.

Мать с отцом в таком волненьи,

Превеликом изумленьи,

Про обед забыв, сидят,

Да на бочки всё глядят:

«Что за диво? Что за чудо?

Появилося откуда?..

Видно шкодит наш «птенец», —

С трудом вымолвил отец, —

Всё в сарае мозговал,

Дак, ужо, наколдовал!

Весь народ-то всполошил,

Лбов немало тем набил.

Ты бы с ним поговорила,

Да маленько приструнила».

Только так проговорил,

Как Емеля дверь открыл.

Обнимает мать, смеётся,

Бате в руки не даётся.

Тот уж ремень свой схватил,

Да серчать-то нету сил…

«Ты, батяня, не серчай,

Руку зря не поднимай.

Волшебство-то то к добру

Обещал я по утру».

Их к груди своей прижал,

И… про Щуку рассказал.

Щуку мать с отцом жалели…

Баловать уж не велели.

А потом пошли снидать.

Да часок легли поспать.

И не раз, уже, то Диво

Вспоминалось справедливо.

А народ-то всё судил:

«Мол – Емеля то чудил…»

Зима временем гонима —

Всё идёт неумолимо…

Дни своей дорогой мчали.

Уж морозы покрепчали:

За ночь хаты выдувает,

Дров у многих не хватает…

И дороги замело,

Не пробиться во село,

Да и в лес-то не пробраться.

Может скоро лихо статься:

Позамёрзнут – вот беда!

Стынет в бочках уж вода…

Мужики гуртом собрались

В лес идти, но возвращались —

Зело люто замело,

И пуржит как помело.

Видно долюшка такая —

Замерзать, за что, не зная…

Дарья тоже уж неможет —

Сына просит, вдруг поможет:

«Ты, Емелюшка, проснись,

Ото сна скорей очнись.

Во деревне-то Беда,

Доконали холода.

Стынут уж и стар, и мал —

Так мороз-то всех достал!

Помоги, за ради Бога:

Будет к лесу-то дорога,

Так дровишек навезут,

Души грешные спасут.

Деву – Щуку попроси…,

Нас с отцом-то тож спаси».

Тут Емеля потянулся

И… с улыбкою проснулся.

Мать во щёки целовал,

Шапку лихо надевал,

Полушубок тёплый алый:

«Конь у нас-то больно старый,

Не потянет, ужо, сани…

Будем управляться сами,

Коль нам Щука пособит

И как надо-то Велит.

Собирай народ – то, мать,

Дрова будем добывать.

Я на санях впереди,

Остальные – позади.

Только б рот не раззевали,

А за мною поспешали».

Мать к соседям то бегом…

Кто на санях, кто верхом —

Собрались как на пожар.

Над толпою валит пар.

Пилы, топоры звенят,

Все снуют, да и… галдят…

А Емеля не шуткует.

Сани без коня пакует:

Положил пилу, топор,

(Был недолог его сбор),

И верёвку, и сенца —

Не трясло чтоб молодца,

Сани ставит на дорогу.

Гвалт стихает понемногу.

Все расселись по саням,

Кто без саней – по коням.

Снег метёт и всех заносит.

А Емеля тихо просит:

«По Щучьему Велению,

Да моему Прошению:

Ты, метель – то, погоди,

Путь – дорогу размети,

Чтоб она-то была гладкой,

Да работа была хваткой.

Мчитесь сани сами в лес,

Пыль поднявши до небес».

Только так успел сказать —

А уж сани не догнать.

За ним скачут мужики,

Затянувши кушаки…

Ох, гладка пряма дорога,

Прям до лесу от порога!..

Оглянуться не успели,

А уж к лесу подлетели.

На поляне встали вкруг,

Чтоб не потеряться вдруг.

Мужики как онемели…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.